Правило простое: усилить свое присутствие в благоприятные моменты. Проживать их осознанно. Перестать быть видимостью, выйти из неопределенного состояния, из того, что еще, конечно, не смерть, но в какой-то степени и не жизнь: стать присутствующим – значит стать действительно живым.

Понаблюдаем за собой в обычной жизни. Например, во время ожидания и перехода от одного состояния к другому: воспользоваться этим, чтобы почувствовать, что мы здесь, и понять, как нам здесь. Не ждать: быть здесь!

Однажды, во время моего путешествия на очередной конгресс, я стоял на платформе и ждал поезд. Я действительно его ждал: поглядывал на часы, смотрел на линию горизонта и спрашивал себя, откуда он придет, слева или справа. При этом я прекрасно знал, что он отойдет от станции через десять минут. Но я задавал себе вопрос, будет ли это проходящий поезд (тогда он придет точно в то время) или он пойдет от этой станции (тогда его подадут на платформу заранее, и я смогу войти в вагон раньше). Короче говоря, налицо рассудок, целиком заполненный неинтересными и бесполезными мыслями. К счастью, я отдавал себе в этом отчет (что происходит далеко не всегда…).

Я вдруг увидел себя, ожидающего поезд, как собачку, просящую подачку. Я сказал себе: нет, нельзя прожить так всю жизнь и даже совсем маленький ее отрезок. И тогда я стал думать о своих пациентах, об упражнениях присутствия в мире, которыми мы регулярно занимались. Я поступил как они, сделал именно то, что прошу их делать. Я перешел из регистра действия (или, скорее, топтания на месте, когда я лишь ждал и наблюдал за прибытием или опозданием поезда) и перешел в регистр присутствия. Я оставил в покое часы и линию горизонта в конце железнодорожного пути. Я обратил внимание на свое дыхание, на свою осанку; я немного выпрямился, развернул плечи; потом я внимательно прислушался. Я слушал станционные звуки, разговоры, стук колес, перекличку птиц: я наблюдал свет этого весеннего дня, медленное движение товарного поезда, там, в конце платформы, облака, разные сооружения, табло, здания вдали; я вдыхал этот холодный металлический запах железной дороги.

Просто удивительно, сколько можно было всего увидеть и почувствовать. Удивительно, насколько это было интересно и успокаивающе – быть там, присутствовать в собственной жизни в тот момент. Когда я вошел в вагон, я был умиротворен как никогда. Я не ждал ни секунды. Я лишь проживал свою жизнь, проживал минуты, которые меня наполнили.

Стать чувствительным к тому, на что мы, как правило, не обращаем внимания: на все, что обычно и ординарно, на все, что перестало быть привлекательным. Пусть вас трогает все повседневное, не отмахивайтесь от него не глядя. Впустить в себя окружающий мир и открыть для себя его тонкость и разнообразие, вместо того чтобы видеть в нем лишь отражение сиюминутной навязчивой идеи. Это легко, надо соблюсти лишь три условия: хотеть этого (желать изменяться в реальном (а не виртуальном) мире, обедненном скудостью нашего внимания), позволить это (расчистить свой ум и расширить сознание) и сделать это (поднять голову, открыть глаза и смотреть по-настоящему).

Они говорят с нами, нашептывают что-то. Но что? Надо остановиться, чтобы расслышать этот шепот. А потом постараться их понять. Остановиться, дышать и погрузиться в созерцание предметов, составляющих этот натюрморт.

Натюрморт («мертвая природа») – что за странное название! Английское определение still life («неподвижная жизнь»), немецкое, фламандское, говорящие о том же, гораздо ближе к реальности: эти картины показывают безмолвную жизнь, спокойную и умиротворенную. Как хочется стать ее частью! В этом вечно движущемся, утилитарном мире натюрморт нас останавливает: мы замираем перед неподвижной бесполезной жизнью. Бесполезной? Потому что ей нечего нам показать, кроме обычного? Да именно так: то, что она нам показывает, это простота, на которую мы почти никогда не смотрим.

Если присмотреться, мы увидим: это простота на престоле. За неподвижностью – мощное присутствие. Присмотримся и увидим, что даже то, что не движется, не мигает, не сверкает, не производит шума, может быть интересным и значимым. Присмотримся и увидим, что даже в простом, доступном, том, что всегда под рукой, есть красота, разумность и некая грация.

Вспоминаю разговор с дзенским монахом, который рекомендовал мне всегда относиться с уважением к неодушевленному. Но что это, неодушевленное? Он сказал мне: «Это то, что не кричит, когда его бьют». Вещи, предметы, эти куски материи, которые никогда не кричат, но иногда говорят…

Натюрморт со стаканом воды и кофейником, около 1761. Жан-Батист Шарден (1699–1779) Холст, масло, 0,325 x 0,413 м, Художественный музей Карнеги, Питтсбург

Жить в полном сознании – это не жалеть времени на созерцание. Позволять предметам тронуть нас до глубины души. Тем самым предметам, которые мы видим ежедневно, о которых мы забываем, потому что видим постоянно, а правильнее сказать, не замечаем. Дать им войти в нас и нам войти в них. Уничтожить границы: быть ими и дать им завладеть нами и восхищать нас, просто так, без цели.

В тишине своего дома отдаться их безмолвному присутствию. Осознать, до какой степени эти предметы являются источником спокойствия, медлительности, постоянства. Приблизиться к ним, пропитаться ими. Слушать, как они едва слышно призывают нас сопротивляться двум современным воплощениям зла – деятельности («Делай! Делай!») и ускорению («Быстрее! Быстрее!»). «Остерегайся обаяния вещей», – говорил поэт Поль-Жан Туле. Да, потому что это обаяние может далеко нас завести. Но чем остерегаться, лучше будем дорожить обаянием вещей: их неподвижная жизнь отправляет нас в неподвижное путешествие.

Простые предметы не так просты: они восхитительны. Вода, стакан, кофейник, стол, стена, головки чеснока – восхитительны! Пить, есть, мастерить, принадлежать к умному, любознательному и изобретательному виду – восхитительно! Открывать глаза на все неисчислимые и бесценные богатства, мимо которых мы проходим не глядя – восхитительно!

Разумеется, для этого нужно усилие, микроскопическое усилие присутствия и взгляда, чтобы тот, кто не смотрит, увидел невидимое. Видеть, что мы никогда не бываем одни, но всегда вступаем в тысячи связей: с другими людьми, изготовившими этот сосуд и этот стол, искавшими источник воды и построившими акведук, чтобы вода нас напоила, понявшими, как надо сделать стекло из песка, вырастившими и собравшими чеснок. Человек по имени Шарден написал для нас это чудо несколько веков назад. И вот мы смотрим сейчас на его картину. Как и другие смотрели до нас. Как будут смотреть после нас. У них, как и у нас, будет возможность выпить воды, почувствовать вкус или запах чеснока, погладить рукой поверхность стола.

Банальность раскрывает в нас человеческую природу. Потому что мы поприветствовали ее, восприняли, выслушали, рассмотрели, прочувствовали и полюбили. Не думая о том, чтобы заменить, переделать или приукрасить ее. Мы ее и созерцаем такой, какая она есть. И мы чувствуем себя живыми, человечными и радостными. Счастливыми, что мы здесь, в этой кухне, среди простых предметов. Счастливыми тихой радостью от этой связи с природой, с людьми, с нашей историей. Каждый безобидный предмет – это ларец с сокровищами, если мы посмотрим на него так, как позволил нам смотреть Шарден. Вот эту вещь нам подарили, а тот предмет мы купили в таком-то месте, в такое-то время. А вот этот был изобретен и сделан людьми на далеком континенте и очень-очень давно. И вот он пришел к нам издалека…

Присутствие в предметах как сознание человеческой природы в нас и вокруг нас, как радостный долг, как расширившаяся до бесконечности благодарность. Как же после этого можно считать себя нелюдимым или раздуваться от гордости?

Можно сделать еще шаг.

Можно пойти дальше всех этих историй, рассказанных безмолвными предметами, живущими в тени нашего сознания. Можно любоваться ими, не рассуждая и не мечтая. То, что мы называем созерцанием, это «осознанное отношение, когда мы довольствуемся знанием, что это есть, но без желания обладать им, пользоваться им или судить о нем», по великолепному определению Андре Конт-Спонвиля.

Созерцать – значит смотреть, не надеясь, не стремясь обладать, не комментируя. Принять смиренную, открытую и любознательную позицию по отношению к миру, который нас окружает. В особенности к этому малому, неподвижному и невидимому миру. Это значит – видеть в предметах только их суть. Освободиться даже от того, что они нам говорят. Постепенно освободиться от их истории («Мне его дали», «Я его подобрал», «Я его купил в тот дождливый день, когда мне было так грустно»), от их назначения («Я ими пользуюсь для того или для этого»), от нашего суждения («Она красивая», «Он некрасивый», «Они странные»). Постепенно избавляться от мысленных слов, пройти через них и идти еще дальше: видеть вещи в тайне их неподвижной материи. Сосредоточиться лишь на их сущности. Получить от них урок тихой мудрости, без единого слова.

Предаться поразительному созерцанию повседневных предметов: яблока, ботинка, травинки, телефона… Брать их в руки, поглаживать, рассматривать. Попробовать понять, что они хотят сказать: ведь столько ума и усилий понадобилось, чтобы они существовали, столько историй привело их сюда, к нам, в нашу жизнь. Затем постепенно отпустить нахлынувшие мысли и остаться наедине с сущностью предмета, не требуя от него ничего, кроме его безмолвного присутствия. Умиротворяющая и удивительная мистика кастрюли или губки, заброшенной и всеми забытой. Всеми, кроме меня. Эти визиты в ничтожное как благодарность и дань уважения моему поразительному везению: я человек, живой и сознающий.

Это добродушная агрессия, дружеская, беззлобная: радостный поток формы и цвета на заднем плане картины притягивает взгляд, силой проникает в глаза, а потом и в мозг. Это красиво, но в чувственном плане необузданно и властно.

Портрет Феликса Фенеона на эмалевом фоне, ритмизованном размерами и углами, тонами и красками, 1890. Поль Синьяк (1863–1935) Холст, масло, 0,735 x 0,925 м, Музей современного искусства, Нью-Йорк

Наш разум словно помимо желания привлечен мощью образа. Он почти принужден мысленно вращать огромную спираль, с этими полосами, звездами, волнами и другими красочными переливами. Нейропсихологи объясняют нам, что определенные зоны мозга сами создают движение, которое не существует в картине. Образ вторгается почти бестактно: он навязывается нашему сознанию бесстыдно и грубо. И после всего мы сказали бы, что и смотреть-то не надо было, не стоило быть там?

К счастью, есть этот человек, высокий тип с серьезным лицом, угловатыми чертами, застывший в суровой напряженности. Человека, кажется, совсем не интересует вакханалия образов вокруг него. Его взгляд обращен к прекрасному белому цветку, похожему на лилию. Лилия – символ чистоты, и глаза его существуют лишь ради нее. Внезапно благодаря ему мы тоже понимаем, что цветок важен. Благодаря ему мы осознаем, что это бледное растение, такое хрупкое, почти бесцветное, слабое… – именно на него надо направить внимание, именно на него смотреть и его защищать.

Потому что большая, прекрасная, бросающаяся в глаза, бесцеремонная и властная спираль – это образ нашего общества потребления, могучего и сверкающего всеми красками, готового нас загипнотизировать, поработить, поглотить наш ум. Но этого не произойдет, если мы обратим взгляд на цветок, если сохраним свое сознание…

Можно во многом упрекать нашу эпоху, но мы должны признать за ней и великие преимущества: она увлекательна, необыкновенно богата, изменчива, движется с огромной скоростью, смешивает вещи, дарит нам удовольствия, не испытанные ранее, и предоставляет возможности, которыми не обладали предшествующие поколения. Однако не скрывается ли за этими богатствами и скоростями внутренняя нищета? Об этом размышляли поэты, видевшие рождение и взросление современного мира. Вот, например, что говорил Стефан Цвейг: «Разве новые условия нашего существования не вырывают человека из привычной погруженности в себя, не бросают в убийственное исступление, подобно лесному пожару, выгоняющему животных из их глубоких нор?» Или Ницше: «Все человеческие институты предназначены для того, чтобы помешать людям чувствовать их жизнь, и это происходит из-за постоянного распыления их мыслей».

Чтобы наше сознание могло существовать и развиваться, мы должны защищать его от этого мира – мира возбуждающего и питающего, мира назойливого и ядовитого.

Существует химическое загрязнение, оскверняющее продукты питания, воздух, воду. Но есть и психическое, отравляющее наш разум, разрушающее нашу индивидуальность, расшатывающее нашу внутреннюю стабильность. Согласно многочисленным исследованиям психотоксичных материй, слоганы, реклама и другое коммерческое манипулирование оказывают различные отрицательные воздействия на человека. Например, похищают его внимание, сознание и внутренний мир. В какое состояние приходит наш разум вследствие похищения внимания? Наше внимание постоянно захвачено, привлечено и, в конце концов, раздроблено и сегментировано. В нас вырабатывается, как к наркотику, пристрастие к однообразным ритмам, мельтешению образов, мы привыкаем к незатейливому, к полуфабрикату, к решениям, которые кто-то принимает за нас. В какое состояние приходит наш разум вследствие похищения сознания? Наш мозг перегружен бесполезными мыслями, ненужными вопросами, тщетными хлопотами: мы читаем рекламу, которая попадается на глаза, выбираем между «недорогим» и «совсем недорогим», затрачиваем огромные усилия, чтобы сделать «удачную покупку», мы перевариваем информацию, которая циркулирует в нашем окружении и повторяется на все лады изо дня в день. В каком состоянии оказывается наш разум вследствие похищения нашего внутреннего мира? Мы погружаемся все больше и больше во внешние развлечения и отвлечения, в пустые занятия, не дающие ничего нашему уму и личности. Чтобы слово было услышанным, нужна тишина; чтобы сознание и внутренний мир проявили себя, нужно определенное умственное пространство. Жесткий диск нашего сознания перегружен огромным количеством бесполезных вещей.

Сознание – это внутренний мир. Чем больше мы гонимся за внешним, тем меньше в нас остается сознания. Похищение внимания и сознания ведут к дефициту внутреннего мира. Оно также влечет за собой укорачивание наших мыслей. Как говорил об этом Тициано Терцани: «Сегодня к нам обращаются со всех сторон, и наш мозг никогда не отдыхает. Звук телевизора, радио в машине, постоянно звонящий телефон, рекламные панно на автобусах, проходящих у нас перед глазами. Нам не удается задуматься о чем-то надолго. У нас коротки мысли. У нас короткие мысли, потому что нас постоянно перебивают». Да, у нас мысли короткие и они не всегда обращены внутрь. Они словно заперты снаружи суматохой и ухищрениями этого ненастоящего мира. Они вне нас; они оказываются не нашими мыслями, а стереотипным ментальным контентом, пришедшим извне, отголоском этого бездушного мира.

Писатель Луи-Рене де Форе писал: «Сверхизобилие не имеет ничего общего с плодородием». Наши умы теряют плодовитость, поскольку дают заполнить себя пустой внешней пестротой… И тогда, конечно, мы пробуем мыслить и практиковать самосозерцание, то есть размышлять о себе самом, в тишине, покое, не спеша, но не знаем, как это сделать. Более того, поскольку мы утратили эту привычку (а может, никогда у нас ее и не было), возникают страхи, опасения, досада или размышления, сменяющие друг друга. И тогда – скорее-скорее – мы стремимся вернуться к внешнему по отношению к нам, к той самой пестроте, к той успокаивающей наполненности мозга информацией. Мы страдаем также от общего дефицита внутреннего мира. Нам не хватает его в нашем обществе, не хватает того, что дает возможность самосозерцания. Мы ощущаем эту нехватку, которая сродни авитаминозу.

Болезни, связанные с отсутствием какого-либо элемента в организме, коварны. Если нам не хватает витамина С или D, не хватает омега-3 или селена, сначала ничего не происходит. Мы не страдаем, у нас не развивается удушье, мы не падаем в обморок. Нет немедленного эффекта. Однако постепенно проявляются симптомы болезни, вызванной недостатком необходимого вещества. Часто мы не понимаем, почему или откуда они появляются. Нехватка проявляется всегда вот так, незаметно, постепенно, медленно, коварно. И никогда – сразу и бурно.

Наше общество изобилия также создает в нас нехватку многих вещей. Изобилие и недостаток взаимосвязаны. Посмотрите на современные болезни, причина которых – изобилие: слишком много еды ведет к избыточному весу и ожирению; чрезмерное обладание делает нас угрюмыми и нелюдимыми.

Переизбыток одного – это всегда недостаток чего-то другого. Излишек обязательно спровоцирует нехватку. Мы знаем, что промышленные рафинированные и обеззараженные продукты вредны для здоровья не только из-за того, что в них много «слишком» (они слишком навязчивы, слишком легкодоступны, слишком сладки, слишком сильно возбуждают аппетит, а потом слишком часто приводят к диабету и ожирению), но и из-за того, чего в них недостаточно (например, многих витаминов и микроэлементов). Современная нехватка касается и наших психических потребностей. Например, потребностей в спокойствии, неторопливости, непрерывности, за которые надо бороться, чтобы не заболеть (сражаясь со стрессом, эмоциональной нестабильностью, рассеяностью).

Бороться с нехваткой неторопливости: не спешить. Не порхать с одного занятия на другое, не делать много дел одновременно. Действовать каждый раз по возможности с «чувством, с толком, с расстановкой». Практиковать «лечение ничем», лечение чем-то простым, спокойным, заниматься чем-то одним. Обратить внимание на ваше ежедневное расписание, обнаружить бессмысленные занятия, порой заполняющие выходные или отпуск… Бороться с нехваткой спокойствия: избегать агрессивности, отвлечения внимания. Стать чувствительным ко всему «излишнему»: постоянной музыке, постоянным изображениям, постоянно включенному экрану гаджета. Оторваться от этого. Проявление свободы: закрыть глаза, не смотреть на экраны, похищающие наше внимание, пожирающие время размышления и отдыха… Бороться против нехватки непрерывности: отмечать бесконечные прерывания, маркирующие наш день; поднять уровень сознания по отношению к этим бесконечным остановкам. Противостоять искушению просмотреть мейлы, прочитать эсэмэски, позвонить по телефону или побродить по Интернету…

Полное сознание помогает нам понять это скрытое загрязнение нашего ума и защититься от него: восстановить наши способности к самосозерцанию, подключиться к самим себе – вместо того чтобы вечно жить в потоке распоряжений, развлечений, внешних побуждений. Оно предлагает нам ничего не делать и только оставаться на нашем наблюдательном посту, на островке самосозерцания. Практика полного сознания помогает «отойти в сторону»: мы больше ничего не ищем, у нас нет цели. Мы даем себе время, мы свободно принимаем решение неторопливо двигаться вперед. Не будем торопиться, сядем, понаблюдаем, испытаем.

Даже если мы занимаемся этим совсем недолго – пусть несколько мгновений, – мы находимся в полном сознании, как только закрываем глаза и прекращаем свою деятельность. Мы уже свободны!

В современном обществе сидячий образ жизни порождает необходимость в спорте. Точно так же и постоянное воздействие окружающего мира на наш ум пробуждает потребность в медитации. Полное сознание, как мы убедились, в силах помочь нам приблизиться к фундаментальным потребностям: неторопливости, спокойствию, непрерывности. Очень важно удовлетворять эти потребности. Не срочно, но важно.

В нашей жизни присутствует срочное и важное. Срочное: ответить на мейлы, закончить работу, сходить в магазин, починить текущий кран… Если я не сделаю того, что срочно, то вскоре буду наказан, у меня будут неприятности. Поэтому я подчиняюсь. Важное: гулять на природе, смотреть на проплывающие облака, говорить с друзьями, чувствовать себя живым… Если я не сделаю того, что важно, ничего не произойдет. Ничего в ближайшем будущем. Но постепенно моя жизнь станет пресной, грустной, не имеющей смысла.

Каждый день в нашей жизни разворачивается борьба между тем, что срочно, и тем, что важно. Как не жертвовать важным во имя срочного? Как избежать постепенного подчинения диктату срочного, заставляющего нас через какое-то время вообразить, что любое внешнее воздействие срочное, тогда как в действительности таковым не является, или, по крайней мере, не такое срочное, как меня заставляют думать?

Разумеется, рассуждая и медитируя.

Но даже практикуя полное сознание, мы постоянно пребываем в конфликте: стоит мне сесть и закрыть глаза, как меня одолевают мысли о важных делах. «Не забудь отправить этот мейл. Помни, что надо позвонить такому-то. Ну-ка, запиши эту мысль, пока не забыл. Вместо того чтобы рассиживаться здесь, пытаясь медитировать, лучше бы переделал все дела, пока о них не забыл. И потом, сегодня что-то медитация не идет, настроя нет. Все, давай кончай, поднимайся! Найдешь более подходящий момент. Медитация подождет. Это тебе не работа…»

Срочное все время норовит занять то место, что я отвожу важному. Вот так, это наша натура. Поэтому если я не скажу «нет», если не приложу усилие – я пропал. Буду жить механической жизнью робота, подвижной, но пустой. А хочу ли я этого?

Полное сознание учит меня защищать то, что важно. Учит говорить себе: «Нет-нет, я не встану, не открою глаза, не прерву медитацию. Я останусь здесь, буду сидеть с закрытыми глазами, думать о своем дыхании, о дыхании мира вокруг меня. Это важно. Очень важно. Бесконечно важно. Нет ничего более важного в данный момент, чем оставаться здесь вот так». Если я научусь мягко говорить «нет» во время упражнений вхождения в полное сознание, если увижу благотворное влияние этого «нет», то оно может распространиться и на всю мою жизнь. Оно позволит мне говорить «нет» чему-то неважному в жизни, поможет просеивать поток срочного, усилить мое ясное видение ложной тревоге, призывающей «делай быстро, делай сейчас же!»

Улыбнуться и понять, что каждая маленькая победа над собой делает меня мудрее и счастливее, помогает мне шаг за шагом оставлять место в моей жизни тому, что важно. Думать о Генри Дейвиде Торо, который вел в течение года уединенную жизнь на берегу Уолденского пруда:

Неустанно ограждать свой разум от вторжения и воздействия «современной жизни». Среди прочего это означает: истреблять все автоматизмы, например перестать механически включать радио, телевизор, компьютер. Ревностно охранять островки непрерывности – не позволять прерывать свои дела или отдых телефонными звонками или эсэмэсками. Находить в покое и тишине необходимое для активного городского жителя «питание», лишившись которого на долгое время, человек заболевает.