Он пощадил Слухача и временно поселил в пустующем кабинете, а сам не мог успокоиться, чувствуя непреодолимую тягу заглянуть в кубрик, где, по свидетельству Матки, стены на вершок пропитались некой отраженной энергией ЯЗ. Гелий понимал, что от долгого общения с больными их навязчивые идеи способны проникать в голову здорового человека, как эта строчка молитвы, произнесенная Слухачом. Расставшись с ним, Гелий часа полтора еще замечал за собой, что ходит по Центру и мысленно напевает: «Боже Святый, Боже Крепкий, Боже Бессмертный…»

Слов не знал, но мелодия звучала, и не в голове, а где-то чуть ниже горла…

Он гнал от себя неотступное желание наведаться в кубрик, силился отвлечься на другие проблемы, а их хватало! И никак не мог побороть себя. Двигаясь по коридорам из компьютерного центра в отсек к специалистам по Астральному Анализу – обсудить разговор с другим блаженным, Маткой, он внезапно остановился перед дверью кубрика и, не удержавшись от искушения, загадал: если дверь окажется открытой, то войдет. И тогда устроит разнос дежурной смене, обязанной держать все помещения на запоре!

Дверь оказалась открытой, кодовый замок выключен…

Он ступил через порог, зажег свет. Ничего особенного: подкрашенные после разгрома Матки стены в некоторых местах исцарапаны и выпачканы кровью – это Слухач пытался начертать ногтями охранительные кресты, кондиционер включен, и в комнате пахло озоном. И так легко дышалось, будто он на поверхности земли после сильной летней грозы идет по чистой, отмытой ливнем донской степи. Гелий осмотрелся и прошел к журнальному столику, привинченному к полу, сел в кресло.

Стены как стены – ни дыма, ни гари, и вообще никакой энергии, – разве что чуть холодноватые на ощупь. После косметического ремонта стало уютнее, исчез казенный вид судового кубрика, появился японский телевизор под прозрачным колпаком, нержавеющая раковина и душевая кабинка из небьющегося стекла. Техническая служба все предусмотрела на сей раз, так что ни одной вещи тут не расколотишь и не оторвешь от пола и стен. Глазки видеокамер замаскировали так, что без специального осмотра не так-то просто обнаружить. Интересно, оператор на пульте видит сейчас его или нет?

Он включил телевизор и сразу же увидел своего высшего начальника президента СССР. Тот что-то говорил, улыбался, однако звука не было. Гелий нажал кнопку на дистанционном управлении, на экране появилась зеленая звуковая шкала и цифры уровня громкости – самые высокие…

Но бывший Генсек все равно улыбался и немо шевелил губами – кажется, делал какое-то заявление. Техники перестарались, упрятали хрупкую вещь под такой бронеколпак, что заглушили динамики.

Гелий встал, позвал, обращаясь к стенам, где были встроены невидимые камеры.

– Эй, на пульте? Дежурная смена?.. Оператор? Прошла минута, но динамик обратной связи, вмонтированный в потолок, молчал: на центральном пульте никого не было или никто не наблюдал за мониторами – дрыхли, черти, после бессонной ночи!

– Внимание, охрана! Караул внутренней охраны? Видите меня?.. Где начальник караула?!

Видеонаблюдение за основными объектами Центра параллельно было выведено и на пульт охраны – это сделали после исчезновения Слухача, обеспечив двойной контроль. Выходило, что и там спали…

Это уже было ни в какие ворота! Теперь ясно, почему не уследили за объектом, и понятно, что происходит, когда начальник покидает Центр. Какой уж тут удар возмездия!

– Кто-нибудь меня слышит?! – рявкнул он, снова превращаясь в Железного Гелия. – Вы что там, ослепли?! Дежурные?! Мать вашу!..

Над головой послышался щелчок, голос оператора был трезв, бодр и спокоен, будто ничего не случилось.

– Слушаю вас!

– Ты меня видишь?

– Да, и очень хорошо, – был ответ.

– Где я сейчас нахожусь – видишь?

– Так точно. Специальный блок триста семь.

– А какого черта молчишь?! Почему сразу не ответил? Спал?

Голос оперативного дежурного, подполковника из старых ракетчиков, несколько сник.

– Виноват, смотрел телевизор, прямое обращение президента страны. Нам это положено.

– Почему в блоке триста семь нет звука в телевизоре? – сбавляя грозность тона, спросил Гелий.

– Сейчас! Один момент! Включил! Слышите?

Голос президента, мгновенно ворвавшийся в комнату, оглушил так, что в первое мгновение Карогод не разобрал ни слова – зазвенело в ушах. Он схватил пульт, убавил звук до минимума.

– Слышите? – все еще спрашивал дежурный. – Теперь порядок, я включил, слышите?

– Да слышу, слышу, – недовольно пробурчал Гелий, усаживаясь в кресло.

Первое Лицо государства говорило жестко, отрывисто, чеканя короткие, военные фразы:

– …ядерного сдерживания. Дух Рейкьявика остался пустым звуком. Но сегодня менее опасен внешний враг, потому что он знает: Удар возмездия настигнет его, как бы он ни прятался и ни защищался системой СОИ. И мною, президентом страны, уже приняты соответствующие меры. Более опасен враг внутренний, который сделал попытку расколоть Советское государство и развести народы по национальным квартирам. Поэтому… – Президент откашлялся и глотнул воды из стакана, покрытого салфеткой.

Гелий потряс головой, совершенно не понимая смысла сказанного. В мозгу застряла единственная фраза про удар возмездия…

Тем временем президент еще раз откашлялся и сделал второй глоток. Аккуратно положил салфетку на место и заговорил хрипловатым, чужим голосом:

– Поэтому… Как Главнокомандующий Вооруженными Силами Союза Советских Социалистических Республик приказываю! Первое. Привести в полную боевую готовность стратегические ядерные силы страны и откорректировать ранее намеченные цели согласно боевого расчета. Второе. Привести в полную боевую готовность противовоздушные силы и отразить ядерный удар противника, используя для этой цели все возможности и средства, имеющиеся в распоряжении. Третье. Специальным подразделениям ядерного сдерживания включить первую ступень систем Удара возмездия…

Дальше Гелий ничего не услышал: то ли снова пропал звук, то ли от внезапной тишины зазвенело в ушах.

Президент все еще говорил и улыбался…

Третий пункт приказа касался непосредственно Центра и его, Карогода. Инструкция не исключала прямого обращения Главкома к войскам с подобным приказом, затем продублированным по специальным средствам связи.

Значит, оперативный дежурный сейчас получит соответствующий сигнал…

Включить первую ступень системы означало привести в действие специальный спутник автоматического оповещения на орбите, задать ему новые, не предсказуемые противником параметры и перевести в боевое положение.

Далее потребуется всего лишь подать кодированный сигнал-команду, по которой спутник связи перейдет под управление особой программы компьютерного центра, составленной благодаря экстраординарным способностям Слухача…

И можно уже больше не подниматься на поверхность земли, поскольку ее, этой поверхности, не будет. В бункере существовали суперсовременные системы жизнеобеспечения, рассчитанные на девяносто девять лет. Здесь было все – от зубных щеток и скота, всякой твари по паре, до ядерного энергоблока, законсервированного в одном из многочисленных боксов, где Гелий за время работы даже не успел побывать.

Под землей на девяносто девять лет останутся сорок три человека, включая внутреннюю охрану, из них девять молодых женщин – связисток и операторов компьютерного центра.

Что делать потом, как жить эти долгие годы, станет известно, когда Удар возмездия достигнет цели и со спутника связи поступит шифр-пароль, с помощью которого можно будет найти и открыть сейф, где хранятся дискеты со специальной программой на будущее.

Гелий продолжал сидеть в кресле, тупо глядя на Первое Лицо и мысленно протягивая эту цепочку действий, как студент перед экзаменом.

Кажется, отключился или испортился кондиционер – в комнате становилось душно, а из приоткрытой двери санузла ощутимо потянуло сероводородом. Было полное ощущение, что время остановилось. От оперативного дежурного не донеслось ни звука…

А должен уже получить подтверждение приказа!

Гелий засек время по часам, наблюдая за президентом на экране, – нет, оно не растягивалось, разве что беззвучная речь создавала ощущение какой-то странной, ранее неведомой невесомости и прозрачной сверхплотности воздуха, будто он сам был накрыт бронеколпаком.

Через три минуты Первое Лицо исчезло, а вместо него после короткой заставки появилась театральная сцена с многочисленным струнным оркестром. Играли что-то печальное, возможно, реквием, – Гелий не очень разбирался в музыке, и угадать или «прочитать» скрипичный звук из-под смычка для него было делом трудным.

Прошло еще четыре минуты – старый подполковник-ракетчик помалкивал…

Но зато телевизор внезапно обрел голос, и громогласный оркестр ворвался в комнату, как шумящий поток, отчего Гелий вздрогнул и словно проснулся.

– Дежурный? – крикнул он стенам и пробежал по ним взглядом.

Голос его утонул в какофонии звуков.

Тогда он бросился к двери, потянул ее на себя… и с ужасом обнаружил, что она заперта!

Уцепившись обеими руками, Карогод рванул ее со всей силы и ощутил неумолимую стальную крепость. Открыть кодовый замок изнутри было невозможно…

А оркестр на сцене лишь набирал мощь, высоко вознося густой, насыщенный звук и буравя им барабанные перепонки. Оглушенный, Гелий выпустил ручку и отступил назад: мысль о том, что его заперли, была сумасшедшей и реальной одновременно, как детский полет во сне…

– Дверь открывается наружу, – неожиданно раздался в динамике голос подполковника, и только сейчас Гелий заметил, как она медленно отходи г, выдавливаемая то ли сквозняком, то ли обвалом музыки.

Он не поверил ни глазам, ни ушам. И когда наконец осознал собственную глупость, высунул руку в щель.

– Толкните от себя! – чуть ли не возмутился дежурный.

Карогод послушался, толкнул и тут же оказался за порогом. В коридоре не было ни беготни, ни суеты, ни специальных световых и звуковых сигналов, подаваемых в случае боеготовности. Под потолком во всю длину галереи горели дежурные фонари, и откуда-то издалека, за спиной слышался звонкий женский смех и легкое повизгивание.

И странно, дверь в триста седьмой блок также захлопнулась сама собой, будто открывалась, чтобы выпустить его.

Он пробежал по галерее, свернул за угол и дальше пошел шагом, ощущая желание оглянуться. Хотелось уйти подальше от злосчастного места, поэтому Гелий не думал, куда идет, и там, где основной коридор разделился на три, свернул вправо и скоро очутился перед дверью с электронным замком. Машинально сунул в него карточку и не услышал знакомого мягкого щелчка.

Лишь после этого прочитал на подсвеченном табло: «Зона ь0».

Это была та самая вспомогательная зона, сельскохозяйственная, куда ему не было ходу и куда бы он сейчас с удовольствием забрался, чтобы избавиться от похмельной ломки после жилища Слухача. Представилось, как там, за стальной дверью, в стойлах стоят коровы и жуют сено – теплые, парные, пахнущие сладковатым молоком и навозом. Забраться бы сейчас в ясли, как это бывало в детстве, и уснуть под мерное коровье дыхание…

Вначале ему показалось, что в запретной зоне заржал жеребенок – неужто и лошади были в бункере?! – однако через секунду он понял, что это звонкий детский смех. Послышался топот легких ног: да там просто шалили дети!..

Но откуда они здесь?

Он хотел ошибиться, хотел стряхнуть наваждение и услышать голодный визг поросят, блеяние овец или жеребенка, но сколько ни прислушивался, галлюцинации не исчезали, а, наоборот, становились отчетливее и ярче: за дверью Нулевой зоны резвились и смеялись от удовольствия самые обыкновенные дети…

Оглядевшись, Гелий попятился и побежал прочь. То ли из-за волнения, то ли черт водил, но он никак не мог попасть в основную галерею, где был его кабинет и где в шкафу стояла бутылка водки. Он открывал ключом двери одну за другой и оказывался то в Третьей, то почему-то в Седьмой зоне, где в специальном отсеке стоял законсервированный атомный реактор. И везде в коридорах было пусто, так что и спросить некого. Сидевший за пультом подполковник уже наверняка обратил внимание на нестандартное поведение начальника Центра, а если еще спросить, как выйти, точно решит, что он сошел с ума или напился.

Наконец Гелий выбрался из лабиринта, узнал центральную галерею и скорым шагом двинулся к своей двери, но отчего-то опять оказался перед жилищем Слухача. Ну и Бог с ним! Зато теперь ясно, куда идти: два поворота налево, и будет блок управления Центра…

Он постоял возле двери кубрика, справляясь с сильным приступом одышки, и, вспомнив, как хорошо дышалось в жилище Слухача, вновь ощутил желание посмотреть, что сейчас там происходит. Гелий чуть приоткрыл дверь и тут же со стуком затворил: из щели несло тяжелым духом, напоминающим знакомый смрад дымной школьной кочегарки, куда пацаны бегали покурить на перемене. Топили каким-то пыльным серым углем, который не горел, а таял в топке, испуская удушливый желтый газ.

Наверное, этот газ и выкурил из комнаты музыку – экран телевизора был черен.

Гелий прижался к стене, ощущая сильное сердцебиение и сухость во рту, потому что где-то впереди послышался заливистый детский смех. Воистину, мальчики кровавые в глазах!..

Надо немедленно пойти к Матке и расспросить все относительно детей. Не чудится же, вот, бегут и смеются!..

В конце коридора показалась парочка – девица из операторской и Широколобый в голубой униформе. Шли, бессовестно обнимались, не замечая начальника Центра, и этот мыслитель норовил запихнуть руку в вырез форменного платья своей спутницы. Запихнул, ухватил за грудь и получил по руке звонкий шлепок. А самой приятно, стерве!..

Из-под двери кубрика тянуло запахом серы… Карогод по-собачьи отфыркался и потряс головой, чтобы стряхнуть наваждение, и тут был замечен идущими: девица стремительно высвободилась из объятий, приподняла головку и независимо зашагала вперед. Широколобый смутился и несколько поотстал.

– Стоять, – приказал Гелий незнакомым голосом и откашлялся.

Девица замерла по стойке смирно, сохраняя невозмутимый вид. На пластмассовой визитке, прикрепленной рядом с вырезом платья, значилось: «Мл. лейтенант Суглобова М., оператор связи». И фотография в пилотке…

Случайных, с улицы, женщин в Центре не было. Их принимали на службу, как в далекие времена дворянских детей, еще в утробе матери. Это были исключительно дочки офицеров Генштаба. Зато Широколобых отбирали годами, просеивая сквозь сита проверок, тестов и экзаменов, поэтому они больше походили на ходячие компьютеры. Это были действительно мыслители высочайшего потенциала, можно сказать, интеллектуальный цвет нации. В жизни они казались совершенно беспомощными, вели себя как послушные дети, у каждого из них имелось отдельное рабочее место и изолированная комната для отдыха. Говорили, что, если они оказываются вдвоем, начинается выделение энергии, чем-то напоминающей ядерную при сближении двух критических масс.

Широколобых берегли в Центре как зеницу ока.

Ухажер Суглобовой М. стоял в сторонке и виновато глядел себе под ноги.

Глядя на независимую девицу, Гелий вдруг подумал, что, если придется остаться под землей на целый век, она даст потомство и от нее, как от Ноевых детей, спасшихся в этом ковчеге, пойдет новое человечество.

Может, оно будет не таким уж плохим – вон как смотрит гордо и пристально!

Гелию почудилось, что и от нее несет серным духом.

– Где вы должны находиться в данный момент? – спросил он, прислушиваясь к себе как бы со стороны.

– В данный момент – здесь! – ничуть не испугалась Суглобова М.

– По приказу оперативного дежурного осуществляли проверку дублирующих блоков связи и сигнализации в четвертом отсеке Седьмой зоны! – доложил мыслитель, вступившись за свою спутницу. – Направляемся в Третью зону!

– Вас не спрашивают! – рявкнул Гелий, пытаясь рассмотреть визитку на кармане куртки – одни нули! – Идите на место!

– Есть! – откозырял Широколобый. – Разрешите идти?

– Я же сказал!

Заступника будто ветром сдуло. Девица вдруг усмехнулась одними губами и, чтобы скрыть это, кокетливо прикусила нижнюю.

– Чем от вас пахнет? – грубо спросил Гелий.

– Чем? – изумилась она и понюхала себя, нагоняя воздух от груди. – «Пани Валевска»…

– Что это? Кто?..

– Вообще-то французские духи, – улыбнулась она. – А пани Валевска последняя любовница Наполеона.

Это его окончательно взбесило, и Гелий, шалея от гнева, схватил девицу за погончик на форменном платье, притянул к себе и откровенно понюхал. А она, сучка, еще и откинула голову назад, подставляясь…

В вырезе платья он увидел ее грудь, потянулся, нащупал пальцами сосок и ничего не почувствовал, кроме его твердости.

– Дети!.. Откуда здесь дети? Чьи они? – зачем-то спросил он, хотя знал, что эти девицы не имеют представления о Нулевой зоне…

– Какие дети? – со сладким придыханием фамильярно спросила девица и прижала его руку к своей груди. – Ты же меня хочешь? Правда? Прямо сейчас?

– Хочу, – помимо своей воли выдавил Гелий, чувствуя приятную судорогу в скулах. – Здесь… Сюда…

Он открыл дверь триста седьмого блока, втолкнул Суглобову, а она уже стаскивала с него куртку, выворачивая рукава. Тогда и он рванул ее платье на груди, и ни одна пуговица не отлетела, выскочив из петель, словно так и было задумано.

– При чем здесь дети, глупенький! – засмеялась девица. – Нам и так будет здорово… Ты мне сразу понравился, еще когда представляли коллективу. Такой большой, сильный…

Гелий плохо понимал, что она говорит, видел перед собой ее пульсирующее, сильное тело и ощущал острое желание. Ему казалось, что он ласков и улыбается, что руки у него нежные от страсти; и одновременно, как бы глядя на себя со стороны, он видел чудовище с искаженным лицом, и оно отчего-то вызывало в женщине восторг и стонущую радость. Она закатывала глаза, ею уже овладевало буйство! Вначале он не почувствовал боли от ее ногтей, и только потом, когда женщина разжала руки и затихла, спину начало жечь, словно на нее лили расплавленный свинец, а искусанные плечи стали кровоточить.

И эта собственная кровь отрезвила его: Гелий обнаружил, что лежит на полу вниз лицом в жилище Слухача, а кругом в беспорядке валяются мужские и женские тряпки. Он торопливо оделся, приблизился к женщине и спросил не своим голосом:

– Послушайте… что все это значит?

Ее голова опрокинулась, и Гелий понял, что женщина мертва. Он склонился к ее лицу – дыхания не слышно, только явственный запах тлена…

Вероятно, они пролежали в этой комнате несколько суток, а может, и больше: время не подчинялось измерению. Первым делом он подумал, что там, наверху, произошла ядерная катастрофа и Центр, выполнив свою миссию, нанес Удар возмездия. Иначе бы его стали разыскивать и обязательно нашли… А не искали потому, что в нем не было теперь нужды…

Или вообще никого не осталось в живых?

Гелий прислушался, потянул носом воздух – запах тлена доносился сквозь приоткрытую дверь.

Женщина пошевелилась. Гелий встряхнул ее, перевернул с живота на спину.

– Эй! Вы живы?

Бесцветные губы порозовели, под прикрытыми веками вздрогнули глаза.

– Жива, – чуть слышно пробормотала она. – Хочу еще…

– Что? Что вы хотите?!

– Хочу, чтобы все повторилось… Женщина открыла глаза: на Гелия смотрел туманный щекочущий взгляд.

– Что повторилось? Что?

– То, что было, – все!

– Одевайтесь и уходите отсюда! – Он швырнул ей платье. – Немедленно! Пока я не выкинул вас отсюда!

Гелий схватил ее за плечи и выпихнул за дверь.

Улыбка на лице женщины превратилась в бабий испуг. Она пронзительно взвизгнула и, озираясь, бросилась по коридору…

Гелий пошел за ней следом и на ходу дергал все двери подряд, откуда-то наносило дымком от ментоловых сигарет и свежесваренным кофе…

Наконец он выбрел в зону центрального пульта и остановился перед стеклянной перегородкой, за которой во всю стену искрились зеленые сигнальные лампочки. Оперативный дежурный, подполковник-ракетчик, сидел в обществе операторов спиной к пульту и играл в преферанс на деньги.

А на экране телевизора все еще торчал струнный оркестр, и Гелий узнал музыку…

Это был действительно реквием, только неизвестно по какой причине исполняемый.