ГЛАВА 22. Межа, которую можно преступить всего раз… (I)
1
Я попытался отшатнуться, уйти от надвигающейся смерти, но в лодыжки и поясницу словно вцепились стальные пальцы, охлажденные жидким азотом! Двинуться нельзя, едва-едва дышать получается, не говоря уже про то, что сердце заработало с перебоями, натужно, как забитый паленкой бензонасос.
Калхун выпрямился. На лице торжествующая улыбка, но на коже бисеринки крови, что придают улыбке выражение психа.
— А-а-о-оу-у…
Тиерн медленно падал на колени, обхватив ладонями затылок. Из-под пальцев лилось, пенистая темная кровь рекой струилась по шее, плечам, проступала сквозь грубую ткань рубахи, как новое изображение на свежей фотографии.
Калхун замер, оглянулся на раненного дозорного. Лицо перекосило раздражением. Он быстро приблизился, перехватил топор поудобнее, резко замахнулся…
Я зажмурился!
Послышался короткий свист рассекаемого воздуха, а потом громкий чавкающий хруст, до омерзения запоминающийся. Словно кто-то выблевывал в пыль плохо пережеванные куски желе: шлеп-шлеп-шлеп.
Следом упало, словно набитый тряпками мешок.
«Тиерн убит!»
Легкие шаги, спокойные шаги, уверенного в себе существа, хозяина положения.
— Открой глаза, новичок Дарк.
«Спокойно! — пронеслась паническая мысль. — Тиерн ведь убит, верно? Значит, он сейчас возродится, сообщит обо всем Раулю, и меня спасут…»
Разочаровующая догадка пришла в виде воспоминания, что редко кто в этом дерьмовом мире возрождается сразу. Жажду жизни прокачивать нелегко, и возрождения Тиерна можно ждать сутки.
Я подчинился. Хоть поднятие век дается легко под колпаком заклинания.
Двадцать одна секунда заморозки…
— Ну, как ты, брат? — улыбнулся Калхун, приближаясь. — Что нового? Вижу, ты последовал совету и устроился в Блошиных норах? И как тебе тут? Нравится?
Шестнадцать секунд заморозки…
— Молчишь? — удивился Калхун.
Он все такой же, каким я его встретил в пещерах: легкие кожаные доспехи, перчатки, поножи и налокотники. За спиной тонкий меч, на поясе сдвоенные ножны с кинжалами, куча крючочков с бутылочками, мешочками, «звездочками». К образу добавились лишь свернутый тугим комом плащ на левом плече и тяжелый топор.
Именно этот черный плащ и сталкивает лавину догадок.
— Ты! — шепчу. — Это был ты! Шпион в черных одеждах, которому Шадд Шкурник передавал записку!
Калхун улыбается, но в желтых глазах ни одной эмоции. Он качает головой, отчего тугой хвост на затылке шлепает по гладко выбритому черепу.
— Ну, ладно, раскусил. Это был я. А ты что ли в обиде?
— Ты пытался меня убить!
— Я всего лишь не хотел, чтобы ты влез в одно очень неприятное дельце. Но ты, похоже, уже в нем по самую шею.
В голове каша из мыслей, вопросы возникают один за одним.
— Ты на стороне Темного короля? Его шпион?
И вновь Калхун меня удивляет. Как-то неприятно легко это ему дается.
— Этого бесхребетного клоуна? На стороне жадной трусливой марионетки? Не-е-ет.
Скрипучий смех звучит одновременно с сигналом, что замораживающее заклинание истекло. Тело оттаивает, сердце, воспрянув, бьется чаще.
— Не дергайся, парень, — предупреждает Калхун, видя, что я отхожу. — Конечно, я все еще не научился колдовать по-настоящему, но свои бонусы все равно имеются.
Он быстро опускает руку к поясу и демонстрирует мне продолговатый предмет. Вещь выглядит дорого: старинная бумага свернута в трубу, сверху чехол из красной кожи, завязанный толстым шнурком, чьи концы залиты зеленого цвета сургучом.
— Свиток?
— Свиток с заклинанием, — соглашается Калхун. — Кстати, подарок упоминаемого тобой Темного короля. Несчастный дуралей так боялся того, что в Блошиных норах кто-нибудь откопает артефакты Падшего, что даже поделился со мной запрещенным оружием. Таких вещиц у него много, маги с поверхности снабжают, дабы, в случае мятежа, король смог удержать престол.
— Не понимаю… Ты и ЗА Темного короля, и ПРОТИВ него. Убил меня, а теперь… чего ты хочешь теперь?
Некоторое время Калхун молчит, буравя меня взглядом. Потом цепляет топор на пояс, неряшливо вытирает окровавленные ладони о штаны, и говорит со вздохом:
— Мне нужно, чтобы ты рассказал мне правду.
— О чем?!
— О том, что произошло на пляже Големов. Ты ведь колдовал, верно?
Я молчу.
Калхун делает новый ход.
— Я знаю, что Дозор Блошиных нор втайне проводит свои раскопки. Что они ищут, Дарк? То, чем ты убил всех тех големов — это оно? То, что вы нашли при раскопках?
— Кто ты такой? И что тебе нужно?
— Ненавижу пафосные речи, — кривится Калхун, — однако я именно тот, кто хочет спасти проклятый Ночной народ. Я именно тот, Дарк, кто воскресит его былую славу. Ты мне в этом поможешь? Ведь МЫ должны доверять друг другу, верно?
В этом «мы» чувствуется второй смысл. Более глубокий, но он ускользает, как склизкий рыбий хвост.
— Судя по тому, что я слышал про Темного короля, — говорю я, осторожно подбирая слова, — ты явно не на той стороне.
— Не на той? Не на той?!
Чувствую, что легкая шпилька задела старую рану, но Калхун сдерживает раздражение.
— Ты нихрена не знаешь о том, что здесь происходит! Понимаешь? Темный король и его тупая свита — только средство для меня, не больше! Я никому не служу, кроме идеи человечности. И все! Ночной народ несправедливо обрекли на вымирание! И я хочу ему помочь, спасти, вызволить отсюда, пока еще есть время.
Мне вспоминается эльф-маг.
— Пока есть время? — спрашиваю с нарочито простоватым видом. — До чего?
Калхун старается спрятать презрительную усмешку. У него почти получается.
— Ты умный парень, Дарк. Тебе бы просто постоять сейчас в сторонке, не мешать мне. И ты сам все поймешь.
— Если я умный, тогда почему бы не рассказать все прямо? Сэкономишь время и силы. А там, глядишь, я тебе и пригодиться могу.
Калхун оглядывается, но дорога пуста. Кроме разлагающегося трупа Тиерна, пары вещей из его инвентаря, никого нет. Но Калхун нервничает. Слова пулеметными очередями слетают с его губ:
— Есть силы пострашнее Темного короля, Дарк. Это группа полных моральных уродов и психов, которые прислуживают Совету наблюдателей. Они только и ждут нашей ошибки, чтобы отправить сюда группу боевых магов, заручившись поддержкой королей всех рас. «Посмотрите, — скажут они, — Ночной народ готовит страшные и коварные планы, чтобы вернуться на поверхность и вновь увлечь всех в пожар страшной войны! Ах, эти Ночные, они придут за вашими детьми ночью, они всех убьют…» С-суки! И ведь никому нет дела, что сами Ночные — обречены на вымирание! Мы здесь в западне! У нас нет шанса! И мы всего-то и хотим, что вернуться к спокойной жизни. Нам плевать на Падшего! Нам плевать на его тупую войну! Мы хотим просто жить…
— Та ведьма… — проговорил я медленно, — Сирена. Она от этих…
— Проклятая прислужница Совета! — мрачно подтвердил Калхун. — Но теперь она не опасна. Ей уже вынесен приговор, ее казнят, а в ошейнике, который, кстати, именно я подкинул твоему Раулю, она не сможет воскреснуть и передать разведданные нанимателям, а значит…
Он еще что-то говорил, но теперь я уже не слушал. Червь сомнения, наконец, прогрыз стену непонимания!
Смерть без Знака реинкарнации пугала Сирену до чертиков. Умереть и лишиться памяти, очнуться в другом теле, другой расы, и с разумом ребенка…
«Все равно, что умереть», — сказала она.
И была права! Но есть одно «но». А именно: мои тайные воспоминания от других существ, о жизни в теле человека. Это что? Системный глюк? Неужели я такой здесь один? Уникальная способность? Но я ведь отчетливо запомнил, что есть еще один…
По спине скользнул холодок.
— Дарк, — окликнул Калхун сердито, — ну что с тобой?! Побледнел, челюсть отвисла! Призрака что ли увидел?!
Нет! Не призрака! Просто вспомнил еще кое-кого, кто знал свое прошлое, жизнь ДО гибели без Знака!
А если так…
— Калхун, — прошептал я. — Ты с Земли, ведь так?
— Что?!
— Твое перерождение в Ночного. Ты говорил, что помнишь кем был раньше! Жена, поединок, гибель без привязки… Ты — из реального мира.
Несколько секунд Калхун молчит. Я буквально вижу, как он мечется между двумя вариантами: прикончить меня сразу, или прикончить после того, как все выведает.
Я решаю немного надавить.
— Ты ведь из Отступников? Из тех, кого Сирена…
— Когда это ты успел с ней так близко пообщаться?! — шипит Калхун, от ненависти он брызжет слюной. — А может быть ты и сам…
— Нет, — перебиваю, — но мы должны спасти ее!
— Что?!! Ты хоть…
— Когда ее казнят?! — уже почти выкрикиваю. — Ты не понимаешь, ее смерть УЖЕ ничего не изменит. Они готовы прислать сюда отряд! Они…
— Они не успеют, — уверенно говорит Калхун. — Нет, не успеют! Когда маги прибудут, уже будет слишком поздно!
— Да выслушай же ты меня!
Калхун бросает быстрый взгляд куда-то за мою спину. Совершенно не в тему спрашивает:
— Ты ведь тренировался целый день, верно?
— А… — от вопроса я теряюсь.
— Тренировался, да. И наверняка умирал не один раз.
— Да какое это имеет отношение…
— Значит, Воля к жизни у тебя сейчас снижена до предела, и воскресать будешь дольше всего.
Я, наконец, чую, куда дует ветер. Шарахаюсь в сторону, но поздно.
Боевой режим!
Вас атакуют!
Калхун швыряет тело в смертоносный бросок. Кулаки сжаты, летят к моему горлу, как две боеголовки! Один такой удар в реальной жизни, и все, поминай как звали. Не знаю, как этот прием поведет себя в этом мире, но проверять не хочется. Да и меня уже так легко врасплох не застать.
Я ухожу по дуге, стараюсь двигаться максимально быстро. На контрудар не размениваюсь, рано пока. Не зря я ведь покрутел на столько уровней? А потому, едва Калхун прекращает движение и пытается отыскать, куда я отпрыгнул, я метким ударом вышибаю свиток с заклинанием из рук Калхуна. Кожаный сверток отлетает в сторону.
— Это тебе не поможет! — скрежеща зубами, рычит Калхун, вытаскивая из специальной петли на поясе топор. — Это тебе не поможет…
Бросок!
Он налетел, как смерть, я выставил меч, но сила удара была такова, что лезвие топора все равно дожало блок, не до крови, но чувствительно клюнуло по плечу. Броня задержала, но рука онемела, в локте стрельнула боль.
«Так дело не пойдет, — взволнованно подумал я. — Он слишком…»
Бросок!
В этот раз я блокировать не стал. Прыгнул в сторону, мимо пронеслось нечто огромное, воняющее кровью. Земля под ногами дрогнула. Калхун с лютой ненавистью обрушил топор в то место, где секунду назад был я. Топор, как метеорит, распотрошил почву, оставив здоровенный рваный кратер.
Мы сшиблись. Прямым ударом ноги я оттолкнул топор, полоснул мечом. Калхун откатился, прижимая раненую руку. В глазах лютая ненависть, губы перекошены.
— Ну да, — я горделиво улыбнулся, — ты уже не новичка пытаешься убить.
Медленно прошелестела сталь, когда Калхун потащил мечи из ножен.
— Это мы еще посмотрим…
Время словно замедлилось! Его бросок был настолько быстрым, что я как-то поневоле подстроился под темп. Мы закружились, рубя остервенело и отчаянно. Перед глазами сине-красное марево из порхающей стали и снопов искр. По рукам то и дело бьет ударная волна, от звона сердце съеживается в комок, но кровь по венам пышет горячая, полная гнева.
Полоса Выносливости медленно двинулась ко дну. Заметив это, я еще больше усилил напор. Калхун вскрикнул от неожиданности, влетел спиной в заросли черного кустарника, принялся отступать. С хрустом полетели обрубки ветвей, треск такой, словно два медведя прут за малиной.
Бах!
Калхун присел, я изловчился, едва-едва не снес быстрым ударом его лысую башку, но враг успел в последнюю секунду. Лезвие оставило на гладко выбритой коже глубокий алый шрам. Затем что-то сверкнуло, повалил едкий дым, словно уличный патруль применил «Черемуху».
Я поспешно отшатнулся, заторопился прочь от ядовитого облака. Из глаз рекой льют слезы, глотку жжет.
Сбоку налетело. Я машинально выставил меч, удар был страшный. В который раз я уже мысленно порадовался, что регулярные тренировки выработали инстинкты. В бою без них никуда, липкий страх и заторможенность — вот первые сигналы поражения.
Мы вывалились на дорогу. Калхун в изорванной одежде, лицо заливает кровь, один глаз заплыл (это когда я ему эфесом попал?), а правая рука висит плетью.
Я порадовался, что враг тяжело дышит, с хрипами и каким-то всхлипываниями. Значит, и его Выносливость не бесконечная. Сам-то я в последние две минуты практически не прыгал, ибо мог лишь стоять и рубить, а теперь хоть восстановился немного. Однако мы вновь на открытом пространстве, и у Калхуна опасное преимущество.
«Эх, — с сожалением подумал я, — жаль, что не в доме сражаемся. Я бы его мигом прижал!»
Однако Калхун нападать не спешил. Я вдруг понял, что он напуган. То ли не может разобрать сколько у меня Здоровья и сил осталось, то ли просто не ожидал такого остервенелого отпора, но теперь в ближний бой не вступает. Предпочитает порхать по кругу, редко, словно для пробы, ударяя мечом.
— Ты чего? — я постарался глумливо осклабиться. — Зассал, урод?
Пусть разозлиться, пусть. Бросится опровергать, что не «зассал», и сразу под раздачу попадет. Ведь таких вот примитивных мужиков как раз проще всего брать на слабо. Для них мучение, когда кто-нибудь усомниться в их мужестве.
И Калхун налетел, не оплошал. Я сразу, не дожидаясь выпада, ринулся навстречу, ударил крыльями, мышцы напряглись, готовя последний, самый опасный и смертельный удар… и острие моего клинка вспороло пустоту!
Обманный маневр!
Калхун вдруг непонятно для чего просто рванулся в сторону, кувыркнулся в пыли, а теперь отчего-то поднимается с торжествующим видом.
— Тебе не победить, Дарк! Тебе конец!
Черт подери!
Свиток!!! Как я мог про него забыть! Калхун все это время не про свою Выносливость думал, а подбирался к магическому свитку!
Срывая дистанцию, выжигая остатки Выносливости до нуля, я ринулся на перехват, в отчаянную атаку. Кольнул мечом, вытягивая руку так, что в суставах захрустело…
Вас атакуют боевым заклинанием «Могильный холод»!
Эффекты: замедление (15 секунд); слабость (15 секунд).
Да что б тебя…
В лицо ударило изморозью, я будто влетел в голубое облако трескучих сибирских морозов! Сердце екнуло, защемило от боли. Мой фирменный удар опоздал на столь короткое мгновение, что я от злобы стиснул зубы, едва не взвыл: острие застыло в пальце от глазницы врага!
— Вот и занавес… — еще не веря в спасение, воскликнул Калхун. Лицо его обрело совершенно безумное выражение. — Так сдохни же, тварь!..
2
…Горы, уже знакомые по моим «пророческим» снам, в этот раз прятались в уютной юбке летней безлунной ночи.
Темные и черные, как грех, дремучие леса на их склонах наполнены таинственной жизнью: волчий вой, переухивание сов, глухой стук копыт козлоногих сатиров, выслеживающих устроившихся на ночлег путников.
На одной стороне горы, намного выше городка, там, где лес и Темнолесье рассекала бурная река, за удивительно короткое время выросло множество новых деревьев. На первый взгляд чаща стала просто-напросто непролазной, даже дикий зверь не сунется, не оставив на колючках или густых ветвях клочьев шерсти. Здесь, как назло, все впритирку, так, что и змее не проползти. Однако опытный следопыт все равно различит тропинку. Различит, и ахнет: кто ходит там, где это невозможно?! Все равно, что тропинка вела бы в глухую стену!
К кустарнику, тревожно фыркая, вышел старый одноглазый волк. Учуял ягоды, долго обнюхивал незнакомую пищу. Кустарник был чужим, жестким, колючим и черным, но ягоды пахли сладко и сочно.
Прижимая уши к затылку, волк принялся срывать зубами ягоды, с чавканьем поедать, тянуться к новым. Через полминуты с его обвислых губ струилась пенистая розовая слюна, глаза обрели нездоровый блеск, а в желудке жадно урчало. Никогда в жизни волк не жрал столь вкусно, никогда… никогда…
Острый приступ внезапной и всепоглощающей боли скрутил кишечник, волк заскулил громко, жадно обгрызая кусты, не останавливаясь, просто не в состоянии оторваться от ягод. Потом его лапы ослабели, хищник покачнулся, упал. По серой шкуре прошла первая волна судороги. Из пасти вывалился опухший язык, волк обмочился, но до того самого момента, когда смерть холодными пальцами опустила его веки, обезумевшее от сладкого яда животное смотрело на сочные красные шарики…
Тихонько шелохнулись ветки, затем послышался тягучий стон. Кустарник вдруг стал отползать в стороны, как морские воды перед Моисеем. Из чащи, по едва видимой тропинке, выходили двое: приближающийся к старости мужчина и ослепительно красивая черноволосая девушка.
Странно, но кусты, не успевшие в ужасе вырвать корни из почвы, мгновенно засыхали, едва девушка оказывалась рядом.
— Башню не найдут? — спросил мужчина.
Лица его было не разобрать в темноте, но голос был знакомым, даже очень. Точь-в-точь как у вождя горного племени и отца Грепа.
— Ты уверена, Диатория?
Красавица смеется: словно крошечные серебряные монеты текут в жадно подставленную ладонь.
— Будь уверен. ОНИ прятали ее надежно, а теперь мы будем ее охранять еще надежней.
Мужчина возразил с сомнением.
— Но те двое мальчишек почти отыскали путь к ней.
Диатория переступила через содрогающееся в агонии туловище волка, даже не взглянув, нетерпеливо отрезала:
— И что? Они даже не подозревают о том, что видели… что МОГЛИ увидеть. К тому же, если вспомнишь, один из них точно отправился на перерождение, я постаралась, а второму, твоими молитвами…
— Проклятиями, — поправил мужчина мрачно.
— Твоими проклятиями, — легко согласилась девушка. — Ему не суждено вернуться. Он погибнет где-нибудь в пути. И я уверена, что погибнет навсегда.
Вождь обошел труп волка, оглянулся на него, сдвинул брови, и перевел взгляд на кустарник. Растения медленно, будто бы с опаской, возвращались на свои места, скрывая тайную тропу.
— Мне все же кажется, что таких мер недостаточно.
— Но, Фарли, мы не можем собрать вокруг пути армию магов и рыцарей. Уж выбери что-то одно: тайна или…
— Да я понял, понял. Просто…
— Что?
— Нам нужна помощь. Нас двое, и пусть одно лишь твое коварство стоит тысячи Баргодасских легионеров…
— Так мало? — лукаво перебила Диатория.
— Но этого все равно недостаточно, — не обращая внимания на шпильку, закончил Фарли, «отец Грепа».
Диатория вздохнула.
— Ты назвал лишь одно качество: коварство. Однако у меня есть и другие орудия. Как для защиты, так и для нападения. Но сам-то ты что предлагаешь? Разве ты можешь доверять тем, кто остался во внешнем мире?
Вождь покачал головой.
— Тогда доверься мне, милый. К тому же ИМ пока не до нас. Я слышала, что твой сталкер с каждым днем все больше раскачивает лодку. Это хорошо, ты принял верное решение. Пусть ОНИ лучше охотятся на химер, а мы… Мы успеем все сделать, Фарли. И очень скоро нас ждет…
— Т-с-с! — перебил вождь, прикладывая палец к губам красавицы.
Она вскинула брови, в ее светящихся серебром глазах читался лукавый вопрос.
Секунду вождь прислушивался, потом устало вздохнул и покачал головой.
— Показалось… всего лишь показалось.
— Ты стал слишком тревожным.
— Может быть, но давай лучше лишний раз не говорить о том, что… о том. Хорошо?
В темноте вновь звучит серебряный колокольчик смеха. Голосов больше не слышно, шаги быстро удаляются и стихают.
На поляну, испугано прижимаясь брюхом к траве, выходит лисица. Ее сердце колотится от страха, но сладкий запах сочных плодов влечет.
Она делает один осторожный шаг, затем второй. А потом ее носа касается едкая кислая вонь — зловонная алая пена продолжает клочьями выступать из волчьей пасти.
Лисица дрожит, переминается с ноги на ногу, но инстинкт самосохранения оказывается сильней. Рыжей молнией она разворачивается и убегает.
Удивительно, но странный, почти инфернальный ужас отступает по мере того, как она отдаляется от заманчивого лакомства.
Когда стихают и мягкие шаги лисицы, становится ясно, что вокруг нет никого живого. На этом участке леса царит мертвая тишина…
3
Вспышка!
Спираль энергии закручивается вокруг моего сознания. Но прежде чем появляются первые клетки моего нового тела, возникает тревожное сообщение:
Внимание!
Основной Знак реинкарнации, установленный в таверне «Кровавая пена» (657734-756-3764-23) временно заблокирован. Вы можете восстановиться в этой точке, однако окажетесь под арестом.
Восстановиться в дополнительной точке, установленной в Бараке новичков (777544-4871-2133-23)?
Да / Нет
Что еще за шуточки?
Под каким нафиг арестом?
Но вопросы исчезают, когда вижу примерное время… Я пробыл в нигде почти двадцать часов!!!
4
Я смог открыть глаза, поднялся на локте. Сразу обрушилась слабость, уровень Выносливости зловеще мерцает, сердце от слабости забивается.
«Чертовы правила! Почему надо оживать именно овощем?!»
— Наконец-то…
Я повернулся на голос, и под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия…
