Двадцать третье октября, среда
Бородин не спал всю ночь. Вечером, придя от Кати, вспомнил, что не удосужился просмотреть содержимое Людмилиного компьютера, сунул флешку в ноутбук, и ему стало не до сна. Несколько лет назад блондинка снималась в порнофильмах. Роликов оказалось немного, и сделаны они были вполне профессионально. Хотя Бородин порнухой никогда не увлекался и вообще киноманом не был, но понять это мог. Снимал и монтировал профессионал, и музыку подбирал профессионал, а не случайный любитель.
Лицо блондинки крупным планом нигде не засветилось, и причёски у неё были самые разные, но Бородин девку сразу узнал. Единственное, чего он не понимал, это каким образом она собиралась срубить денег. Бабок срубить хочет, сказала ему пьяная Людмила. Уж скорее кто-то другой мог потребовать бабок от самой блондинки, имея при себе такие занятные фильмы. Не понимал он и ещё одного, самого главного, – при чём здесь Катя? Почему блондинка принесла Людмиле фотографию его жены и попросила загримировать под неё?
Мужчин, партнёров блондинки, было двое, но ни один из них не напоминал лысого. Парни вообще никого Бородину не напоминали.
В начале третьего Глеб выключил компьютер, лёг, но заснуть не смог и, поворочавшись, опять уселся за экран. Теперь он принялся внимательно просматривать бесчисленные фотки, пытаясь отыскать на них лысого. Не нашёл.
Ещё на одно видео он наткнулся случайно, в силу выработанной аккуратности тщательно просматривая содержимое папок. Этот ролик объяснял многое. Пожалуй, он объяснял почти всё.
То ли владельцы подпольной студии вели постоянную съёмку того, что там происходило, то ли камера случайно осталась включённой – вернее, несколько камер, потому что съёмка велась с разных точек, но порнухой на этот раз и не пахло. А была снята вполне мирная беседа двух солидных мужчин. Один из них, в незастёгнутой и небрежно заправленной в брюки рубахе, судя по всему, провёл здесь какое-то время в компании девушки древнейшей профессии. Впрочем, девушек могло быть и несколько, они на видео не фигурировали, и, похоже, в квартире, являющейся студией, их или её уже не было.
К солидному, по-барски державшемуся мужику сначала подошёл лысый, который тогда ещё был нелысым, но плешь имел вполне заметную. Он принёс мужику кофе, булочку и красную икру в баночке и исчез. Какой-то отрезок времени был вырезан, потому что к моменту появления следующего персонажа вальяжный мужик кофе выпил и икру съел.
Второй персонаж был совсем неприметный, с мелкими чертами лица, и явно зависел от любителя клубничных развлечений, потому что стоял перед ним почти на полусогнутых. Вальяжный в мятой рубахе подписывал документы, перелистывая страницы. Бумаг оказалось много, десятка два, и каждая страница была отчётливо видна. Это видео тоже смонтировал профи, можно было разглядеть каждую букву.
Экономистом Бородин не был, но к договорам некоторое отношение имел, перевидал их много и вполне уместно предположил, что в тот самый момент государственные денежки переводились на чьи-то личные счета. Скорее всего на счета не вполне одетого дяденьки.
Что заставило сластолюбивого чиновника подписывать документы не в собственном кабинете, никто не узнает, да Бородина это и не волновало. Беспокоило его другое: суммы на бумагах имели такое количество нулей, что за жизнь дурочки-блондинки, пожелавшей, если Людмила права, срубить бабок, Бородин не дал бы и трёх копеек. Даже ему вполне по силам установить её личность, а уж то, что это не проблема для людей с хорошими деньгами, сомневаться не приходится.
На блондинку, хотя это, наверное, и нехорошо, ему было наплевать. Он холодел при мысли, что она может впутать во всё это Катю.
В начале восьмого совсем некстати позвонила Любовь Фёдоровна.
– Глеб, нам сократили деньги по двум договорам. Нужно срочно исправить объёмы работ, если не хотим трудиться бесплатно. Сегодня.
– Хорошо, Любовь Фёдоровна. – Бородин понял, что дело действительно срочное. – Я приеду.
Очень хотелось позвонить Кате, но будить её так рано он не стал.
Сегодня настроение было заметно лучше. Алка засуетилась, и это отлично независимо от того, чем всё закончится. Ире, конечно, до смерти хотелось узнать, какие слухи дошли до Шарманова, но она понимала, что он не скажет, и спокойно с этим смирилась. Какие бы слухи ни ходили, её причастность к Алкиным делам доказать невозможно, а это главное.
То, что Алина всё-таки испугалась, очень радовало. Гораздо неприятнее было бы, если бы она не приняла всерьёз Ириных угроз. Конечно, в этом случае Ира, как и обещала, порно отцу бы обязательно показала, и Алина очутилась бы на улице без копейки, но, во-первых, тогда бы сама Ирина выглядела не слишком красиво, а она всегда хотела казаться доброй и немножко наивной. Чувствовала, что папашке нравится это в ней видеть. Ну а во-вторых, понимание, что Алка дрожит от страха, давало потрясающее удовольствие. Ирина даже не догадывалась, как это приятно.
Сидеть который день дома было невыносимо скучно. Ира опять позвонила матери, но к телефону никто не подошёл. Мобильный тоже оказался вне зоны действия сети.
Глеб не верил, когда она говорила, что у неё никого нет, кроме него, а это было чистой правдой. До Иры никому нет дела. Нужно выходить замуж, понимала она, заводить детей. Годы идут, не успеешь оглянуться, как рожать станет поздно.
Мать вышла замуж в девятнадцать лет и сразу же родила Иру. Правда, счастья ей это не принесло. Вообще-то в семье не принято рассказывать семейные истории, но кое-что из жизни родителей Ира знала. Обе бабушки умерли, когда она училась в старших классах, и по некоторым их высказываниям картина у неё сложилась вполне ясная. Да и родители частенько выясняли отношения, не обращая внимания на дочь.
У отца когда-то была девушка. Они до смерти друг друга любили и существовать порознь не могли. «С Таней такого быть не могло», – выговаривала бабка с отцовской стороны сыну, когда была недовольна невесткой. «На что он тебе сдался», – горевала вторая бабка, сокрушённо глядя на мать. «Выскочила за первого встречного, а с твоей красотой могла любого выбрать. Танечку свою забыть не можешь», – плакала мать после очередной ссоры.
Ира таких реплик помнила много, они, как назло, врезались в память. Наверное, любовь между отцом и Танечкой всё-таки была не столь безмятежной, потому что случился прискорбный факт – мать оказалась беременна Ирой. Отец ребёнка, ясное дело, не хотел, и жениться тоже, но мать проявила твёрдость, аборт делать отказалась, и жениться папеньке пришлось.
До рождения Иры мать где-то училась, но потом в институт не вернулась и никогда не работала. Муж должен обеспечивать семью, учила она Иру. Я не представляю, как можно вставать по будильнику, говорила она работающим подругам. Впрочем, подруг как таковых у неё не было, скорее приятельницы, с которыми можно иногда поболтать от скуки. Во всяком случае, сколько Ира себя помнила, ни одна материна подружка ни разу не забрала её из детского сада, не посидела с ней, когда у родителей были неотложные дела. Так, приходили к матери чайку попить, поболтать, посплетничать.
Когда средств в семье было не слишком много, мать постоянно упрекала отца – ты жалеешь денег на собственного ребёнка! Даже совсем маленькая Ира понимала, что он денег не жалел. «Сделай генетическую экспертизу!» – кричала мать. Что такое генетическая экспертиза, Ира не понимала, а спрашивать почему-то боялась. Потом как-то незаметно узнала и несколько лет после этого вглядывалась в своё лицо, пытаясь понять, похожа она на отца или нет.
Генетической экспертизы он так и не сделал, и Ира, уже вполне взрослая, хотела заказать её сама. Не для чего-то конкретного, а просто чтобы знать правду. Так и не собралась.
Маленькая, она часто мечтала, что родители вдруг станут другими, перестанут ругаться и обзывать друг друга, а по выходным будут кататься с ней на велосипедах.
Она уже давно не мечтала о других родителях. И только теперь поняла, что очень их жалеет.
Ира опять позвонила матери, и вновь никто не снял трубку.
Утро выдалось ясное, солнечное. Оставшиеся на деревьях редкие листья желтели одинокими комочками, напоминая, что скоро опустится на землю бесконечная нудная зима.
Позвонил Глеб, объяснил, что вынужден срочно поехать на работу, зачем-то попросил не выходить из дома, на что Катя недовольно хмыкнула.
Выйти из дома было необходимо, кончился хлеб, и вообще стоило подкупить продуктов.
Сегодня Катя не выглядела такой бледной, как в последние дни, и, подкрасив глаза, осталась собой довольна. Сегодня жизнь вообще казалась немного другой, Катя уже не считала, что впереди её не ждёт ничего, кроме бесконечной тоски и скуки. Она молодая, красивая, и у неё вся жизнь впереди.
Кольнуло, что Ольги нет и не будет в её жизни, но Катя постаралась отогнать печальные мысли.
Нагрузив тележку продуктами и взяв напоследок свежевыпеченного хлеба, она переложила покупки в целлофановый пакет, поднялась на второй этаж торгового центра, купила тушь для ресниц и новую туалетную воду с горьким и терпким ароматом. Как раз для роковой женщины.
Проходя в стеклянную вертящуюся дверь, она заметила Кирилла совершенно случайно. Странно, но Катя почти забыла о его существовании, хотя не могла отнести себя к женщинам, потерявшим счёт собственным поклонникам. Кирилл стоял на лестнице у входа в торговый центр, разговаривал по телефону, зло постукивая ботинком по ступеньке. Катя остановилась сзади, хотела тронуть его за плечо, но не решилась и молча ждала, когда он договорит.
– Ты пошла на шантаж?.. – долетали до неё злые слова. Он не просто злится, он в бешенстве, поняла Катя. – Дура!.. Ты полезла туда, где тебя разотрут и не заметят!.. Идиотка, тебя найдут за две минуты!.. Кончай немедленно и радуйся, если цела останешься!..
Слушать это было неприятно, Катя поднялась назад к вертящимся дверям, но тут её поклонник сунул наконец телефон в куртку.
– Кирилл! – окликнула его Катя.
Он повернулся, увидел её, и искажённое злостью лицо мгновенно смягчилось, даже стало чуть виноватым.
– У тебя неприятности? – Кате было приятно, что он смотрит на неё с таким виноватым видом.
– Ерунда. – Он взял у неё сумку, другой рукой погладил по волосам. – Куда пойдём?
– Не знаю. Всё равно.
– Мы с тобой как пионеры, – усмехнулся он, направившись к небольшому скверику с лавочками.
Фраза показалась ей обидной, но Катя постаралась не обращать внимания.
Он что-то почувствовал, потому что повернулся и виновато произнёс:
– Прости. У меня действительно неприятности.
Катя остановилась около лавочки, подумала и села. За спиной прогрохотал трамвай, Кирилл недовольно на него покосился. Катя видела, что мыслями он где-то далеко, не с ней, от этого сделалось не по себе, захотелось домой, в пустоту маминой квартиры.
Телефонный звонок раздался в то время, когда обычно звонили родственники пациентов, и Аркадий Львович не сразу понял, о чём говорит незнакомый мужской голос.
Убийцу его жены нашли. Задержали совсем по другому делу, отпечатки пальцев совпали с обнаруженными в машине, сбившей Ольгу, и парень в содеянном уже сознался. Был пьян, сдуру угнал машину и со страху сбежал с места ДТП. Аркадий Львович новость выслушал, собеседника поблагодарил и понял, что работать сегодня не сможет.
Новость не то чтобы успокоила его, скорее, удивила. Он был уверен, что того, кто сидел за рулём, не найдут. Почему он так уверил себя в этом? Почему нарисовал в своём воображении картину киношного заказного убийства? Никто не мог воспринимать Ольгу всерьёз и считать её опасным противником. Настолько опасным, чтобы пойти на организованное убийство. Никто не считал её даже умной, его собственный сын, например.
Аркадий Львович прошёлся по крошечному кабинету, который делил на двоих со своим заместителем, включил электрический чайник, достал чашку, бросил в неё два пакетика чаю.
Только он, её муж, знал, что она умна.
Несколько месяцев назад он, вернувшись домой, застал Сашу, яростно спорящего с женой. Аркадий Львович не помнил, чтобы сын спорил с кем-то с такой горячностью. Впрочем, он не помнил, чтобы Саша вообще когда-нибудь спорил. Обычно сын скептически улыбался, давая понять, что с отцом не согласен, и переключался на другую тему.
– Напиши трактат о гении и злодействе, – доносился до Аркадия Львовича злой и насмешливый голос сына. – Неортодоксальные мысли нужно печатать. Страна должна знать своих героев.
– Трактат писать не буду, – Ольга тоже злилась, Аркадия Львовича это удивило, обычно жену трудно было вывести из равновесия, – и без геройства обойдусь. Но я действительно считаю, что умный человек не бывает мерзавцем. Если мерзавец, значит, не умный. Значит, просто хитрый.
– Послушай, Оля. – Голос сына смягчился. Аркадию Львовичу даже показалось, что тот заулыбался. – Ну, посмотри ты вокруг. Радио, что ли, послушай. Послушай, как люди называют белое чёрным и не краснеют. А они вовсе не дураки.
– Философский спор? – Аркадий Львович вошёл в комнату, кивнул сыну, здороваясь.
– Философский, – улыбнулась Ольга. Он до сих пор помнил, с какой любовью она тогда на него посмотрела.
– Оля считает, – усмехнулся Саша, – что японцы создали великую цивилизацию, потому что являются людьми исключительно высокой культуры. Вежливые очень.
– Да, – кивнула Ольга. – Я действительно так считаю. Хам ничего создать не способен, он может только всё разрушить.
Аркадий Львович улыбнулся, подумав, что ему нравится в жене всё, даже её детская наивность. В тот вечер они с Сашей недолго посидели на кухне, обменялись последними новостями, он проводил сына и забыл про его спор с Ольгой.
Недавно вспомнил, когда, включив радио в ожидании прогноза погоды, слушал витиеватую речь известного литератора. Тот возмущался нашей действительностью, едва ли не рыдал, уносясь мысленным взором за океан, где всё так замечательно и чудесно, и прочил в скором времени всеобщий ГУЛАГ. Идиот, подумал Аркадий Львович, вспомнил, как Саша и Ольга не сошлись во мнениях, и неожиданно с тоской понял, что жена, пожалуй, была права. Умный человек не станет выражать лживых и недостойных мыслей, просто потому что недостойные мысли ему в голову не приходят.
Чайник закипел. Аркадий Львович залил пакетики кипятком и заставил себя сосредоточиться на лежащих перед ним историях болезней.
– Ты можешь совсем не ходить на службу? – спросила Катя, на лету поймав падающий кленовый лист. – Раньше ты приходил только по вечерам.
– Я не у станка работаю. – Кирилл взял лист у неё из рук, бросил на газон за спинку деревянной лавочки. Катя проводила лист глазами.
– А где ты работаешь?
– В нормальной хорошей компании, – улыбнулся он. – Я редко не хожу в офис, просто сейчас особый случай. Я же говорил, что собираюсь жениться.
– Говорил, – кивнула она.
– Катя, – он двумя руками взял её за плечи, развернул к себе, – поехали ко мне. Ну поехали, не мучай меня.
– Я ещё ничего не решила. – Катя вовсе не считала, что «мучает» его, и это слово почему-то показалось ей неприятным.
– Чего ты не решила?
Она пожала плечами.
– Знаешь, – Кирилл откинулся на лавочке, вытянув вперёд ноги, – я раньше думал, что любовь – это привычка. Ну… когда с человеком хорошо, к этому привыкаешь, и ничего другого не нужно.
– А теперь ты как думаешь?
– Теперь не знаю. Знаю только, что с тобой мне всегда лучше, чем без тебя. Я тебя люблю, как считаешь?
Глеб никогда не заставил бы её определять, любит он или не любит. Даже в шутку. Он всё и всегда решал за себя сам.
– Кто-то из великих сказал, – усмехнулась Катя, – если любовь можно описать словами, это уже не любовь, а какое-то другое чувство.
– Наверное, твой великий прав, – задумчиво подтвердил Кирилл. Он отвечал ей машинально, Катя видела, что мысли его сейчас где-то совсем в другом месте.
– Тебе со мной скучно?
– Что за чушь! – вяло возмутился он и уже серьёзно объяснил: – Я могу попасть в неприятную историю и не в состоянии от этого отключиться. К тебе это не имеет никакого отношения.
– Ты предлагаешь мне руку и сердце и считаешь, что твои неприятности меня не касаются? – удивилась Катя. – Мне казалось, что в нормальной семье неприятности всегда общие.
– Я же рассказывал, что рано остался без родителей. Наверное, я не всё знаю про нормальные семьи.
– Какие у тебя проблемы?
– К тебе они не имеют отношения, – повторил он.
– Знаешь, – задумчиво сказала Катя, – мой брат очень любил свою будущую жену. То есть он и сейчас её любит, и она его любит. Но мне кажется, что он несчастлив.
– Почему? – Кирилл старался поддерживать разговор, но Катя видела, её слова его совсем не интересуют.
– Он всё время дёрганый, побитый какой-то. Боится опоздать домой с работы, даже к маме боялся лишний раз заехать.
– Почему?
– Варя, его жена, ревнивая очень. Мама считала, что она даже к нам ревновала. К ней и ко мне. Характер такой.
– Ну, это он сам виноват, – отрезал Кирилл. – Надо было поставить жену на место.
– Пойдём. – Катя поднялась, повернулась к нему: – Пойдём, Кирилл.
– Подожди. – Он взял её за руку, потянул. – Я вовсе не имел в виду, что буду ставить тебя на место.
– Я знаю, – сказала Катя. – Пойдём, я замёрзла.
Он покорно поднялся, взял её сумки с продуктами. Опять прогрохотал трамвай, Катя посмотрела ему вслед, повернулась и пошла в сторону дома.
К обеду Бородин разобрался с планами, завизировал договор и, не прощаясь, улизнул с работы. Хотел сразу ехать к Кате, но свернул в другую сторону и скоро припарковался у банка, где работала Лена.
– Катя, – позвонил он жене. – Сбрось мне эсэмэской Ленкин телефон.
– Зачем? – В её голосе отчётливо слышалось любопытство, и впервые за все последние дни ему показалось, что их жизнь обязательно наладится. До сих пор Катя обо всём говорила равнодушно и нехотя, как будто смертельно устала. Впрочем, наверное, так и было, раз она сделала то, что сделала.
– Потом расскажу, – пообещал Бородин. – Приеду и расскажу.
Слабо пискнул телефон, докладывая, что пришло сообщение, и Глеб набрал номер соседки.
– Лен, привет, у тебя когда обед? – с ходу спросил он.
– Через двадцать минут, – удивилась Лена. – А что?
– Я тебя жду здесь около банка. Мне с тобой поговорить надо.
– О чём?
– Хочу тебе фотку одной девицы показать. Может, ты её знаешь. К вам в банк она заходила.
– Сбрось на телефон, – распорядилась Лена. – А зачем тебе какая-то девка?
– Лен, я ещё сам ничего не понимаю, – признался Бородин. – Выясню всё и расскажу. Пока не приставай, ладно?
– Ладно, – озадаченно согласилась Лена.
Бородин отправил ей фотографию девицы у красной машины, откинулся на сиденье и стал нетерпеливо ждать, постукивая пальцами по рулю.
Лена позвонила через полчаса.
– Я сейчас спущусь, жди, – деловито велела она. – Пойдём в кафе обедать.
– Спасибо, Лен. – Бородин направился к входу в банк, подумав, что женщины, умеющие говорить таким деловым тоном, чем-то принципиально отличаются от обычных. От Кати, например.
Лена появилась быстро, хмуро ему кивнула, повела за угол в кафе, заказала весьма солидный обед. Бородин попросил себе чаю.
– Глеб, зачем тебе эта женщина? – уставилась на него Лена, когда официант отошёл.
– Я тебе всё расскажу. Обещаю. Но сейчас мне надо разобраться самому.
– Катя тебе ни о чём не говорила?
– О чём именно? – не понял он.
– Так, – отмахнулась она, нахмурилась, посмотрела в сторону и решилась: – Эта женщина – жена председателя правления нашего банка. Его секретарша – моя знакомая, она её опознала. Глеб, мне надо как-то ей объяснить, откуда эта фотография и вообще…
– Скажи, что твой знакомый увидел ее на улице и безумно влюбился, – посоветовал Бородин.
– Ты увидел эту дуру и безумно в неё влюбился?
– А она дура?
– Не знаю. Я же с ней не знакома. Глеб, секретарша её подруга, наверняка расскажет, что ею интересовались.
– Пусть, – кивнул Бородин. – Если тебя кто-то спросит, говори правду. Глеб Бородин, твой сосед, попросил опознать по фотографии женщину. Зачем – ты не в курсе.
– Ты в неё влюбился, – напомнила Лена.
– Да, – подтвердил Бородин. – Влюбился. Что-нибудь ещё секретарша про жену председателя, или как он там называется, рассказывала?
– Сейчас нет. А раньше рассказывала. Марину, секретаршу, мадам сюда и устроила. Раньше Марина в какой-то фирме работала за копейки, так что она ей по гроб жизни обязана. У неё двое детей.
– У мадам?
– У Маринки. – Лена доела внушительный обед, потянулась к мороженому. – О мадам Марина почти не рассказывает. По-моему, секретарша к ней хорошо относится. По-настоящему хорошо, без лицемерия. Она мне однажды рассказывала, как мадам мужа встретила.
– Но тогда мадам, наверное, ещё была не мадам, а была мамзель, – поправил Бородин.
– Правильно, – кивнула Лена. – Марина и мамзель гуляли по Москве. Гуляли-гуляли, устали и заглянули в ресторанчик, где аккурат и встретили нашего председателя. Он пригласил мамзель танцевать, и та вскоре стала мадам. Занятно, да?
– Занятно, – подтвердил Бородин. – Руководитель банка в дешёвый ресторанчик не пойдёт. Откуда у девиц нашлись денежки?
– Самой любопытно. Но Марина утверждает, что встреча действительно была случайной.
– Сомневаюсь.
– Я тоже. – Лена доела мороженое и подняла на него глаза. – Глеб, это как-то связано с Катей?
– Да, – не стал врать Бородин. – Только я не понимаю, каким образом. Не приставай. Буду знать, расскажу.
Лена помолчала, оценивающе на него поглядев, Бородину показалось, что она хочет сказать что-то ещё. Но ничего не сказала, поднялась, и он встал вслед за ней.
Проводив Лену ко входу в банк, он едва не забыл спросить самое главное:
– Как фамилия вашего председателя?
– Мединский, – кинула на прощанье Лена.
Глеб не удивился. Он не сомневался, что Ирка играет во всём этом какую-то роль. Больше пакостить Кате просто некому.
Утром, подходя к больнице, Аркадий Львович заметил мертвецки пьяного молодого человека, ничком лежавшего на лавке автобусной остановки. Мерзкий запах алкоголя чувствовался даже на расстоянии, но Аркадий Львович пересилил себя, подошёл, взял алкаша за руку, прощупал пульс. На бомжа парень не походил, одет опрятно, пострижен коротко. Рука была совсем холодной, видимо, спал он на лавке давно. По-хорошему, спать ему стоило дома, в тепле, но Аркадий Львович успокоил себя тем, что сейчас всё-таки не зима и ничего страшного пьянице не сделается. Прохожие равнодушно проходили мимо, и Перовский пошёл дальше, не оглядываясь.
Когда Саше было лет пятнадцать, Марина и он очень боялись проблем с алкоголем или, не дай бог, с наркотиками. Записывали сына в спортивные секции, старались приучить к хорошей музыке и литературе. Марине везде мерещились неподходящие компании и друзья, Аркадий Львович её успокаивал, но сам переживал не меньше.
Обошлось, слава богу. Наркотиков Саша боялся не меньше, чем родители, а пьяным Аркадий Львович видел его всего пару раз, не больше. Марина так и вовсе не видела, сын мать берёг и по пустякам старался не расстраивать.
Однажды, когда Аркадий Львович жил один после развода с Аллочкой и ещё не встретил Ольгу, Саша явился к нему пьяным под утро. Перовский отчего-то занервничал, услышав настойчивый звонок в дверь, и, увидев прислонившегося к косяку сына, облегчённо выдохнул.
– Что случилось?
Конечно, он сразу понял, что произошло. Сопляк не рассчитал нормы, и ему очень хочется найти слушателя его жалкого пьяного бреда.
Саша начал лепетать, как важно ему поговорить с отцом. Тот, не слушая, втащил его в квартиру, плюхнул на стул, умыл и повёз сына домой, настрого велев заткнуться.
Тогда Саша жил с матерью, она была в командировке, Аркадий Львович приволок сына, стащил с него куртку и обувь, толкнул к кровати и брезгливо поморщился, когда Саша жалко заплакал, уткнув лицо в подушку. Единственное, что отец всё-таки сделал для дурака, – поставил на пол около кровати бутылку газированной воды, которая, по счастью, нашлась в холодильнике.
После того злосчастного утра они встретились через пару дней. Аркадий Львович собирался прочесть лекцию о вреде пьянства, но не стал, оба понимающе улыбнулись и никогда к этому не возвращались. О чём тогда сын хотел с ним поговорить и почему плакал, отец так и не узнал…
В кабинет заглянул молодой хирург, Аркадий Львович поговорил с парнем, посмотрел в окно на колышущиеся под ветром голые деревья, переоделся и зачем-то отправился к автобусной остановке. Утреннего пьяного не было, на лавочке сидела молодая полная женщина с огромной сумкой на коленях. Перовский отошёл от остановки, выкурил сигарету и вернулся в отделение.
Узнать, зачем Глебу понадобилась Лена, ужасно хотелось, Катя не выдержала, позвонила мужу.
– Кать, мне нужно в одно место заехать, и потом я сразу приеду и расскажу. – В трубке слышался шум улицы. – Ты жди. Ты будешь меня ждать, Катя?
– Конечно, – улыбнулась она. – Мне же интересно.
От нечего делать она полезла в Интернет, посмотрела новости – оппозиционеры дружно и искренне ругали политику президента. Про политику ей читать не хотелось, она прокрутила ленту новостей, быстро просматривая заголовки статей, ушла с новостного сайта и уже открыла медицинский, предназначенный для специалистов, когда поняла, что слов на экране не понимает.
Катя быстро вернулась к новостной ленте и нашла то, что едва не ускользнуло от её взгляда. Маленькое фото рядом со ссылкой на блог очередного оппозиционера увеличить оказалось невозможно. Катя набрала в поисковике «Александр Перовский» и потом долго сидела, не понимая, что теперь делать.
Правильнее было вернуть компьютер Аркадию Львовичу и поминать Ольгу как положено.
Имя Александра Перовского было на слуху, иногда он даже мелькал в телевизоре. Странно, что она никогда не связывала его с Аркадием Львовичем. И мама не связывала, иначе обязательно рассказала бы Кате. Впрочем, её мать тоже не интересовалась политикой и могла не знать молодого перспективного деятеля.
Правильно было поскорее забыть о видео, но Катя слишком хорошо помнила, как взлетело и упало Ольгино тело, и понимала, что наезд был не случайным. Машина уж очень быстро и ниоткуда появилась и вильнула перед тем, как сбить Ольгу.
Сбрасывая оцепенение, Катя открыла Ольгину почту и совсем не удивилась, что почтовый ящик пуст. Хотела позвонить Глебу, но сообразила, открыла вкладку с удалёнными почтовыми отправлениями и прочитала то, о чём уже сама догадалась. Почту удалял не профессионал, «чайник», любой минимально продвинутый пользователь очистил бы ящик полностью. Письма были удалены через день после гибели Ольги и явно не Александром Перовским, тот бы такой ошибки не допустил. Вряд ли он так плохо владел современными программными средствами.
Очень захотелось позвонить Глебу, но Катя набрала другой номер.
– Кирилл, – сказала она в трубку, – не приезжай больше. Я хочу вернуться к мужу.
– Почему? – помолчав, устало спросил Кирилл. – Что случилось, Катя?
Она хотела объяснить, что попытка изменить жизнь оказалась неудачной, настоящая её жизнь там, с Глебом, которому хочется верить несмотря ни на что, с памятью об Ольге и с тяжёлой, только что открывшейся проблемой.
– Я хочу вернуться к мужу, – повторила Катя.
– И тебе уже не интересно узнать, почему я стал за тобой ухаживать? – грустно усмехнулся он.
– А я знаю, – сказала Катя. – Тебя попросила любовница моего мужа закрутить со мной роман и увести меня от Глеба.
– Не хочу, чтобы ты думала обо мне слишком плохо, – сказал он. – На то, чтобы обещать жениться и обмануть тебя, я бы не пошёл. Она попросила просто попасться вместе с тобой ему на глаза.
– Какая разница…
– Никакой, – согласился он.
Катя прервала разговор и только потом пожалела, что не извинилась перед красивым, умным и заботливым, но совсем чужим ей Кириллом. Всё-таки какое-то время она его обманывала.
Сегодня вечером крайний срок, решила Ира. Если Алка опять не позвонит, придётся ей о себе напомнить. И вообще пора поставить точки над «i»; если ничто её не испугало и она ничего делать не собирается, пусть так и скажет. Тогда получит сполна. А если всё-таки действует, пусть отчитается. Ну а если просто будет морочить ей голову и тянуть время, придётся её поторопить.
Вообще-то стоило позвонить Людке. Если слухи дошли до Шарманова, она тем более должна быть в курсе, никого более близкого у Алки нет.
Если бы не Людка, Ира так быстро не приобрела бы своё мощное оружие. В конце концов докопалась бы, конечно, но не так скоро.
То, что у парикмахерши не то чтобы проблемы с алкоголем, а так, некоторая слабость, Ира поняла сразу. Собственно, не понять это было просто невозможно, слишком быстро Людмила пьянела. Она свои слабости знала, перед работой или свиданием никогда спиртного не употребляла, а с посторонними вообще старалась не пить.
Всё оказалось так просто, что Ира до сих пор не переставала удивляться. Однажды она, как обычно, приехала к Люде стричься, она уже давно стриглась у неё дома, и, как всегда, – это уже стало у них правилом, – привезла бутылку мартини. Посидели они отлично. У Людкиного любовника как раз перед этим долго отсутствовала жена, и он у неё практически жил, отчего Людмила находилась в самом лучшем расположении духа и даже напевала, пока укорачивала Ире волосы, чем жутко её раздражала. Ира терпела. К Люде она вообще хорошо относилась, лучше, чем даже к давним подругам, может быть, потому что разница между ними была слишком велика, и обе они об этом не забывали.
Когда волосы были уложены и в бутылке заметно поубавилось, Ира, как обычно, стала уговаривать подругу опомниться, послать куда подальше старого любовника.
– Не могу. – Люда даже всплакнула. – Люблю его.
– Как полюбила, так и разлюбишь, – поморщилась Ира. – У Алки учись.
– Она другая, – покачала головой Люда. – Не как мы с тобой.
Это «мы с тобой» Ирину здорово задело, с парикмахершей её ещё никто не сравнивал.
– Чем же она другая? – усмехнулась она. – Мы тоже не уродки.
– Я не про это. Она… Она точно знает, чего хочет.
– И ты знаешь, – не поняла Ира. – А не знаешь, так давай я тебе объясню.
– Да я не про это говорю! Она никогда рук не опускает.
– Ну и ты не опускай!
Люда посмотрела на Иру, подумала и зашептала:
– У неё мать болела.
Ирина замерла, помнила, как ниоткуда у Алки появились деньги на операцию.
– Её мать болела, и денег на операцию не было… Алка точно знала, что деньги найдёт, даже не сомневалась.
– Нашла? – равнодушно спросила Ира.
– Нашла.
Из трезвой Людки Ира ничего бы не вытянула, но та, во-первых, была нетрезва, а во-вторых, очень уж завидовала Алке, потому и протрепалась.
Когда для Алины настали тяжёлые времена, у Люды была самая светлая полоса. Она уже состоялась как отличный парикмахер, у неё была своя клиентура, доходы позволяли участвовать в конкурсах, победы на них она одерживала сама. Тогда ей удалось устроиться на телевидение, жаль, что потом прошло сокращение и Люда под него попала. Сама виновата, надо было скромничать, а она не стеснялась, давала понять, что без неё тут все пропадут.
Алина часто приходила к подруге, надеясь, что её заметят. Как организовалась группа, снимающая порнофильмы, Ира не поняла, да это и не важно. Главное, что она организовалась, Алка стала порнозвездой среднего пошиба, Люда старалась загримировать её хотя бы так, чтобы на улице не узнавали, и все были довольны. Почему бизнес распался, Ира тоже толком не поняла, и это тоже не важно. Людка всё пыталась объяснить, как ей не повезло: дополнительные заработки закончились, и она не успела доучиться, но это Иру не интересовало.
Когда подруга заснула, Ира, конечно, нашла в её компьютере всё, что позволяло ей управлять Алкой, пока не надоест…
Звякнул домофон. Ира схватила трубку и услышала голос, который мечтала и не надеялась услышать.
– Впусти на минутку, – попросил Бородин.
В лифте Глеб поднимался вместе с какой-то тёткой, и ему стало неудобно перед ней, когда Ирина бросилась ему на шею прямо на глазах любопытной соседки.
– Глеб, – шептала Ира, – я так тебя ждала!
– Что ты затеяла против моей жены? – Он оторвал от себя её руки, не заметив, что сжал их очень сильно.
– Ты что, Глеб? – Радость в её глазах сменилась удивлением и непониманием. – Пусти, мне больно.
– Что ты затеяла против моей жены? – повторил он тише, отпуская её.
Она повернулась, шагнула в прихожую, он вошёл вслед за ней.
– Я не могу больше слышать о твоей жене! – закричала Ирина, когда дверь захлопнулась.
– И не услышишь, – сказал он. – Ни о ней, ни обо мне, когда всё расскажешь. Что ты затеяла против Кати?
– Ты что, спятил? – уже спокойно спросила Ирина. – Что я могла против неё затеять?
– Ира, – почти шёпотом произнёс Бородин, – деньги решают не всё. Я опасен, если дело касается моей семьи.
Когда он упомянул про семью, она поняла, что всё закончено. По-настоящему, бесповоротно. Навалилась тупая усталость, ей даже стало всё равно, здесь он или ушёл навсегда.
Ира поплелась на кухню, включила чайник. Подумала и сунула в посудомоечную машину одиноко стоявшую в мойке чашку.
– Почему твоя мачеха гримируется под мою жену? – спросил Глеб.
– Понятия не имею, – стоя к нему спиной, пожала плечами она.
– Ира!
– Что значит гримируется? – повернулась она к нему.
– То и значит. – Бородин видел, что она действительно не понимает. – Говори, моё терпение сейчас лопнет.
– Я не знаю, – равнодушно произнесла Ирина. – Понятия не имею.
Нужно немедленно дозвониться Алке. Господи, если с этой проклятой Катей что-нибудь случится, Глеб сразу укажет на неё, Ирину.
– Когда и зачем ты показала мачехе мою жену?
– Не произноси слово «мачеха»! – закричала она. – Я его не люблю.
– Мне плевать, что ты любишь. Когда и зачем?
– Мы однажды ехали вместе с Алкой в машине, а вы с Катей шли по улице. – Ира опять от него отвернулась, ей было тошно его видеть. – Я показала тебя и твою жену. Я тебя любила.
– Когда это было?
– Летом.
Кажется, он поверил. Хорошо, если поверил.
– Ты ей говорила, что моя жена врач?
– Говорила, – кивнула Ира.
Откуда он узнал про Алку? И зачем та гримируется под его Катю?
– А откуда ты знаешь, что она врач? Как узнала, где она работает? Я никогда об этом не упоминал.
– Бабы на работе говорили. – На этот раз Ира сказала правду. – Ты думаешь, про тебя никто ничего не знает?
Больше Бородин ничего не спросил. Постоял у неё за спиной и ушёл, хлопнув дверью.
Почему-то ей было трудно повернуться от полок, которые она пристально разглядывала. Она любила свою кухню, но сейчас ей показалось, что всё в ней убого и на неё противно смотреть.
Нужно немедленно позвонить Алке, затея может закончиться так плохо, что даже деньги отца не помогут. Она может обмануть кого угодно, но не Глеба.
Ира, вытирая рукой слёзы, набирала и набирала то домашний, то мобильный номер, но оба телефона не отвечали.
Катя открыла, и Глеб обнял её, не дожидаясь, пока дверь закроется, и даже не заметил, что впервые за много дней жена не отталкивает его и не каменеет под его руками.
– Катя… – прошептал он.
– Ты хотел сделать мне предложение, – напомнила она.
– Я его уже сделал. – Он крепче прижался щекой к её волосам.
– Я принимаю твоё предложение.
Ему хотелось рассказать, как сильно он измучился, и как немыслимо ему остаться без неё, и теперь он знает точно, что она – самое ценное в его жизни.
– Ты никогда об этом не пожалеешь, – сказал Бородин.
– Обедать будешь? – Катя высвободилась из его рук, подумала и чмокнула его в щёку как прежде, до казахстанской командировки.
– Буду, – решил Глеб. – А потом мне надо будет уехать.
– Куда?
Он замялся.
– На работу?
– Нет.
– Я с тобой, – твёрдо сказала Катя, расставляя тарелки.
Этого ему очень не хотелось. Дело было связано с Ириной, и он мечтал покончить с непонятной историей сам.
– Я поеду с тобой, Глеб. – Катя слишком долго была одна и не хотела больше быть одинокой даже десять минут.
Бородин молча поглощал обед, который она ему приготовила.
– Ты знаешь, блогер Перовский – сын Аркадия Львовича, – сообщила вдруг Катя.
– Я вообще не знаю, кто такие Перовские, – удивился он.
– Аркадий Львович работал с мамой, я тебе сто раз о нём рассказывала.
– А… – припомнил Бородин. Ни до Перовского, ни до его сына ему не было никакого дела.
Катя собрала тарелки, поставила в мойку.
– Поехали. – Глеб не стал дожидаться, пока она вымоет посуду, Катя послушно начала одеваться.
Им здорово повезло, красный «Мерседес» выезжал из ворот, когда Бородин начал искать место, где бы приткнуться около элитного жилья.
– Мы следим за машиной? – улыбнулась Катя. Не заметить, что они повисли на хвосте у красной машины, было невозможно.
– Да.
– Зачем?
– Не знаю, Кать, – признался Бородин. – Мне не нравится эта баба, она хочет стать на тебя похожей.
– Что? – не поняла Катя. – Как это?
– Помнишь, я увидел, что тебя мужик провожает?
– Помню.
– Потом я подвозил Лену до работы и заметил этого мужика в компании с девкой. И припомнил, что видел, как эта особа шла за тобой, когда…
– Глеб!
– Короче, я узнал, что это жена банкира. И она под тебя гримируется. Это точно, Кать.
– Мужика зовут Кирилл, – сказала Катя, не глядя на Глеба. – Его подослала твоя подруга.
– У меня нет подруги!
– Ну тогда скажем так, – поправилась Катя, – некая девушка, которой очень хотелось, чтобы я до безумия влюбилась в Кирилла и ты оказался свободным для нового брака. Кстати, в него вполне можно влюбиться, он не дурак и очень красивый.
– Не знал, что мужики бывают красивыми, – не сдержался Бородин. – Откуда ты знаешь, что его подослали?
– Догадалась. Да и он не отрицал. Между прочим, он пришёл ко мне под чужим именем.
– Зачем?
– Думаю, для того, чтобы я, влюбившись в него, не слишком ему досаждала, когда он меня бросит.
– Ладно, чёрт с ним. Надо разобраться с этой дамочкой. – Глеб кивнул на красную машину впереди. – Что-то здесь не так.
Обычно Аркадий Львович вниз по лестнице ходил пешком, но сейчас лифт раскрылся прямо перед ним, и Перовский шагнул в кабину.
– Привет. – Елизавета тоже направлялась домой после долгой смены, подкрашенная, слабо пахнувшая духами.
– Привет, – кивнул Аркадий Львович. – Ты знаешь телефон дочери Ксении? – спросил он.
– Кати? – удивилась Елизавета. – Знаю.
– Она обещала вернуть Ольгин ноутбук, – объяснил Аркадий Львович, пропуская коллегу вперёд. – Да что-то не звонит.
Елизавета замялась, словно хотела что-то ему рассказать, но промолчала, достала телефон из сумки, тут же сбросила Перовскому эсэмэской номер мобильного Кати. Аркадию Львовичу вдруг стало интересно, что же Елизавета хотела сказать ему про Катю. Но не спросил, конечно.
– Ты иди, Аркаша, – кивнула Елизавета, видя, что он замедляет шаг, подстраиваясь под неё. – Я хожу медленно, мне за тобой не угнаться, а тебе со мной плестись одна морока. Пока.
– Пока, – кивнул он.
Начался мелкий дождь. Можно было поднять капюшон куртки или достать зонт, но Аркадий Львович не сделал ни того ни другого.
Летом дождей было мало. Ему не повезло только однажды, в тот день он ехал на дачу на электричке, потому что была пятница и стоять в пробках не хотелось. Дождь сильный, с холодным ветром, неожиданный для тёплого дня, начался, когда он вышел из вагона. Туча была небольшой, и Аркадий Львович спрятался под навесом на платформе вместе с другими пассажирами, а потом медленно шёл к даче, обходя лужи.
Ольгу вместе с соседским парнем Аркадий Львович увидел издалека, прежде чем жена его заметила, и тогда впервые подумал, что никогда её не ревновал. Ни разу, ни одной минуты. И не потому, что она не давала повода, умные женщины вообще редко дают мужьям повод для ревности, если не делают этого специально, конечно. Он не ревновал Ольгу, потому что был абсолютно в ней уверен. Даже больше, чем в себе, как бы парадоксально это ни звучало.
Парень – Стас, вспомнил его имя Перовский, – отошёл от Ольги, как только его увидел, а жена пошла Аркадию Львовичу навстречу и уцепилась за его рукав.
Он тогда так обрадовался, что она за него уцепилась, он соскучился, не видя её с утра, и не обратил внимания, что Ольга выглядит озабоченной.
Вообще-то он это всё-таки заметил и спросил:
– Этот дурачок тебя чем-то расстроил?
– Нет, – улыбнулась Ольга.
– О чём вы с таким интересом разговаривали?
– Да так, ни о чём, – усмехнулась она.
– Оль, ну скажи, мне же любопытно.
– Да правда ни о чём. – И жена перевела разговор на другое.
Ему не пришло в голову, что его жену сосед Стасик шантажировал, и она ему платила.
Он не догадывался об этом, когда оперировал Стаса. И потом ещё долго не знал.
Когда Саша был маленький, Аркадий Львович старался проводить с ним отпуск на даче. Тогда сын знал здесь всех ровесников, со Стасом и ещё с какими-то ребятами ездил на велосипедах, играл, ходил на озеро купаться. Жаль, что дачная жизнь ему, несмотря на все старания Аркадия Львовича, не нравилась, и он всегда ждал возвращения в Москву.
Мучить сына Аркадий Львович не хотел и в конце концов смирился с тем, что мальчик приезжает только изредка. Однажды отец, взяв отпуск, поехал с Сашей в Турцию, но там было скучно обоим, и они ждали возвращения в Москву.
В то время Марина жаловалась, что, кроме книг и Интернета, Сашу ничто не интересует, он не любит играть в футбол и вообще идёт гулять, только когда кто-нибудь из ребят его позовёт.
– Ну и хорошо, – успокаивал её Аркадий Львович. – Разве лучше, если он станет без дела болтаться?
Он успокаивал Марину и не беспокоился сам. И видел только то, что хотел видеть, – сын растёт умным и вежливым, и никакая дополнительная опека ему не нужна.
«Мерседес» замедлил ход и остановился. Бородин проехал вперёд, ухитрился найти место метрах в десяти.
– Сиди, – бросил он Кате, вышел из машины, огляделся и медленно двинулся назад.
Жена банкира говорила по телефону. Когда Бородин проходил мимо, говорить перестала, бросила сотовый на свободное сиденье. Сегодня она была блондинкой, не Катей. Он прошёл дальше, остановился, вертя головой и делая вид, что кого-то ждёт.
Откуда к «Мерседесу» подошёл мужчина, Бородин не заметил. Мужик наклонился над опустившимся стеклом, что-то сказал, открыл дверь и сел к блондинке. Он был Глебу не знаком, на лысого не похож.
Разговор занял минуты две, после чего и блондинка, и незнакомец «Мерседес» покинули, прошли мимо Бородина и уселись в неприметный светлый «Форд». Хозяин «Форда» включил мотор, Глеб бросился к своей машине и успел вовремя, сел «Форду» на хвост не хуже настоящего опера.
– Мы куда, Глеб?
– Она пересела. С ней мужик какой-то, – притормаживая перед светофором, сказал Бородин.
– Глеб, что мы скажем, если она заявит на нас в полицию?
– Она не заявит.
– Откуда ты знаешь?
– Догадываюсь. А если заявит, нам тоже есть что сказать. Около тебя крутятся личности с чужими документами.
– Глеб, мне это не нравится.
– Мне тоже.
Бородин так боялся отстать от «Форда», что даже не сразу понял, что находится в хорошо знакомом районе, около большого парка, рядом с которым высились недавно выстроенные высоченные дома, отчего-то выглядевшие довольно убого. Может быть, потому что были ещё необжитыми.
– Как всё застроили, – с грустью сказала Катя.
«Форд» свернул на еле приметную дорогу между деревьями. Она вела к больнице, где когда-то лежала бабушка Глеба. Раньше к клинике от метро ходил автобус, Глеб добирался на нём, навещая старушку по выходным.
К больнице можно было подъехать с другой стороны, дорога не кончалась тупиком, и Бородин рискнул, не стал сворачивать за «Фордом» на пустой дороге.
– Мы куда, Глеб? – спросила Катя.
– Сейчас свернём и их встретим. Мало машин, не хочется, чтобы они нас засекли.
Темнело, деревья казались мрачной высокой стеной. Только дорога, освещённая весёлыми жёлтыми фонарями, напоминала, что это город.
Бородин свернул на следующем повороте, подъехал к парковке перед больничными корпусами. Машин там почти не было, «Форд» стоял немного подальше, на обочине.
Свет в нём был потушен, есть ли там люди, Бородин не видел.
– Разомнусь, – решила Катя, вылезла из машины и оглядела темнеющие деревья. – Воздух какой изумительный, не скажешь, что в городе.
– Изумительный, – согласился Бородин, вылезая вслед за женой.
Освещённые дорожки на территории больницы смотрелись эффектно, как на картинке. И даже шлагбаум, пропускающий машины только по пропускам, казался новеньким. Впрочем, возможно, он и был новым.
Истошный женский крик показался им не столько пугающим, сколько неуместным.
Первым на крик бросился охранник, лениво прохаживающийся около шлагбаума. Бородин догнал его, когда тот уже стоял у тела рядом с кустами, освещая его ярким фонариком.
Лежащего на земле мёртвого мужика Глеб узнал бы и без фонарика, не настолько было темно на территории больницы.
– Отойдите! – зло крикнул охранник на успевшую собраться небольшую толпу. – Отойдите все!
– Пусти, я посмотрю, – отодвигая Бородина, сказал высокий человек в видневшемся из-под куртки белом халате.
– Нечего тут смотреть, – угрюмо буркнул охранник. – Поздно. Огнестрел.
Бородин тронул уцепившуюся за его рукав Катю, повёл мимо шлагбаума назад к «Хонде», машинально заметив, как «Форд», развернувшись, исчезает за поворотом дороги.
– Я его видела, – сказала Катя. – Я видела этого человека. Это Людмилин любовник.
– Что-то в этом роде я и предполагал. Садись в машину, поехали.
– Людмила – это женщина, через которую Кирилл узнал, под чьим именем можно прийти ко мне на приём.
– Что-то в этом роде я предполагал, – повторил Бородин.
– Людмила – это парикмахер.
– Я знаю.
– Откуда? – удивилась Катя.
– Я тоже хороший сыщик, – усмехнулся он, трогая машину. – Не ты одна. Пора нам с тобой делиться информацией.
– Ты догадываешься, почему его убили?
– Конечно, – вздохнул Бородин. – Жена банкира Алина решила срубить бабок, а парикмахер Люда тоже на них претендовала. Вот и подослала к подружке своего любовника. Они Алину держали крепко, но и та не промах, послала подружкиного любовника на встречу вместо себя. И выиграла, как видим, осталась жива… До чего же место выбрано удачно, в лес никто на встречу пойти не согласится, на улице стрелять опасно, а больничный двор в парке – идеальное место. Вечер поздний, холодный, гулять никто не пойдёт, собачников сюда не пускают. Охрана создаёт иллюзию безопасности, а на самом деле более глухой дыры не найти.
Бородин рассказывал про свои розыски, слушал, как Катя с Леной проводили своё расследование, и постепенно стал понимать, кому сейчас грозит самая большая опасность.