Глава шестая

Инспектор приближался. Он шел, как я видел в зеркало, неторопливо, вразвалочку, уверенный в себе и в своем праве, словно за спиной у него был взвод с автоматами наперевес, а впереди стоял танк с наведенным на нашу «буханку» орудийным стволом. Мне эта его самоуверенность не понравилась. И вообще инспекторы ДПС обычно работают парами, и вместе с парой инспекторов на дежурство временами выходит тройка омоновцев, а тут был только один инспектор и два омоновца.

Но танк, который инспектор себе придумал, видимо, все-таки был. Он представлял собой пару черных внедорожников, которые почему-то не торопились уезжать.

Я опустил стекло в своей дверце. Просто для того, чтобы не разбивать его. Наш «уазик» остановился рядом с машиной ДПС, в которой к моменту остановки никого не было, и никто не мог оттуда помешать мне стрелять. Я выставил наружу локоть, чтобы одним движением поднять компактный автомат 9А-91, выставить его наружу и с одной руки дать очередь по любому из внедорожников. Конечно, мне мог помешать глушитель. И вообще без него очередь была бы более впечатляющей. По крайней мере, люди поймут, что по ним тоже стреляют. Это умерит прыть большинства из тех, кто берет в руки оружие и чувствует себя после этого непобедимым героем.

Я аккуратно, не поднимая рук, незаметно для взгляда со стороны, свинтил глушитель и уложил его у себя за спиной на сиденье.

Инспектор тем временем подошел. Андрей Тихомиров выпрыгнул на дорогу, коротко козырнул. Его автомат остался лежать между сиденьем и двигателем, разделяющим водителя и пассажира переднего сиденья. Двигатель не успел нагреться настолько, чтобы передать тепло магазину автомата, и потому опасности такое место не представляло.

Старший сержант молча протянул инспектору свои документы и документы на машину. Я через раскрытую дверцу увидел, что инспектор носит майорские погоны. Это было уже нонсенсом. Майор в соответствии со своей должностью, по моим понятиям, обязан сидеть в кабинете, а не на дорогах документы проверять. Это усилило подозрение, что здесь не все чисто. Наличие майорской звездочки вовсе не значило, что инспектор был званием старше меня, и у меня была необходимость соблюдать субординацию. У ментов звания служебные, а не военные, и потому я не чувствовал стеснения перед этими погонами.

– Куда едешь, сержант, что везешь? – спросил инспектор Тихомирова. – Салон открой, задние дверцы, покажи…

Почему ему потребовалось заглянуть в салон через задние распашные дверцы, а не через боковую дверцу, мне лично было понятно. Позади стояли два омоновца с направленными в сторону нашей машины автоматами. И салон сразу стал бы прицельно простреливаемым пространством. Наличие тела в салоне могло бы вызвать вопросы. Никаких документов сопровождения у нас, естественно, не было. Но я вдруг отчетливо понял, что инспектор именно это бандитское тело и ищет. Это тело было кому-то необходимо. Не знаю почему, но оно было необходимо так, словно это был живой человек. Между тем я лучше всех других знал, что везу абсолютного «двухсотого», поскольку своей рукой срубил ему голову. И полковник Следственного комитета, думается, именно по этой самой причине – по необходимости забрать тело – попросил меня тело отвезти, хотя обычно все тела отвозятся вертолетом следственной бригады.

Конечно, простой инспектор ДПС не рискнул бы обыскивать военную машину. И даже документы проверять не рискнул бы. Майор остановил машину потому, что ждал транспорт из отрядного городка, который будет перевозить тело бандитского эмира. Возможно, ждал грузовик и потому сначала испытал некоторое замешательство, потому и консультировался у омоновцев.

Непонимание вызывало то, что обезглавленное тело не могло никого интересовать, с моей непросвещенной точки зрения. Одно дело, кто-то попытался бы отбить живого эмира. Но здесь и руководитель следственной бригады, и другие следаки видели, что эмир – абсолютный «двухсотый» и спасать уже некого.

– Обратитесь к моему командиру, товарищ майор, – спокойно сказал Тихомиров. – Он, если у него будет хорошее настроение, может быть, и разрешит вам в машину заглянуть.

– Да плевать я хотел на всяких спецназовских старлеев! – неожиданно высоко и пронзительно, почти по-поросячьи взвизгнул инспектор. – Они мне не указ! Я тебе сказал: машину открывай! Задние дверцы. И быстро…

Майору снизу не было видно мои погоны, тем более они были скрыты бронежилетом. И вообще он даже не удосужился посмотреть на меня, тем не менее он знал, что в кабине сидит старший лейтенант спецназа.

Старший сержант Тихомиров точно так же, как я, прочитал ситуацию. И точно так же понял, что происходит.

– Ну, если так нахально просишь, пойдем, майор! – сказал вдруг старший сержант. И грубо, двумя руками подтолкнул крупного и тяжеловесного инспектора в сторону задних дверок. Я легко понял, что от омоновцев Андрей прикроется телом майора, но, если в двух черных внедорожниках есть вооруженные люди, они будут иметь возможность стрелять старшему сержанту в спину. И потому он пожелал перейти за машину, где противник будет только с одной стороны.

– Ты что себе позволяешь, сопляк! – взвизгнул майор еще громче. В голосе его опять сквозили настоящие поросячьи нотки. Ему, видимо, нестерпимо хотелось полного уважения, а тут какой-то старший сержант так грубо с ним обходится, да еще и разговаривает неподобающим образом. Майор только что чувствовал себя хозяином положения, а тут кто-то не пожелал его таковым видеть. Есть отчего возмутиться…

А я радовался, что «буханка» имеет такие большие зеркала заднего вида. И хотя они вертикальные, тем не менее имеют достаточную ширину, чтобы мне, совсем немного сместив голову, можно было увидеть все, что нужно.

Я увидел момент удара, нанесенного Андреем Тихомировым как раз в тот момент, когда майор схватился за пистолет. Но вытащить его из кобуры он не успел. Старший сержант ударил коротко и резко основанием ладони снизу в челюсть. Этого удара инспектору вполне хватило для полной «отключки». Но упасть ему старший сержант не позволил, подхватив под широкий брючный ремень и взяв перед собой в виде живого щита.

Очередь успел дать только один из омоновцев. В ментовскую спину, прикрытую бронежилетом. Но эта очередь была короткой не потому, что омоновец так стрелял. Она была короткой потому, что автоматы выпали из рук одновременно того и другого омоновца. Мои солдаты стреляли из салона сквозь заднее стекло с категоричной точностью, словно ставили точки в конце письма.

Что дальше происходило позади нашей машины, я не видел, поскольку резко переключился на контроль фронта. И сделал это вовремя, потому что при звуке автоматных очередей в ближнем внедорожнике распахнулись сразу три дверцы, выскочило три человека: двое с автоматами, один с пистолетом.

Последний дал неприцельный выстрел в сторону «уазика», попал точно в воздух рядом с машиной, но прежде, чем я свалил его очередью, успел поднять верхнюю часть задней дверцы. Дверца была двойная, верхняя часть поднималась, а нижняя опускалась. Но опускать нижнюю нападавший не стал. Нижняя служила бруствером и упором для гранатомета РПГ-7, что высунулся из салона всей своей длиной.

Но мой автомат уже начал стрелять. Сначала он уронил прямо на «выстрел» человека с пистолетом, открывшего дверцу. И потому гранатометчику потребовалось время и усилие, чтобы столкнуть упавшее тело и освободить оружие. Для этого ему понадобилось самому высунуться вперед. А это была потеря времени. Мне этого вполне хватило для короткой, в два патрона, очереди, после которой и гранатометчик навалился грудью на нижнюю часть задней дверцы. На всякий случай я очередь продублировал, размозжив гранатометчику голову.

Двое с автоматами стреляли в меня и даже пробили пулей зеркало заднего вида «буханки» с моей, пассажирской стороны. Но я оказался более точным и расчетливым. Они готовы были стрелять сами, но оказались не готовы к тому, что стрелять будут в них – откровенно растерялись, и потому оба попытались, на мой профессиональный взгляд, на удивление неуклюже залечь на совершенно открытом месте, не сообразив, что я в кабине «уазика» сижу все же достаточно высоко. Объяснять им, как необходимо прятаться, я желания не имел и просто расстрелял их раньше, чем они смогли попасть в меня.

В это время из первого внедорожника выпрыгнул еще один человек с пистолетом и попытался прицелиться в меня, тоже довольно неуклюже держа оружие двумя вытянутыми вперед руками. Непонятно, кто учил его так вытягивать руки при стрельбе.

Вообще-то, когда стреляют с двух рук, их держат согнутыми в локтях. Это не только устойчивость ствола, это еще и защита груди при встречном выстреле. Думаю, учил его тот, кто сам никогда не бывал в боевой обстановке.

Этого стрелка из машины, мне показалось, просто вытолкали. Внедорожник еще до первого выстрела из пистолета резко сорвался с места и умчался по дороге к повороту, отвлекая внимание моего противника, который машинально испуганно обернулся. Я дал в него очередь, кажется, даже попал, поскольку он упал на одно колено, потом я уже прицельной очередью положил человека с пистолетом на дорогу. И снова хотел взяться за удаляющуюся машину, но дорога резко нырнула под гору, а потом вообще свернула за скалы. Я хотел опустить автомат, но тут сорвалась с места, желая убежать от судьбы и ответственности, вторая машина.

Этой я не позволил удалиться. Задняя дверца была все еще открыта, и я хорошо видел на фоне светлого окна темный контур водительского сиденья. Внедорожник после моей очереди пару раз нервно «вильнул» и резво, почти радостно, улетел под откос. Высота там была около десяти метров.

Я ждал взрыва, но его не последовало. Машина, видимо, просто разбилась. Водитель, даже если и выжил после моей очереди, едва ли уцелел после падения.

Я выпрыгнул из машины, надеясь по горячим следам узнать у инспектора ДПС, что ему от нас было нужно. «Горячая» обстановка часто раскрывает самые молчаливые рты. Особенно, когда в рот вместе с выбитыми зубами вставишь ствол оружия. Я надеялся, что слабые пули автомата «АКС74У», обычного для омоновцев оружия, не пробили тяжелый бронежилет инспектора.

Но старший сержант Тихомиров уже не держал майора за пояс. Тот лежал на спине, широко раскинув жирные руки, а из-под его головы вытекал большой ручей крови. Видимо, одна из пуль омоновца попала майору в затылок. Допросить нам было некого…

Я сразу по завершении инцидента вызвал по системе связи начальника штаба сводного отряда спецназа ГРУ, чтобы, как положено, доложить о происшествии. Майор Абдусалямов отозвался сразу, словно ждал моего вызова. И только цокал языком, выслушивая мой доклад. А когда я закончил, спросил:

– А зачем тебе понадобилось отвозить тело в морг? Не могу понять такой инициативы. Необходимости не вижу. Обычно следаки сами это делают. Ты что, хорошо знал убитого?

– Мне, товарищ майор, понадобилось? – удивился я. – Руководитель следственной бригады сообщил мне о том, что я должен это сделать, как о решенном факте. И даже на вас сослался, сказал, что вы будете мне содействовать. По большому счету, это можно было понимать как ваш приказ. А я с этим эмиром раньше ни разу не встречался и даже ни разу до минувшей ночи не пытался убить его.

– Да, мне позвонил генерал Рамазанов из Следственного комитета, сказал, что ты вызвался доставить тело в морг, и просил меня посодействовать тебе с обеспечением автотранспортом. Ладно. Здесь какая-то хитрая комбинация Следственного комитета или еще кого, я не знаю. С этим еще предстоит разобраться. И будем разбираться. Ты где сейчас находишься? Место перестрелки не покинул?

– Я на месте. На дороге. Перед тем как вызвать полицию, хотел с вами, товарищ майор, поговорить. Хотя бы в известность поставить.

– Полицию не вызывай. Я вызову оперативную бригаду ФСБ. И пошлю на дорогу на всякий случай твой взвод. Если что, они за тебя вступятся и в обиду не дадут.

– Полиция уже сама, кажется, едет. Кто-то без моего согласия вызвал. Слышу звук полицейских сирен. Звук приближается со стороны Махачкалы. И еще какой-то звук… Сирены другого калибра. Наверное, «Скорая помощь». Только здесь уже помогать некому… Вызвать мог только кто-то из людей, что были в уехавшем внедорожнике. Больше некому. Или менты сами заранее ждали вызова и выехали, не дождавшись сигнала. Это тоже вариант. Ждали, что их вызовут после уничтожения офицера спецназа, видимо, по недоразумению, и не могли предположить, что здесь произошло в реальности. По их расчетам, я должен был ехать только с водителем. А водители обычно ездят безоружными. Похоже, что меня приговорили, но исполнить приговор не получилось.

– Ладно. Сильно с ними не конфликтуй. Постарайся никого не расстреливать. Если, конечно, не возникнет острой необходимости. Я звоню в ФСБ. Они обычно имеют возможность свою бригаду вертолетом высылать. Им только до своего аэродрома доехать. Но они с «мигалками» по городу гоняют. Быстро прилетят. Жди. Если будут со стороны ментов какие-то каверзные вопросы, отсылай ко мне. Можешь даже мой телефонный номер дать. Запоминай… – Он продиктовал. – Я отвечу так, что больше спрашивать не захотят…

Я давно знаю, что у ментов существует своего рода клановость. Когда одни менты покрывают других. И если кто-то застрелил мента, то от других ментов ждать доброго и честного отношения к себе не приходится. О снисходительности и обстоятельствах в этом случае лучше вообще не заикаться. Наверное, и майор Абдусалямов тоже знал эту отличительную особенность, когда московский мент горой встанет, чтобы отстаивать интересы коллеги по службе из Дагестана. И наоборот…

И потому меня удивило поведение ментовской бригады. Со мной уважительно поздоровались за руку, с моими солдатами тоже. Но до этого посмотрели на инспектора ДПС с майорскими погонами и на тела омоновцев, которых чуть не с разбега начал снимать на свою камеру фотограф оперативной бригады. Объяснение со стороны руководителя следственной бригады старшего следователя подполковника Шахмарданова из республиканского управления МВД прозвучало почти сразу, меня оно вполне устроило, поскольку не обещало развития конфликта:

– Мы за этой бандой уже два месяца охотимся, – сообщил мне подполковник, широко и радостно улыбаясь во всю ширину своего, не скажу что узкого, лица. – Раньше они большегрузные фуры грабили. На разных дорогах. И в Дагестане, и в Чечне. Обычные абреки, которые работать не хотят и не умеют. Они умеют только воровать и убивать. Теперь вот на риск пошли – решили на военную машину напасть. К нашему и вашему счастью и своему несчастью. Наверное, рассчитывали оружием поживиться. Или патроны к концу подходили. Где им запас пополнять? На склады их не пустят. Там охрана серьезная…

– Скорее всего, так дело и обстояло… – согласился я, не заостряя внимания на теле убитого эмира. Абсолютный «двухсотый» приехавших ментов, кажется, вообще не интересовал. Моя версия была отличной от ментовской, но им это знать было ни к чему, хотя вопрос у меня все же возник, и я не постеснялся его мягко, не наводя на ненужные мысли, задать:

– А я собрался звонить, полицию вызывать. Успел только своему начальнику штаба ситуацию обрисовать. Думал вас вызвать. А тут слышу – сирены работают. Кто-то сообщил вам? Вроде бы ни одной машины не проехало.

– Кто-то позвонил, видимо, в антитеррористический комитет, а оттуда позвонили нам. Мы сразу и выехали. Нам сказали только, что на дороге сильная перестрелка. Мы даже не знали, что здесь армия присутствует…

Подполковник Шахмарданов откровенно врал. Если бы бригада выезжала на перестрелку, это была бы бригада Росгвардии или ОМОНа, в любом случае, хорошо вооруженная группа. А здесь выехала только следственная бригада.

Но я и на этом заострять внимание не стал. Дескать, я не в курсе таких тонкостей. Наше дело маленькое – военное, почти тупое…

– А «Скорая помощь» зачем? Здесь же раненых нет ни одного. Все наповал…

– А если бы были? Пока «Скорая» доберется, любой легко раненный «сдвухсотится», – показал ментовский подполковник знание армейского жаргона.

Я только кивнул, не возражая. Показал удовлетворение ответом.

– Вы куда ехали? – спросил улыбчивый подполковник, вытащил несколько стандартных разлинованных листов протоколов допроса и присел на не слишком чистый бампер «буханки», чтобы заполнить протокол.

– В морг Махачкалы. Только что вернулись с задания по уничтожению банды. Руководитель следственной бригады попросил доставить тело эмира в морг судебно-медицинской экспертизы.

– Да, – согласился мент. – У вас же санитарная машина…

Я не стал сообщать, что машина эта досталась нам случайно. Но по глазам подполковника Шахмарданова понял, что он очень сильно желает, чтобы я никоим образом не возразил против его версии. Похоже было, что подполковник уже получил приказ с готовой версией и с особой служебной старательностью выполнял его.

В небе показался вертолет. Летел он явно в нашу сторону.

– Кого еще несет? – недовольно спросил подполковник полиции.

– Я думаю, это следственная бригада ФСБ.

– А им что здесь надо! – Шахмарданов заметно обеспокоился.

– Если вам, товарищ подполковник, позвонили из антитеррористического комитета, то им-то уж обязательно должны были сообщить. Я так полагаю.

Я говорил уверенно и убежденно, словно не сомневался, что порядок должен существовать во всех сферах деятельности силовых структур. То есть я пытался выдать желаемое за действительное и, похоже, небезуспешно.

– Может быть, и так… – согласился подполковник. Кажется, роль простачка мне легко удавалась, и подполковник мне верил.

Шахмарданов заполнил с моей подачи «шапку» протокола, потом стал задавать вопросы о происшедшем. Я старался отвечать так, чтобы мои ответы полностью вписывались в ментовскую версию. А для того, чтобы не возникло разногласий в показаниях бойцов спецназа ГРУ, я надел шлем. Таким образом, все, что я говорил подполковнику, передавалось в наушники бойцам моего взвода, которых допрашивать должны были, как и положено, уже после командира.

Пока я отвечал на вопросы старшего следователя, вертолет ФСБ сделал над нами круг, выбирая место для посадки, и не нашел ничего лучше, чем приземлиться прямо на дорогу. То есть полностью перекрыть движение в обе стороны. Но движения, к моему глубокому удивлению, не было никакого.

Утро уже наступило, и многие жители пригородов Махачкалы, что работали в самой столице республики, в это время обычно едут на работу. Значит, дорога была перекрыта. И перекрыта она была, скорее всего, ментами, что меня еще раз убедило в том, что во всей истории с нападением на нашу машину менты играют не самую последнюю роль. Ментовская форма на бандитах не была случайностью. Они, конечно, готовились к абсолютно противоположному результату. Надеялись, вероятно, что некая банда сможет справиться с единственным офицером спецназа ГРУ и с невооруженным водителем. Но вместо этого банда нарвалась на офицера и пятерых хорошо вооруженных и отлично подготовленных солдат, которые только что вышли из боя и еще не успели полностью расслабиться.

Я, конечно, не вполне уверен, что нападение и на одного офицера гарантировало успех действий бандитов в полицейской форме. Офицер мог, естественно, пострадать сам, но и часть бандитов обязательно уничтожил бы. А так, при существующем положении вещей, потери были только с одной стороны, чего вообще-то и следовало ожидать.

Но дорога была перекрыта заранее. То есть полиция готовилась никого постороннего не допустить к месту, где должны бы были разворачиваться события. Потому что свидетели им были не нужны. И в двух черных внедорожниках тоже сидели не случайные люди, у которых инспектор ДПС, поддельный или настоящий, проверял документы.

Слежка, как я предполагал, велась за воротами нашего военного городка. Я очень сомневаюсь, что в самом городке нашелся бы человек, который работает на полицию против спецназа ГРУ. Таких у нас быстро определяют различными средствами контроля, и потом их не могут найти никакие родственники и соратники. Это даже в ФСБ хорошо знали и потому к нам не совались. Не смогут найти даже с собаками. Просто пропал человек, и все! В Дагестане такое время от времени случается, и удивить подобным фактом кого-то трудно.

Как только наша машина проехала какую-то конкретную заранее намеченную линию и из ворот не выехала следом другая машина, позади нас перекрыли движение. То же самое было проделано, скорее всего, и впереди, на пути к Махачкале, чтобы исключить присутствие случайных свидетелей. Это главная причина отсутствия движения на дороге.

По этой же причине вертолет ФСБ спокойно совершил посадку на дорожное полотно. И даже двигатель выключил, что говорило о том, что в ближайшие минуты вертолет улетать не собирается. И следственная бригада Следственного управления ФСБ тоже высаживалась уже после полной остановки винтов, что опять же говорило о неторопливости следаков, которых никто не подгоняет, и освобождать дорогу для возобновления движения следаки не намереваются.

Подполковник Шахмарданов даже задавать мне вопросы временно прекратил, наблюдая за высадкой смежников. И ждал он их с откровенно недовольным лицом, опасаясь, что у следаков ФСБ может возникнуть совершенно другая версия случившегося.

Вообще-то, насколько мне известно, сама ФСБ не наделена полномочиями забирать уголовное дело из ведения полиции в собственное ведение, хотя по степени тяжести это происшествие было уже не в компетенции ментов, а в компетенции следаков ФСБ или даже Следственного управления Следственного комитета. Однако решение о том, кто будет вести дело, официально должен принимать как раз Следственный комитет Дагестана по согласованию с республиканской прокуратурой.

Понимая, откуда ноги растут, хотя и не зная причины охоты за абсолютным «двухсотым», я догадывался, кому передадут дело вопреки следственным нормам о тяжести преступления. Тем более подполковник Шахмарданов сообщил мне, что за этой бандой менты охотятся уже два месяца. Значит, они и будут вести следствие.

– Здравия желаю, товарищ подполковник, – подошел к нам старший следователь Следственного управления ФСБ майор Николаев.

С ним я был знаком уже несколько лет. Николай Николаевич Николаев носил еще капитанские погоны, а я лейтенантские, когда с ним, одним из немногих русских по национальности местных, а не прикомандированных следователей республиканского управления ФСБ, я познакомился после очередной операции.

Почти одновременно с приветствием майора из-за скал на повороте дороги появилось три БМП нашего отряда, как было понятно по эмблеме с летучей мышью на башнях. Других подразделений спецназа ГРУ в округе не было, ближайшие части располагались в Моздоке, но я не знаю, украшала ли башни их боевых машин наша эмблема.

Дело в том, что моздокская бригада при прежнем министре обороны, который, говорят, по причине бережного и любовного отношения к своей широкой табуреточной физиономии весьма опасался спецназа ГРУ, была передана разведуправлению штаба округа. Со сменой министра обороны бригаду то ли уже вернули в ГРУ, то ли пообещали вернуть – меня, как командира взвода, в такие дела посвящать не посчитали нужным. Если вернули, то, скорее всего, вернулась и эмблема.

В любом случае парням из моздокской бригады здесь делать нечего. Далековато. Тем более начальник штаба сводного отряда майор Абдусалямов пообещал прислать сюда мой взвод.

Я встал, чтобы встретить одновременно и майора Николаева, которому уважительно пожал руку, и свой взвод.

БМП подъехали сразу к нам. Благо вертолет стоял дальше и не перекрывал дорогу. Из командирского люка первой машины легко выпрыгнул майор Абдусалямов. Не выдержал начальник штаба ожидания, решил сам приехать.

Подполковник Шахмарданов, поздоровавшись за руку с майором Николаевым, шагнул к майору Абдусалямову. Тоже поздоровался, как с давним знакомым, но восторга от присутствия боевых машин пехоты не высказал. Однако вопрос задал:

– Извините за непонимание, Камал Мунасипович… Но как вы проехали? Я приказал перекрыть дорогу в обоих направлениях, чтобы никто не мешал нам работать.

– Да, дорога перекрыта. Даже машины поперек дороги стоят. Только я приказал дать над машинами в воздух очередь из автоматической пушки. Прямо на ходу, во время разгона. После этого нам уступили дорогу и даже ничего не спросили. Но, может быть, потому не спросили, что мы быстро ехали…

– А если бы дорогу не освободили? – с улыбкой спросил майор Николаев.

– Машины были только легковые и «уазики». Мы проехали бы по ним без активного применения пушки. Кстати, товарищ подполковник, мне тут по связи напомнили, что автоматическая пушка срубила антенну на одном из «уазиков». Оператор-наводчик просит извинения, он не умышленно. Ему просто из-за расстояния антенну было не видно…

– Да, из пушки в антенну попасть сложно, – согласился ментовский подполковник, плохо понимая, что говорит, потому что лихорадочно думал о другом.

– А извинения оператор-наводчик просит за то, что не попал в машину, – словно бы между делом, глядя в другую сторону, заметил я, но обратил внимание, как довольно блеснули глаза майора Николаева, который находился в другой стороне. Видимо, с полицейским следователем его связывали не самые добрые отношения.

Я козырнул своему начальнику штаба.

– Товарищ майор, старший лейтенант Сеголетов. Отвечаю на вопросы товарища старшего следователя, – доложил я.

– Уже ответил, – заявил подполковник Шахмарданов. – Можешь быть свободен, старлей. Только протокол прочитай и подпиши. Или я тебе прочитаю – а то мой почерк не все разбирают, а ты только напишешь: «С моих слов записано верно» и распишешься. А после я солдат допрошу…