Он разыскал Суглобову через час, когда окончательно пришел в себя и осознал, что с ним происходило в жилище Слухача. Она была уже не та перепуганная бабенка, успевшая переодеться в гражданское платье, слегка подкрасилась и освежилась своими нежными духами… застал ее возле кабинки в гардеробе, где переодевались младшие офицеры-женщины: на поверхности никто из служащих Центра не имел права носить военную форму и имел документы прикрытия. Но чтобы их получить на пропускном пункте, следовало сдать охране свою визитку.

А ее у Суглобовой не было. Так и не посмев доложить о случившемся своему непосредственному начальнику, она не могла избавиться от сладострастного ощущения, когда едва знакомый глава Центра, этот Железный Гелий, грубо всунул руку ей под платье и нащупал сосок. Остальное как бы забылось, и тело вновь пробивало щемяще-приятным током, волна которого катилась от груди к голове, затем к ногам…

Недосказанность в ощущениях теперь держала ее накрепко остро-сладким жаром внизу живота… Чудилось: еще бы одно прикосновение его руки, хотя бы к руке, и наступит… молнией сверкающее чувство!

– Возьмите. – Гелий протянул ей визитку. – И забудьте то, что произошло. Это недоразумение… Да, это нервы и недоразумение.

– А разве… что-нибудь произошло? Я ничего не помню… Все как во сне.

Он молча расстегнул рубашку, показал искусанные плечи:

– Я тоже хотел бы забыть…

Женщина потянулась рукой, однако Гелий запахнул рубашку и застегнул молнию на куртке.

– Это сделала… я?

– Не мог же я сам себя искусать!.. И исцарапать спину… Представляете, что будет, если оператор на пульте включил запись видеокамер?

– Понимаю, компромат, – тихо вымолвила Суглобова и дрожащей рукой потянулась за карточкой. – Если это сделала я, то была… без памяти.

Гелий почувствовал ее прикосновение. Прохладная рука задержалась на пальцах, и он выпустил визитку.

Карточка упала на пол, а ее рука становилась настойчивее, увереннее и уже добралась до запястья. Он посчитал это за дешевый трюк, поднял глаза и тут же подумал, что, если бы пришлось сидеть в бункере девяносто девять лет, пожалуй, он выбрал бы ее. Стройное, спортивное тело, сильные ноги, высокая грудь и темные, черные от расширившихся зрачков глаза – с такой можно возрождать новое человечество.

Гелий высвободил руку, поднял визитку.

В ее взгляде скользнуло недоумение.

– Как вас зовут? – спросил он, чтобы вывести ее из оцепенения…

– Марианна, – вымолвила она, разглядывая свою руку. – Как странно… Я ничего не ощущаю! Обнимите меня. Пожалуйста, обнимите меня!

– Зачем? – тупо спросил Гелий. – Что это значит? – Ступайте домой и не майтесь дурью! – прикрикнул он.

– Нет! – воскликнула Марианна и отпрянула. – Не смейте так говорить! Какое вы имеете право?

– Право начальника, которого хотят взять в руки через постель, – отрезал Гелий. – Причем грубо и бесцеремонно.

Она вырвала из его руки визитку, схватила шубку, сумочку и побежала в холл. По пути обронила перчатки, но не заметила этого: в коридоре остался лишь запах духов, названных в честь последней любовницы Наполеона.

Гелий поднял перчатки и, поиграв пустыми пальчиками, спрятал в карман.

Откуда-то послышался тоскливый звук, напоминающий плач уставшего от слез ребенка. Он огляделся, прислушался и понял, что это исходит откуда-то изнутри, будто плачет собственная душа.

Движимый неким интуитивным позывом, Гелий двинулся по коридорам к двери, за которой сидел Матка, и, вставив карточку в замок, толкнул ее ногой.

Изображать главного врача больше не хотелось…

– Что еще вы знаете о детях и мертвых душах? – спросил Гелий с порога.

У объекта, как отмечали наблюдатели, поведение было необычным. От него ждали буйства, он же все свободное время спал. А поскольку с ним никто не работал, тот вставал, чтобы поесть, и снова заваливался в постель, желая выспаться и откормиться, пока есть возможность. Нормальная психология бродяги. Однако он сильно тяготился неволей и жизнь в «больнице» переживал как трагедию, бесконечно бормоча о какой-то матке, которой он обязан служить.

Матка вскочил с кровати и ответил мгновенно:

– Знаю о них все! Почему вы до сих пор ничего не предприняли? Я же вам объяснял! Предупреждал! Что вы ждете?

За неимением специальной одежды его обрядили в голубую униформу, правда, без колпака, и потому юродивый сейчас сильно напоминал Широколобого.

– Можете показать, где они находятся? – спросил Гелий, отчего тот еще больше возмутился.

– Да как же так?.. Вы что, глухой? Слепой? Не видите, что рядом с вами твориться?!. Хорошо, я укажу! Не мешайте мне!

Матка вышел из комнаты и уверенно двинулся вперед, остановившись у перехода из зоны в зону.

– Отоприте эту дверь!

Гелий открыл вход, а блаженный прислушался, понюхал воздух и повел дальше, двигаясь куда-то от Нулевой зоны. В галереях стояла абсолютная тишина, если не считать тихого и привычного гула неоновых ламп и вентиляции. Миновав очередную зону, Матка остановился.

– Ничего не понимаю… Где-то тут, близко!

– Вы ничего не путаете?

– Спутаешь тут, как же! – огрызнулся юродивый. – Неужели и сейчас не слышите?!

– Что именно я должен слышать?

– Мертвые души! Скрежет зубовный! – Матка болезненно потрогал свою голову. – О Боже! Зачем я согласился вести!

И вдруг насторожился, точно уловил направление, и ринулся в какой-то полуосвещенный коридор-аппендикс.

Тупик заканчивался широкой, словно у гаража, белой медицинской дверью с маленькой, как дверца холодильника, калиткой и электронным замком. Горело непривычное табло: «Грязная зона!» – будто на какой-нибудь атомной электростанции.

– Здесь, – простонал Матка, зажимая уши. – Какая невыносимая энергия… Придется долго очищаться.

Гелий был уверен, что и сюда ему хода нет, и все-таки вложил в замок свою магнитную карточку: полная тишина, лишь мигнула лампочка индикатора, посылая куда-то сигнал-сообщение.

– Будем ждать! – решил он и сел под дверь. Несчастный проводник обхватил голову руками, пристроился на корточках в углу и заснул! Причем так крепко, что нижняя челюсть его отвалилась и послышался легкий храп.

Около получаса Карогод терпеливо слушал рулады своего спутника, пока не ощутил тихое раздражение.

– Как вы можете спать? – Он толкнул юродивого в плечо. – Если слышите зубовный скрежет?

Матка проснулся и ответил, как всегда, мгновенно:

– Когда сплю – ничего не слышу. Иначе можно сойти с ума.

– Но как вам удается уснуть?

– Я умею отключать восприятие реальности, – признался Матка. – Это необходимо, если человек живет в мире существующих и отраженных энергий.

– Научили бы, – ворчливо попросил Гелий.

– Вам это не нужно. – Юродивый вновь страдальчески сморщился. – На вас не действуют ни АЗ, ни ЯЗ…

– Откуда вы знаете? – разозлился Гелий.

– Идет! – выкрикнул Матка и чего-то устрашился. – Сейчас откроет дверь.

На какой-то момент Гелий забыл, зачем пришел сюда, мозг будто оцепенел от ужаса, однако юродивый своей корявой рукой махнул перед лицом и привел в чувство.

Замок щелкнул, мигнул зеленый индикатор, и едва невидимая рука откинула дверцу, как Гелий вставил ногу в проем, на ощупь схватил кого-то и выволок наружу. Широколобые не отличались ни особым телосложением, ни здоровьем, так что этот вывалился из двери как мешок, но не потерял присутствия духа.

– Что это значит? – Он узнал Карогода. – Как вы себя ведете?

– Говори быстро, что это за грязная зона? – Гелий стоял – одна нога здесь, другая там.

– Лаборатория! Обыкновенная лаборатория! Юродивый бочком протиснулся следом за Гелием. Длинный Т-образный коридор напоминал по блеску стен и стерильности операционную, двери из тяжелого и толстого стекла, симметрично расположенные друг против друга, были без всяких запоров, но входить в них не имело смысла: в просторных комнатах виднелось лабораторное оборудование, холодильные и жарочные шкафы, какие-то приборы – в общем, ничего интересного.

– Вы куда меня привели? – спросил Гелий. – Где же дети?

– Там, – неопределенно махнул рукой Матка. – Где-то там…

Юродивый устало привалился к стене и стал отрывать от своей куртки полосу ткани. Оторвал, скрутил в тугую веревку и перетянул голову.

Тем временем Гелий свернул за угол и в полутемном коридоре включился свет – сработал датчик. Прямо перед ним оказалась металлическая дверь со смотровыми окнами, напоминающими корабельные иллюминаторы. Скорее машинально, он потянулся вперед и заглянул…

То, что он увидел, напоминало опять же операционную, только без столов, ламп и приборов. Вдоль левой стены тянулся ряд металлических клеток, и в каждой на решетчатом деревянном полу сидел ребенок. Их было четверо, разновозрастных, примерно от трех до семи лет, причем двое старших были белыми, один – ярко выраженный восточный тип желтой расы и самый маленький негритенок. Все без какой-либо одежды, без игрушек… Сидели они в одинаковых позах, широко расставив ноги, упитанные, розовые, будто ангелы с картин эпохи Возрождения.

И бессмысленные, недетски отвратительные лица: у всех с губ текли слюни и блуждающий, неуправляемый взгляд выдавал полное безумство. И крылышек не было за спинками. Зрелище было настолько неожиданным и ужасающим, что Гелий не почувствовал шагов за спиной и услышал властный окрик:

– Стоять! Не двигаться!

Гелий оторвался от иллюминатора: перед ним стоял охранник Центра в черной униформе, короткоствольный пистолет-пулемет нацелен в живот.

Ношение оружия в бункере разрешалось лишь оперативному дежурному на центральном пульте и ему, Карогоду.

– Что здесь творится? – тупо спросил Гелий. Охранник признал его, но пистолета не убрал.

– Требую немедленно покинуть зону! – заявил он и повел стволом к выходу.

– Покинуть?! – почти взревел Гелий. – Я спрашиваю, что все это значит?! Что? Чьи это дети?! Откуда здесь дети?!

Наглость стражника не знала границ. Он отступил на полшага и вскинул оружие:

– Приказываю выйти из зоны!

– Это ты мне приказываешь?! А ты знаешь, кто я?!

– Так точно! Знаю! Но вы не имеете допуска!

– Кто сказал? Кто тебе сказал, что начальник Центра не имеет допуска?!

– На вашей магнитной карточке отсутствует специальный шифр! – невозмутимо заявил охранник и показал какой-то пищащий приборчик. – Прежний начальник Центра тоже не имел его. Приказываю немедленно освободить зону!

На помощь охраннику мчался по коридору еще один, на ходу что-то дожевывая. И этот узнал Карогода, но реакция последовала однозначная – ствол пистолета в живот.

– Как вы сюда попали? Кто впустил? – Охранник дыхнул в лицо запахом селедки и лука. – Выйдите вон! У нас есть инструкции!..

– Так, – процедил сквозь зубы Гелий. – Государство в государстве?.. Кто ваш непосредственный начальник? Где он?

Они переглянулись, и Карогод решил, что его гнев достиг цели, однако охранники профессионально заломили ему руки и потащили. Не ожидавший такого оборота и не привыкший к подобному обращению, Гелий задыхался от возмущения, но сделать ничего не мог – держали железным захватом, выворачивая плечевые суставы. Он уже потерял всякое самообладание и только грозился, не выбирая выражений:

– Сволочи! Суки! Отморозки! Ну я прихлопну ваш вертеп! Я вам сделаю козью морду! Ублюдки!

Его выбросили за дверь. И тут же сработал замок – включился красный индикатор. Гелий вскочил, громыхнул ботинком в бронированную створку:

– Сейчас я вернусь! Паскуды!

– Лучше вам сюда не возвращаться, – посоветовал юродивый, оказавшийся рядом. – Это очень опасно! Я вижу!

– Да пошел ты! – Карогод выматерился. – Ничего себе! Грязная зона!.. Я им сделаю! Я их отсюда вычищу!

Матка побежал за ним.

– Послушайте меня!.. Не делайте глупостей!.. Я все вижу! Они погубят вашу душу!.. Я думал, вы тут главный врач, а вы тут и не главный, не хозяин! Вы тут сами как больной… Потому эти санитары вас и выбросили!

– Отстаньте от меня! Закройте рот!

– Нет, не закрою! – воспротивился юродивый. – Потому что над вами опасность. А я вас полюбил! Увидел вашу нежную и трепетную душу! Какой же вы главврач, если есть совесть?.. А я вижу вашу совесть! Она, как парок над чашкой, показывает, что чай горячий…

– Да что вы видите? – закричал Гелий. – Ни хрена вы не видите! Государство в государстве! Видали?! Не видали!

– Я вижу только энергию, – стал оправдываться юродивый. – Могу восстановить события… Вижу развитие энергий! Это тонкая духовная форма… На уровне летучих веществ-ферментов! Это эфиры!

– А знаешь, откуда здесь эти дети?! Видишь, откуда они? Чьи?

Матка смутился, но из желания помочь забормотал что-то вообще невразумительное:

– Пока не вижу… Мертвые души!.. Пелена какая-то… Нет, водная среда, пар!.. Или плазма?.. Сексуальная энергия!

– Что – сексуальная энергия?! – рявкнул Гелий.

– Отсутствует, полностью. Не вижу!.. Ее нет! Не было состояния оргазма!

– При чем здесь это?

– Как это при чем? Сладкая мука… Без нее душа не рождается. Разве вы не знаете, что такое оргазм? Слияние мужской и женской души! Из которого рождается третья – душа ребенка! Она существует в нем еще до соединения семени и яйцеклетки. Душа первична!.. А если не было оргазма – начинается зубовный скрежет… А оргазм в миг смерти, как освобождение души…

– Абракадабра! Бессмыслица! Замолчите!

– Потому что мешаете! – внезапно огрызнулся юродивый. – Не даете сосредоточиться! От вас идет поток энергии гнева! Я так не могу!

– Ну и заткнитесь!

Гелий чуть ли не впихнул блаженного в камеру, запер дверь и отправился в свой кабинет. И только тут почувствовал, что путь из Грязной зоны и болтовня ясновидца сбили горячее желание к немедленным карательным действиям. Все-таки этот юродивый обладал способностью гасить отрицательную энергию. Гелий достал водку, но пить передумал – щелкнул кнопкой прямой связи с центральным пультом. Дежурный отозвался встревоженно.

– Всех этих… Широколобых вместе с начальниками служб срочно ко мне! более-менее спокойным тоном распорядился Карогод.

– Сейчас исполнить приказ не могу! – заявил оперативный дежурный.

– Как это – не могу?!

– Работаю с правительственной шифровкой формы «ноль один»!

Эта форма могла означать боеготовность №1… Неужели утреннее наваждение в жилище Слухача – предтеча реальных событий, запоздавших по времени?..

– Сколько еще… работы? – спросил Карогод.

– Четверть часа!

– А по нормативу?! Что ты ковыряешься с этой шифровкой?!

– Сложная, шестая степень защиты…

Ударом кулака Карогод выключил аппарат связи и замер над ним, как над жертвой. Это не розыгрыш веселого приятеля: на центральный пульт заступил суровый, без нервов и эмоций подполковник, бывший ракетчик, полжизни просидевший в подобных бункерах на боевом дежурстве. Глянешь на физиономию, и никаких аргументов не требуется – ядерное оружие в надежных руках…

Карогод достал бутылку, раскупорил ее и сделал несколько больших глотков прямо из горлышка.

Когда в бутылке не осталось ни капли, к нему в кабинет вбежал оперативный дежурный с дешифрованным текстом приказа Главкома Вооруженных Сил. Старый ракетчик был неузнаваем, словно сам рванул бутылку водки, чего не могло быть в принципе.

– Это трагедия, – сказал на выдохе. – Это катастрофа.

В преамбуле Главком республики заявлял, что отныне Россия становится правопреемницей Союза, а значит, и всех вооруженных сил, расположенных на ее и не только на ее территории, и все они переходят под его начало и обязаны исполнять приказы только президента новообразованного суверенного государства. А посему возложенной на него властью приказывает..

Карогоду стало страшно.

– Читай! – приказал он и швырнул приказ дежурному.

Подполковник достал очки, взял шифровку и неожиданно грубо и с болью выматерился, словно хватил по пальцу молотком.

– Читай! Фольклор потом…

– Приказываю, – глядя в пространство, забурчал тот. – Центр управления «Возмездие» по получении данного приказа снять с боевого дежурства… Выключить все боевые системы оперативной связи за исключением служебной и правительственной… Для чего уничтожить с помощью самоликвидаторов все спутники связи групп А, Б, С и их вспомогательные модули. Спутники групп А-1, Б-1, а также радиорелейные спутники законсервировать до особого распоряжения. Наземные комплексы стратегических ракет всех классов передать в оперативное управление основным ядерным силам России, для чего немедленно начать согласования с Генштабом.

Оперативный дежурный сделал паузу, наблюдая за реакцией начальника, однако, заметив, что тот тихо улыбается, потирая лоб, внезапно взорвался:

– Над чем вы смеетесь?! Что вы тут смеетесь?! Что смешного-то?!

– Да нет, это я так, над собой, – отмахнулся Карогод. – Продолжайте.

– Вы что, с ума сошли?! – взревел подполковник. – Мальчишка, салага необстрелянный! Вы хоть понимаете, что это значит?! Это сдача! Полная капитуляция! Лапы кверху!..

– Не кричите, – попросил Карогод. – В ушах звенит.

– Ах вот как? Звенит?! – Дежурный отшвырнул приказ. – Вы что, будете его исполнять? Ликвидировать спутники?

Ни одна живая душа в Центре не знала о предстоящей реорганизации. А о полной ликвидации «Возмездия» вообще не было речи, поэтому приказ нового Главкома и для Карогода звучал неожиданно. Вряд ли кто-то мог допустить подобную мысль, сходную разве что с самоубийством. Что ни говори, а неуязвимая система Удара возмездия была хорошим отрезвляющим моментом и гарантом мира – это как ведро ледяной воды на голову…

– Что вы предлагаете? – вздохнул Карогод. – Как человек военный? Не выполнять приказ?

– Ну не раздеваться же перед этой шпаной!

– Какой шпаной?

– Известно какой – международной! Чувствовалось воспитание генерала Непотягова…

– Нет, что вы предлагаете конкретно? – уперся Карогод. – Не выполнять приказ и шантажировать нового Главкома, пока не отменит?

– А почему нет? – Дежурный воспрял. – Мы самостоятельная и автономная структура, а этот… Главком из секретарей в нашем деле ни уха ни рыла! Попробуем объяснить ему, не поймет – начнем давить. Нас тут не взять девяносто девять лет.

– Слушайте, подполковник… Вы знаете о том, что в Центре находятся… дети? – неожиданно спросил Гелий.

– Дети? – на секунду опешил тот. – Какие дети?! Вы что?

И профессионально нюхнул воздух у лица начальника – проверял на трезвость…

Гелий откровенно дыхнул на него и выкатил ногой из-под стола пустую бутылку.

– Обыкновенные! Дети, ребятишки! Сопливые, слюнявые!.. Впрочем, нет, скорее всего больные… Знаете? Слышали?

– Что вы несете-то? – возмутился ракетчик. – Откуда здесь дети?

– Это я спрашиваю – откуда?

– Не знаю! Не слышал! – обиделся тот. – Я вам про Фому, вы про…

– А слышали о Грязной зоне?

– Ну и что? Лаборатория…

– Может, это ясли? Детский сад? Со стойловым содержанием?

– С каким… содержанием? – Подполковник в сельском хозяйстве не разбирался вообще.

– Со стойловым! Каждый ребенок – в отдельной клетке!

– Вы что несете?.. Ничего не пойму!

– Не понимаете – идите, – устало отмахнулся Гелий. – Свободны.

– Почему я должен знать о каких-то детях? – то ли возмутился, то ли хотел оправдаться дежурный. – Грязная зона – отдельный объект. Я – сменный дежурный центрального пульта и отвечаю за свой.

– Идите отсюда! – прикрикнул Карогод. – Марш на рабочее место.

Подполковник на глазах постарел, ссутулился и вышел, у порога сверкнув злым, пристальным глазом. А Гелий поднял приказ, стряхнул с него пыль и принялся читать. Далее шли подробные указания по поводу самого Центра, секретной документации, имущества и личного состава. Следовало что-то сдать в архив Генштаба, что-то законсервировать, демонтировать, передать, а из сорока трех служащих оставить лишь ведущих специалистов, то есть Широколобых, которых едва набиралось десяток, и несколько человек из вспомогательной службы для этого самого демонтажа, ликвидации, консервации и прочих печальных процедур.

Полностью упразднялась служба связи, иначе говоря, все женщины Центра подлежали сокращению.

А еще строго-настрого запрещалось проводить какие-либо исследовательские и плановые работы в системе УВ, при этом ни слова о том, что делать с объектами Слухач и Матка.

И ни звука – о детях.

Дверь распахнулась, и в проеме опять показался подполковник-ракетчик, в его глазах ярко светилась надежда.

– Ну, что еще? – недовольно спросил Карогод. – Новый приказ? Не исполнять старый?

Военные в Центре не любили его, он – военных.

– Простите, я погорячился. Виноват, товарищ… – и умолк.

– Я считал вас человеком без нервов.

– И я так считал… Но вот, оказывается. – Подполковник развел руками и поднял глаза. – Вы о детях спрашивали… Я знаю, чьи это дети. Теперь понимаю…

– Ну? – вскочил Гелий. – Говори же! Обращение на «ты» подействовало на подполковника как приглашение к мужскому откровению.

– Эти сучки-то, связистки, с Широколобыми путаются! Каждую смену таскаются по разным зонам, – в его голосе послышалась ревность: похоже, с потенцией у ракетчика было не все в порядке. – Как только начальники служб уезжают из Центра, так начинается… Я одну спрашивал, говорит, хочу родить гениального ребенка! Гениального!.. От кого? От этих голубых ублюдков?.. Гениальные дети рождаются от настоящих мужиков! А от Широколобых – выродки и дебилы!.. Не зря говорят, что природа отдыхает на детях…

– Хочешь сказать, эти дети просто… выблядки?

– Конечно! Нарожали олигофренов – и куда с ними? Вот и устроили тут детдом, кукушки щипаные! Как же, генеральские дочки!

– Это твои догадки или… – Карогод вспомнил Марианну Суглобову. – Или одна из тайн Центра?

– Какие там догадки! Шила в мешке не утаишь.

– Ладно, спасибо, подполковник. Я с этим разберусь!

– Спасибо – мало, – отрезал тот. – Как говорят, услуга за услугу.

– Что ты хотел? – спросил Гелий, пытаясь осмыслить услышанное.

– Насколько я знаю, вы работали в институте и занимались космическим оружием, верно? – Подполковник почему-то перешел на официальный тон.

– Верно, было дело…

Ракетчик плотнее затворил дверь, осмотрелся.

– Нас тут не слушают? Не пишут?

– Исключено…

И все-таки он перегнулся через стол, заговорил полушепотом.

– Вот что, я – русский офицер. Двадцать один год Родине отдал. Мне что, могу сейчас и на пенсию… Да только не могу! Не выживу! Мне и пенсии не надо, если нет покоя!

– Чем могу помочь?

– Знаю, там у вас секреты госважности… Но скажите мне, между нами: есть у нас что? Там? – Он показал пальцем вверх. – Что может заменить наш Центр? Чем можно шпану в руках держать? Чтоб не рыпались?

– Если откровенно, ничего особенного там нет…

– Точно нет?

– Так, кое-что, сырец, полуфабрикат…

– Значит, надежды нет?

– Как сказать? – Карогод замялся. – Надежда всегда есть. Вчера вон Слухач умер, а вынесли на холод – воскрес. Бывают чудеса. А сегодня…

– В таком случае я вам гарантирую бунт на корабле! – отрубил подполковник.

Гелий сел в кресло, откинулся на спинку.

– Ого, это интересно! Запрете меня в кабинете и возьмете Центр в свои руки?

– С вас нет спроса, вы человек новый. Решайтесь. Подполковник покачал головой.

– Хотите, открою тайну? Еще два года назад мы вывели на орбиту… парочку влюбленных. Его зовут «Одиссей», потому что он блуждающий путешественник, а ее – «Пенелопа», поскольку она вынуждена висеть на одном месте. Все это делалось против натовских космических программ, но этой парочке все равно, чьи спутники гасить. Эта домоседка в течение семи часов обнаружит нашу абэвэгэдейку, где бы она ни находилась, а ее муж через три часа в порошок разотрет. Ревнивый он, чуть жена на кого глаз положила, бьет сразу без разбора… А вы сидите тут потом девяносто девять лет.

Подполковник переступил с ноги на ногу у порога, потянулся рукой к плечу и резко хапнул пальцами, скребанул, желая сорвать погон, однако на униформе знаков различия не было – всего лишь нашивка с номером чуть выше нагрудного кармана да визитка на прищепке. И эта невозможность сделать сильный жест озлила ракетчика, взмутила и подняла из глубин единственное, что там оставалось, – суровый и жесткий мат, чем-то отдаленно напоминающий мужские слезы.

Он вышел, желая хлопнуть дверью, но она была на гидравлическом амортизаторе…