Глава седьмая

– Работайте… – согласился майор Абдусалямов. Здесь он, кажется, никого не собирался расстреливать из автоматических пушек трех боевых машин пехоты, на которых прибыл мой взвод и сам начальник штаба сводного отряда. И почему-то даже не показал желания давить гусеницами полицейские машины или вертолет ФСБ. И вообще выглядел бы мирно, если бы не держал на груди компактный автомат «9А-91» с глушителем и оптическим прицелом, а правая кисть не лежала бы на удобной пистолетной рукоятке автомата. При этом указательный палец мог за долю секунды лечь на спусковой крючок. А большой палец, как обычно, лежал на предохранителе, готовый опустить его в боевое положение.

С протоколом допроса мы закончили в пять минут. Закончили бы быстрее, но подполковник записал некоторые мои выражения своими словами, которые можно было трактовать и так, и сяк, и я настоял на исправлении. При этом пришлось даже объяснить наглядно, какую трактовку можно дать моим словам в изложении старшего следователя. Он согласился, хотя и не слишком охотно. Может быть, ему просто переписывать не хотелось. У меня даже возникло опасение, что следак умышленно допустил вольную трактовку моих слов. Не окажись рядом майора Абдусалямова и майора Николаева, возможно, мне пришлось бы проявить большую настойчивость или даже отказаться подписывать протокол. Но в итоге мы все согласовали. На страницах с исправлениями мы оба расписывались и ставили: «Исправленному верить». А на последней странице, по моему настойчивому желанию, перечислили страницы с исправлениями, еще раз подтвердив подписями правильность новой трактовки.

Майор Николаев внимательно слушал материалы моего допроса в том варианте, который предлагал нам подполковник полиции. Я по выразительной игре его бровей понимал, что Николай Николаевич не верит полицейской версии и пожелает отдельно меня допросить, когда я завершу дело с полицией. Но, чтобы у подполковника не возникло желания послушать, что я сообщу Николаеву, и чтобы себя чужим присутствием не смущать, майор дождался, когда ментовский следак начнет допрашивать старшего сержанта Тихомирова. Ему этот допрос показался малоинтересным, поскольку он повторял все, что было до этого произнесено мной, и касался только варианта фактического изложения происшествия с другой стороны.

Только после этого Николаев сделал знак мне и майору Абдусалямову, приглашая нас в свой вертолет. Вертолет ФСБ, в отличие от тех машин, что предоставляются спецназу ГРУ для вылета на боевую операцию и, иногда, обратно, был несравнимо более комфортным. Даже сидеть пришлось не на откидных боковых сиденьях, всегда в полете вибрирующих в такт вращениям винта, а в мягких креслах, установленных вдоль обоих бортов. Только в ином порядке, нежели в пассажирском самолете. Здесь сиденьй в каждом из рядов было только по два с каждого борта. А те, что были установлены у входа в пилотскую кабину, вообще смотрели друг на друга. Именно туда и провел нас майор Николаев, желая, наверное, видеть мое лицо, когда я буду отвечать на его вопросы. И потому мне он показал на место против себя, сам сел у иллюминатора, чтобы видеть еще и подполковника полиции, на случай если тот захочет нас навестить, а рядом с собой посадил моего начальника штаба майора Абдусалямова.

– Ну, рассказывайте, что тут у вас произошло. Версию полиции можете не повторять. Я ее слышал, хорошо понимаю, хотя и не принимаю, и от всей души жалею того осла, которого так сильно за уши притянуть пытаются. Уши даже у осла, я так думаю, не настолько крепкие, чтобы такое усилие выдержать…

– Произошло нечто непонятное, товарищ майор, – сказал я. – По крайней мере, непонятное для меня. Кому-то, как я понял, срочно понадобился труп убитого эмира. Я вижу события именно так. Хотя не могу понять причину такого действия. У любого действия должна быть целесообразность. Здесь целесообразность не просматривается ни под каким углом. А началось все с того, что мне предложили отвезти тело эмира в морг судебно-медицинской экспертизы. Хотя обычно мы этими делами не занимаемся. Это работа следственной бригады. Причем предложили таким тоном, будто это вопрос решенный и согласованный с начальником штаба сводного отряда. А оказалось, что не все так однозначно.

Я рассказал все, что знал, видел, и даже то, о чем думал, как о возможном варианте развития событий. Хотя конечная цель всех действий нападавших для меня скрывалась в густом тумане. Я вообще не видел причины захвата стопроцентного «двухсотого». Майор Абдусалямов добавил несколько слов от себя, рассказав о звонке генерала Рамазанова из Следственного управления Следственного комитета республики.

Николай Николаевич не вел протокол. Он записывал разговор на диктофон, чтобы потом расшифровать запись, распечатать и позже дать нам с Абдусалямовым на подпись. Так Николаев делал и раньше, правда, при другом начальнике штаба. Но эта смена одного из действующих лиц не меняла его привычные методы работы. Николаев был современным и не консервативным человеком. И потому умел пользоваться девайсами, которые существенно облегчали и его работу, и, особенно, участь допрашиваемых, потому что любой допрос, не только участника событий, но даже свидетеля, всегда сильно утомляет, как правило, именно оформлением протокола.

– Вопрос такой, – продолжил Николаев. – Когда вы выехали в Махачкалу, попадались ли вам попутные или встречные машины? Может, обогнали кого или вас кто-то обогнал?

– Ни одной машины, – признал я. – Я на это тоже, товарищ майор, внимание обратил и удивился. Не в первый раз этой дорогой в это самое время езжу и никогда ее такой пустынной не видел.

– Значит, полиция перекрыла дорогу сразу, не дожидаясь начала действия…

– Сразу, как только мы выехали из ворот городка и миновали некую условную линию. Я так полагаю. Но у бандитов не было еще полной уверенности, что это именно мы едем. Очевидно, они ждали грузовик, поскольку обычно спецназ ГРУ пользуется грузовиками. Там был момент, на который я обратил внимание. Человек в форме инспектора ДПС при нашем появлении посоветовался с людьми в форме ОМОНа. И только после этого решился нас остановить.

– Вы имели право не останавливаться. Что, на ваш взгляд, произошло бы, если бы вы не остановились?

– Предполагаю, что по нам готовы были стрелять. Причем с двух сторон. И люди в форме ОМОНа, и люди из внедорожника. При этом они рисковали перестрелять друг друга, находясь на одной линии, но стрелять все равно начали бы…

– Убитых из внедорожника сейчас проверяют. Ни у одного из них нет с собой документов. Менты клянутся, что документы не брали и еще не приступали к осмотру убитых. Только врачи «Скорой помощи» констатировали смерть. Врачи подтверждают, что менты только произвели фотосъемку и ждали команды Шахмарданова, который был занят другим. Мы ждать не стали. Я команду дал сразу. Документов нет. Не взяли умышленно, я думаю. Но у одного из убитых была с собой трубка дорогого смартфона. По ней мы сумеем найти владельца. Его уже сейчас ищут. Я связался со своим дежурным, дал поручение. Кроме того, известен убитый хозяин внедорожника. У него с собой и водительские документы, и документы на машину. И тоже трубка. Проверим и ее. Сейчас мои люди внизу, под дорогой, осматривают машину. Менты спустились туда уже после нас и затоптать следы не успели.

– Держи нас, Николай Николаевич, в курсе дела, – попросил майор Абдусалямов. – Мы же тоже силовая структура, хотя и без права розыскной деятельности.

– Что будет возможно вам сообщить, я буду сообщать, – пообещал майор Николаев. – А сейчас попрошу старшего лейтенанта Сеголетова сменить команду сопровождения, поскольку допрос прежней команды еще не закончен, и продолжить маршрут. Меня интересует, что будет в самом морге. Действительно ли там вас с таким уж нетерпением ждут? После этого при любом результате позвони мне.

– Понял, товарищ майор… – Я выглянул в иллюминатор. – Старшего сержанта Тихомирова уже отпустили. Он хороший водитель и великолепный, надежный боец. С вашего разрешения, я снова возьму его с собой.

– Только постарайся в этот раз обойтись без стрельбы, – посоветовал майор Абдусалямов. – Могу дать в сопровождение БМП. Или даже пару. Там бойцы твоего взвода. Уж они-то тебя всегда поддержат. Впрочем, я попрошу подполковника полиции обеспечить тебе свободный проезд. Пусть звонит своим людям на дороге. Иначе придется с БМП ехать и пушками пугать. Это кем-то может быть неправильно истолковано, поползут слухи, что спецназ ГРУ сцепился с ментами. А нам такие слухи ни к чему…

Подполковник Шахмарданов начал поочередный допрос четверых солдат моего сопровождения. Они все через свои наушники слышали мой разговор с подполковником полиции, потом разговор старшего сержанта Тихомирова и потому лишнего сказать не должны были. Парни у меня во взводе поголовно надежные и сообразительные. Я подошел к старшему следователю. Жестом остановил рассказ солдата.

– Извините, товарищ подполковник. Я вам пока больше не нужен?

– Если будешь нужен, я тебя найду. Прямо через твоего начальника штаба…

– Я хочу дальше ехать, поскольку обещал тело в морг доставить. Вы, кажется, завершили беседовать со старшим сержантом Тихомировым. Если не будете против, я его с собой возьму.

– А солдаты, которых я допрашиваю?

– Они остаются в вашем распоряжении. Я возьму им замену. Только просьба к вам, товарищ подполковник, имеется. Если у вас есть возможность связаться с постом на дороге, попросите их мою машину пропустить без боя. А то мне майор Абдусалямов предложил взять в сопровождение пару БМП. Это на случай несговорчивости поста…

– Поезжай. Я позвоню…

Я жестом позвал Тихомирова и подсказал ему по связи:

– Возьми с собой на случай смену четверым, что здесь остаются…

Выехали мы уже через полторы минуты, рассевшись внутри «буханки» в том же порядке, в каком сидели: за рулем старший сержант, я – на пассажирском сиденье справа, четверо солдат – в салоне рядом с обезглавленным телом эмира Абумуслима Манапова. Памятуя о случившемся, солдаты держали автоматы наготове и настороженно посматривали через простреленное заднее стекло и стекло боковой двери. На любую опасность они были готовы отреагировать новыми очередями прямо сквозь стекла, которые на короткой дистанции неспособны изменить направление полета пули даже под острым углом.

Вертолет ФСБ пришлось объехать по обочине, «уазик» мог себе такое позволить и позволил. Дорога не стала после происшествия лучше. Ей просто не от чего стать лучше, тем не менее старший сержант Тихомиров, видимо, несколько взвинченный произошедшим, поехал намного быстрее и, как следствие, чаще тормозил перед ямами, если не получалось проскакивать их с ходу. И непонятно было, что лучше. Я сам, когда езжу за рулем, не всегда придерживаюсь одной манеры движения.

Я знаю, что некоторые водители по плохой дороге, изобилующей ямами, предпочитают ехать медленно, тем не менее, машина в ямах вздрагивает, время от времени слышатся «пробивы» подвески. Другие на такой дороге предпочитают держать высокую скорость и на этой скорости перескакивать ямы. На скорости колесо цепляется за противоположный край ямы до того, как оно провалится. Но удар с «пробивом» слышится и ощущается в любом случае. И трудно сказать, какая манера езды комфортнее и больше бережет машину. Я лично, в зависимости от настроения, езжу и так, и так.

Тихомиров выбрал второй вариант. В данном случае мне он был ближе по внутреннему состоянию. Кроме того, экономил время.

К полицейскому посту мы прибыли уже через десять минут. При виде нашей машины офицер полиции поднял бинокль, видимо, рассматривая наш номер, после чего дал команду. Три машины, стоящие на одной полосе дороги, уехали на встречную полосу.

Капитан полиции стоял на краю дороги рядом с тремя бойцами Росгвардии в камуфляжной форме расцветки «Мох». Камуфляж такой расцветки прописан в Росгвардии только спецназу и разведке. Простые росгвардейцы носят камуфляж цвета «Излом». Значит, перед нами были или бывшие бойцы спецназа внутренних войск, или бывшие омоновцы. Но в спецназе внутренних войск почти все поголовно бойцы носят «краповые» береты, которые им оставлены как атрибут новой формы одежды. Можно было предположить, что эти трое оказались недостойны таких беретов, не смогли уложиться в нормативы при испытаниях, но чтобы все трое оказались такими – это маловероятно. Скорее всего, это были бывшие омоновцы, у которых нет традиции носить «краповые» береты, но есть большущая, не соответствующая действительному положению вещей самоуверенность и презрение ко всем другим. Именно с таким выражением смотрели на нашу машину эти трое.

Капитан сделал жест рукой, словно просил остановиться. Не потребовал, а именно попросил. Тихомиров затормозил и на тормозах проехал мимо метра два. Капитану пришлось подойти. Я опустил стекло.

– Привет, старлей, – козырнул капитан. – Что там на дороге произошло, что нас сюда выгнали. И долго ли еще простоим?

– Да там какие-то уроды пытались на нашу машину напасть, – спокойно ответил я и пальцем показал на пробитое пулей зеркало заднего вида со своей стороны.

– И что? – спросил капитан. – Что с ними?

– Там остались. Все восемь человек. Девятый – водитель, который уехать пытался. Тоже там лежит, под дорогой. А один внедорожник уехал. В вашу сторону, кстати. Не видели?

– Нормально… – Капитан, похоже, был не в курсе событий, звездочками на погонах не дорос. Он только приказ о блокировке дороги выполнял. И на мой вопрос о внедорожнике никак не ответил. – А вы как? Справились? Сколько вас было?

– Сколько было, столько же и осталось. Шестеро.

– Без потерь отработали…

– Как обычно… Мы всегда без потерь работаем… – не побоялся я такого заявления, будучи давно уверен, что не имею способности к сглазу.

Поскольку капитан не ответил на мой вопрос о внедорожнике, я тоже не пожелал дальше поддерживать беседу и, приподняв стекло в дверце, махнул стволом автомата, на который снова навернул глушитель, приказывая старшему сержанту продолжать путь. «Уазик» рванул с места. Он, конечно, не имеет вдавливающего в сиденье суперразгона, но его разгон достаточен для того, чтобы прервать ненужный разговор, а говорливый двигатель позволяет не слышать последних слов собеседника, это создает иллюзию того, что последнее слово осталось за тобой.

Так, на той же скорости, мы выехали на дорогу, что шла по окраине поселка Коркмаскала. А дальше уже въехали в пригород самой Махачкалы поселок Ленинкент, который проехали почти полностью и благодаря навигатору моего планшетника, добираясь не до Хабаровска, а без проблем выехали на проспект Алигаджи Акушинского.

Дальше с помощью того же навигатора не проехали мимо поворота на улицу Ахмеда Магомедова, которую нам предстояло проехать полностью. Благо улица была недлинной, и мы без труда нашли республиканское патологоанатомическое бюро.

Там висел звонок, кнопку которого я давил достаточно долго и настойчиво, прежде чем дверь открыли. Человек в зеленом медицинском костюме, похожем покроем на кимоно борца дзюдо, очень удивился моему требованию забрать тело убитого эмира. Он об этом ничего не слышал. Потом вышел другой человек, постарше, и, видимо, компетентнее. За ним двое санитаров катили носилки. Этот человек дал распоряжение.

Я вышел вместе с санитарами и увидел стоящий не слишком далеко черный внедорожник, внешне похожий на тот, что уехал с места нападения на нашу машину. Мне даже показалось, что у внедорожника есть пробоины от пуль. Но машина стояла к нам под углом, свет играл на лакированной поверхности, и видно было плохо. Кроме того, я помнил, что несколько пуль пробили стекло задней дверцы. Здесь же стекло было целое. Пулевые отверстия на тонированном стекле были бы заметны.

Рядом с внедорожником стоял человек с трубкой сотового телефона в руках и с кем-то разговаривал. Потом он задрал голову, посмотрел на окна дома, рядом с которым стоял, и помахал кому-то рукой. Затем сел в машину и уехал, резво рванув с места.

– Та самая машина, товарищ старший лейтенант? – спросил меня старший сержант Тихомиров. – Та, что с дороги скрылась?

Старший сержант сидел за рулем, голову держал так, словно куда-то в сторону смотрел, но косил глазами в нужном направлении. Издали направление его взгляда разобрать было невозможно.

– Не знаю. Мало ли похожих машин. Сейчас каждый уважающий себя бизнесмен на внедорожнике ездит.

– Пулевые пробоины на верхней задней дверце. Вы стреляли…

– Не разобрал я отсюда, далековато. Но у той машины было стекло пробито. Здесь заднее стекло целое.

– Как раз время ушло на то, чтобы стекло сменить, потому он в морг и опоздал. Потому и нас сразу не приняли… А потом приехал сюда, нас увидел, в штаны наложил и показаться здесь не решился. Дозвонился кому-то – своему человеку в морге, и эмира приняли…

– Возможно, – наполовину согласился я и вытащил смартфон, чтобы позвонить майору Николаеву.

Следователь ФСБ ответил сразу.

– Старший лейтенант Сеголетов, товарищ майор. Мы только что сдали тело эмира в морг…

Я рассказал о том, как нас приняли, и о черном внедорожнике не забыл рассказать. И о пробитом пулями стекле, кузове и верхней дверце.

– Интересная история получается. И не совсем понятная. Вернее, совсем непонятная. Второй внедорожник, водителя которого ты подстрелил, принадлежит, вернее, принадлежал, охранному предприятию «Горный орел». Сейчас внедорожник можно смело выбрасывать на свалку. Восстановлению не подлежит. Упал носом, двигателем то есть, угодил в большой камень-валун. Двигатель вошел в салон и водителя придавил. Смерть наступила не от твоих пуль, а от травмы двигателем. Я уже выяснил по телефону. А «Горный орел»… Там в одно предприятие объединены и охранная фирма, и клуб боевых искусств. Развивают ММА, то есть, как в народе говорят, бои без правил, а в спорте это называют смешанными единоборствами. Водитель, видимо, имел отношение и к охране, потому что у него при себе лицензия охранника и лицензия на ношение травматического оружия, хотя имел он при себе не травматическое, а пистолет «ТТ», который мы сегодня же проверим на предмет причастности к другим преступлениям. И к клубу боевых искусств он тоже принадлежал. Я сразу об этом подумал из-за изуродованных ушей. У большинства борцов уши такие. Но не это главное. Майору Абдусалямову, если ты помнишь, по поводу перевозки тела убитого эмира звонил генерал Рамазанов из Следственного комитета. Так вот, этот генерал является основным учредителем и охранного предприятия, и клуба боевых искусств. Он не единственный владелец, но – один из основных. Даже, скажем так, основной, потому что другие учредители имеют доли, а он в двух предприятиях серьезно участвует.

– На какой машине, товарищ майор, ездит генерал? – задал я естественный вопрос.

– Сам он, наверное, не ездит. Я думаю, что его возят. По званию и по должности за ним должна быть закреплена машина. Но ответить тебе сейчас на этот вопрос конкретно я не могу. Буду узнавать по мере своих сил. Что будет интересное – звони, старлей…

Когда мы возвращались в военный городок, на выезде из Коркмаскалы нас встретили три боевые машины пехоты с солдатами моего взвода и с начальником штаба в передовой машине. Майор выбрался на броню, чтобы поменяться со мной местами. Ему больше нравилось ездить в «буханке», чем в БМП. А мне было все равно. Наверное, Камал Мунасипович надеялся быстрее добраться до своего кабинета в машине, нежели в БМП, но я успел шепнуть старшему сержанту Тихомирову:

– Сильно не гони. БМП не обгоняй. Тащись за последней…

– Как приедем, у меня будет для тебя серьезная информация… – перед тем как сесть на мое место в «уазик», сказал мне начальник штаба. Мудрое, надо сказать, решение – не делиться информацией сразу. Я весь оставшийся путь буду гадать, что для меня приготовил майор. И буду при этом подгонять механика-водителя, чтобы ехал быстрее, и все из-за желания поскорее информацию получить. После уничтожения банды и после происшествия на дороге все мои мысли должны были вращаться вокруг этих двух событий. И само собой подразумевается, что любая серьезная информация должна касаться именно их.

И я действительно попросил механика-водителя головной машины, в которой занял место, ехать как можно быстрее. Две другие БМП не отстанут, понимал я. «Уазик» тоже будет двигаться на той же скорости.

И только после обращения к механику-водителю посмотрел себе за спину в десантное отделение. Бойцы первого отделения спали сидя, поддерживая друг друга плечом. Спал вместе со всеми и командир отделения сержант Мослаков.

– Мослаков… – позвал я, сержант открыл глаза. – Сон-тренаж?

– Начальник штаба приказал всем по возможности отсыпаться… – оправдываясь, сообщил командир отделения.

– Понятно… – Отменить приказ начальника штаба я права не имел, хотя всегда предпочитал, чтобы во время передвижения по дороге мои солдаты даже не дремали. Мало ли какая может возникнуть ситуация. Порой от быстроты реакции зависит жизнь. А у спящего человека какая реакция! – Отдыхай…

До военного городка оставалось около пятнадцати километров, мы преодолели их стремительно. Ворота при нашем приближении раскрылись, и в сам городок мы въехали без остановки – все три боевые машины пехоты и «таблетка», так и оставшаяся замыкающей колонну.

Я остановил свою БМП перед штабным корпусом, по связи приказал было всем солдатам отправляться в казарму на отдых, после чего в разговор вмешался майор Абдусалямов, который тоже был включен во внутривзводную связь:

– Отставить отдых! Построиться и ждать приказа. БМП тоже ждут приказа…

Я развернулся в сторону «уазика». Майор выскочил почти на ходу, когда еще визжали тормоза, оставляя на шершавом асфальте черный след тормозного пути. Старший сержант Тихомиров и четверо солдат выскочили из машины, как только она замерла, и сразу встали в строй, который вовсе не выглядел сонным, несмотря на ночное бдение.

Козырнув майору Абдусалямову, замер перед строем и я. Но начальник штаба дал команду «Вольно» и сделал мне знак, приглашая следовать за ним в штаб. Взвод так и остался ждать меня рядом с боевыми машинами пехоты.

Майор, несмотря на свой небольшой рост, умел шагать быстро. Но я от него не отставал. Мы миновали стойку дежурного по штабу еще до того, как дежурный выскочил из своей комнатушки, намереваясь произвести обычный доклад. Майор остановил его жестом.

Если бы было что-то срочное или экстраординарное, дежурный успел бы сообщить нам вслед. Но он ничего не сообщил, и мы прошли мимо, свернув в правое крыло, где, не доходя до узла связи, прямо напротив шифровального отделения, находился кабинет начальника штаба.

Камал Мунасипович открыл дверь своим ключом и оглянулся, взглядом приглашая меня войти. Убедившись, что я шагнул за порог, Абдусалямов поспешил за свой стол, из-за которого ему, казалось, удобнее отдавать приказы. У начальника штаба было высокое кресло, и он себе в нем, видимо, казался человеком более значимым.

– Присаживайся на пару минут, Геннадий Васильевич. Извини, что очень мало времени даю твоему взводу на отдых, но в горах, совсем неподалеку от нас, банда практически уничтожила взвод Росгвардии, хотя в Росгвардии и говорят, что бандиты взвод просто рассеяли по горам и теперь блокируют все выходы из ущелья. От нас просят помощи, но у меня все в разгоне. Только твой взвод вернулся. Необходимо снять блокаду ущелья и уничтожить бандитов. Желательно, полностью. Но к моменту зачистки ущелья, как предполагается, часа через четыре, Росгвардия соберет еще около двух взводов. Возможно, придут к тебе на замену. Но за эти четыре часа может многое случиться. Ты, естественно, имеешь право отказаться, сославшись и на усталость, и на неподготовленность операции. В нашем оперативном отделе слишком мало данных, чтобы подготовить ее. Даже просчитывать пока нечего. Но когда смежникам устроили такую реальную «вешалку», сам понимаешь… Работать будешь, как любит наш спецназ, «от обстановки». Карты получишь в оперативном отделе. На складе вооружений пополни «бэ-ка» до максимума. И БМП тоже пусть пополнят, я распоряжусь. Захвати «сухой паек» на трое суток и – на выезд. Едете на БМП, которые в состоянии к месту добраться за два часа. Авиации поддержки пока выделить не могу – все в разгоне. У меня все. Вопросы есть?

Майор сначала сказал, что я имею право отказаться. Но потом говорил так, будто я уже согласился взять на себя и свой взвод проведение этой операции. И тон его был уже приказным, который не терпит возражений.

– Количественный состав банды… – пожелал я узнать хотя бы минимально необходимое.

Камал Мунасипович мое состояние, конечно же, понимал. И ответил твердо, сразу настраивая меня на деловой лад:

– Нет точных данных. Предположительно, около двух десятков. Росгвардия наверняка несколько человек смогла уложить. Там тоже парни стрелять умеют. Это, наверное, единственное, что они умеют. Со своими силами должны были отбиться от засады. Но бандиты действовали профессиональнее и проворнее. Похоже, опять прибыли из-за кордона, с большим опытом ведения боевых действий. Но это не точно. Еще вопросы есть?

– Связь с бойцами Росгвардии…

– Я интересовался. Только из их штаба в республиканском МВД. Телефонная, если я не ошибаюсь. По крайней мере, мне говорили, что они созванивались. Внутри взвода связь – через переговорные устройства. Если тебе что-то нужно будет, через меня передавай, я свяжусь с их штабом, мне обещали связь. Но в целом, что там произошло, я не очень понимаю. Задание мне давали в антитеррористическом комитете, где сами подробностей не знают. Только координаты. Еще вопросы?

– Никак нет, товарищ майор…

А что я еще мог сказать? Какие я мог задать вопросы? Меня же не спросили о боеготовности взвода. Иначе я мог бы напомнить, что мои бойцы почти сразу после перелета до Дагестана вылетели на задание, всю прошлую ночь не спали, проводили серьезную операцию. Да майор и сам это прекрасно знает и только что напоминал мне об этом обстоятельстве. Мы можем отказаться. Вернее, я могу. А солдаты не могут. Права не имеют поступить вопреки приказу. Предположим, я откажусь… Но кто тогда поедет Росгвардию выручать? Есть другие гвардейцы, которых соберут только через четыре часа, но, во-первых, за четыре часа остатки взвода могут перебить, а, во-вторых, нет гарантии, что и их не постигнет участь первых и не придется выручать и их тоже.

Все зависит от состава Росгвардии. Туда объединили и спецназ внутренних войск, в принципе имеющий хорошую подготовку, и ОМОН, который боевой подготовки вообще не имеет, и самое большее, что в его силах, – митинги с обкуренными демократками разгонять. А здесь совсем другие качества требуются. Совсем другая подготовка. Боевая – такая, как у моих солдат. Значит, им и работать, им и выезжать на задание. И мне во главе взвода…