Глава 16
Приглашение гласило:
«Посол Социалистической Республики Румыния приглашает Вас в посольство на коктейль и ужин. Двадцать третья улица, дом 1607, в 19.30, вечернее платье. RSVP по телефону 5556593».
Мэри вспомнила свой прошлый визит в посольство. Какой идиоткой она себя выставила!
«Что же, больше такого не повторится. Теперь я знаю правила игры».
Она надела один из купленных нарядов: вечернее платье из черного панбархата с длинными рукавами, черные лодочки на высоком каблуке и скромную нитку жемчуга.
– Ты выглядишь красивее Мадонны, – решила Бет.
Мэри обняла дочь.
– Ужасно волнуюсь. Вы поешьте внизу в столовой, а потом посмотрите телевизор. Постараюсь вернуться пораньше. Завтра поедем смотреть дом президента Вашингтона в Маунт-Вернон.
– Желаю хорошо провести время, мама.
Телефон зазвонил. Это оказался портье.
– Госпожа посол, мистер Стикли ждет вас в вестибюле.
«Лучше бы я поехала одна, – подумала Мэри. – Я и без них способна избежать неприятностей».
На сей раз румынское посольство выглядело совершенно по-другому. Во всем чувствовалась праздничная атмосфера, отсутствовавшая во время ее первого визита. У двери их приветствовал Габриэл Стойка, заместитель посла.
– Добрый вечер, мистер Стикли. Приятно вас видеть.
Джеймс кивнул на Мэри:
– Могу я представить нового посла вашей страны?
Лицо Стойки осталось бесстрастным.
– Рад познакомиться, госпожа посол. Пожалуйста, следуйте за мной.
Идя по коридору, Мэри заметила, что комнаты ярко освещены и натоплены. Сверху доносились звуки музыки. Повсюду были расставлены вазы с цветами.
Посол Корбеску беседовал с группой приглашенных. Увидев Джеймса и Мэри, он поздоровался:
– Добрый вечер, мистер Стикли.
– Добрый вечер, посол. Могу я представить посла Соединенных Штатов в Румынии?
Корбеску взглянул на Мэри и монотонно проговорил:
– Счастлив познакомиться.
Мэри ожидала, что он улыбнется. Хотя бы глазами. Но так и не дождалась.
За столом было сто человек. На мужчинах – смокинги, на женщинах – элегантные платья от Живанши, Оскара де ла Ренты и Луи Эстевеза. Большой стол, за которым Мэри сидела в прошлый раз, окружали столы поменьше. Ливрейные лакеи обходили комнату с шампанским на подносе.
– Хотите выпить? – спросил Стикли.
– Нет, спасибо, – отказалась Мэри. – Я не пью.
– В самом деле? Какая жалость.
– Почему? – удивилась Мэри.
– Потому что это часть вашей работы. На каждом дипломатическом приеме обязательно произносятся тосты. Если не станете пить, оскорбите хозяина. Время от времени можно сделать глоток.
– Я запомню, – пообещала Мэри и вдруг увидела Слейда. Сначала она даже не узнала его. На нем был смокинг, и пришлось признать, что в вечернем костюме он выглядит весьма привлекательно. При этом он обнимал за плечи пышную блондинку, готовую вот-вот выпасть из слишком узкого платья.
«Дешевка, – мысленно усмехнулась Мэри. – Зато вполне в его вкусе. Интересно, сколько девиц с нетерпением ожидают его в Бухаресте?»
Мэри вспомнила его отповедь:
«Вы дилетант, миссис Эшли. Если кто-то хотел вознаградить вас или откупиться, следовало бы послать вас в Исландию».
Ублюдок.
В этот момент к Слейду подошел полковник Макинни в парадном мундире. Майк извинился перед блондинкой и отвел его в сторону. Мэри решила, что за этими двумя придется присмотреть.
Мимо проходил лакей с шампанским.
– Пожалуй, я возьму бокал, – пробормотала Мэри.
Стикли внимательно наблюдал, как она пьет.
– Ладно. Теперь самое время поработать.
– Поработать?
– На таких приемах вершится много дел. Поэтому посольства и устраивают их.
Весь следующий час Мэри представляли послам, сенаторам, губернаторам и некоторым влиятельным политикам Вашингтона. Интерес к Румынии быстро возрастал, и почти все значительные персоны получили приглашение на ужин в посольстве. К Стикли и Мэри подошел Майк Слейд с повисшей на его руке блондинкой.
– Добрый вечер, – приветливо сказал он. – Познакомьтесь с Дебби Деннисон. А это Джеймс Стикли и Мэри Эшли.
Это было намеренным оскорблением.
– Посол Эшли, – холодно поправила Мэри.
Майк хлопнул ладонью по лбу:
– Прошу прощения. Посол Эшли. Отец мисс Деннисон тоже посол. Но разумеется, профессиональный дипломат. Последние двадцать пять лет служил во многих странах.
– У меня было такое чудесное детство! – воскликнула Дебби.
– Да. Дебби где только не побывала, – кивнул Майк.
– Ну что ж, – спокойно ответила Мэри. – Уверена, так оно и есть.
Мэри молилась про себя, чтобы ее не усадили за один стол с Майком, и ее молитвы были услышаны. Он сидел по соседству, рядом с полуголой блондинкой. Люди, окружавшие Мэри, в большинстве своем были ей знакомы по журнальным обложкам и телевидению. Джеймс Стикли оказался напротив. Сосед слева говорил на таинственном языке, который Мэри никак не могла определить. Справа сидел высокий худой блондин средних лет с привлекательным тонким лицом.
– Я рад оказаться рядом с вами. Потому что успел стать вашим горячим поклонником, – прошептал он Мэри с легким скандинавским акцентом.
– Спасибо.
«Поклонник? Я пока еще ничего такого не сделала».
– Я Олаф Петерсон. Атташе по культуре шведского посольства.
– Счастлива с вами познакомиться, мистер Петерсон.
– Вы бывали в Швеции?
– Нет. Честно говоря, я еще нигде не бывала.
– Тогда впереди у вас столько всего прекрасного, – улыбнулся Олаф.
– Возможно, когда-нибудь мы с детьми посетим вашу страну.
– Так у вас есть дети? Сколько им лет?
– Тиму десять, а Бет двенадцать. Я покажу вам.
Она открыла сумочку и вынула снимки детей.
Сидевший напротив Джеймс неодобрительно покачал головой.
Олаф долго рассматривал фотографии:
– У вас красивые дети. Сразу видно, пошли в маму!
– У них отцовские глаза. – Они часто шутливо спорили с Эдвардом, на кого похожи дети.
«Бет будет такой же красавицей, как ты, – говорил Эдвард. – Вот только не пойму, на кого смахивает Тим. Уверена, что он от меня?»
И тогда их игра завершалась в постели.
Олаф Петерсон что-то ей говорил.
– Простите?
– Я читал, что ваш муж погиб в автомобильной аварии. Искренне сожалею. Должно быть, женщине трудно быть одной, без мужчины, – посочувствовал он.
Мэри пригубила вина, такого холодного и освежающего, что она осушила бокал. Официант в белых перчатках, стоявший за спинами гостей, немедленно его наполнил.
– Когда вам нужно лететь в Румынию? – спросил Петерсон.
– Похоже, мы уезжаем через несколько недель.
Мэри снова подняла бокал:
– За Бухарест.
Вино оказалось превосходным. И всем известно, что в винах низкий процент алкоголя.
Когда официант спросил, наполнить ли снова ее бокал, она утвердительно кивнула. Оглядела комнату, модно одетых гостей, говоривших на дюжине различных языков, и подумала: «В добром старом Джанкшн-Сити таких банкетов не бывает. Нет, сэр. В Канзасе тоскливо, как в пустыне. А в Вашингтоне весело… как?»
Она нахмурилась, стараясь не упустить мысль.
– С вами все в порядке? – спросил Олаф.
Мэри похлопала его по руке:
– В полном порядке. В полном. Я бы выпила еще бокал вина.
– Разумеется.
Он сделал знак официанту, и тот немедленно исполнил просьбу.
– Дома, – доверительно сообщила она, – я никогда ничего не пью.
Язык слегка заплетался.
– Конечно, не сч’тая воды.
Олаф Петерсон, улыбаясь, разглядывал ее.
Сидевший за центральным столом румынский посол Корбеску встал:
– Леди и джентльмены, уважаемые гости, я бы хотел предложить тост.
Ритуал начался. Провозглашались тосты за Александру Ионеску, президента Румынии, госпожу Александру Ионеску, за президента Соединенных Штатов, вице-президента, румынский и американский флаги. Мэри казалось, что тостов было не меньше тысячи. И каждый раз она пила.
«Я п’сол, – напоминала она себе. – Эт’ моя обязанность».
Наконец румынский посол объявил:
– Уверен, все хотели бы услышать несколько слов от очаровательного посла Соединенных Штатов в Румынии.
Мэри подняла бокал и уже начала пить, как вдруг поняла, что от нее требуют речи, и с трудом поднялась. И тут же схватилась за стол, чтобы не упасть.
– Привет всем! Правда, здесь весело?
Она еще никогда не была так счастлива. Все в этой комнате были так дружелюбны. Все ей улыбались. Некоторые даже смеялись. Взглянув на Джеймса Стикли, она расплылась в улыбке.
– Классная вечеринка. Я рада, что все вы смогли прийти.
Она плюхнулась на стул и повернулась к Петерсону.
– Мне что-то подсыпали в вино.
Он сжал ее руку.
– Думаю, вам нужно выйти на воздух. Здесь очень душно.
– Да. Душно. Честно говоря, у м’ня немного кружится голова.
– Сейчас я провожу вас.
Он помог Мэри встать, и та с удивлением обнаружила, что ноги ее не держат. Джеймс Стикли увлеченно беседовал о чем-то с соседом и не видел, как уходит Мэри. Они прошли мимо стола Слейда. Тот с нескрываемым неодобрением наблюдал за ней.
«Завидует, – подумала она. – Его не попросили произнести речь».
– Знаете, – сказала она Петерсону, – в чем его проблема? Он сам х’тел быть послом. И не может смириться, что я получила эту работу.
– О ком вы?
– Н’ имеет значения. И он не имеет значения.
Они вышли на прохладный ночной воздух. Петерсон продолжал держать ее под руку, и Мэри втайне была ему за это благодарна. Перед глазами все плыло.
– Где-то здесь мой лимузин, – вспомнила она.
– Давайте его отошлем, – предложил Олаф. – Поднимемся ко мне, выпьем на ночь.
– Никакого вина.
– Нет, нет. Немного бренди, чтобы успокоить желудок.
«Бренди. В книгах все знаменитости пьют бренди. Бренди с содовой. Как Гэри Грант».
– С содовой?
– Разумеется.
Олаф помог Мэри сесть в такси и назвал водителю адрес. Когда они остановились перед большим многоквартирным домом, Мэри недоуменно уставилась на Петерсона:
– Где мы?
– Дома, – заверил тот. Мэри вышла из машины и чуть не упала. Олаф едва успел ее подхватить.
– Я п-пьяна? – с трудом выговорила Мэри.
– Конечно, нет, – утешил он.
– Мне как-то не по себе.
Олаф привел ее в вестибюль и нажал кнопку лифта.
– Немного бренди – и все уладится.
Они вошли в лифт, и он снова нажал кнопку.
– А вы знаете, что я резвенни… то есть трезвенница?
– Нет, не знал.
– Эт’точно.
Петерсон гладил ее руку.
Дверца лифта открылась, и он помог Мэри выйти.
– Вам никто не говорил, что здесь пол н’ровный?
– Я об этом позабочусь, – пообещал Олаф.
Удерживая Мэри одной рукой, он нашарил в кармане ключ и открыл дверь. Они вошли в тускло освещенную квартиру.
– Зд’сь темно, – заметила Мэри.
Олаф обнял ее.
– Мне нравится темнота, а тебе?
Ей? Она сама не знала.
– Вы сознаете, насколько красивы?
– Спасибо. Вы тоже красивый.
Олаф подвел Мэри к дивану и усадил. Голова кружилась все сильнее. Он поцеловал ее. Она почувствовала, как его рука скользнула по бедру.
– Что вы делаете?
– Расслабься, дорогая. Тебе будет хорошо, вот увидишь.
И ей действительно стало хорошо. У него были такие нежные руки. Совсем как у Эдварда.
– Он был ч’десным доктором, – пробормотала Мэри.
– Уверен, что так и было.
Он прижался к ней всем телом.
– О да. Когда кто-то нуждался в операции, всегда вызывали Эдварда.
Она лежала на диване, и теплые руки, поднимая подол платья, осторожно ее массировали. Руки Эдварда. Мэри закрыла глаза и ощутила, как губы скользят по ее телу. Мягкие губы и нежный язык. Такой же нежный, как у Эдварда. Какое блаженство! Она не хотела, чтобы это кончалось.
– Мне так приятно, дорогой, – прошептала она. – Возьми меня. Пожалуйста, возьми меня.
– Да. Сейчас, – хрипло сказал он. Какой резкий голос. Совсем не похож на Эдварда!
Мэри открыла глаза и уставилась в лицо незнакомца. Почувствовав, как он входит в нее, она истерически вскрикнула:
– Нет! Прекрати!
Откатилась от него и упала на пол. Но тут же с трудом поднялась.
Олаф недоуменно смотрел на нее.
– Но…
– Нет!
Она безумным взглядом обвела комнату.
– Простите. Я ошиблась. Не хочу, чтобы вы подумали, будто я…
Повернувшись, она побежала к двери.
– Подождите! Позвольте хотя бы проводить вас домой!
Но она уже исчезла.
Мэри шла по пустынным улицам, ежась от ледяного ветра, сгорая от глубочайшего, мучительного унижения. Объяснений тому, что она сделала, не было. И извинений тоже. Она опозорила свою должность. И как глупо! Напилась на глазах половины вашингтонского дипломатического корпуса, пошла в квартиру незнакомого мужчины и едва не позволила себя соблазнить. Утром она станет мишенью для всех репортеров светской хроники в Вашингтоне!
Бен Кон услышал подробности от трех человек, присутствовавших на ужине в румынском посольстве. Просмотрел колонки светской хроники в вашингтонских и нью-йоркских газетах. Ни слова о скандальном происшествии. Кто-то замял эту историю. Должно быть, кто-то очень влиятельный.
Кон сидел в клетушке, считавшейся в редакции его кабинетом, и долго размышлял, прежде чем набрать номер Виллерса.
– Мистер Виллерс на месте?
– Да. Кто говорит?
– Бен Кон.
– Минуту…
Ровно через минуту секретарь снова взяла трубку:
– Мне очень жаль, мистер Кон, но, как оказалось, мистер Виллерс вышел.
– Когда я смогу его застать?
– Боюсь, сегодня он очень занят.
– Ну да, конечно.
Он повесил трубку и набрал номер репортера светской хроники, работавшей в другой газете. В Вашингтоне ничто не проходило мимо ее внимания.
– Линда! Как ежедневная битва?
– Потихоньку-помаленьку.
– Не случилось ли чего скандального на берегах этого позолоченного пруда?
– К сожалению, нет. Полное затишье.
– Насколько я знаю, вчера в румынском посольстве был большой шум.
– Неужели? – неожиданно насторожилась она.
– Ага. Ты, случайно, ничего не слышала о нашем новом после в Румынии?
– Нет. Прости, Бен, мне нужно бежать. Звонят по межгороду.
Короткие гудки.
Он позвонил другу из Госдепартамента, и секретарь его соединила.
– Привет, Альфред.
– Бенджи! Как поживаешь?!
– Давно не виделись. Почему бы нам не пообедать вместе?
– Заметано. Над чем работаешь?
– Расскажу при встрече.
– Что же, справедливо. Сегодня у меня не так много дел. Встретимся в «Уотергейте»?
Бен поколебался.
– Может, лучше в «Мама Реджинас» в Силвер-Спринг?
– Далековато, не находишь?
– Да, – коротко обронил Бен.
Последовало молчание.
– Понятно.
– В час дня?
– Договорились.
Бен Кон занял угловой столик. Его друг Альфред Шаттлуорт прибыл чуть позже. Тони Серхио, хозяин заведения, проводил его к столику.
– Что будете пить, джентльмены? – спросил он.
Шаттлуорт заказал мартини.
– Мне ничего, – отказался Бен.
Альфред Шаттлуорт, мужчина средних лет с землистым лицом, работал в отделе стран Европы Госдепартамента. Несколько лет назад он в пьяном виде попал в аварию. Бен оказался на месте происшествия с заданием от редакции написать репортаж. На карте стояла карьера Шаттлуорта. Кон замял историю, и Шаттлуорт в благодарность время от времени сообщал ему сведения, не предназначенные для чужих ушей.
– Мне нужна твоя помощь, Ал.
– Для тебя я сделаю все, сам знаешь.
– Мне необходима кое-какая секретная информация о нашем новом после в Румынии.
– Ты о чем? – нахмурился Альфред.
– Мне позвонили трое. В один голос утверждают, что вчера вечером она так надралась в румынском посольстве, что выставила себя полнейшей идиоткой перед вашингтонской верхушкой. Ты видел сегодня утренние газеты или хотя бы ранние выпуски дневных?
– Да. Там упоминали о посольском приеме, но о Мэри Эшли ничего не было.
– Вот именно. Любопытный ночной случай с собакой. «Пестрая лента».
– Не понимаю.
– Это из рассказов о Шерлоке Холмсе. Пес не лаял. Почему-то молчал. Совсем как газеты. С чего бы это наши ведущие светской хроники упустили такой лакомый кусочек? Кто-то заткнул им рты. Кто-то очень влиятельный. Будь на ее месте другая ВИП-персона, умудрившаяся бы так опозориться на людях, пресса устроила бы ведьминский шабаш.
– Совсем не обязательно, Бен.
– Ал, пойми, вдруг неизвестно откуда появляется Золушка, которой коснулась волшебная палочка нашего президента, и неожиданно становится Грейс Келли, принцессой Ди и Жаклин Кеннеди в одном флаконе. Приходится признать, что леди смазлива, но не настолько же! Леди умна. Но не до такой же степени! По моему скромному мнению, преподавание курса политологии в университете штата Канзас еще не повод для назначения послом в одну из самых взрывоопасных стран мира. Я летал в Джанкшн-Сити и говорил с тамошним шерифом.
Альфред допил мартини.
– Пожалуй, закажу еще. Что-то я разнервничался.
– Не ты один.
Бен тоже заказал мартини.
– Продолжай, – попросил Шаттлуорт.
– Миссис Эшли отказалась от предложения президента, потому что ее муж не мог оставить свою медицинскую практику. И тут он очень своевременно погибает в автокатастрофе. Раз – и в дамки. Леди в Вашингтоне, на пути в Бухарест. Словно кто-то с самого начала все спланировал.
– Кто-то? Но кто?
– Вот в этом весь вопрос.
– Бен… что ты хочешь сказать?
– Да ничего такого. Позволь объяснить, что предположил шериф Манстер. Он посчитал странным, что с полдюжины свидетелей ни с того ни с сего оказались на шоссе в разгар морозной зимней ночи, как раз вовремя, чтобы стать очевидцами аварии. И хочешь услышать кое-что поинтереснее? Они исчезли. Все до одного.
– Продолжай.
– Я отправился в Форт-Райли поговорить с водителем армейского тягача, убившим доктора Эшли.
– И что он сказал?
– Не слишком много. Он мертв. Сердечный приступ. В двадцать семь лет.
Шаттлуорт вертел в руке бокал.
– Полагаю, ты узнал еще что-то?
– О да! Я посетил офис ОКР в Форт-Райли, чтобы поговорить с полковником Джексоном – начальником отдела и одним из очевидцев аварии. Полковника на месте не оказалось. Его повысили и перевели. Теперь он в чине генерал-майора служит где-то за океаном. Никто точно не знает, где именно.
Альфред покачал головой:
– Бен, я знаю, ты чертовски хороший репортер, но, если честно, думаю, на этот раз ты сбился со следа. Превращаешь несколько совпадений в сценарий Хичкока. Люди действительно погибают в авариях и от сердечных приступов, а офицеров повышают по службе. Ты ищешь заговор там, где его нет.
– Ал, ты что-нибудь слышал об организации «Патриоты свободы»?
– Нет. Что-то вроде «Дочерей американской революции»?
– Ничего похожего. Время от времени до меня доходят слухи, но и только.
– Какие именно слухи?
– Предполагается, что это клика высокопоставленных фанатиков правого и левого толка. Их идеология диаметрально противоположна, но страх держит их вместе.
Члены коммунистической партии считают, что план президента Эллисона – уловка капиталистов, призванная уничтожить Восточный блок. Правые уверены, что этот план – открытая дверь для коммунистов, мечтающих покончить с нами. Поэтому они и образовали сей нечестивый союз.
– Иисусе! Поверить невозможно.
– Но это еще не все. Кроме ВИП-персон тут замешаны изменившие своему долгу сотрудники различных международных спецслужб. Не можешь проверить, кто именно?
– Не знаю. Попытаюсь.
– Советую делать это, не привлекая внимания. Если организация действительно существует, ее члены не придут в восторг, обнаружив, что кто-то лезет в их дела.
– Я свяжусь с тобой, Бен.
– Спасибо. Давай закажем ленч.
Спагетти карбонара оказались выше всяких похвал.
Альфред был настроен весьма скептично. Репортеры вечно вынюхивают сенсации.
Шаттлуорт любил Бена, но понятия не имел, как искать следы гипотетической организации. Если же она действительно существует, значит, занесена в какую-то компьютерную базу правительства. Сам он не имел доступа к компьютерам. Но знал того, кто имеет. Придется ему позвонить.
Альфред допивал второй мартини, когда в бар вошел Пит Коннорс.
– Прости за опоздание. Небольшая проблема на консервной фабрике.
Он заказал неразбавленное виски, а Шаттлуорт – еще один мартини.
Они познакомились и подружились, потому что любовница Коннорса и жена Шаттлуорта работали в одной компании. Людьми они были абсолютно разными. Один участвовал в смертельных шпионских играх, другой был типичным кабинетным чиновником. Именно это несходство и объединило их. Они прекрасно проводили время в обществе друг друга и порой обменивались полезной информацией. Когда они впервые встретились, Пит был веселым и интересным собеседником. Но с годами что-то произошло, и Коннорс превратился в закоренелого реакционера.
Шаттлуорт глотнул мартини.
– Пит… я прошу об одолжении. Не мог бы ты кое-что посмотреть в компьютере ЦРУ? Возможно, там ничего не окажется. Но я обещал другу, что попытаюсь.
Коннорс сдержал улыбку.
«Бедный придурок скорее всего хочет узнать, не трахает ли кто-то его жену».
– Разумеется. Я многим тебе обязан. О ком нужна информация?
– Не о ком, а о чем. И возможно, этого вообще не существует. Речь идет об организации, называемой «Патриоты свободы». Ничего такого не слышал?
Пит осторожно поставил стакан.
– Что-то не припоминаю, Ал. А как зовут твоего друга?
– Бен Кон. Он репортер «Пост».
Наутро Бен принял решение.
– Либо я напишу самую сенсационную историю столетия, либо останусь с пустыми руками. Пора выяснить, чем кончится дело.
– Слава Богу! – воскликнула Акико. – Артур будет счастлив!
Бен Кон нашел рабочий номер Мэри и позвонил:
– Доброе утро, госпожа посол. Я Бен Кон. Помните меня?
– Да, мистер Кон. Написали статью?
– Именно по этому поводу я и звоню, госпожа посол. Я летал в Джанкшн-Сити и накопал там информацию, которая, думаю, вам будет интересна.
– Что за информация?
– Это не телефонный разговор. Не могли бы мы встретиться?
– У меня чрезвычайно плотный график. Сейчас посмотрю… есть полчаса утром в пятницу. Вам это подходит?
«Еще три дня…»
– Полагаю, это может подождать до пятницы.
– Хотите прийти сюда?
– В вашем здании на первом этаже есть кафетерий. Почему бы нам не встретиться там?
– Хорошо. Увидимся в пятницу.
Они попрощались, повесили трубки, и через мгновение на линии послышался третий щелчок.
Связаться непосредственно с Контролером не было возможности. Он основал и финансировал организацию, но никогда не посещал встречи комитета и никто не знал его имени. Имелся номер его телефона, принадлежавшего неизвестно кому (Коннорс пытался выяснить), и автоответчик, терпеливо повторявший: «Постарайтесь оставить сообщение в течение минуты».
Номер полагалось задействовать в самых крайних случаях. Коннорс зашел в будку телефона-автомата и оставил сообщение на автоответчике.
Сообщение приняли в восемнадцать часов.
В Буэнос-Айресе было восемь утра. Контролер прослушал сообщение дважды и набрал номер. Пришлось ждать три минуты, прежде чем раздался голос Неузы Муньес:
– Si?
– Это человек, который однажды договаривался с вами насчет Ангела. У меня для него новый контракт. Можете связаться с ним прямо сейчас?
– Не знаю.
Судя по голосу, она была пьяна.
Контролер постарался сдержать нетерпение:
– Когда вы сможете передать ему мою просьбу?
– Не знаю.
«Будь ты проклята».
– Выслушайте меня.
Он говорил медленно и отчетливо, словно обращаясь к малому ребенку:
– Скажите Ангелу, что это нужно сделать немедленно. Я хочу, чтобы он…
– Минуту. Мне нужно в туалет.
Он услышал стук трубки и раздраженно вздохнул. Но приходилось ждать.
Через три минуты она вернулась и объявила:
– Чем больше пьешь пива, тем чаще писаешь.
Контролер скрипнул зубами.
– Это очень важно. – Он опасался, что она ничего не запомнит. – Возьмите карандаш и запишите. Я буду говорить медленно.
Вечером Мэри была приглашена на прием в канадское посольство. Когда она уходила домой, чтобы переодеться, Джеймс Стикли бросил ей вслед:
– На этот раз советую не пить вино бокалами.
«Они с Майком Слейдом друг друга стоят!»
Весь вечер Мэри жалела, что не могла остаться дома с Бет и Тимом. Соседи за столом были ей незнакомы. Справа сидел богатый греческий судовладелец, слева – английский дипломат.
Какая-то увешанная бриллиантами светская дама из Филадельфии спросила Мэри:
– Вам нравится в Вашингтоне, госпожа посол?
– Спасибо, очень.
– Должно быть, вы счастливы удрать из Канзаса.
Мэри непонимающе уставилась на нее:
– Удрать из Канзаса?
– Я никогда не была в Центральной Америке, но представляю, какая там тоска. Все эти фермеры и ничего, кроме унылых полей кукурузы и пшеницы. Просто чудо, что вам удалось так долго это выносить.
Мэри разозлилась, но постаралась не показать виду.
– Кукуруза и пшеница, о которых вы толкуете, – вежливо напомнила она, – кормят весь мир.
– Наши автомобили ездят на бензине. Но не хотела бы я поселиться среди нефтяных вышек, – покровительственно ответила дама. – Конечно, кому-то нужно жить и на Востоке, верно? Но, откровенно говоря, в Канзасе нечего делать, если, конечно, вы целыми днями не собираете урожай.
Сидевшие за столом внимательно прислушивались к разговору.
«В Канзасе нечего делать…»
Мэри вспомнила об августовских катаниях на грузовиках с сеном, окружных ярмарках и постановках классических драм в университетском театре. Воскресные пикники в Милфорд-парке, состязания по софтболу и рыбалку на прозрачном озере. Оркестр на площади, собрания в мэрии, вечеринки на открытом воздухе, танцы в амбаре и волнующее время жатвы, зимние катания на лыжах и фейерверки в честь Дня независимости, расцвечивающие ночное небо Канзаса.
– Если вы никогда не бывали в Центральной Америке, – ответила она даме, – значит, не совсем представляете, о чем говорите. Потому что все это – наша страна. Америка – это не только Вашингтон, Лос-Анджелес или Нью-Йорк. Это тысячи маленьких городов, которых вы в жизни не видели и не знаете об их существовании. Но именно они сделали нашу страну великой. В Канзасе, между прочим, есть балет, и симфонические оркестры, и театр. И к вашему сведению, мы растим не только кукурузу и пшеницу. Мы растим честных и порядочных людей.
– Вы, конечно, знаете, что оскорбили сестру весьма влиятельного сенатора? – сообщил Джеймс Стикли на следующее утро.
– Недостаточно оскорбила, – вызывающе бросила Мэри. – Недостаточно.
Утро четверга. Настроение Ангела хуже некуда. Рейс из Буэнос-Айреса в Вашингтон задержан из-за анонимного звонка с сообщением о заложенной бомбе.
«В этом мире нигде нельзя чувствовать себя в безопасности», – гневно думал Ангел.
Номер в отеле, снятый для него в Вашингтоне, оказался слишком современным… сплошной пластик. Это переполнило чашу терпения. В Буэнос-Айресе все было подлинным.
«Выполню контракт – и домой. Работа слишком проста… почти оскорбляет мой талант. Но деньги платят хорошие. Сегодня нужно с кем-нибудь трахнуться. Странно, почему убийство всегда так возбуждает?»
Первым делом Ангел отправился в магазин электротоваров, потом – еще в один, за красками, и наконец – в супермаркет, где его единственной покупкой стали шесть лампочек. Остальное снаряжение ожидало в отеле в двух запечатанных коробках с надписями: «Осторожно, стекло». В первой находились четыре тщательно упакованные ручные гранаты, во второй – сварочный аппарат.
Действуя медленно и крайне осторожно, Ангел срезал верх с первой гранаты и выкрасил остальную часть в такой же цвет, как у лампочек. Затем вытряхнул взрывчатое вещество из гранаты и заменил сейсмической взрывчаткой. Посчитав, что насыпанного количества достаточно, он опустил туда же кусочки свинца и металлическую шрапнель. Потом он разбил лампочку об стол с таким расчетом, чтобы не повредить цоколь и вольфрамовую нить. Далее следовало окунуть вольфрамовую нить в гель, чтобы не болталась, и осторожно поместить в гранату. Теперь она с виду ничем не отличалась от обычной электролампы.
Таким же образом Ангел переделал остальные гранаты. Оставалось только ждать звонка.
Телефон зазвонил в восемь вечера. Ангел поднял трубку и молча прислушался.
– Он ушел, – сообщил мужчина.
Ангел осторожно, очень осторожно переложил гранаты в специальную коробку с мягкой обивкой. Коробка плотно встала в кейс. Туда же последовали остатки неиспользованных материалов, осколки и обломки.
Поездка на такси до многоквартирного дома заняла семнадцать минут.
В вестибюле не было консьержа, но если бы и был, Ангел знал, как с ним обращаться. Нужная квартира находилась на пятом этаже, в дальнем конце коридора. Замок – одна из ранних моделей Шлейга – оказалось на удивление просто открыть. Уже через несколько секунд Ангел вошел в темную квартиру и немного постоял, прислушиваясь. Никого.
Еще несколько минут ушло на замену лампочек в гостиной.
Закончив работу, Ангел немедленно отправился в аэропорт Даллеса, чтобы успеть на полуночный рейс до Буэнос-Айреса.
У Бена был трудный день. Он освещал утреннюю пресс-конференцию с госсекретарем, обедал с уходившим на пенсию министром внутренних дел и встречался с глазу на глаз с приятелем из Министерства обороны. Заскочил домой, принял душ, переоделся и снова ушел, чтобы поужинать с главным редактором «Пост». И только около полуночи вернулся к себе.
«Нужно сделать заметки к завтрашней встрече с послом Эшли», – вспомнил он.
Акико уехала из города и вернется только завтра. Что тоже очень кстати. Ему нужно отдохнуть. Но, Иисусе, как она умеет есть банановый сплит!
Он отпер дверь и вошел. В квартире было темно, как в пещере. Он нашарил выключатель и нажал кнопку. В глаза ударила ослепительно яркая вспышка, и комната взорвалась, будто атомная бомба, размазав его по всем стенам.
На следующий день жена Альфреда Шаттлуорта обратилась в полицию с заявлением о пропаже мужа. Его тело так и не нашли.
