«Скорую» встретили на дороге и отправили назад, чтобы поменьше было глаз, видевших туриста. С работников милиции взяли подписку о неразглашении, однако эта мера не спасала от утечки информации и лишь оттягивала срок, когда спецслужбе станет известно местонахождение агента, которого увезли в райотдел и поместили в камеру.

Бурцев чувствовал, кто наказал туриста с «винторезом», единственное, чего он не понимал, почему Фрица Зоммера привязали и казнили у дороги, которая вела, по сути, в никуда, в каменный карьер, где когда-то добывали мрамор. К тому же «винторез» отечественного производства оказался чистым, не использованным, видимо, турист не смог добраться до нужного пункта… Оружие он, скорее всего, получил здесь, в России, возможно, кто-то принес на теплоход на какой-нибудь остановке.

Бурцев отлично помнил голландца Гюнтера и доскональную проработку каждой детали той операции: предусмотрели все, вплоть до пристрастий многодетного егеря Вохмина к дармовому алкоголю. И здесь все было продумано: теплоход в Усть-Маеге стоит шесть часов, чтобы повозить туристов по Стране Дураков, показать им шедевры фресковой живописи в полузаброшенных храмах, провести пешком по двухсотметровому деревянному мосту через реку, который опирается всего на две точки и выдерживает грузовик, и напоследок прокатить на скрипучем березовом тракторе, где даже блок двигателя и то деревянный, из капа. За это время опытный киллер может добраться на попутном транспорте в любую точку района, сделать свое дело и вернуться назад. Его отлучку никто бы не заметил, поскольку туристы часто не верят в местные чудеса, не хотят ехать на экскурсию и остаются на теплоходе.

Немца никто не прикрывал, и тут вмешалась третья сила – амазонки. Они могли бы вообще не оставлять немца в живых, а если оставили, значит, давали знать спецслужбе, что ведут открытую войну и уверены в своих силах. Это предостережение, своеобразный ультиматум.

Конечно, теплоход следовало бы задержать и поискать среди туристов сообщника, если таковой имелся, однако начальник милиции стал зудеть над ухом, что если сорвется график движения судна, то турфирма исключит Страну Дураков из списка посещаемых объектов, и тогда пропадут те крохи, которые район получает за счет туризма… Короче, пришлось изъять из каюты личные вещи немца, а судно отпустить.

Среди вещей не было ничего такого, за что можно было бы зацепиться: одежда, купленные на пристанях сувениры, два блока дорогих сигарет, которые пришлось распотрошить, а табак отдать дежурному по райотделу, упаковка пльзенского пива и туалетные принадлежности. Даже записной книжки нет…

Из-за нетранспортабельности туриста Бурцев пошел допрашивать его в камеру. Зоммер лежал на деревянных нарах без штанов, с раскинутыми ногами, дышал коротко и тяжело, черная от кровоизлияния мошонка напоминала закопченный чайник. Он был крепким, натренированным парнем лет под сорок. Если ему и требовалась знахарка, то для другого колдовства. Но сейчас ему требовался хирург. Без оперативного вмешательства протянет сутки, не больше.

И еще меньше, если окажется в районной больнице: после такого провала агента уберут во что бы то ни стало, и не поможет никакая охрана. Наверняка он работал не бесконтрольно, и Скворчевскому уже известно о результатах операции.

– Надеюсь, осознаете свое положение, – сказал Бурцев по-немецки и незаметно включил диктофон в кармане. – Полный провал, беспомощное состояние, а охота уже открыта, ваш шеф выдал лицензию на отстрел.

– Говорите по-русски, – вдруг попросил немец без всякого акцента. – Мне легче понимать…

– А вы что, русский?

– По национальности немец, жил в Казахстане… Восемь лет назад уехал в Германию, город Эссен.

– Вот как! А теперь потянуло на родину? С «винторезом»? – Сергей уселся на принесенный в камеру стул поближе к изголовью.

– Я турист! Путешественник! – затараторил немец. – Когда жил здесь только работал, ничего не видел, не знаю России. Теперь немного работаю и много отдыхаю. Западный образ жизни, цивилизация…

– Предлагаю вариант сохранения жизни, – мрачно оборвал его Бурцев. – Как бывшему соотечественнику. Рассказываешь чистосердечно – организую хирургическую операцию. Тебе будет полезно…

– Не понимаю, о чем вы говорите? – Турист приподнял голову. – Почему меня содержат в камере? Не отправляют в клинику? Я пострадавший!

– Пострадавший?.. Интересное заявление. А зачем был «винторез» при себе? Это что, атрибут туриста, приезжающего в Россию?

– Что такое – «винторез»? Не понимаю.

– Когда жил в Казахстане, тебя как звали, тоже Фриц?

– Нет… Федор.

– Так вот, Федор, дело-то хреновое, и некогда дурака валять.

Немец приподнялся на локтях, заговорил возмущенно:

– Что вы от меня хотите? Какое имеете право?.. Я гражданин Германии! Мне требуется медицинская помощь, и я не знаю, что такое «винторез»!

– А чей же это кейс, Федя? Который нашли возле тебя?

– Кейс?.. Его оставили женщины. И я не знаю, что в нем.

Он, видимо, излагал версию, заготовленную на случай, если провал произойдет на пути движения к объекту террора, что, собственно, и случилось. Криминалист райотдела проверил кейс и его содержимое на предмет отпечатков пальцев и обнаружил их только на замках и ручке; все узлы и детали винтовки тщательно протерты. То есть, получив от кого-то оружие, он имел инструкцию не прикасаться к нему до момента, когда следует произвести выстрел.

Привязать к нему «винторез» было достаточно трудно…

– Пусть будет так, – согласился Бурцев. – А как же ты попал в руки этих женщин? И за что тебе отбили мужское хозяйство?

– Я чувствовал себя плохо, не поехал на экскурсию, – стал объяснять немец. – Принял лекарство и вышел на причал… Возле палаток познакомился с женщиной, хотел пригласить ее на теплоход, там работает ресторан… Но женщина постеснялась идти в тапочках. Она была в домашних тапочках…

– Как же ее звали?

– Сказала – Марина… Я подумал… очень эффектная женщина для Страны Дураков. Но в тапочках… Мы пошли к ее дому, чтобы взять туфли. Договорились, что она поплывет со мной на теплоходе до следующей остановки и там сойдет.

– А кейс уже был с тобой? – мимоходом спросил Сергей, потирая виски и лоб.

– Не было кейса! Я же говорил вам!..

– Да, вспомнил. И что же дальше?

– Она взяла туфли, и мы пошли назад, к причалу…

– Почему же она их не надела?

– Жалко портить каблучки… Здесь же все в тапочках ходят!.. По дороге нас догнал джип «тойота», за рулем тоже была женщина…

– Эффектная?

– Очень… В Стране Дураков все женщины красивые. Я не знал об этом…

– И тоже в тапочках?

– Нет… Не помню. Она предложила подвезти до пристани и сходить с нами в ресторан.

– Значит, она была в туфлях, – определил Бурцев, умышленно встревая в ход его мысли, чтобы сбить с пути по заранее приготовленной версии. Раньше он проделывал эти штуки блестяще, убалтывал подозреваемого за полчаса, и тот вынужден был менять показания, крутиться. Но сейчас головная боль рассеивала внимание. Мало того, Бурцев начинал злиться и ненавидеть этого немца, а такие чувства на допросе сильно мешают.

– Какое это имеет значение? – Немец начинал терять терпение. – Мы сели в машину, а там оказалась еще одна женщина.

– Любопытно! Естественно, в тапочках и эффектная?

– Не перебивайте меня! Почему все время перебиваете?.. Мы поехали быстро и проскочили пристань. Я еще не чувствовал опасности, думал, предстоит увлекательное приключение. Женщины были ласковые, позволяли… трогать их за колени и грудь…

– Потом отшибли мужское достоинство?

– Я не пытался кого-то изнасиловать. Все было по взаимному согласию! Но когда отъехали далеко, они меня вытащили из машины и стали привязывать к деревьям… И все это так весело, эротично. Я подумал, они просто извращении, садистки… На Западе есть такие… А они стали бить!

– Разумеется, тапочками?

– Вы издеваетесь надо мной? Вместо эвакуации в госпиталь устраиваете этот допрос? Я требую консула! И на вопросы отвечать не стану!

– Будет и консул, Федя, – пообещал Бурцев. – Приглашу, когда тебя ссыплют в урну. В виде праха, чтобы отправить в Германию. Везти труп через несколько границ – расходы большие. Да и жарко, испортишься и завоняешь. Ты не оставил завещания перед турпоездкой?

Зоммер бессильно отвалился на нары, голос задрожал.

– Послушайте меня!.. У вас есть сердце, есть душа! Как же вы можете так обращаться с человеком? Я ни в чем не виноват! Ну есть же в этой стране законы! Есть совесть!..

– Федор, ты кем был в России? – перебил его Бурцев. – До отъезда в Германию?

– Преподавал физ-подготовку в институте.

– И сотрудничал с КГБ. Не стесняйся, говори, проверить это несложно. А скрывать нет смысла. Не забывай, уходит драгоценное время. Мне на твою мошонку наплевать, голова у меня раскалывается. Будешь тянуть резину сейчас добавлю!

– Да, сотрудничал! – с вызовом признался немец и чуть прикрыл руками больное место. – Но не доносил на своих. У нас учились иностранцы…

– И возникли проблемы, когда собрался уезжать…

– Не было никаких проблем…

– Возможно. Но потом, когда получил гражданство, к тебе явился человек и напомнил о сотрудничестве. А в объединенной Германии началась уже охота на ведьм. И ты испугался, что вышвырнут из страны.

– Я не испугался!..

– Потому что сразу согласился продолжать сотрудничество. У тебя выхода другого не было, Федор. Немец приподнялся, со страданием глянул:

– Прошу вас… Отвезите меня в больницу.

– Это не так просто! – сказал Бурцев. – Тебе в любом случае придется забираться в урну. Если машина по дороге не попадет в катастрофу, тебя прикончат на больничной койке.

– Почему? Но почему?! Что вы пугаете?

– Не пугаю… Ты провалил операцию. Но если бы даже не провалил, тебя бы все равно убрали. Потому что ты агент разового пользования, как презерватив. Для подобных спецопераций они ищут таких идиотов, как ты, обучают, платят вперед хорошие деньги, заверяют, что мероприятие обеспечено поддержкой на месте. За один выстрел ты можешь купить себе, допустим, дом или модный автомобиль. Заманчиво, правда? Неужели не догадывался? На Западе жил, а там за все надо платить…

Немец слушал отвлеченно – не давала сосредоточиться сильная боль, однако суть уловил.

– Кто вы?.. Кого вы представляете? ФСБ?

– Генеральную прокуратуру, – внезапно для себя прорычал Сергей, чувствуя, как с треском лобной кости в голову вливается чернота. – Я для тебя сейчас Господь Бог!

– Почему меня не предупредили об этом?

– Вопрос не ко мне. Разбираться будешь со своими.

– Хорошо… Я вам дам номер телефона. Позвоните и сообщите, что я нахожусь здесь, у вас. И отправляйте в любую больницу, где есть хирург.

– Звонить никуда не буду. И отправлять. Ты нужен мне живой.

– Не бойтесь, меня не уберут. Вы себе нафантазировали… Да, я работаю на вашу… на нашу страну. Больше ничего вам знать не следует, звоните.

– Понятно. Значит, ты профессионал? Так? Особо ценный агент генерала Скворчевского? Поэтому тебя и притащили из Германии?

– Это вас не касается. Я даю телефон, звоните.

– Но ты же провалил операцию!

– Операция провалена не по моей вине, – отрезал немец. – Этих женщин не предусмотрели. Я еще разберусь, почему они оказались здесь…

– Уже не разберешься, – перебил его Бурцев. – Не успеешь. Без медицинской помощи ты протянешь сутки-двое, потом начнется заражение крови, сепсис… А я буду стоять у изголовья и смотреть, как ты сдыхаешь!

– Соображаете, что говорите? За меня с вас снимут голову! Несмотря на то что Генеральная прокуратура.

– Я тебе изложил суть. Особенно интересует цель операции, кого и за что приговорили к смерти.

– Вы же знаете, я не могу ничего говорить вам!

– В таком случае медицинскую помощь не гарантирую.

– Как вы смеете?! – возмутился Зоммер. – Вы же прокурор! Я работаю на Россию! И вы обязаны содействовать! Обязаны защищать интересы государства!

– Ваша служба существует вне закона. – Бурцев встал, боясь шевельнуть головой, и понес ее как доверху наполненный кубок. – И в интересах какого государства работает – большой вопрос.

– Меня найдут! Вышел контрольный срок! И тогда!.. – Он задохнулся от боли и ярости.

– Ну что тогда?.. Не хочешь говорить – лежи. До вечера вряд ли найдут. А вечером выйдет еще один контрольный срок, созреешь, разговоришься. Почаще посматривай, что у тебя между ног…

Бурцев вынес стул, запер камеру и положил ключ в карман.

Начальник милиции сидел в своем кабинете и тихонько пиликал на гармошке, самозабвенно склонив голову. Увидев Бурцева, с сожалением сомкнул меха, застегнул ремешки.

– Слушай, прокуратура! Хочешь глянуть, чего мы тут нашли? Вот, смотри сюда!.. – Майор достал из стола патрон от «винтореза». – Какой смешной боеприпас. Сроду не видывал, придумают же… Один мой опер хоть и из дураков сам, но сообразил что к чему.

Оболочка девятимиллиметровой пули откручивалась, как колпачок, под ним оказалось устройство, собранное из тончайших, расположенных радиально пластинок, в центре которых торчала пластмассовая ампула.

Не случайно притащили этого агента из Германии: для стрельбы специальными химическими боеприпасами требовалась особая подготовка. Выстрел производился в открытые участки тела со строго установленного расстояния. Снаряд такого патрона доносил до цели только отравляющее вещество – остальное сгорало в воздухе, – и, попадая на кожу, оно мгновенно всасывалось, не оставляя никаких следов, и некоторое время спустя наступала смерть. Причину ее установить было невозможно даже при самых уникальных исследованиях, поскольку кожные покровы, ткани и стенки сосудов никак не защищали, вещество буквально проваливалось в кровь и воздействовало на центры головного мозга, управляющие сокращением сердечной мышцы.

Просто останавливалось сердце, а яд в крови быстро разлагался на составляющие и ничем не фиксировался.

Гений человеческого разума изобрел самый совершенный способ убийства, выглядевшего карой небесной: жертва ощущала лишь легкий укол, словно мошка укусила…

Это не голландец с охотничьим карабином, сваливший Николая Кузминых, как медведя…

Одно то, что спецслужба пыталась делать свои грязные дела чисто и тайно смерть ее новых жертв никогда бы не посчитали насильственной, – говорило о многом. Например, о том, что не дают размахнуться, как прежде, сковывают действия и что война переходит в какую-то новую, может быть, завершающую стадию.

Или все это потому, что сменилось руководство, а значит, и тактика действий…

– Вот тебе и дурак, – еще раз похвалил майор своего опера. – Сейчас он с прицелом возится, тоже, говорит, интересно, сплошная электроника, целый телевизор…

– Он бы лучше с людьми в районе возился, – проворчал Бурцев. – В патронах разбирается, а под боком террористы пасутся. И никто о них ни сном ни духом.

Щукин покряхтел, сунув руки в карманы брюк, пошатался возле стола.

Бурцев вытащил из-под стола свою сумку, достал баклажку и налил всего один глоток в разовый стаканчик. Майор недовольно покачал головой.

– Ну, прокуратура… У нас так не делается! Если уж наливаешь – всем наливай. А нет – пей тогда втихушку. Тогда и цена тебе будет – тихушник.

– Это не водка, – процедил сквозь зубы Сергей от распирающей боли. – У меня после допроса башка разламывается, в глазах черно…

– А что это, если не водка? – Майор потянул носом.

– Живая вода…

– Чего? Какая живая-то?

– Будто ты не слышал! – Бурцев выпил воду, сел и сжал голову.

Начальник милиции понюхал стаканчик, выжал из него каплю в рот, почмокал.

– И точно, вода… Когда голова трещит, надо водкой похмеляться, а ты… Придумал, живая вода…

– Да я не с похмелья… А воду эту жене везу. Правда, бывшей…

– Голова не может болеть иначе чем с похмелья, – заключил майор. – Любая другая боль от недостатка мозгов. Это вы в своей Москве сошли с ума, вот и болят головы неизвестно отчего.

– У тебя в камере предварительного заключения сидит мертвая душа. И я ее допрашивал.

– Та-а-ак, Гелю с вокзала наслушался, сначала про матку мне балабонил, теперь про мертвые души… Придется его изолировать.

– Только попробуй… Охранять его должен. Он один во всей Стране Дураков видит и чувствует мертвые души.

– Опять не повезло, – зачесался майор. – Чего, нашествие на нас началось? Этих мертвых душ?.. Вот всегда так: приедет к нам человек со стороны, и начинается… Мы живем – ничего! Играем вон, пляшем и живем. Может, водочки примешь? Иной раз так помогает…

– Наливай!

Щедрой рукой майор наполнил граненый стакан с рубчиком, на закуску достал банку с малосольными огурчиками. Бурцев выпил, как воду, не почувствовав ни горечи, ни вкуса. Водка, как горячий укол, пошла по большому и малому кругу кровеносной системы – ударила в голову, в ноги.

– Я думал в Генеральной прокуратуре такие крутые мужики, что у них вообще головы не болят, – сказал Щукин. – А они и у вас болят…

– Ну что, все тихо пока? – спросил Сергей.

– Да как будет тихо, если такое произошло? – лениво зазевал майор. Звонок был из Москвы. Тебя спрашивали.

– И что ты ответил?

– Да сказал, про такого сроду и не слыхал… А ты подумал, я дурак? Нет, я гармонист… Обещал им сообщить, если ты объявишься, телефон оставили. Майор протянул бумажку. – Может, дать команду, чтоб междугородка сломалась? Не то замучают звонками.

– Не надо. Набери-ка мне этот телефончик. Поговорить хочу с Москвой.

Пока майор накручивал диск, Бурцев откинулся головой к стене, прикрыл глаза и ощутил, как хмель медленно выталкивает боль и темноту – будто рассвет начался под черепной коробкой. И он бы наверняка так и заснул сидя, если бы начальник милиции не пихнул его кулаком в плечо.

– Сейчас с Москвой соединят… Что, прошла голова?

– Как будто…

– Что я говорил? От мертвых душ только водка и помогает. А ты – живая вода! Живая вода!..

Похоже, соединили с секретарем, потому что голос был незнакомый.

– Мне нужен Скворчевский, – проговорил Бурцев.

– Его нет и не будет. А кто это? – спросил приятный мужской баритон.

– Специальный прокурор Бурцев. Кто хотел со мной поговорить?

– Моя фамилия Губский, капитан первого ранга. – В трубке послышался товарищеский смешок. – Вы меня, должно быть, помните, однажды я по неосторожности чуть не развязал ядерную войну.

– Это не забывается, – сказал Сергей. – Вы с того света?

– С этого света, с этого… К вам попал мой человек. Я его очень ценю. Нужно его освободить. И дать возможность выполнить то, для чего он приехал.

– Где же мой старый приятель Скворчевский?

– Представляете, генерал так и не научился обращаться с оружием. Случайно застрелился в своем кабинете, когда стал чистить пистолет.

– Да, он за последние годы сдал, – согласился Бурцев. – Но и вы тоже начали с провала… Это плохо для старта.

– Завтра утром я буду у вас, – сообщил каперанг. – И разберусь на месте. Мне нужны толковые люди в Генеральной прокуратуре. Или в Конституционном суде.

– Это можно расценивать как предложение?

– Предложение вам сделано давно, а наши слова обратной силы не имеют. К тому же существует правило преемственности… При условии: вам следует выполнить мою просьбу.

– Хорошо, где мы завтра утром встречаемся?

– Найду вас сам. И где бы вы ни были…

– В таком случае до встречи! – Бурцев опустил трубку на аппарат.

Щукин вдруг толкнул его в плечо, хохотнул:

– Знаешь что? Пошли ко мне, по стакану замахнем, все-таки внучка родилась. Больно уж ты невеселый…

– Разговор был невеселый.

Майор сделал вид, что сочувствует, помотал головой.

– Идем?.. Там всего наготовлено – брюхо лопнет. Когда у нас девочки рождаются, мы по три дня гуляем. Я тебе поиграю. Ты же моей игры не слыхал! Поп, он так себе, только кнопки давит, и глотка луженая… А дело само сделается, ты сильно-то не дергайся. Я вот другой раз тоже…

– Прикажи, чтобы Гелю в отдел привели. К вечеру. Без шума и лишних глаз. Передай, хочу видеть. С туриста глаз не спускать!

– Не суетись, прокуратура…

– Я иду спать к отцу Прохору. Выстави охрану к дому. Ордер на арест туриста выпишу и пришлю с милиционером…

Сергей вышел из кабинета, спустился на первый этаж к дежурному, чтобы лично дать распоряжения, однако тот замахал ему рукой, едва заметив на лестнице.

– Давай сюда! Скорей! Немчура зовет!

– Ничего, потерпит, – отозвался Бурцев. Дежурный младший лейтенант никогда не видел живьем такого высокого начальства, имел смутное представление о Генеральной прокуратуре и потому, не имея комплексов, вел себя запросто. Для него турист с теплохода был важнее: к иностранцам в Стране Дураков относились как к детям.

– Так ведь гражданин другой страны, – пожалел лейтенант. – И пострадал вон как…