26
Пак с хлопком появился среди росших вдоль реки деревьев, где кошкоголовая инопланетянка с отвлечённым интересом наблюдала за битвой.
— Если ты истинно обладаешь силой, коей похваляешься, Кошколикая, то воспользуйся ею сейчас! Направь её к тем, кто может отлично применить её!
— «Я не похвалялась», — отозвалась Незаметная, — «и направлю свою силу той женщине».
Алеа внезапно переполнил прилив силы, заставив её покачнуться, но она выпрямилась и использовала толику той изумительной новой мощи для принудительного взрыва чудовища, замахнувшегося на неё увенчанным шипастой булавой хвостом, прежде чем направить остальную энергию Магнусу.
Магнус зарядился силой куда более мощной, чем когда бы то ни было, он пошатнулся, голова на миг закружилась от такой мощи — как раз когда взрыв тряханул гигантских муравьёв с человеческими головами слева от него. Там стоял Грегори, обнимая за талии сестру и жену. Они закачались, восстанавливая равновесие, а затем хлестнули пси–силой по окружающей орде, заставляя тела взрываться, а щупальца — разить собственных владельцев. Но даже при этом они не могли отразить всех клыков, жал и рогов; вскоре у всех них текла кровь из нескольких порезов, но они продолжали сражаться силой мысли, прореживая орду. Однако как только они заваливали одного монстра, на его место тут же выскакивал другой.
Стоя спиной к спине, Гэллоугласы и их супруги сражались с сотнями чудовищ.
Магнус выпрямился, огляделся кругом и сообразил, что Алеа и его братья с сестрой способны какой–то миг сдерживать врага. Взгляд его расфокусировался, когда он сосредоточился на ментальном мире, направляя мысль вперёд сквозь туман на поиски, ища разум, который организовал и поддерживал эту отвратительную армию. Складывалось такое впечатление, словно от чудищ тянулся в туман чуть ли не кабель чистой злобы. Магнус проследовал вдоль него — но прежде чем ему удалось найти источник, его тряхануло молнией ментальной энергии. А за ней тут же последовала другая, свалив его на колени.
Тут сквозь огненную черту прорвался гигантский волк и бросился на волшебника, широко разинув пасть с намереньем откусить ему голову.
Алеа гневно вскрикнула и вогнала волку в глотку посох, отбросив зверюгу назад — но на неё обрушилась огромная лапа и подобные кинжалам когти в клочья порвали её платье, прочертив линии боли на левом боку, когда зверь упал, сшибая её с ног. Он с трудом поднялся на ноги тянясь раскрытой пастью к Алеа — но меч Ртути пронзил ему сердце, и зверь снова пал, на сей раз окончательно.
Гнев и мрачная решимость заставили Магнуса собрать и сосредоточить доставшуюся ему титаническую мощь, перестраивая её в могучее оружие истинной силы, но с тошнотворной уверенностью он знал, что этого не достаточно.
И тут вдруг в него хлынул поток энергии — сам по себе не такой уж и большой, но достаточный и более чем достаточный, чтобы на равных противостоять и преодолеть тот полный злобы разум, который руководил окружающими его монстрами. Магнус сузил глаза, потянулся глубоко внутрь, извлёк ту силу с самого дна своего существа и нанёс ответный удар, использовав всю мощь, какой обладал, до последней капли, каждую унцию гнева, ярости и страха, направляя их на невидимый злобный разум со всей жаждой мести, со всем возмущением из–за всего, от чего он пострадал и чего не заслуживал.
Что–то завопило от мучительной боли, каким–то долгим протяжным замирающим криком, когда противостоящая Магнусу сила уменьшилась. Вопль стих и умолк, а тот соединяющий чудовищ кабель силы растворился.
Повсюду вокруг Гэллоугласов поднялся пронзительный крик отчаяния, наполняя их головы болью и на мгновение парализуя их. Однако в следующий миг чудовища уже пятились назад.
Магнус поднял голову, глядя на все глазами просто ужасающими от мощи большей, чем все, что он когда–либо знал. Чудовища взрывались одно за другим, когда до них доходила катящаяся от него волна. Те, которые находились дальше всего, повернулись удрать в туман, увидели огненную черту и с визгом шарахнулись назад.
Алуэтта подняла голову, и огонь погас.
Чудовища дружно рванули в туман, но их движения странно замедлились, словно они прорывались обратно сквозь мелассу.
По–прежнему стоя на коленях, Магнус резко развернулся к Алеа и увидел, как та пытается подняться. Он уставился на заливающую ей бок кровь и протянул руку остановить кровотечение, но она оттолкнула её.
— Это всего лишь царапина, Гар, хотя и длинная. Заканчивай то, что нужно сделать.
Магнус на миг пристально посмотрел на неё, а затем кивнул и снова повернулся к убегающим остаткам орды.
— Мы можем перебить их всех. — Ртуть подняла меч с жаждой подраться во взоре.
— Да зачем истреблять даже таких отвратных тварей, как эти, если нам это ни к чему? — спросил Грегори. — Отправить их по домам и все дела.
Джефри неохотно кивнул:
— Так будет по–рыцарски.
На песчаном берегу снова полыхнул огонь, прямо позади последних чудовищ. Те в панике затрубили и удрали.
Из земли поблизости стремительно вылетали камни, поражая чудовищ с другого фланга.
Град камней, стены пламени, сотни невидимых жал — все они непрерывно гнали чудищ обратно в туман.
Сообразив, что может на какой–то миг предоставить дальнейшую зачистку братьям с сестрой и их супругам, Магнус повернулся окинуть внимательным взглядом утёсы и деревья, гадая, откуда же взялись та титаническая мощь и та добавочная энергия, которая спасла и его самого, и его братьев с сестрой и дала им победу. И не увидел никого, стоящего под деревьями, никого в высокой траве — но когда он поднял взгляд и посмотрел на вершину утёса, то увидел глядящего на него сверху одинокого всадника. Их взгляды встретились, и он узнал отца.
А затем Род лишь кивнул раз и повернул коня. Он уже скрылся из виду, а Магнус все глядел ему вслед, ошеломлённый тем, что породивший его человек, не уроженец Грамария, мог набрать на старости лет такую мощь.
* * *
Веселье было в самом разгаре, и все выглядело так, словно крестьяне намерены гулять всю ночь напролёт. Катарина и Туан предоставили стеречь поле своим генералам с рядами солдат которые окружали гуляющих, а большинство свободных от службы солдат, смешались с крестьянами, помогая поддержать веселье на гулянке. Король с королевой направились обратно в замок, болтая по пути и дивясь тому, как хорошо закончился день и мудрости, которой набрался их сын.
— Как изумительно увидеть у нас твоего брата и его сына! Но где же они? — сказала Катарина, когда они прошли через собственный огромный портал.
— Здесь, мама.
Поражённая Катарина повернулась на голос — и увидела младшего сына, стоящего со своим дядей и кузеном, а перед ними незнакомого рыцаря со связанными руками.
Катарина остановилась, в удивлении глядя на них, но Туан прошёл прямо к ним, широко раскрыв объятия, с озаряющей лицо улыбкой:
— Рад встрече, брат! Как чудесно, что после стольких лет ты наведался ко мне!
Захваченный врасплох Ансельм уставился на брата, а затем сумел чуть улыбнуться:
— Я мог бы пожелать, дабы сей визит состоялся по более счастливому поводу, Ваше Величество.
— Я тоже — но ты не приехал даже на свадьбу моего сына, мне тебя сильно не хватало.
— Ваше Величество, я же лишённый прав состояния изменник!
— Здесь, дома, я твой брат Туан и ничего более! Разве что ещё дядя своего племянника. — Туан повернулся к Джорди и пожал ему руку. — Добро пожаловать, Джордж.
— Пожалуйста, дядя! — скривился Джорди. — Меня теперь зовут Джорди, и как раз сие имя я в душе и предпочитаю.
— Тогда рад встрече, Джорди, — рассмеялся Туан. И нахмурясь повернулся к незнакомому рыцарю. — Но что за подарок такой ты мне привёз?
— Меня оклеветали! — закричал сэр Оргон. — И приволокли сюда против моей воли, за не большее преступление, чем…
— Подстрекательство к измене, — мрачно закончил за него Ансельм. — Сей человек попросил приюта в моем доме, Ва… брат, а потом попытался убедить меня возглавить ещё один мятеж против вас — и если бы Верховный Чародей не выступил в защиту моего сына, а твой Диармид не простил ему браконьерства, я б и впрямь повёл против вас лордов!
Катарина негодующе повернулась к нему, готовая наброситься с упрёками, но прежде чем она успела заговорить, Туан сказал:
— А вместо сего, ты привёз изменника ко мне — но что там за речь о браконьерстве? — Он нахмурясь повернулся к Джорди.
— Случился неурожай, — объяснил Диармид.
— Моих арендаторов ждала зимой голодная смерть! — привёл довод в своё оправдание Джорди. — Я не мог ждать, пока у них исхудают лица, чтобы начать лечение сей болезни — и к чему смотреть, как они голодают, когда в лесу полно дичи?
— Тогда тебе следовало попросить у герцога разрешение на охоту, — наставительно произнёс Туан. — Уверен, он бы его дал.
— Безусловно, он нарушил закон, — сказал Ансельм, — но как раз лорд–чародей и убедил твоего сына Диармида, что закон тот не предназначен для принуждения людей к голоду.
— Конечно не предназначен! — негодующе воскликнула Катарина. — Он принят лишь для того, дабы в лесах не переводились олени для охоты лордов.
— Несправедливый закон, — крикнул сэр Оргон, — но отнюдь не повод для мятежа!
— А вот когда мой сын стоял в цепях, он говорил совсем иное, — мрачно промолвил Ансельм.
Туан нетерпеливо повернулся к связанному рыцарю:
— Утром мы заслушаем твоё дело. А сейчас я желаю поговорить с братом. Стража! Позаботьтесь, дабы сего человека устроили в самой прекрасной нашей темнице!
— Я рыцарь! — запротестовал сэр Оргон.
— Насколько правдиво сие утверждение, мы тоже обсудим завтра. — Туан кивнул стражникам, и те уволокли сэра Оргона, протестующего на каждом шагу.
— Так значит ты простил своего кузена, — вернулся к прежней теме Туан.
— Я почувствовал сильнейшее облегчение, когда лорд–чародей привёл мне вескую причину, — признался Диармид, — ибо я разрывался меж двух зол; плохо благоволить родственнику, а вешать его — ещё хуже.
— И потому вместо виселицы, — сказала Катарина, обращаясь к Джорди, — ты отправился присоединиться к нам в битве — и сыграл роль миротворца!
— Я не мог допустить, дабы моих же крестьян убили только за просьбу о правосудии, Ваше Величество, — ответил Джорди, — но я никогда бы не стал сражаться с вами.
— И вместо сего ты встал бок о бок со своим кузеном и помог ему превратить кровавую битву в празднество, — кивнула Катарина и повернулась к младшему сыну. — Очень хорошо, что ты способен вершить правосудие, а не слепо придерживаться буквы закона.
— Спасибо, мама, — улыбнулся Диармид. — Однако за сие я должен благодарить лорда–чародея.
— Именно это я сама и сделаю, когда увижусь с ним в следующий раз. — Катарина снова повернулась, нахмурив лоб, к Джорди. — Ты получил свои земли в лён от отца?
— Да, — подтвердил Джорди, — хотя сам я считаю себя лишь его управляющим.
— Будучи наверняка куда большим! — возразил Ансельм.
— Ну, думаю, я довольно неплохо справляюсь со своим делом, — улыбнулся отцу Джорди, а затем снова обратился к королеве: — По крайней мере, мои арендаторы называют меня «сквайром».
— Уверен, отец дал тебе ту военную подготовку, которой требует сей титул, — сказал Туан.
— Конечно, — нетерпеливо бросил Ансельм. — Он способен сражаться не хуже любого рыцаря — или любого крестьянина, как учил нас с тобой отец, Туан. — Он заставил себя улыбнуться. — Наверно мне не следовало обучать его мастерству стрельбы из лука.
— Тогда он убил бы своего оленя пращой, — хмыкнул Туан. — Он определённо показал себя достойным сего титула.
— Сего дня он доказал свою смелость в бою, — улыбнулась Катарина и быстро взяла Туана за руку.
— Да, — согласился Туан. — Броситься в гущу драки защищать своих было и впрямь храбрым поступком.
— Но там все были мне своими!
— Отлично сказано, — одобрила Катарина и многозначительно взглянула на мужа. Туан кивнул и снова повернулся к племяннику, обнажая меч.
— Эй–эй, брат! — крикнул Ансельм, кладя руку на эфес собственного меча.
— Ты ведь будешь его поручителем, не так ли? — спросил Туан.
— Поручителем? Что за… ?
— Уверен будет, — вмешался Диармид, — так же как и я.
— Тогда преклоните колени, сквайр Джордж. Джорди скривился, но у него хватило здравого смысла не протестовать против употребления его полного имени, когда он встал на колени.
Туан коснулся повёрнутым плашмя лезвием меча его левого плеча, а затем проведя им по дуге над головой Джорди коснулся клинком и правого со словами:
— Отныне я провозглашаю тебя рыцарем. — А затем поднял меч и шагнул ближе и стукнул племянника так, что у того качнулась голова.
Сквозь звон в ушах Джорди услышал слова своего короля:
— Встаньте, сэр Джордж, и будьте столь же верным, каким и были, верным и человеку, и господину навеки вечные.
Ошеломлённый Джорди встал, а Ансельм заикаясь вымолвил:
— Брат… моя королева… никак не думал…
— И напрасно, — попеняла ему Катарина. — Мы повторим сию церемонию с большей пышностью, но она ничуть не изменит его благородства. — И попросила уже Джорди. — Привези как можно скорее свою жену познакомиться с нами.
— Ваше Величество, — ответил сглотнув Джорди. — Обязательно привезу.
— Нужно обдумать ещё одно дело, мама, — сказал Диармид.
— Да, сынок? — нахмурилась Катарина.
— Он доказал свою смелость, но также и заботу о своих людях, — указал Диармид. — Могу я предложить дабы его удостоили более высокого звания, чем рыцарское?
— Вот как! — молвила Катарина. — И чьи же владения он должен будет получить — твои?
— Именно, — подтвердил Диармид. Катарина ошеломлённо воззрилась на сына.
— Ты действительно желаешь проводить дни среди книг, не так ли? — улыбнулся Туан.
— Управление герцогством отнимает столько времени, — пожаловался Диармид.
— Будьте уверены, сэр, я не позволю вам попусту терять время! — негодующе заявила Катарина.
— Однако, — сказал Туан, — есть и другие обязанности кроме герцогских, какие способен выполнять наш Диармид, мало кто ещё справится с ними.
— Ваши Величества — я явился сюда не добиваться предпочтения, — возразил Джорди.
— Да, ты явился сюда послужить своей королеве, — сказала Катарина, — и именно так и поступил. — Она нахмурясь повернулась к Ансельму. — Я не могу восстановить в правах лишённого их изменника, пусть даже и доказавшего свою верность — но могу вернуть сыну звание, которое должно было достаться ему по рождению. — Она повернулась к Джорди. — Преклоните колено вновь, сэр.
Ошеломлённый Джорди преклонил.
Катарина шагнула вперёд и положила руку на голову племянника.
— Будьте же отныне столь же верны и преданны короне и народу, каким показали себя сегодня — но когда в следующий раз сочтёте, что закон несправедлив, то обращайтесь к своей королеве! — Она убрала руку. — Встаньте, герцог Логайр.
Когда изумлённый и вытаращивший глаза Джорди встал, Ансельм заикаясь вымолвил:
— Ваши Величества… заверяю вас, я никак не ожидал…
— Хватит и простого «благодарю вас», Ансельм, — усмехнулся Туан.
Ансельм проглотил все ненужные слова, какие собирался сказать.
— Ваши Величества, благодарю вас от всего сердца!
— Но я не могу отнять у своего родича титул, так же как и его земли! — внезапно заявил Джорди. — Что бы ты почувствовал, кузен, если б я так поступил?
— Облегчение, — уведомил его бывший герцог. — Огромное облегчение.
* * *
Когда Род въехал в лес, вокруг него сомкнулись ели, скрывая из вида солнце — но поскольку был полдень, света просачивалось достаточно и видел он все очень даже хорошо. Было жутковато и одиноко; Род вздрогнул и понадеялся, что они с Вексом снова поедут по дубовым и ясеневым рощам. Оглядываясь кругом, он нахмурился.
А затем увидел медленно падающую на землю белую крапинку. Он моргнул не веря своим глазам — но все верно, вон ещё одна, и ещё.
— Векс, я должно быть ошибся — но готов поклясться, что вижу снежинки.
— Ты не ошибся, Род.
— Но как такое может быть? Ещё ж и октябрь–то едва начался!
— Возможно ранний снегопад? Я знаю, что когда мы прибыли к западным герцогствам местность, постепенно становилась все выше над уровнем моря; мы уже в четырёх тысячах футов над ним.
Род задрожал и сказал себе, что это от холода. Он подышал на руки и потянулся за перчатками — но остановился; ему померещилось какое–то движение.
— Векс? Ты видел, что–то двигалось?
— Только снежинки, Род.
— Я мог бы поклясться, что видел что–то покрупнее. — Он стал натягивать перчатку на левую руку — и замер; вот оно, замеченное краешком глаза, и если он продолжит смотреть на руки, то будет видеть его. Это было непросто, фокусировать свой взгляд на руках, удерживая одновременно внимание на движущемся предмете, но он сумел. Увиденное им могло быть всего лишь снежным облаком, извивающимся и колышущимся на ветру — но на самом верху этого облака виднелось лицо, неотчётливое, словно состоящее из движущихся частиц, лицо с белоснежными волосами, бровями и бородой, призрачно–белое, полупрозрачное лицо над длинной развевающейся мантией, но вот от этой колышущейся завесы снега отделилась рука, длинная и костлявая рука, протянувшаяся к Роду. Он вскрикнул и пригнулся, но рука последовала за ним и указательный палец коснулся его лба.
Род задрожал, растирая пятно холода.
— Так мне и надо, нечего разъезжать без шляпы! — Он нахмурился. — У меня ведь есть шляпа, не правда ли?
— Дома, Род. Не здесь.
— Дома? Где это? — Лицо Рода прояснилось. — Ах, да, на Максиме! Но это должно быть страшно далеко, Векс.
— В самом деле, Род, очень далеко — но замок Гэллоуглас всего в нескольких днях пути отсюда.
— Замок Гэллоуглас? А что это такое?
— Замок, в котором ты жил с Гвендайлон и детьми, Род.
— Детьми? — Род нахмурился, глядя на стену елей перед собой, а затем покачал головой. — Не помню никаких де… — Тут он оборвал фразу на полуслове, когда в голове у него промелькнула смутная картинка, образ несущегося в воздухе смеющегося златовласого карапуза, в то время как рыжая женщина подымает руки поймать его — но видение растаяло и он покачал головой. — Я ещё не настолько стар, чтобы жениться.
— Тебе было сорок девять, когда ты по настоянию Катарины и Туана занял для них замок.
— А кто такие Катарина и Туан?
— Король и королева Грамария, Род — твои давние друзья, с тех пор как простили тебе манеру, с которой ты свёл их.
Род нахмурился, пытаясь вспомнить, а затем покачал головой. Замеченное уголком глаза движение отвлекло его, но когда он посмотрел, то увидел лишь вьющийся снег.
— Зачем мы отправились на Землю, Векс? Папа с мамой с ума сойдут от беспокойства.
Робот на мгновение замолчал; а затем сказал:
— Мы в двухстах тридцати семи световых годах от Земли, Род, на планете под названием Грамарий.
— Да? — Род оглянулся на массу зелёных игл. — Странно — а выглядит точь–в–точь как Земля.
— Это потому, что её оземлянили, Род.
— Оземлянили? — нахмурился Род. — Кажется это я помню, из книги, которую прочёл — когда там? В прошлом году?
— «Оземлянивание Земли» ты прочёл в тринадцать лет, Род.
— Ну, а теперь я не могу быть намного старше этого, не так ли? — Род нахмурясь посмотрел на затылок коня. — Как мы сюда попали?
— На космическом корабле. Мы выполняли разведзадание ПОИСКа и нашли Грамарий.
— Что за Грамарий? — Да, уголком глаза он определённо уловил движение, но когда Род повернулся посмотреть, то снова увидел только вьющийся снег. — И кто тот парень в длинной белой мантии, Векс, и почему он пропадает, когда я смотрю на него?
— Он несомненно плод твоего воображения, Род.
— Кто плод воображения?
— Род — ты не помнишь даже сказанного всего несколько мгновений назад?
— Не знаю, Векс. — Род натянул узду и соскользнул с коня: — Знаю лишь одно — я страшно устал. И просто прилягу и вздремну чуток.
— Нет, Род, только не на снегу! Ты умрёшь от холода!
— Нет, только посплю немного. — Род задрожал, но он знал, что холод скоро пройдёт — как всегда проходил, когда он забирался в постель.
— Род, вставай! Ты умрёшь от переохлаждения, тебе это известно!
— Что ещё за пере… чего–то такое? — Род закрыл глаза и положил голову на какие–то опавшие сучья. — Всего полчаса. Разбуди меня, ладно?
— Я тебя разбужу сейчас! Род, вставай! Вспомни кто ты!
— Да–да, знаю, я Родни д'Арманд и должен держать марку фамилии. — Род улёгся поудобнее, положив руки под голову. — Вот проснусь и займусь этим. А сейчас холод прошёл и я начинаю снова ощущать тепло. Спокойной ночи, Векс.
— Ты начинаешь ощущать тепло потому, что начинаешь замерзать! Род, нет! Ты должен встать сейчас же!
Род лишь проворчал что–то и поглубже зарылся в расстилавшееся под ним мягкое вещество. Веки его затрепетали, он увидел парящее над ним лицо, удлинённое белое лицо, все сплошь белое, борода, волосы, кожа, со злорадной улыбкой, которая беспокоила Рода, но он не мог вспомнить, почему. Однако это не имело значения. Оно не помешает ему уснуть. Он закрыл глаза, говоря себе, что должен вовремя проснуться к обеду, а то мама очень расстроится. Колючий холод коснулся его лба, заставляя его дрожать, но также и согревая, и он уютно улёгся, погрузившись в мягкую, облегающую словно кокон, темноту.