Понедельник, 21 января 1980 года

Сэм привез мне букетик подснежников из садика его домохозяйки.

– Только зацветают, – сказал он. Они выдержали долгое путешествие поездом и автомобилем – Даниэль встретил в Шрусбери – и сохранили свой особенный аромат. Мор любила подснежники. Это были ее любимые цветы. Мы посадили их на ее могиле, может быть, и те уже зацвели? Одна из теток принесла мне крошечную хрустальную вазочку в стиле графинчика, и я поставила букет у кровати.

Еще Сэм привез мне Платона – «Законы» и «Федра», которые мне хотелось почитать, потому что их читают в «Колесничем». Книги не новые, явно его собственные, но Сэму пришлось свернуть горы, чтобы их раскопать. Еще он принес синюю книжечку издательства «Пеликан», называется «Греки», автор Х. Д. Ф. Китто – сказал, что она введет меня в контекст. И в контекст Мэри Рено тоже введет. Надеюсь, она интересно написана. Я до сих пор не взялась за историю Черчилля, которой меня наградили.

Еще он привез баночку с камфарной мазью, ужасно пахучей.

– Не знаю, поможет ли, но все-таки захватил, – сказал он. Я немножко натерла ногу, и нисколько не помогло, только она теперь тоже пахнет, но я оценила заботу.

Однако на самом деле Сэм считает, что мне нужно иглоукалывание. В Сэме есть волшебство: не настоящая магия, но он очень прочный. Магии к нему не подступиться, не изменить. Любопытно было наблюдать за ним с тетками: он с ними безупречно вежлив, но держится так, будто они ничего не значат, а они не знают, что с этим делать. В нем нет трещин, в которые можно было бы проникнуть. Предложи иглоукалывание они, я бы стояла насмерть, чтобы не дать себя дырявить. Но тут воспротивились как раз они.

– Глупые китайские суеверия, неужели вы в них верите? – сказала одна.

– Морвенна страшно боится иголок, она даже не позволила проколоть себе уши, – подхватила другая.

– Да и чем это поможет? – заключила третья.

Но Сэма таким не проймешь.

– Думаю, надо попробовать. Вреда точно не будет. А Морвенна, я полагаю, разумная девочка.

Он нашел иглоукалывание в Шрусбери и записал адрес. Хотел сразу ехать туда, но сестры убедили Даниэля, чтобы позвонил и записался. Он записал меня на завтрашнее утро.

Весь день Сэм просидел у меня в комнате, разговаривал со мной. Он старый и прожил странную жизнь – только подумать, всю семью убили. Это как если бы Уэльс сию минуту ушел под воду и я одна осталась. Ну, еще кузен Арвел в Ноттингеме, но только мы двое из всех, с кем я росла. Вот так было у Сэма. Он вернулся после войны и никого не нашел, и в его доме жили чужие, а соседи притворились, что его не узнают. Он увидел на столе соседки хлебницу своей матери, но она даже хлебницу ему не отдала.

– Для тебя они ничего не значат, – сказал он.

– Значат.

– Они чужие. Даже я чужой. Но мои родные были бы тебе двоюродными. Идут разговоры – не первый год власти разных стран ведут переговоры о компенсациях. Но какая компенсация возместит мне семью? Как они вернут тебе кузенов, которых ты не знала, и тех, кто так и не родился, а сейчас был бы твоего возраста?

Тогда я прочувствовала. Я могла бы написать про это стихотворение. «Гитлер, верни мне кузенов!»

Мне кажется, Сэму немножко грустно, что я не иудейка, что никто из его потомков не будет иудеем. Но он об этом молчит и нисколько меня не укоряет. Он сказал, что не остался в Польше, потому что ему казалось, кругом мертвые, вот-вот вывернут из-за поворота. Это мне понятно. Тут я чуть не заговорила с ним о волшебстве, о том, что сделала ради карасса, о скитающейся с фейри Мор. Заговорила бы, но не успела. Вошел Даниэль и сказал, что им пора на поезд, так что я попрощалась.

Сэм меня поцеловал, положил ладонь на голову и благословил по-еврейски. Он не спросил разрешения, но я и не возражала. Под конец он взглянул на меня, улыбнулся своей морщинистой улыбкой и сказал: «Все у тебе будет хорошо». Удивительно, как легко ему верится. Я как сейчас слышу: «Все у тебя будет хорошо». Как будто он знает.

Я нюхаю подснежники. Как я рада, что он приехал.