8

— Будем надеяться, что договариваться с ними у тебя теперь тоже получится лучше, — нервно произнёс Гар. — Поговори с ними, Блейз.

— Поговорить? — Блейз посмотрел на призраков, частью бесформенных и безликих, а в основном выглядящих точь–в–точь как люди, иные мрачные, иные весёлые, а иные криво усмехающиеся. — Что же мне надо им сказать?

— Для начала, что мы друзья. — Гар сглотнул, выпучив глаза. — Что нам очень жаль, если мы побеспокоили их, и они вполне могут спать себе дальше.

— Призраки не спят, — обронил Блейз, по–настоящему не задумываясь об этом. — И они и впрямь разозлятся, если почувствуют, что мы вызвали их без всякой цели, господин.

— Я тебе не господин!

— Тогда учитель. Нельзя ли нам подыскать для них какой–нибудь вопрос?

Глаза у Гара загорелись; он, похоже, чуточку расслабился.

— Да, пожалуй, нам и правда желательно узнать пару–тройку вещей.

— А как мне говорить с ними? Гар сжал губы, быстро соображая.

— Ну, для начала ты мог бы сказать им: «Привет».

— Недостаточно вежливо, — покачал головой Блейз, а затем повысил голос. — Добрый вечер, О Предки Рода Нашего. Мы приветствуем и чтим вас.

— По крайней мере вежлив, — прогромыхал хмурый призрак с вислыми щеками, большим носом и каймой волос вокруг плешивой головы. — Если ты вызвал нас без всякой цели, то сильно пожалеешь об этом!

Пытаясь определить, кем мог быть этот призрак, Гар окинул взглядом его одежду — своего рода камзол с открытым воротом и брюки в обтяжку; такая одежда могла быть чуть ли не костюмом бизнесмена, жившего несколько столетий назад, только костюмом романтизированным и франтоватым.

— Мы определённо вызвали вас не зря, — поспешил заверить призрака Блейз. — Мои учителя хотят получить сведения, которые есть только у вас. Они прибыли в нашу страну издалека и стремятся улучшить удел простого народа.

— Простого народа! Тьфу! — сплюнул дородный призрак. — Я колдун д'Отруа, и знаю все насчёт сервов, их удел не следует улучшать — их надо держать там, где они есть, на своём месте!

Воздух разорвал гневный крик, и к первому призраку устремился другой. Он резко затормозил и что–то заорал ему в лицо. Одетый в грубую тунику и шоссы, он был куда моложе колдуна.

— Им не следовало подчиняться твоему ярму, злодей! Ныне после смерти ты знаешь правду — что ты такой же, как все, простолюдин, или все мы — знатные!

— Можно сказать, что смерть уравняла вас всех, — вмешался Гар.

— Умолкни, глупый человечишка! — прогремел колдун.

— Нет, говори, ибо ты толкуешь здраво! — серв повернулся и наклонился к Гару. — Мы и впрямь равны в смерти, ибо ту малость магии, какую способен сотворить один призрак, способен сотворить и любой другой! Какими же мы были глупцами, не понимая, что были равны и при жизни.

— При жизни ты никогда не был мне равен! — проревел колдун. — Ты не обладал и десятой долей моей мощи, и даже сотой!

— Да, но нас была тысяча на тебя одного! — серв снова повернулся к нему. — Если бы мы перестали бояться смерти и дружно выступили против тебя, ты не располагал бы и десятой долей нашей мощи, и мы б выволокли тебя из твоего дворца встретить смерть!

— От такого трусливого негодяя, как ты, иных речей ждать и не приходится! Ты боялся гибели, ибо знал, что призраки пожрут твою душу!

— Да, вы заставили нас дрожать с помощью этой лжи, — нехорошо улыбнулся крепостной, — но теперь–то мы все знаем правду об этом, не так ли?

— Я не знаю! — воскликнул Блейз. — Расскажи мне, расскажи!

— Не говори! — приказал колдун. — Тебе известно, что живым запрещено это знать.

— Кем запрещено? — презрительно фыркнул крепостной и повернулся к Блейзу. — Знай же, юноша, что вовсе не призрак пожирает душу человека, а…

Гневно зарычав, призрак колдуна накинулся на призрак крепостного. Поляна наполнилась криками и воплями, аморфная светящаяся масса, бывшая двумя сцепившимися призраками, вздымалась, крутилась и вспучивалась на уступе.

— Сейчас же прекратить это! Прекратить! — крикнул кто–то ещё, и его поддержал четвёртый — Прекратить!

С разных сторон в свалку ринулись ещё двое призраков, действительно погружаясь в само светящееся облако, удваивая его размеры. Аморфная масса сжалась в центре, две её половины растащили в стороны и они снова образовали фигуры крепостного и колдуна, прожигающие друг друга взглядами и обменивающиеся оскорблениями — но перед каждым, загораживая его от противника, торчал призрак в тунике с капюшоном и шоссах, с луком и колчаном за плечами, кинжалом на поясе, препятствуя драке.

— Ну в самом–то деле! — возмутился сдерживавший колдуна, — Ты подаёшь нашим потомкам ужасный пример!

— Не моим потомкам, глупый ты простолюдин! — прорычал колдун.

— Да брось, кузен, мы здесь все простолюдины, — ответил ему охранник. — Верно, Конн?

— В смерти все равны, — согласился Конн и поглядел на колдуна с волчьей усмешкой. — Мне пустить в тебя стрелу для доказательства?

Колдун содрогнулся, но продолжал бушевать.

— Вы, малые из простонародья, бегающие по лесам!

— Мы разбойники. — Ранульф пожал плечами. — Мне лично пришлось выбирать между зелёным лесом и разрушенным городом с его безумцами и отверженными. Я выбрал лес.

— Городской сумасшедший или лесной разбойник, все едино! — сплюнул колдун. — Вы бандиты, и вас следовало вздёрнуть на виселицу!

— Да со мной как раз так и поступили, — уведомил его Конн, — и будь ты тем самым лордом, который приказал это сделать, я б утыкал тебя стрелами как подушечку для булавок, а потом, когда оправишься и вытащишь их, всадил бы ещё больше. Вот Ранульф, он не удостоился виселицы. Какой–то лесник выскочил из засады и всадил ему в сердце меч, не так ли, Ранульф?

— Именно так, — ответил другой разбойник, — но я не держу на него зла. В конце концов, днём раньше я устроил засаду на него.

Блейз воззрился на призраков с трагическим выражением лица.

— Я думал, в могиле царит покой!

— Конечно царит, — заверил его Конн, — но мы–то ведь не совсем в могилах, не так ли?

— Уверен, наши души пребывают в покое, — сказал Ранульф, — полные счастья и восторга в вечном блаженстве, которое положено тем, кто настрадался при жизни — но мы не эти души, а только тени разумов.

— Умолкни, дурак! — крикнул колдун.

— Дурак? — переспросил Конн. — Ну, я одно время валял дурака — служил шутом, пока мой лорд–маг не приказал привести ему на ложе мою любимую. Когда он принялся разоблачаться, я как раз пришёл забавлять его, а потом выхватил из своей погремушки кинжал и всадил ему в сердце. Мы с моей девушкой сбежали в зелёный лес, но его призрак последовал за нами и случайно узнал, что именно происходит, если налетишь на меч, сделанный из холодной стали. — Конн покачал головой, вспоминая о былом. — У меня потом рука почти сутки висела как безжизненная плеть.

— Заземление электрических зарядов? — сверкнул глазами Гар. — Очень интересно.

— Электрических? — К Гару стремительно метнулся и завис над ним ещё один призрак. — Кто ты такой, раз знаешь об электричестве?

Гар окинул фантома взглядом с головы до пят. Этот был облачён в высокий островерхий колпак и мантию; даже при бледном кремовом свечении его субстанции Гару удалось разглядеть звезды, полумесяцы и знаки Зодиака.

— Понятное дело, маг.

— Если ты маг, то метни огненный шар, — бросил ему вызов призрак.

У Блейза разом засосало под ложечкой, и он мигом повернулся к Гару.

— Не говори им, что ты огнемётчик!

— А это так? — скромно поинтересовался Гар. Он на минуту упёрся взглядом в ночь, а затем небрежно поднял руку и махнул ею в сторону призрака. Когда его рука описала дугу, на ладони у него, казалось, занялся огонь, а затем сорвался с его кончиков пальцев прямо к призрачному магу. Фантом завопил и исчез. Огненный шар полетел дальше; призраки с визгом отпрыгнули в стороны. Шар врезался в скалу, вызвав сноп искр, и пропал.

— Да, полагаю, это часть того, кем я являюсь, — допустил Гар.

Потрясённый Блейз посмотрел на него.

— Есть ли что–нибудь, чего ты не можешь сделать?

— Очень даже много чего, — хмыкнул Гар. — Можешь спросить у Алеа.

— Нет, мы спросим не у неё, а у тебя. — Конн бросил охраняемого им крепостного и гневно посмотрел на Гара. — Этот парнишка говорит, что позвал нас сюда по твоей просьбе. Чего ты от нас хочешь?

— Да, чего? — подплыл к нему и Ранульф. — Спрашивай!

— Ну хорошо, — отозвался ничуточки не взволнованный Гар. — Из чего вы созданы?

Несколько призраков были шокированы, а ещё несколько забормотали что–то о хамстве, но Конн только усмехнулся.

— А из чего создан ты, смертный? Если ты сможешь нам это сказать, то может и мы сумеем растолковать тебе, из чего мы состоим.

— Договорились, — бросил Гар. — Я создан из протоплазмы, по большей части в виде мускулов, крови, костей и жил. А вы?

Конн мигом лишился усмешки.

— Вот так, да? Ну, а мы, мой мальчик, созданы из эктоплазмы — из эктоплазмы, и это отличный материал.

— И впрямь отличный, — согласился Гар. — Что она такое?

Все призраки с минуту молчали, переглядываясь, явно в замешательстве. А потом колдун проревел:

— Простому смертному не положено знать, что такое эктоплазма!

Его слова подзадорили Конна.

— И нам тоже того знать не дано, — осклабился он. — Это слово смертных, разве ты не знаешь — его привезли со звёзд наши предки, если верны древние легенды, и я встречал некоторых призраков, клявшихся, что те правдивы, так как они по их словам прибыли с самой старушки Террор — так во всяком случае они говорили. Если она сколь–нибудь похожа на рассказанное ими, она и впрямь была террором, и не удивительно, что они захотели её покинуть.

— Она называется Терра, и на свой лад удивительна, — ответил Гар. — И все же, думаю, вы вполне способны кое–что рассказать мне о том, как ведёт себя ваша субстанция.

Призраки переглянулись.

— Ну, — протянул крепостной, — а с какой стати нам рассказывать об этом духоводу вроде вот этого твоего паренька?

— А почему бы и нет? — возразил Гар. — Если он уже способен водить вас, то ничуть не опасно разрешить узнать о вас побольше. Кстати, я узнал, как изгонять вас Холодным Железом, и, видимо, любым иным металлом.

Блейз глянул на него с острым интересом. Надо будет после поинтересоваться. Это может очень даже пригодиться — возможность чем–то угрожать призраку.

— В этом есть некоторая доля правды, — признал Конн.

— Да, некоторая, — согласился Ранульф.

— Не смейте! — взревел старый колдун. — Вы же не ведаете, для чего он применит это знание!

Усмешка Конна посуровела, когда он поглядел на тень былого мучителя.

— Твоё время приказывать вышло, старик. — И снова повернулся к Гару. — Нам известно лишь, что если погода становится очень, очень холодной, то мы, мой мальчик, превращаемся в воду — в воду, но мы по–прежнему сохраняем свой облик и мысли, когда в ней находимся.

— Глупец! — взбеленился колдун. — Разве ты не представляешь, как он может применить это против тебя?

— Честно говоря, нет, — отозвался Конн, — но отлично представляю, как он утонет, если попытается.

— Или замёрзнет, — поддакнул Ранульф. — Ты как предпочёл бы умереть, смертный? Утонув или замёрзнув?

— И тот и другой способ на самом–то деле не принадлежат к моей излюбленной манере покидать сии места, — ответил Гар. — Значит, вы осознаете себя самими собой даже если становитесь жидкими призраками, так? И по–прежнему способны думать?

— Лучше и яснее, чем когда–либо, — отрезал старик, — поэтому не думай, будто мы бедные призраки, не способные сотворить магию, и не приближайся к нам и тогда!

— В этой фазе–состоянии Холодное Железо вероятно не причинит вам особого вреда, — согласился Гар, — хотя, возможно, не все так просто. А как насчёт нормальных температур? Как я замечаю, вы все раза в полтора выше нас.

— Ну, это не главное, — признался усмехаясь крепостной, — нам просто нравится смотреть на своих потомков сверху вниз.

— А днём вы выходить не можете?

— Попробуй уйти от нас после восхода, и узнаешь, — похвастался старый колдун. — Нас нельзя видеть днём, потому что солнце ярче, чем мы, вот и все.

— Но вы по–прежнему присутствуете, — кивнул Гар. — А так как вы фосфоресцирующие, то светитесь, как только стемнеет — и чем темнее ночь, тем ярче призрак.

— Мы лишь так выглядим, — доверительно сообщил Конн. — На самом деле мы все время сохраняем одинаковую яркость.

— Конечно, некоторые из нас ярче других, — злобно бросил колдун.

— Не надо завидовать, старикан, — легковесно отмахнулся Ранульф.

— Тебя теперь даже крестьянин затмить может, если он хотя бы в чем–то был добродетелен, — съязвил старый серв.

Колдун раздулся от злобы, брызжа слюной.

— Как же тогда вам удаётся возникать из разрежённого воздуха? — спросил Гар.

— О, мы способны растягивать свою субстанцию до очень тонкого состояния, такого, что смертным её даже ночью не увидеть, и наоборот, — ответил Ранульф.

— Ты хочешь сказать, — уставился на него Блейз, — что вы всегда тут как тут, но нам вас не видно?

— Правильно, паренёк, — подтвердил Конн. — Всегда тут как тут. Сотни нас, тысячи нас повсюду вокруг, все время. Вам никогда не узнать, наблюдаем ли мы.

Блейз взглянул на Майру, а затем отвёл взгляд.

— Ну, не все время, — уточнил Ранульф. — Иногда на много миль вокруг нет ни одного призрака.

— Не рассказывай ему этого! — резко проговорил маг помоложе.

— Захочу и скажу, — непринуждённо бросил Ранульф. — Но суть в том, паренёк, что тебе нельзя знать, так ведь?

— Вездесущая угроза, — произнесла дрожащим голосом Майра.

— На самом–то деле это не так. — Алеа сузила глаза и пристально посмотрела на старого колдуна. — Во всяком случае, насчёт угрозы. В конце концов некоторым из нас требуется свести старые счёты, я сомневаюсь, что даже старый развратник вроде этого может потягаться с нашим гневом.

— Не будь столь уж уверена, — огрызнулся колдун.

— Старый дурень, фурия в аду — ничто в сравнении с женщиной, коей пренебрегли. — Согбенная огрубелая старуха рассекла плечом колдуна.

Тот вскрикнул от боли.

— Не делай этого! Ты же знаешь, каково мне от такого!

— Да, и знаю, каково мне приходилось от тебя, пока я была жива, — отрезала старуха, — или от сильно похожего на тебя. — Она повернулась к Алеа и Майре. — Колдуны, маги — какая разница? Все они одинаковы. Живые или мёртвые, интересно лишь одно: насколько сильно они могут тебе повредить.

— Ты возможно удивишься, узнав это! — пригрозил старый колдун.

— Будь так, ты б давным–давно уже удивил меня, — огрызнулась старуха. — Нет, я могу причинить тебе столько же боли и позора, сколько и ты мне — и это будет длиться очень долго!

— Просто долго? — переспросил Блейз. — Ты хочешь сказать, что вы не протянете целую вечность?

Призраки умолкли, переглядываясь между собой. Затем старуха снова повернулась к Блейзу.

— Среди нас, юноша, нет никого, кто просто бы распался и растаял, хотя с одним–двумя произошли очень скверные несчастные случаи.

— Не рассказывай ему об этом! — резко бросил маг.

— Слишком поздно, — мягко указал Гар. — Мы уже знаем про Холодное Железо — и я вполне могу себе представить, что с вами сделает молния.

Маг бросил на него взгляд, который, казалось, должен был тут же на месте превратить его в призрака.

Глаза Алеа метнули молнию, и старый маг завопил и вцепился себе в голову от боли.

— Прекрати! Заставьте её прекратить!

— Этого пока не нужно, щит мой, — тихо сказал ей Гар. — В конце концов, он ведь не многое сможет рассказать нам при терзающей его головной боли, не так ли?

Алеа умерила гнев до слабого кипения.

— Я никогда вам ничего не скажу! — завопил колдун.

— Ты уже сказал, — напомнил ему Гар. — Хотя не собирался этого делать.

— В самом деле? И что же, к примеру?

— Что живёте вы крайне долго, — ответил ему Гар. — Полагаю, это благодаря возможности ограничиваться очень небольшой массой — хотя я пока не вычислил, как же вы пополняете свои ряды.

— Из духов людей, — предположила дрожащим голосом Майра.

— Будь так, они не были бы вполне самими собой, — ответил Гар. — Думаю, никто из них не хочет заполучить гостя себе в голову.

— Продолжай думать в том же духе, юнец, — усмехнулся маг.

— Черпать жизненную энергию у людей вы тоже, думаю, не можете, — размышлял вслух Гар, — поскольку мы земляне, а вы созданы из субстанции этой планеты.

— Ты возможно удивишься, узнав подробности.

— Я всегда готов к неожиданностям, — уведомил его Гар. — Конечно, притягательность человеческой жизненной силы может служить причиной вашего появления, если Блейз или любой другой духовод вызывает вас.

— Не правда ли? — откровенно злорадствовал колдун.

— С другой стороны, может и не служить, — сказал Конн, бросив угрюмый взгляд на колдуна.

— Конечно, — вставила старуха, — дело может быть в том, что нам нравится чувствовать человеческие мысли — но мы ведь сейчас говорим не об этом, не так ли?

— Ну так и не говори, — отрезал колдун.

— А почему бы и нет? — усмехнулась Алеа. Гар кивнул.

— Вы большей частью создания мысли, и поэтому живой человеческий разум может пробуждать у вас приятные ощущения.

— Они греются у наших очагов! — воскликнула Алеа. — Вы слетаетесь толпой почувствовать наши эмоции, не так ли?

— Гнев, любовь, ненависть, сочувствие, горе, благодарность — не удивительно, что вы слетаетесь к каждому смертному одру, — задумчиво произнёс Гар. — Скажите–ка, а на что похожа для призрака похоть?

— На полный восторг, — осклабился старый колдун.

— Не притворяйся, будто по–прежнему испытываешь её, старый дурень, — презрительно фыркнула старуха. И повернулась к Алеа: — Она столь же разнообразна, как для вас вкус еды, детка. Часто любовь ощущается непохожей на ту любовь, которую я помню, но она будит во мне приятное ощущение, для которого я не могу подыскать слов. Точно так же и жалость, и желание, и удовлетворение…

— И страх, — усмехаясь, перебил колдун. — Страх чувствуется лучше всего, вызывает возбуждение, пыл и ликование.

— Так вот почему вы пытаетесь нас напугать! — закричал Блейз. — Именно потому–то вы и донимаете людей!

Старуха с отвращением глянула на колдуна:

— Те, кто донимает без веской причины, такой, как борьба за справедливость или предупреждение об опасности — вроде него — упиваются человеческим страхом и болью.

— Эти эмоции становятся чересчур притягательными, не так ли? — спросил с каким–то клиническим интересом Гар.

— Я жажду их, — ухмыльнулся колдун, и некоторые другие призраки хором выразили согласие: маги, бандиты, старые развратники и коварные, злобного вида придворные.

— Да, притягательными, — задумчиво ответил себе Гар. — Можно даже сказать, создающими привыкание. И поэтому, если читающий мысли направляет на тебя свой гнев, это ощущение слишком сильно. Что же случится, если не бежать, куда глаза глядят? Оно сотрясёт тебя до полного распада?

— Это тебе незачем знать, глупый смертный, — взревел колдун.

— Ты конечно прав, — сказал Гару Блейз, хотя и по–прежнему не отрывая взгляда от призраков. — Сегодня я и впрямь изрядно обучусь магии.

— Из усвоенного тобой не на последнем месте факт, что ты явно проецирующий телепат, и очень сильный, — сказал Гар. — Это означает, что ты чувствуешь ощущаемое другими и направляешь на них собственные ощущения. Именно потому–то призраки и слетаются целыми стаями всякий раз, когда ты вызываешь их — потому что ты отсылаешь им эмоцию, ту эмоцию, какую ты в тот миг испытываешь, будь то страх, любопытство или радость. Они слетаются вкусить.

— Вы действительно сбежите, если я почувствую гнев на вас? — спросил Блейз.

— Вряд ли, — презрительно бросил колдун.

— Это вопрос силы, парень, — объяснил Конн. — Вон та девушка с тобой, на каком–то отрезке жизни её обидели, и сильно обидели, и это оставило её с целым потоком ярости, готовым при малейшем новом оскорблении выйти из берегов. И её гнев, он сечёт словно кнут. А ты, паренёк… если тебе нужны ощущения, способные причинить нам какой–то вред, подумай о тех, кто несправедливо обошёлся с тобой или несправедливо обошёлся с теми, кого ты любишь, а потом нацелься на призрака, которого хочешь затрясти, и жди, пока он распадётся.

— Предатель, — прошипел колдун.

— Я никогда не присягал тебе на верность, — парировал разбойник, — и не просился в призраки..

— Но что–то в тебе просило, — отрезал колдун, — иначе ты никогда бы не попортил дикого призрака, превратив в своё подобие.

— Ты хочешь сказать, что если я сделаю свой гнев достаточно сильным, то смогу отпугнуть вас? — спросил Блейз.

— Ну, мы на самом–то деле уходим не очень далеко, — проговорил Конн, — просто делаемся тонкими и отдалёнными, чтобы вы нас не увидали.

— Да, — подтвердил Ранульф. — А потом мы спокойно следуем за тобой, как охотник, скрадывающий оленя, и дожидаемся, когда ты влюбишься, или попробуешь что–нибудь вкусное, или залюбуешься прекрасным восходом.

— Или возжаждешь прекрасную женщину, — резко бросила старуха, так и прожигая мага взглядом.

— Потому–то призраки и приходят ко мне так быстро? — спросил Блейз. — Вы знаете, что я буду испытывать глубокие чувства?

Призраки умолкли, переглядываясь.

— Ты правильно догадался, — сказала Алеа. — Чем больше ментальной энергии выдаёт человек, тем больше этих созданий притягивает к такому человеку — и как сказал Гар, ты эмпат, и необычайно талантливый.

— И наверно также одарённый необычайной чувствительностью. То, что ты чувствуешь, ты чувствуешь очень остро и глубоко.

Взгляд Майры метнулся к Блейзу, который усомнился:

— Правда?

— Ты производил изрядный шум, когда звал на помощь или просто пообщаться, — признался Ранульф.

— Больше ни слова! Ни одного! — прогремел колдун, уперев кулаки в бока. — Это он наша дичь, а не мы его!

— Поздравляю, — обратился к Блейзу Гар. — Ты естественный, или природный ресурс.

— Ты хотел сказать, сверхъестественный ресурс? — презрительно фыркнул маг.

— Нет, это уже относится к тебе — или во всяком случае к материалу, из которого ты создан. — Гар поднял на высящегося над ним призрака впечатляюще дерзкий взгляд. — Вы, конечно, знаете, что люди с его талантом редки.

— Конечно знаем! — пренебрежительно бросил маг.

— Если б не знали, — обронил с уничтожающим презрением колдун, — то как бы приобрели власть над такими же людьми, как сами?

— Обычными способами, — непринуждённо ответствовал Гар. — Сила есть сила, и злоупотребление ею — давняя история.

Колдун запыхтел, а маг сузил глаза, старуха захехекала.

— Однако ещё более редок такой талант среди людей Терры, от которых произошли ваши предки, — продолжил свою мысль Гар, — настолько редок, что мало кто верит в существование такой штуки. Как же эти дарования развились среди вашего народа?

Среди призраков воцарилось молчание; они переглядывались — такая мысль никому из них прежде не приходила в голову.