Глава десятая

Чтобы не терять время, я уже во время спуска по связи начал объяснять группе Питиримова поставленную перед ними задачу. Другие бойцы взвода тоже все слышали и понимали, какой опасности подвергнется второе отделение в случае, если бандиты попробуют пойти на прорыв линии обороны. А такая вероятность существовала, хотя считать это направление приоритетным было бы не совсем верно. Я же не могу знать, видели или нет «наши» бандиты работу вертолетов по уничтожению той банды, которая шла на соединение с ними – уже четвертой банды в этом месте.

Если не видели и еще не знали, что та банда почти уничтожена, а ее остатки рассеяны, то боевики основной группы вполне могли рискнуть прорваться на соединение со своими. Изначально между ними, видимо, существовала связь. Сейчас связи нет, но связь в горах – дело непредсказуемое, ее отсутствие вполне можно было списать на горные условия ведения боя.

Это все я рассказал тем, кто остался защищать наши окопы. Пока собирался и готовился к выступлению отряд спецназа МВД под командованием подполковника Штеменко, я послал рядового Мукомохова, взводного сапера, выставить те взрывные устройства, что он снял минувшей ночью на подходах к окопам, и то, что у него самого было в запасе.

Сапер не выходит на операцию, не имея в рюкзаке соответствующего груза. Мукомохов не зря набил тротиловыми шашками и взрывателями свой рюкзак. Все это пригодилось.

Подполковник Штеменко, пока его отряд готовился, наблюдал за работой сапера, чтобы не вести бойцов в рейд по минном полю, не зная пути. Я предупредил подполковника:

– Сапер проведет вас через свои мины.

– Не напутает?

– У него в голове два компьютера одновременно работают. Никогда ничего не забывает. Иначе, при наших условиях, не выжил бы.

Менты выступили. Мне их отряд не показался сильно уставшим. Они выглядели усталыми, когда подполковник перед строем ставил им задачу, но пошли ходко, безостановочно и не растягиваясь. При этом колонна не извивалась змеей, как порой случается с некоторыми подразделениями. Наверное, сказывалось понимание того, что их вел через минное поле сапер. И провел благополучно до последнего взрывного устройства.

Там колонна на некоторое время задержалась. Я увидел, как менты собирают между скал осколки мелких камней и приносят рядовому Мукомохову. А тот засыпает эти осколки в какую-то расщелину одиноко стоящей скалы.

Старый и проверенный способ. Взрывное устройство, установленное в расщелине скал, становится взрывным устройством направленного действия. То есть взрывная волна с двух, а то и с трех сторон сдерживается камнем и устремляется туда, естественно, где свободно и где ее ничто не держит. Обычно в направлении противника, но все зависит от того, как выставлены растяжки. А мелкие камни становятся прекрасными поражающими элементами, вполне способными заменить и болты, и гайки, и гвозди, и вообще все, что обычно бандиты используют в самодельных взрывных устройствах.

Я однажды интересовался, зачем наша оборонная промышленность так старается, изготавливая ролики и шарики, которыми начиняются стандартные противопехотные мины. Мне объяснили, что оборонная промышленность тоже умеет считать деньги, стандартные мины начиняются отходами производства: ролики – это обрезки стальных прутков, из которых часто точат снаряды или болты с гайками, или прочие детали неизвестно к чему. Шарики – это забракованный продукт шарикоподшипникового производства.

Вот потому в одной мине иногда встречаются и шарики, и ролики, и другие непонятные металлические обрезки, продукты штамповки, часто с острыми краями, которые, попав в человека, наносят ему тяжелые ранения.

Мой сапер решил обойтись подручными средствами. Конечно, камень будет не в состоянии пробить бронежилет. Но при попадании в голову череп проломит обязательно, а при попадании в конечность противник лишится возможности ей двигать. Такая рана может быть смертельной даже при касательном попадании, поскольку на камнях всегда много грязи, а сам камень имеет способность крошиться при извлечении из раны, в этом случае мелкие его частицы остаются в теле. В итоге – заражение крови…

Когда отряд ментов снова построился в походную колонну и скрылся за скалами, Мукомохов начал устанавливать какую-то сложную систему растяжек, связанных с плоскими камнями на тропе. Наш сапер большой мастер по установке хитрых взрывных устройств, так что пройти мимо и не активировать взрыватель бывает просто невозможно.

Я дожидался, пока Мукомохов завершит работу. Взвод уже собрался за моей спиной, но рядового никто не торопил. Спешка в этом случае недопустима.

– Старлей! – вышел на связь подполковник Штеменко. – Ты где? Вышел уже?

Видимо, взял все-таки шлем у младшего сержанта. Не захотел через него разговаривать. Может, хотел спросить что-то такое, что не для всех ушей предназначено? Но взвод и пилоты вертолетов все равно нас слышат. При необходимости подполковник, как я говорил ему, мог и на индивидуальную связь переключиться.

– Ожидаю, когда сапер работу закончит. Потом пойдем…

– Я одного не понимаю, старлей, для чего нужно такое плотное минирование, если прорыв через окоп считается самым последним вариантом развития событий? Это может оказаться ненужной работой.

– Товарищ подполковник, у нас так получается, что семьдесят процентов всей работы оказывается в итоге ненужной. Но именно потому, что мы ее выполняем, спецназ ГРУ очень редко несет потери. Никто никогда заранее не может сказать, какая работа нужная, а какая ненужная. Любая при определенных обстоятельствах может стать решающей. Если бандиты пойдут на линию окопов, то минное поле будет в состоянии нанести им такой же, если не больший урон, как два вертолета и два пулемета. Это может спасти жизни моих солдат и троих ваших бойцов.

Подполковнику, видимо, очень не понравился разговор о потерях, которых обычно не несет взвод, но которые уже понес спецназ МВД. И он коротко и сердито ответил:

– Конец связи…

Я такой реакции ожидал и потому не удивился. Для того, может быть, и говорил, чтобы Штеменко разозлился на меня и не насиловал связь своими разговорами, тем более разговоры были не по существу.

Между тем рядовой Мукомохов свою работу завершил и сделал приглашающий знак, вызывая готовую к выступлению походную колонну.

– Питиримов! Свою задачу уяснил?

– Так точно, товарищ… старший лейтенант, – ответил младший сержант. – Задачу уяснил. Можете выступать. Мы здесь справимся… И кошку с котятами от супостатов защитим. Не дадим в обиду…

У него с языка чуть не сорвалось «товарищ командор». Я знал, что солдаты за глаза зовут меня «командором», но ни в лицо, ни по связи никто ни разу так меня не называл. И последние слова обычно молчаливого кержака Питиримова говорили о его смущении, которое он стремился прикрыть, а вовсе не о болтливости младшего сержанта.

– Товарищ подполковник! – сказал я по связи, обращаясь к командиру звена «Ночных охотников», но ожидая при этом и того, что отзовется подполковник Штеменко. Последнее значило бы, что он полностью экспроприировал шлем у младшего сержанта Намырдина. Но командир ментовского спецназа не отозвался. Значит, вернул шлем Намырдину. Отозвался только подполковник Фанфарников.

– Слушаю тебя, старлей. Желаешь узнать диспозицию противника?

– Так точно, товарищ подполковник.

– Пока стоят толпой. Трое удалились в сторону, что-то решают. Я полагаю, это эмиры. Они в живом виде тебе нужны?

– Я, товарищ подполковник, эмиров не коллекционирую.

– Эмиры спорят. Жестикулируют. Я их через компьютерный прицел рассматриваю. В максимальном увеличении. Вижу хорошо, но вот слов не слышу. Вижу, что один рукой сильно машет. В чеченское село идти хочет. Но двое других, как я понимаю, с ним не соглашаются. Они, похоже, научены чужим опытом. В чеченские села им лучше не соваться. Там их огнем встретят. За что я Рамазана Кадырова уважаю… Он навел порядок не только в Курчалоевском районе, но и по всей Чечне. И даже за ее пределами, где чеченцы компактно проживают… Жесткая рука у человека!

– Я тоже его уважаю, товарищ подполковник. Тем не менее хотел бы знать, что бандиты пытаются предпринять? Пока предположить трудно?

– Трудно. Мы уже недалеко от них. Вот-вот ударим. Они нас видят и ожидают с опаской. Но мы ждем, когда отряд капитана Яковлева выйдет на рубеж. Осталось совсем немного. Первые ряды колонны уже за скалами прячутся, выглядывают, сильно не высовываясь. А мы готовы начать расстреливать банду. Я лично начну с эмиров. От термобарической ракеты их ничто не спасет, никакое укрытие.

– Это я знаю, – согласился я.

– А я сразу толпой займусь, пока кучно стоят, – пообещал майор Луковников. – Думаю, если будем приближаться, они рассеются, тогда степень поражения будет меньше. Потому стрелять мы будем издалека. Но ракета летит быстро. Они разбежаться не успеют. А потом я дымовую завесу выставлю, чтобы люди Яковлева свободно пробежали свою дистанцию. Я сам измерял: от верхних скал до нижних всего тысячу двадцать семь метров. Ну все, старлей! Мы поехали…

– Поехали! – согласился подполковник Фанфарников. – Яковлев! Готовьсь!

Я в этот момент находился по другую сторону гряды, и мне не были видны ни бандиты, ни вертолеты, ни отряд капитана Яковлева. Его я бы в любом случае не увидел, даже если бы на самую высокую точку гряды забрался. Даже если бы вернулся на свою наблюдательную скалу. Но я вообще не намеревался туда забираться, у меня была собственная задача, а рядовой Мукомохов ждал на заминированной тропе, чтобы провести два отделения безопасным путем.

Таким образом, посмотреть картину боя мне было не дано. Но я удовлетворился и тем, что увидел облако сначала белого, потом красно-черного дыма над дальней стороной гряды, вдоль которой нам предстояло идти, и только спустя пару секунд до нас донесся грохот, который повторился многократно, – «Ночные охотники» не удовлетворялись одиночными пусками ракет, даже если эти пуски были удачными. А сразу определить точность попадания ракеты сложно – дым рассеивается слишком медленно.

Ракеты рвались одна за другой, и даже почва под моими ногами передавала силу взрывов, хотя мы находились от них далеко. Видимо, поверхность представляла собой если не единый монолит, то несколько монолитов, плотно прижатых один к другому. У меня даже появилось опасение, что сдетонирует какое-то из выставленных нашим сапером взрывных устройств, а от него сдетонируют и остальные. И высказал свои опасения Мукомохову. На что сапер ответил спокойно:

– Все нормально будет, товарищ старший лейтенант. Вокруг тропы стоят взрыватели только натяжного действия. Они на детонацию не реагируют. А на тропе я еще взрыватель не ввинтил. Жду вас, когда пройдете. Потом поставлю…

Мукомохов, как обычно, все предусмотрел.

Мы двинулись быстрым темпом, какой может выдержать, не растягивая строй, только, пожалуй, спецназ ГРУ. И без всяких приключений и проблем дошли до места, где наш сапер установил свое самое мощное взрывное устройство. Даже два устройства, как он объяснил мне:

– Первое сработает в расщелине и поразит середину строя, а второе после первого обрушит на него скалу. Я посмотрел, там камни едва держатся, и рассчитал нужную силу взрыва.

– От бомбардировки с воздуха не свалится?

– Если здесь бомбить будут, может и свалиться. Тогда каменные осколки все равно полетят. Накроют тех, кто от авиации спасется. Ад, короче говоря, здесь будет. Один ад первый «Ночной охотник» устроил, а мы с двумя другими – второе действие того же ада продемонстрируем. Жалко, понаблюдать не получится.

– Если будет необходимость, постараемся вернуться. Все зависит от того, в какую сторону двинется банда. Эмиров, как я понимаю, у них уже нет. Так, товарищ подполковник? – спросил я Фанфарникова.

– После двух ракет, я думаю, даже их скелеты ветром размело. Там такая температура была, что кости полностью должны сгореть.

– А что остальные бандиты?

– После первых ракет попрятались. Луковников после меня стрелял. Большинство не достал. Но многих накрыл. У майора термобарических ракет нет. А у меня только две осталось. Я их на крайний случай берегу. Я так думаю, что четверть личного состава мы уничтожили. Но продолжаем обстрел.

– Капитана Яковлева в дыму не видно?

– А что нам дым! Мы в тепловизор смотрим. Видим его колонну. Он уже прошел открытую дистанцию. Выдвигается дальше. Мы больше не дымим… Это бандиты шашки зажгли. Надеются от нас за дымом спрятаться. Но они из-за этого друг друга не видят. А мы их в свои камеры видим.

– Интересно, сколько среди оставшихся чеченцев? Чеченцы пожелали бы в село идти. Дагестанцы захотят в свои горы вернуться. Хорошо бы им на две группы разделиться. Но не больше чем на две… – размечтался я. – Иначе трудно будет их отлавливать. А так – милое дело, бей – не хочу…

– У них, кажется, новый командир объявился. В самом дыму спрятался, кричит что-то, руками машет. К себе других подзывает.

– Пусть соберутся кучей, – подсказал майор Луковников. – Я место уже на прицел взял. Всех и накрою. Одной ракетой…

Мы остановились колонной позади рядового Мукомохова. Он завершил минирование, ввинтив последние взрыватели, и встал в строй.

– Мукомохов! – спросил я по связи, едва колонна тронулась. – У тебя запас еще остался? Вдруг нам на новом месте потребуется?

– Еще на три «самоделки», и МОН-50 в рюкзаке. И в дополнение пара старушек ПОМЗ-2.

– Чтобы остановить и заставить бандитов задуматься, хватит. А пока они будут думать, мы их перестреляем.

Мы достаточно быстро преодолели закрытую от противника часть пути. Дальше, уже приблизившись к месту, где только что на гряде отбомбились два «Ночных охотника», стали, что называется, водить носами. О приближении к опасному месту предупредил резкий сладковатый запах бризантных зарядов. Наверное, помимо этого и еще чем-то пахло, но для меня все относилось к единой категории гари. И не потому, что у меня был такой бесчувственный нос. Наверное, я слишком часто встречался с последствиями авиационных обстрелов, и разница запахов становилась менее отчетливой, чем бывало раньше.

Открытое место было не таким протяженным, как у отряда капитана Яковлева, тем не менее восемьдесят метров чистого пространства, где невозможно укрыться, опасность представляло немалую. Но здесь за нас играл еще и тот факт, что наверху царил беспорядок, вызванный вертолетным обстрелом. Да и облака дыма от завес, выставленных самими бандитами, все еще заставляли их самих беспрестанно протирать глаза, которые должны страшно чесаться и слезиться.

– Переходим на скрытное передвижение. По отделениям. Третье идет, первое прикрывает. Снайперы работают с первым отделением. И я тоже. Кувалдин уходит с третьим. Сразу после перехода занять позицию…

Третье отделение, состоящее из солдат контрактной службы во главе с младшим сержантом Хозяиновым, – самое опытное отделение в моем взводе. И потому им предстояло стать первопроходцами. Склон в месте прохода был достаточно крутым, не вертикальным, конечно, но все же градусов под семьдесят. И стрелять сверху на любой звук внизу можно было в свое удовольствие. А вот атаковать снизу верхние позиции возможности не было никакой.

Единственное правильное решение состояло в том, что первое отделение вместе с командиром взвода, со мной то есть, и двумя снайперами оставалось в стороне, и со стороны имело возможность прикрывать переход третьего отделения в случае его обнаружения. Здесь мощная снайперская винтовка DXL-4 «Севастополь» сержанта Ничеухина была бы помехой. Ее сильнейший «голос» сразу привлек бы внимание к первому отделению. А вот винтовка ВКС-94 второго снайпера ефрейтора Паровозникова, стреляющая почти без звука, была в такой ситуации очень хороша, точно так же, как автоматы 9А-91 солдат отделения, снабженные глушителями. Мы могли быстро и точно отстрелять тех, кто первым высунется из укрытия, желая нанести третьему отделению урон. Просчитав ситуацию, я передумал.

– Ничеухин идет с третьим отделением. Вперед…

Сержант перехватил свою длинную винтовку поудобнее, защелкнул на фиксатор сошки, чтобы не болтались, и устремился за идущим последним Володей Хозяиновым. Старший сержант Валера Кувалдин шел первым.

Наши переговоры, вернее, мои команды, были понятны пилотам вертолетов, и потому подполковник Фанфарников спросил по связи:

– Старлей, прикрытие обеспечить?

– Разве что парой ракет, но так, чтобы нам на головы никто не свалился. Ракеты не термобарические, иначе пламя сползет на нас.

Но у термобарического, иначе – объемного, взрыва есть, помимо пламени, и другая серьезная опасность. Дело в том, что горючий газ заряда во взвешенном состоянии быстро распространяется и смешивается с кислородом. Во время самого взрыва кислород полностью выгорает, образуя вакуумное облако, внутри которого давление падает настолько, что ни один живой организм не в состоянии этого выдержать. Эта особенность дала заряду еще одно название – вакуумная бомба. Попасть под действие такого оружия, тем более своего, никому не хотелось.

Но пилоты и сами все это прекрасно понимали.

И потому пустили только по одной ракете. Одна из них, видимо, была осколочная, потому что осколки, срикошетив от верхних скал, частично посыпались и на прикрытые шлемами головы бойцов третьего отделения. Но шлемы, как и комбинезоны вместе с куртками, выдерживают даже прямо летящий осколок, а здесь осколки после рикошета падали уже без первоначальной силы и вреда причинить бойцам не могли. Я услышал осколки только по звуку. Когда они попадали в шлемы, микрофоны улавливали звук и передавали его в наушники.

Вторая ракета была фугасной. Но видимо, очень мощной, потому что взрыв прогремел весомо. Тело одного из бандитов, подброшенное вверх, упало на крутой склон и покатилось вниз. Мне оставалось только радоваться такому факту, как отсутствие взаимовыручки у бандитов. Никто не заинтересовался упавшим, никто не проявил не просто желания спасти его, если это еще было возможно, но даже не поинтересовался упавшим.

Хотя здесь я, может быть, поторопился с выводом. Бандиты просто прятались от ракеты, кто куда мог, голову себе под мышку прятали, как страус под крыло, и потому никто не видел момента падения тела.

Тем не менее по склону оно скатилось прямо на нашу тропу. Я видел, как старший сержант Кувалдин сначала перешагнул через упавшего, потом обернулся, посмотрел и дал короткую беззвучную очередь в голову, поскольку боевик был в бронежилете и стрелять в корпус небронебойными патронами было бесполезно. Вообще-то расстреливать покойников в спецназе ГРУ не принято. Должно быть, бандит был еще жив, стонал и мог таким образом привлечь внимание других бандитов. Или даже пытался это сделать. Добить такого – не есть вопрос жестокости, а, грубо говоря, производственная необходимость, техника безопасности. Ни у кого бы не повернулся язык высказать претензию старшему сержанту.

Тем временем третье отделение полностью преодолело открытое пространство. Настала очередь первого отделения. Я слышал, как распоряжался старший сержант Кувалдин, выставляя прикрытие.

– Готовы? – спросил я Кувалдина.

– Все на позиции, – отозвался младший командир. – Ждем вас. Страхуем.

– Отделение! Как с низкого старта! Резко! Вперед! – Поскольку командир отделения младший сержант Намырдин ушел связным с отрядом подполковника внутренней службы, командование отделением я взял на себя. – Первым перебегает снайпер! Я за ним, за мной остальные. Держать дистанцию.

Паровозников побежал первым. Я дал ему возможность оторваться и побежал следом, стараясь сохранять дистанцию. Третье отделение без моего предупреждения о сохранении дистанции перебегало более тесным строем. Настолько тесным, что большую часть отделения можно было накрыть одним выстрелом из подствольного гранатомета. К счастью, бандиты отделение не заметили.

Эту ситуацию я отметил, к сожалению, слишком поздно. Но повторять ошибку третьего отделения не стал и вовремя дал команду первому отделению. Я бежал, не оборачиваясь, точно знал, что бойцы бегут позади меня. Сам я видел только спину ефрейтора Паровозникова и почувствовал облегчение, когда тот достиг скал и сразу, без дополнительной подсказки, вскинул винтовку и занял позицию. Через три секунды и я повторил действия снайпера, только вместо винтовки вскинул свой автомат с «оптикой». И только после этого посмотрел, как перебегает отделение.

Перебегали правильно, без ошибок. А ошибки здесь сами напрашивались. Главной из них был соблазн посмотреть в сторону противника. По той россыпи камней, где пролегала тропа, споткнуться, даже глядя себе под ноги, было очень легко. А взгляд на гряду не может быть коротким. Даже мне, имеющему соответствующую тренировку, трудно охватить мимолетным взглядом всю позицию, которую могут занять бандиты, от края и до края. Причем смотреть пришлось бы с близкого расстояния, откуда вообще невозможно одним взглядом оценить ситуацию на протяжении восьми десятков метров, пришлось бы головой вертеть. Следовательно, не было возможности смотреть себе под ноги. Если бы споткнулся и упал кто-то один, это задержало бы всю колонну, соблюдающую дистанцию, и нарушило бы строй.

Со стороны легко судить. При взгляде со стороны кажется, что ничего сложного нет в том, чтобы не оборачиваться. Однако так может думать только тот, в кого ни разу не стреляли, рядом с кем не свистели пули. А когда бойцы уже бывали в боевой обстановке, когда ходили в атаку и понимали, что такое смерть, они психологически напряжены и всегда невольно ждут выстрела. Им хочется поймать момент, когда противник прицеливается, чтобы резко отпрыгнуть в сторону или добавить скорости. И голова сама собой поворачивается…

Однако воля у всех бойцов первого отделения, во многом состоящего из молодых призывников, оказалась соответствующей положению. Никто не обернулся, никто не споткнулся и не упал. Отделение в полном составе благополучно скрылось за скалами, так и не показавшись врагу…