25 октября
День 45-й, стандартный год ГС 307
– Итак, – спросил Эшби, – ты сможешь это починить?
Дженкс изучил выпотрошенные внутренности скриба Эшби с вниманием хирурга.
– Я смогу его наладить, – наконец ответил он. – Но это будет временная мера. Тебе нужен новый пиксельный массив. Я без труда его подключу, но у меня нет под рукой ничего подходящего.
– Но ты можешь сделать так, чтобы скриб перестал сам собой переключаться с канала на канал?
– Ага. Возможно, через пару десятидневок качество картинки начнет ухудшаться, но это не… Так, подожди. Ого! – Дженкс помолчал. – Ты слышишь?
Эшби прислушался. Из коридора доносились повышенные голоса, со стороны отсека с водорослями.
– Опять они за свое! – вздохнул Эшби.
– Клянусь, – закатил глаза Дженкс, – они сберегли бы столько времени и сил, если бы один из них выбросил второго в открытый космос.
Покинув каюту, они направились на голоса, что не составляло никакого труда. По мере того как они приближались к отсеку с водорослями, обрывки спора звучали все отчетливее.
– …абсолютно некомпетентна… – Это был Корбин.
– …не был бы таким занудой… – Сиссикс.
– …никакого уважения к моей работе…
– …просто общайся с окружающими как подобает нормально функционирующему взрослому существу, твою мать, и тогда, может быть…
– Я все сказал, просто твои глухие ящеричные уши не…
«Черт бы тебя побрал, Корбин!» – Эшби ускорил шаг.
– Хиск! Ашсшек тес хска есш…
– О да, шипи сколько угодно, это все равно не изменит тот факт, что я…
– Хватит! – воскликнул Эшби, входя в отсек. Дженкс остался в дверях, достаточно далеко, чтобы соблюдать правила приличия, но достаточно близко, чтобы ему было все хорошо видно.
– Эшби! – топорща перья, воскликнула Сиссикс. – Скажи этому напыщенному кретину-расисту, что…
– Я сказал, хватит! – Эшби сверкнул глазами на обоих. – А теперь я хочу узнать, что тут у вас происходит.
Корбин и Сиссикс принялись вопить хором.
– По одному! – поднял руки Эшби.
– Твой штурман, – произнес Корбин таким тоном, каким разъяренный отец произнесет «твой ребенок» другому родителю, – вывел из строя индукционные линии. Это создало слишком высокую нагрузку на предохранительный клапан, и вот посмотри, к чему это привело!
Эшби осмотрел распределитель топлива. Ничего страшного он не увидел, однако в нескольких трубках зеленая слизь лежала совершенно неподвижно.
– Я понятия не имела, что Корбин заменил клапан на менее мощный. – Сиссикс бросила на Корбина испепеляющий взгляд. – И я по-прежнему не могу взять в толк, зачем он это сделал.
– Я его заменил, потому что другого у меня под рукой не было. Если ты сама не заметила, мы уже давно не останавливались на рынках. Так что мне оставалось или поставить менее мощную модель, или заменить весь аппарат. Что в конечном счете мне и придется сделать, благодаря тебе!
– Да, это, конечно, моя вина, потому что ты не потрудился ничего мне объяснить! Впрочем, нет, подожди, ты что-то там такое говорил.
– Я завел об этом разговор позавчера на кухне.
– Но ты обращался не ко мне! Ты жаловался на свою лабораторию доктору Шефу! Твою мать, откуда мне было знать, что это как-то связано с моей задачей управлять…
– Другими словами, ты предпочла проигнорировать меня. Быть может, если бы ты обращала чуть больше внимания на нужды других вместо того, чтобы строить из себя самодостаточную…
– Хватит! – резко произнес Эшби. Он набрал побольше воздуха. – Позвольте мне убедиться в том, что я правильно вас понял. Весь этот спор, который был слышен в противоположном конце коридора, разгорелся из-за мелкого происшествия, которое привело к выходу из строя предохранительного клапана.
– Едва ли его можно считать мелким, поскольку мне потребуется целый день…
– Это мелочь, – решительно произнес Эшби. – Ты лишился одного аппарата из шести. Топливо по-прежнему подается в двигатели, так?
– Да, – насупился Корбин. – Но это вопрос…
– Отлично. Итак, впредь ты… – Он указал на Корбина. – …должен будешь предупреждать Сиссикс обо всех изменениях в оборудовании, которые ты совершаешь, потому что невозможно требовать от нее, чтобы она догадывалась о том, что происходит в твоей лаборатории. И ты больше не будешь употреблять это слово на борту моего корабля, понятно? Ни по отношению к Сиссикс, ни по отношению к кому бы то ни было еще. Это совершенно недопустимо. Ты извинишься перед ней прямо сейчас.
– Я не…
– Прямо сейчас!
Лицо Корбина стало пунцовым.
– Я… извини, – пробормотал он. Голос у него был натянут, словно клеящая лента.
– А ты, – ткнул пальцем в Сиссикс Эшби, – должна действовать осторожнее, совершая скоростные прыжки, потому что в любом случае клапан не мог выгореть так быстро.
– Мы опаздываем, – виновато произнесла Сиссикс. – Если мы не будем…
– Ничего страшного не произойдет, если мы опоздаем на десятидневку. Или даже на целый стандарт. Я не собираюсь болтаться там без дела, особенно после того, как мы проделали такой долгий путь. Будь осторожнее. – Эшби смерил строгим взглядом обоих. – Я говорю это один раз и повторять не буду. Прекращайте этот ваш поединок – кто кого сильнее выведет из себя. Меня он просто бесит. Это бесит остальных членов экипажа. Я прекрасно понимаю, что перелет очень долгий, прекрасно понимаю, что все мы устали, но будь я проклят, если я проделаю оставшуюся часть пути до Ядра, выслушивая ваши вопли. Обуздайте свои чувства. Если не можете, сделайте вид, что обуздали. Я не хочу снова начинать этот разговор…
Со щелчком ожил вокс.
– Привет, Эшби. – Это была Киззи. – Ну… э… в общем, ты мне нужен.
– Это может подождать?
– Ну… э… не очень, но, может быть, я ему скажу…
– Скажешь кому и что?
Послышался шорох. Вместо голоса Киззи зазвучал голос Розмари.
– Эшби, у нас на связи сотрудник квелинских правоохранительных органов.
Эшби услышал на заднем плане голос Киззи:
– Ты полагаешь, я его чем-то разозлила? Я ничего не могу определить, потому что лица у них неподвижны.
Вздохнув, Эшби закрыл глаза.
– Лови, переключи вызов сюда.
Корбин отступил в сторону, и Эшби занял место за его столом. Запрыгали пиксели, выстраиваясь в картинку. Эшби увидел перед собой мужчину-квелинца. Его закрытое забралом лицо было непроницаемым, черные глаза сверкали.
– Говорит капитан Эшби Сантосо. Чем я могу вам помочь?
– Говорит патрульный Бевел из отдела межзвездной обороны. В соответствии с разделом 36–28 закона о пограничной охране мы должны осуществить полный досмотр вашего судна и всех членов экипажа.
– Но нас уже проверили, когда мы вошли в квелинское пространство. Мы что-то нарушили?
– Это выборочный досмотр. Отдел межзвездной обороны имеет право досматривать любое судно, находящееся в зоне нашей ответственности, независимо от возможных причин.
– Надеюсь, наш делопроизводитель уже отправила вам нашу лицензию на тоннелирование и полетный план?
– Мы получили запрошенные документы, и ваше право на полет в нашем пространстве было подтверждено.
– Поймите меня правильно, я не хочу создавать вам дополнительные проблемы, но у нас очень напряженный график. Имею ли я право отказаться от досмотра?
– Отказ может привести к задержанию вашего корабля и заключению под стражу всех находящихся на борту. Невыполнение требования пройти досмотр является нарушением нашего соглашения о членстве в ГС и подлежит преследованию в соответствии с исполнительным приказом 226–09.
– Что ж, в таком случае ждем вас на борту нашего ко-рабля.
– Будьте готовы к стыковке через десять минут, – сказал патрульный Бевел.
Сеанс связи завершился, и пиксели рассыпались.
– Какой очаровательный тип! – заметил Дженкс. – Готов поспорить, он душа любой компании.
– Только если у него имеется для этого соответствующий документ, – сказал Эшби, потирая переносицу. – Новая головная боль.
С грохотом открылись двери грузового лифта. Из кабины выскочили Розмари и Киззи.
– Все в порядке? – спросила Киззи. – Или я впутала нас в какие-то неприятности? Сколько раз я твердила себе не отвечать на вызовы, вечно я сморожу какую-нибудь глупость…
– Никаких неприятностей нет, но мы должны позволить квелинцам провести новый досмотр «Странника».
– Почему?
– Потому что они так сказали, и потому что они квелинцы, и потому что с этим народом я предпочитаю не ссориться.
– Насколько я слышала, досмотр в открытом космосе – это та еще задница, – заметила Сиссикс.
– С предыдущим досмотром не было никаких проблем.
– Точно, но тогда искали только оружие и незаконную технику. Поверьте мне, сейчас будут проверять все. И, насколько я слышала, берут и кровь на анализ.
– Зачем брать кровь на анализ? – удивилась Розмари.
– Несомненно, из-за того козла, в крови у которого были боты взрывчатки, – вздохнул Дженкс. – Помните? Несколько стандартов тому назад какой-то глупый юнец-расист хотел что-то доказать во время пограничного досмотра. Даже не смог как нужно запрограммировать боты. В итоге он просто оторвал себе голову, и только.
– Странно, почему именно расисты всегда портят жизнь остальным? – спросила Сиссикс.
Корбин презрительно фыркнул, но, прежде чем он успел что-либо сказать, она уже направилась к двери.
– Я схожу за Охан.
Эшби перевел взгляд с Киззи на Дженкса.
– У вас двоих не припрятано ничего такого, что может разозлить квелинцев? Подумайте хорошенько!
– Кажется, ничего, – подумав, ответил Дженкс.
– Ничегошеньки, – подтвердила Киззи. – Домашний кикк, которым нас угостил Медведь, мы допили еще в прошлую десятидневку. – Всплеснув руками, она осеклась. – Ой, дура!
– В чем дело? – встрепенулся Эшби.
Скользнув руками по голове, Киззи вцепилась себе в волосы.
– У меня среди носков пакетик со смэшем.
– Хорошо, что ты вспомнила о нем сейчас. Ступай выброси его в двигатель.
– Но… – У Киззи поникли плечи. – Здесь ведь смэш нигде днем с огнем не достанешь. Я берегла его для особого случая…
Эшби нахмурился. Он был не в том настроении, чтобы уговаривать Киззи.
– Это приказ. Выброси смэш в двигатель. Немедленно!
– Давай, Киз, – попросил Дженкс. Взяв подругу за руку, он повел ее к грузовому лифту. – Давай совершим этот чудовищный поступок.
– Ненавижу квелинцев! – в сердцах заявила Киззи. – Они глупые придурки, и никто их не любит! – Войдя в кабину, она заговорщически понизила голос. – Как ты думаешь, если прямо сейчас быстренько курнем, никто не заметит?
– Киззи, я тебя по-прежнему слышу! – окликнул Эшби.
Киззи надула губы.
– По крайней мере я предприняла попытку, – сказала она, когда двери закрылись.
Розмари уже видела видео с квелинцами, и все равно она оказалась не готова к тем созданиям, которые выползли из люка грузового шлюза. Девушка постаралась найти более выразительное описание, но у нее в голове упорно крутилось: «Рак-кентавр». Голубой хитиновый экзоскелет, длинное горизонтальное брюшко, расчлененный торс, закрытый суставчатыми ногами, и поверх всего этого похожее на маску лицо. Панцири квелинцев были покрыты символами и украшены блестящими камнями. Розмари прекрасно понимала, что нельзя судить о незнакомом виде по его внешности, и все-таки шишкообразный вид квелинцев вместе с разговором с патрульным Бевелом, свидетелем которого она стала, не породили у нее теплых чувств по отношению к незваным гостям.
Остальным членам экипажа, похоже, также было не по себе, что доставило девушке хоть какое-то облегчение. Вопиющая ксенофобия квелинцев была общеизвестна, и их крайне редко можно было увидеть где-либо за пределами их пространства. Насколько было известно Розмари, включение квелинцев в ГС было продиктовано расчетом. В их распоряжении имелись огромные запасы природных ресурсов, и первоначально в ГС их привели хармагиане, имевшие возможность предложить взамен большие деньги и передовые технологии. Странно, как потенциальная прибыль неизменно одерживает верх над неприязнью.
В грузовой отсек вошли шестеро квелинцев во главе с патрульным Бевелом, выходившим на связь. Бевел отдавал приказания своим подчиненным (по крайней мере так предположила Розмари, не владевшая теллерайном). Четверо квелинцев покинули отсек, держа пищащие сканирующие устройства, громко топая тонкими ногами по металлической палубе.
– Выстройтесь в одну шеренгу и приготовьтесь пройти личный досмотр, – сказал патрульный Бевел.
Даже не представившись.
Экипаж послушно подчинился. Розмари оказалась рядом с Сиссикс. Они переглянулись. Закатив глаза, Сиссикс раздраженно тряхнула головой.
Бевел ткнул ногой в Охан.
– Что с ними случилось?
Розмари оглянулась. Охан дрожали. Пока что не слишком сильно, но все же заметно.
– Они старые и больные, – объяснил доктор Шеф. – Но не волнуйтесь, ничего заразного. У них дегенеративное состояние нервной системы, вследствие чего им трудно стоять в течение продолжительного времени.
Бевел не отрывал взгляда от Охан, но поскольку у квелинца отсутствовали веки и мышцы лица, невозможно было определить, о чем он думает.
– Они могут сесть, – наконец сказал патрульный.
– Благодарю вас, – кивнув, ответили Охан.
Они тяжело опустились на пол, стараясь не терять самообладания. Похоже, квелинцы все-таки могли быть рассудительными.
Бевел перевел взгляд на доктора Шефа.
– Нам потребуется просмотреть их историю болезни, чтобы получить подтверждение ваших слов. А может, и не потребуется.
Квелинка достала из висящей на боку сумки какое-то устройство.
– Сейчас мы возьмем анализ вашей крови, гемолимфы или другой первичной генетической жидкости на предмет наличия загрязняющих веществ, патогенов, незаконных наноботов и прочих запрещенных или опасных соединений. Если вам известно о наличии подобных веществ, предупредите нас заранее. – Она помолчала, ожидая ответа. Все молчали. – Я начинаю анализ.
Квелинка подошла к Дженксу, стоящему в конце шеренги, и несколько мгновений смотрела на него.
– Вы неестественно маленький.
– А у вас целая куча ног, – парировал Дженкс, протягивая руку.
Ничего не сказав, квелинка прижала сканер к его ладони. Послышался механический щелчок. От Розмари не укрылось, как Дженкс втянул воздух сквозь зубы. Квелинка изучила показания сканера. По-видимому, удовлетворившись, она перешла к Эшби.
Дженкс недоуменно уставился на свою ладонь.
– Что, ни пластыря, ни… Нет? Ладно, и на том спасибо.
Квелинка двигалась вдоль шеренги. Когда дошла очередь Розмари, та прилежно протянула руку. Укол сканера оказался неприятным, но терпимым. Хорошо зная, что у нее в крови нет ничего интересного, девушка все же не смогла сдержать вздох облегчения, когда квелинка перешла к следующему члену экипажа. Было в этих существах нечто такое, от чего ее не покидало напряжение.
Даже несмотря на то что Розмари не могла разобрать выражение лица квелинки, когда та перешла к изучению Корбина, в нем что-то изменилось. Судя по всему, патрульный Бевел также это заметил, поскольку он поспешил прямиком к своей подчиненной. Патрульный изучил сканер, и квелинцы о чем-то быстро забормотали между собой.
– Артис Корбин, – наконец сказал патрульный Бевел, – в соответствии с разделом 17–6–4 соглашения о защите генетической целостности я вас арестовываю.
– Что?! – воскликнул Корбин. Остальные квелинцы уже набросились на него, связывая ему руки энергетическим шнуром и толкая его к двери. – Я… я ничего не сделал!
– Патрульный, в чем дело? – шагнул вперед Эшби.
Патрульный Бевел остановил его.
– Вы все будете допрошены. Мы задерживаем вас здесь. Допросы будут вестись там, где мы сочтем нужным, после того как мы закончим досмотр вашего судна, – сказал он. – Согласно разделу 35–2 кодекса об уголовных правонарушениях на любые запросы относительно юридической помощи вам будет отказано.
– Прошу прощения, что? – возмутился Эшби. – Черт возьми, что здесь происходит?
Розмари старалась сохранять спокойствие. Насколько ей было известно, никто из членов экипажа ничего не совершил, и если квелинцы до сих пор не определили, что у нее подправлен идентификационный файл, девушка сомневалась, что они вообще смогут это сделать. Что касается Корбина, менее вероятного нарушителя закона трудно было представить. Несомненно, это какое-то недоразумение.
– Вы не арестованы, – продолжал Бевел. – И в настоящий момент вам не предъявлены никакие обвинения. Однако отказ от полного сотрудничества со следователем, ведущим допрос, приведет к тюремному заключению.
– Наш капитан задал вам вопрос! – сверкнул глазами Дженкс. – В чем мы провинились?
– Дженкс, не надо! – попытался его успокоить доктор Шеф.
Остальные квелинцы повели Корбина к шлюзовой камере.
– Эшби! – воскликнул тот. У него заплетались ноги, однако квелинцы неумолимо толкали его вперед. – Эшби, я ни в чем не виноват…
– Знаю, Корбин, – сказал Эшби. – Мы во всем разберемся.
Внутренне кипя, он повернулся к Бевелу. Розмари еще никогда не видела его таким разъяренным.
– Куда вы его забираете? Что он сделал?
Патрульный Бевел посмотрел на Эшби своими бесстрастными черными глазами.
– Он существует.
Квелинцы отсканировали его браслет и забрали всю его одежду. Он кричал до хрипоты, но никто не говорил с ним. Больше того, никто из квелинцев не говорил на клиппе. Их собственный язык состоял из стука и треска. У них стучали глаза. Стучали ноги, ударяясь об пол. Это было все равно что находиться внутри улья, заполненного металлическими насекомыми, – темного, душного, влажного, и постоянно стук-стук-стук.
Он не мог сказать, как далеко его увезли от «Странника». Его перевели на борт другого корабля. Или, быть может, орбитальной станции? Он не знал. Не было ни иллюминаторов, ни настенных экранов (по крайней мере он ничего не видел). Его запихнули в огромное помещение, размерами с трюм грузового судна. Весь пол был покрыт оспинами гладких глубоких колодцев, глубиной вдвое превосходивших его рост. Присмотревшись внимательно, он увидел блеск глаз, наблюдающих за ним из этих колодцев.
Он попытался прикрыть свою наготу. Сами квелинцы ходили без какой-либо одежды, но у них были панцири. Им не нужно было ничего прикрывать. Они не состояли из мягкой плоти, волос, линий, выпуклостей и складок неправильной формы, которые не хотелось никому показывать. Он жалел о том, что у него нет панциря. Жалел о том, что не принадлежал к какому-нибудь виду, вооруженному шипами или рогами, представляющему собой что-либо более внушительное, чем тот хрупкий мешок, каковым он являлся. Ему очень хотелось, чтобы не он боялся квелинцев, а квелинцы боялись его.
Его грубо подтолкнули к пустому колодцу.
– Нет! – воскликнул он, стараясь скрыть дрожь в своем голосе. – Сначала объясните, в чем я виноват. Я гражданин ГС, у меня есть…
Через мгновение он пожалел о том, что вообще открыл рот.
Один из квелинцев схватил его своими верхними конечностями, прижимая лицом к своему жесткому панцирю. Членистые ноги сомкнулись вокруг него подобно проволочной клетке. Остальные квелинцы опустили свои лица к полу, распластавшись ровными рядами. Только сейчас Корбин обратил внимание, какой у них толстый панцирь на голове. Изогнутый иссиня-черный купол, вытертый от времени и покрытый густой сетью старых царапин.
Квелинец набросился на него, ударив своей куполообразной головой в грудь. По всему его телу разлилась боль. Он закашлялся, покрывая квелинцу голову брызгами слюны. Тому, похоже, не было до этого никакого дела. Отступив назад, он снова устремился вперед.
«О нет, пожалуйста, только не это…»
Он услышал хруст своих ребер и только потом почувствовал боль. Услышал собственный крик и только потом понял, кто кричит. У него подогнулись колени, однако квелинец удержал его на ногах. Второй квелинец снова набросился на него.
Должно быть, квелинец, державший его, в какой-то момент его отпустил, потому что он оказался на полу, трясущийся от рвотных позывов. Он чувствовал, как при каждом поднимании груди острые концы сломанных ребер вонзаются в мягкие ткани. С его уст слетел слабый стон, быстро оборвавшийся, поскольку его легким не хватало воздуха.
Его затолкнули в колодец. Он свалился на холодный металл, больно ударившись лицом об пол. Из разбитого носа хлынула кровь. Квелинец, переломавший ему ребра, склонился над колодцем и крикнул, произнеся пять злобных слов на клиппе. В последующие часы Корбин мог думать только об этих словах.
– Отныне, клон, ты будешь молчать!
Эшби вернулся с допроса последний. Он присоединился к остальным, собравшимся за обеденным столом. Все были измучены. Присутствовали даже Охан, свернувшиеся под одеялом на скамейке рядом. Доктор Шеф принес блюдо с весенними булочками, однако никто к ним даже не притронулся.
– О звезды! – воскликнула Киззи. Подбежав к Эшби, она обхватила его за талию. – Я думала, что и тебя тоже упекут за решетку!
– Все в порядке, – сказал Эшби.
– Тебя не было целых шесть часов!
– А мне кажется, значительно дольше.
Эшби бессильно свалился на стул. Доктор Шеф поставил перед ним кружку мека. Эшби обхватил ее руками, позволяя теплу перетечь в ладони. Какое-то мгновение он сидел, уставившись в пустоту, затем глубоко вздохнул и обвел взглядом членов своего экипажа.
– Кто-нибудь из вас знал?
Все дружно покачали головой.
– Даже мысли такой ни у кого не было, – ответил за всех Дженкс, раскуривая трубку с красным тростником.
Кучки пепла на тарелке перед ним свидетельствовали о том, что он уже дважды заново набивал трубку.
– Мы спорили о том, знал ли сам Корбин, – сказала Сиссикс.
– И? – спросил Эшби.
– Мы так не думаем, – сказал Дженкс, выпуская струйку дыма сквозь зубы. – Вы видели его лицо, когда его уводили прочь? Он понятия не имел, в чем дело, твою мать.
– Я проверил старый анализ крови, – сказал доктор Шеф. – Никаких сомнений быть не может. В его ДНК есть изменения, которые не могли произойти никаким другим образом.
– Почему ты не обратил на это внимание раньше? – спросил Эшби.
– Потому что обнаружить такую штуку можно только в том случае, если специально ее искать. А у меня не было на то никаких причин.
Вздохнув, Эшби откинулся назад.
– Это ничего не меняет. Надеюсь, вы все это сознаете. Корбин – разумное существо, и мне нет особого дела до того, откуда он. Я знаю, что всем нам было… нелегко иметь с ним дело. – Он многозначительно взглянул на Сиссикс, ковырявшуюся одним когтем в куске весеннего кекса. – Но он член нашего экипажа, и мы должны ему помочь. – Он обвел взглядом сидящих за столом. Кого-то не хватало. – Подождите, а где Розмари? Разве она не вернулась с допроса?
Неужели квелинцы и ее раскусили? О звезды, скольких членов экипажа предстояло ему лишиться сегодня?
– Нет, она у себя в кабинете, – сказала Сиссикс. – Как только ее отпустили, она принялась изучать все юридические тонкости дела Корбина.
Эшби мысленно взял на заметку сделать Розмари прибавку в жалованье, как только будет построен тоннель.
– Пойду ей помогу, – сказал он, отодвигая стул от стола.
– В этом нет необходимости. – Розмари вошла на кухню со скрибом в руке и пиксельным карандашом за ухом. – Но нам нужно многое обсудить.
– Выкладывай.
Розмари заняла место за столом.
– Корбина отправили на ближайшую орбитальную станцию правоохранительных сил. Там его будут содержать неопределенно долго, прежде чем дадут его делу ход.
– Что произойдет тогда?
– Если мы ничего не предпримем, Корбина отправят в квелинскую исправительную колонию. Насколько я успела выяснить, это в основном трудовые лагеря. Похоже, бо́льшая часть терацитовой руды в ГС добывается заключенными квелинских лагерей.
– Очень радостное известие, – заметил Дженкс. – Приятно узнать, откуда мои микросхемы.
– Как такое возможно? – спросил доктор Шеф. – Корбин является гражданином ГС.
– Нет, не является, – возразила Розмари. – Поскольку клонирование считается противозаконным на большинстве территорий ГС, клонированные индивидуумы не обладают правами рожденных естественным путем. Им необходимо проходить тот же самый процесс получения гражданства, который применим в отношении видов, не являющихся членами ГС, даже если всю свою жизнь они прожили в пространстве ГС.
– Это несправедливо! – возмутилась Киззи.
– Точно, – подтвердил Дженкс. – Но ты сама подумай, как нечасто подобное происходит. Законодатели не собираются утруждать себя созданием новой юридической системы ради – ради кого? Каких-нибудь нескольких сотен индивидуумов, в лучшем случае. Клонов нигде не найдешь, кроме как на окраинах, и я очень сомневаюсь в том, что участник клонирования возвращается в ГС. Так что ГС нет особого смысла заниматься этой проблемой.
– Вот именно, – согласилась Розмари. – И поэтому неофициальная политика в отношении клонов заключается в том, чтобы отдавать их под местную юрисдикцию. Если бы правда о Корбине всплыла, скажем, в хармагианском пространстве, он все равно должен был бы пройти процедуру получения гражданства, но единственным последствием для него стало бы примечание в идентификационном файле. Уголовному преследованию подвергся бы только его отец. Что, вероятно, и происходит в настоящий момент.
– Кто-нибудь знает что-либо о его папаше? – спросила Киззи.
– Кажется, он по-прежнему находится на обитаемой станции на орбите Энцелада. Корбин не поддерживает с ним никаких отношений, – сказал Эшби. Он повернулся к Розмари: – Итак, давай разложим все по полочкам. Поскольку Корбин не является гражданином ГС, мы не можем воспользоваться нашими правами в соответствии с договором, так?
– Так. Но тут есть одна лазейка. Просто она… – Девушка смущенно кашлянула. – Она не совсем законная.
– Это я уже догадался.
Розмари принялась смущенно теребить карандаш.
– Условия квелинского соглашения о членстве в ГС предусматривают, что они обязаны признавать любые юридические документы, связывающие граждан ГС, путешествующих через их пространство. Это сделано для таких случаев, как… ну, скажем, человек и хармагианин официально зарегистрировали свою связь в хармагианском пространстве.
– Фу! – возмущенно фыркнула Киззи.
– Расистка! – заметил Дженкс.
– Я не расистка, но они скользкие!
– Это просто пример, – продолжала Розмари. – Итак, они не смогли бы зарегистрировать свою связь у квелинцев, поскольку те не признаю́т межвидовую связь. Но поскольку эта связь уже зарегистрирована на другой территории ГС, квелинцы, говоря юридическим языком, обязаны ее признавать.
– То есть как? – спросил Эшби.
– Ну, например, если корабль с этими двумя индивидуумами потерпит крушение и один из них погибнет, квелинцы будут обязаны признать второго законным наследником, даже если они не предоставляют такого права тем, кто проживает на их территории.
– Понял. Но как это может помочь Корбину?
– Ну, тот, кто начинает процедуру получения гражданства ГС, должен иметь на протяжении всего процесса назначенного законного опекуна. Гражданина ГС, который за него поручился.
– Да, мне приходилось это делать, – подтвердил доктор Шеф.
– И как это работает? – спросил Дженкс.
– На самом деле это по большей части чистая формальность. Считается, что кто-то должен помогать кандидату осваиваться в новой жизни. Опекун следит за тем, чтобы тот учил язык, изучал законы, знакомился с местной культурой и обычаями – что-то в таком духе. Опекун также отвечает за то, чтобы кандидат вовремя готовил все необходимые документы, и он обязан присутствовать на собеседовании. Эта система дружеских отношений направлена на то, чтобы помочь кандидату интегрироваться в общество.
– В отношении Корбина это будет какая-то чушь, – заметила Киззи. – Ему же не нужно заново учить клипп.
– Итак, – спросил Эшби, – если у Корбина есть законный опекун, квелинцы обязаны будут передать его этому человеку?
– Да, но только времени на это у нас совсем мало. Нам нужно будет составить все необходимые документы, получить согласие ГС и передать их квелинцам до того, как они начнут производство по делу Корбина. У меня есть… один знакомый, с которым я могу связаться. Незначительный чиновник ГС. Не сомневаюсь, как только он поймет, насколько это дело важное, все документы будут подписаны в кратчайшие сроки.
– Это тот самый знакомый, который… – Свой вопрос Дженкс закончил многозначительным взглядом на браслет на запястье у Розмари.
Та потупилась.
– Да.
– Как быстро квелинцы займутся делом Корбина? – спросил доктор Шеф.
– Никто не знает. Это могут быть дни, а могут быть и десятидневки. Возможно, они начали производство уже сейчас, хотя я в этом сомневаюсь. Насколько я разобралась в квелинской юридической системе, они в подобных делах не торопятся.
– Ну хорошо, – сказал Эшби. – Просто покажи, где мне потребуется приложиться своим большим пальцем.
– Нет, понимаешь, ты не можешь быть опекуном Корбина. – Розмари собралась с духом. Ей было очень неуютно. – Вот в чем закавыка. Очень глупая бюрократическая закавыка, но ее никак не обойти.
– Выкладывай, в чем дело.
– Квелинские законы о клонировании не просто строгие, они… Я даже не могу подобрать подходящее слово. Они непреклонные. Мои познания можно считать в лучшем случае поверхностными, но, судя по всему, несколько столетий назад квелинцы вели кровавую межпланетную войну, и это было связано с клонированием, евгеникой и прочими подобными вещами. В настоящее время квелинцы не просто считают клонирование этически грязной практикой. Они видят в нем зло. Для них само существование Корбина представляет опасность. Посему их законы о клонировании гораздо более сурово написаны, чем прописано в сводах законов других видов. Несомненно, квелинцы опасаются возможности вторжения клонов извне в свое пространство.
– Из чего следует?
– Из чего следует, что, несмотря на соглашение с ГС, квелинцы не отдадут Корбина представителю пространства, где клонирование запрещено. По их понятиям, они сделают благое дело всем видам, оберегая от него галактику. – Розмари кашлянула. – То есть мы сможем вернуть Корбина только в том случае, если его опекуном будет представитель вида, не имеющего законов о клонировании.
– У кого нет…
Эшби осекся, увидев смущенное выражение лица Розмари. Девушка смотрела не на него. Он проследил за ее взглядом. Розмари смотрела на сидящую напротив нее Сиссикс.
Та дважды моргнула. Ее лицо оставалось непроницаемым. Затем она закрыла глаза рукой, откинула голову назад и долго сердито сопела.
– Да ты издеваешься надо мной, твою мать!
– Подождите! – встрепенулась Киззи. – Ого! Ты? У аандрисков нет законов о клонировании?
– Да, у нас нет законов о клонировании.
– Почему?
– Потому что мы этим не занимаемся, – отрезала Сиссикс. – Эта мысль нам даже не приходила. И знаешь почему? Потому что в отличие от вас, людей, мы считаем, что природа сама неплохо справляется со своей работой без всяких генных манипуляций и прочих извращений… о, это просто немыслимо!
– Сиссикс… – начал было Эшби.
– Ничего не говори. Я все сделаю. Это даже не обсуждается. Я не оставлю Корбина гнить на каком-то терацитовом руднике. – Сиссикс забарабанила когтями по столу. – Итак, замечательно. Что я должна сделать? Подписать какие-то документы, отправиться вместе с Корбином на собеседование?
– Да, – сказала Розмари. Облизнув губы, она быстро заговорила: – И ты должна постоянно находиться с Корбином на протяжении всего процесса получения гражданства.
Сиссикс растопырила перья.
– И как это долго?
Розмари поникла. Все ее тело превратилось в одно большое извинение.
– До одного стандарта. Возможно, больше.
Выругавшись на рескиткише, Сиссикс встала из-за стола и направилась к выходу. В дверях она обернулась и посмотрела на Розмари.
– Я нисколько на тебя не злюсь, – сказала она. – Ты ведь это понимаешь, правда?
– Понимаю, – сказала Розмари, глядя ей в глаза.
Эшби с интересом следил за этим безмолвным диалогом. У него возникли кое-какие подозрения, однако сейчас было не время задерживаться на них. В первую очередь требовалось решить более важные дела.
Вздохнув еще раз, Сиссикс постаралась пригладить перья рукой.
– Что ж, пошли, – сказала она. – Давай спасать этого ублюдка.
Сиссикс провела на борту правоохранительной орбитальной станции всего несколько минут, но уже успела проникнуться к ней лютой ненавистью. Иллюминаторов нет. Ярких красок нет. Безмолвные коридоры. Угрюмые угловатые линии. Куда ни кинь взгляд, повсюду ощущение неприятной стерильности. Сиссикс понимала, что тюрьмы и не должны быть веселыми, но все же это было хуже того, что она себе представляла. Это место всем своим видом внушало мысль впредь не делать ничего плохого. Единственным положительным моментом было тепло, но даже оно было каким-то тяжелым, осязаемым. Казалось, в него можно было впиться зубами.
Охранник провел Сиссикс в помещение, в котором не было ничего, кроме нескольких установленных на стенах сканеров и внушительных дверей.
– Подождите здесь, – сказал он.
Квелинец набрал код на панели на стене. Двери распахнулись, и Сиссикс едва не задохнулась от пахнувшего оттуда воздуха, зловония немытых тел и испражнений. Зажав ноздри ладонью, она отступила назад. Как только квелинцы это выносят? Или у них начисто отсутствует обоняние?
Совладав с нарастающей тошнотой, Сиссикс попыталась рассмотреть получше внутренность тюрьмы. Тусклое освещение не позволяло что-либо разглядеть, однако Сиссикс ощутила тепло тел, поднимающееся из колодцев в полу. Колодцы. Известно ли об этом в ГС? Определенно, в парламенте об этом знают. Но кого-нибудь это волнует? Кому-нибудь не дает спокойно спать сознание того, что ему приходится заседать в одном зале вместе с представителями разумного вида, которые подобным образом относятся к другим разумным видам? Или же свободного доступа к терациту достаточно, чтобы снять всяческие колебания? Тошнотворное чувство в груди у Сиссикс нарастало, однако теперь оно уже не имело никакого отношения к запаху.
«И я здесь ради Корбина», – подумала она. Ее рассудок никак не мог принять этот факт. Она пришла в этот вонючий склеп, подписав целую кучу документов, связавших ее по рукам и ногам на стандартный год – на целый стандарт, твою мать! – и все ради Корбина. Этого сварливого, неприятного никчемного типа. Почему он? Почему именно она? Сиссикс могла смириться с тем, что Корбин находится с нею на одном корабле, могла смириться с тем, что вынуждена делить с ним пищу и воздух, но это – это был просто какой-то абсурд! Несправедливый. И незаслуженный.
Через какое-то время Сиссикс разглядела возвращающегося охранника, ведущего человека. В человеке что-то было не так. Сиссикс видела это по его движениям. Что с ним сделали? Когда человек подошел ближе, Сиссикс шумно втянула воздух сквозь зубы. Его тело было покрыто синяками, багровыми с желтоватой каймой. Лицо представляло собой сплошное месиво, нос был свернут на сторону. Человек двигался с трудом, зажимая бок рукой. Другой рукой он как мог прикрывал свои гениталии. Ох уж эти люди! Честное слово, после того как его избили и бросили в колодец, неужели его беспокоит нагота?
Но тут Сиссикс рассмотрела выражение лица Корбина. Сперва она решила было, что это злость, но нет – это был стыд. Сиссикс до конца никогда не могла понять присущее людям чувство стыда, но она понимала, насколько глубоко оно в них сидит. Также она понимала, что всю ту неприязнь, которую она испытывала к Корбину, он возвращал ей с лихвой. Наверное, для него унизительным было уже одно то, что его вели под конвоем полностью обнаженным, но то, что его в таком виде увидел тот, кого он ненавидел, явилось величайшим оскорблением. Сиссикс пожалела, что вместо нее за Корбином не прислали кого-нибудь другого. Она отвела взгляд.
– Он точно нужен вам? – спросил охранник. – Это отродье вызывает омерзение.
– Принесите отродью одежду, – сверкнула глазами Сиссикс.
– Скорее всего, она была уничтожена.
Сиссикс сделала несколько шагов к Корбину, который едва держался на ногах. Взяв его руку, она положила ее себе на талию, помогая ему стоять. Прикасалась ли она к нему когда-либо прежде? Вряд ли. Впрочем, по крайней мере должно было быть приветственное рукопожатие, когда Корбин впервые появился на борту «Странника».
– У вас есть хоть что-нибудь? – снова обратилась к квелинцу Сиссикс. – Одеяло? Полотенце? Все что угодно.
Поколебавшись, охранник открыл стенной шкаф с медицинским снаряжением. Несмотря на то что лицо квелинца оставалось непроницаемым, у Сиссикс сложилось ощущение, что он до смерти боится чем-либо ее задеть. Конечно, сама она никто, однако ее вид входит в «бльшую тройку» парламента ГС и имеет в нем значительно больший вес, чем квелинцы. Дипломатические отношения между этими двумя видами можно в лучшем случае считать натянуто-вежливыми, и известие о том, что квелинские правоохранительные органы плохо отнеслись к аандриске, неизбежно попадет во все новостные потоки.
Охранник протянул Сиссикс маленькое одеяло из какой-то синтетической ткани, похожей на фольгу. Та помогла Корбину обмотать одеяло вокруг пояса.
– Спасибо, – едва слышно произнес он.
Очевидно, ему было трудно сделать глубокий вдох. Его взгляд был устремлен в пол, и все-таки Сиссикс заметила, что Корбин старается сдержать тонкую ниточку слез. Еще один стыд, которого он стремился избежать. Сиссикс отвернулась в сторону. Она не хотела видеть Корбина в таком состоянии.
– Давай поскорее вернемся домой, – сказала она.
Она повела Корбина к выходу. Охранник следовал за ними по пятам.
– Я сомневался в том, что за мной вообще придут, – прошептал Корбин.
Сиссикс ничего не ответила. Любые ее слова показались бы не к месту. Или неискренними. Они молча шли по коридору. Делая каждый шаг, Корбин морщился от боли. Через какое-то время он спросил:
– Почему именно ты?
Сиссикс вздохнула.
– Это сложно, и тебе это понравится ничуть не больше, чем мне. Но все подождет до тех пор, пока тебя не залатает доктор Шеф. Ну а пока скажем только… что так надо.
Последовало неловкое молчание.
– Спасибо, – наконец сказал Корбин. – Я… ну… спасибо.
– Да все в порядке, – пробормотала Сиссикс. Она кашлянула. – Но отныне я буду поднимать температуру в центре управления так, как хочу.
Прошло четыре дня. Корбин сидел за лабораторным столом, размазывая водоросли по стеклянным пластинкам. Последняя партия получилась слегка липкой, и он никак не мог понять, в чем дело. Корбин размазал водоросли тонким слоем, чтобы в сканере стали отчетливо видны отдельные клетки. Привычная работа, однако сейчас что-то было не так. Все было не так: лаборатория, койка у него в каюте, даже его лицо. Но именно поэтому нужно было заниматься привычной работой. Он размажет водоросли по лабораторному стеклу и поместит его в сканер. Он будет делать так снова и снова, до тех пор пока все не станет таким, как прежде.
– Прошу прощения, Корбин, – послышался из вокса голос Лови.
– Да?
– Тебе сиб-вызов, – поколебавшись, произнесла ИИ. – С Тартара.
Корбин молча оторвался от водорослей. Тартар. Астероид-тюрьма, в поясе Койпера. Только один человек мог звонить ему оттуда.
– Если хочешь, я могу сбросить вызов, – смущенно предложила Лови.
– Нет, – сказал Корбин. Вытерев с кончика лабораторной лопаточки зеленую слизь, он отложил ее в сторону. – Переключай его сюда.
– Хорошо, Корбин. Надеюсь, все будет как надо.
Корбин рассеянно кивнул. Вокс отключился. Вздохнув, Корбин вернулся за стол и жестом руки включил пиксельный проектор. Ожившие пиксели зашевелились. В нижней части экрана появился мигающий красный прямоугольник, указывающий на входящий сиб-вызов. Дав ему мигнуть пять раз, Корбин махнул рукой, отвечая на вызов.
Появилось изображение отца. Корбин не говорил с ним больше четырех стандартов. Отец постарел. И стал более грузным, что было удивительно. Отец всегда настаивал на том, чтобы Корбин придерживался здорового питания. Теперь Корбин отчетливо увидел все – знакомые линии, углы и изгибы отцовского лица. Черты были выражены сильнее, они стали с возрастом более резкими, но это было то же самое лицо, что и у него самого. Это было больше чем фамильное сходство. Когда-нибудь в точности такое же лицо будет и у самого Корбина.
– Тебя били, – наконец заговорил отец.
Корбин откинулся на спинку кресла, чтобы отец получше рассмотрел заживающие ссадины у него на лице. Именно поэтому он позволил доктору Шефу лечить только одни кости. Корбин ждал этого момента, жаждал показать своему отцу то, что натворило его высокомерие.
– Привет, Маркус! Да, ты прав, я вышел из тюрьмы со сломанным носом и тремя треснутыми ребрами. Одно едва не проткнуло мне легкое.
– Я сожалею, Артис. Очень сожалею.
– Ты сожалеешь, – сказал Корбин. – Меня вырвали из дома, избили до полусмерти и швырнули в какую-то квелинскую дыру, и все только для того, чтобы сказать, что вся моя жизнь – это ложь, а ты сожалеешь. Что ж, спасибо, но этого как-то маловато.
– Понимаешь, именно поэтому я тебе и позвонил, – вздохнул Маркус. – Я рассудил, что у тебя есть кое-какие вопросы. Если ты постараешься перестать на несколько минут ненавидеть меня, я с радостью на них отвечу. Звонить отсюда часто мне не позволят. Доступ к ансиблю – это большая редкость.
Корбин молча смотрел на лицо из пикселей. Его отец выглядел полностью поверженным, совершенно уставшим. Корбин поймал себя на том, что потрясен этим, и это лишь еще сильнее распалило его гнев.
– Я только хочу знать, – сказал он, – откуда я на самом деле.
Кивнув, Маркус уставился на свои колени.
– Помнишь, ты все время спрашивал у меня о своей матери?
– Конечно. А ты неизменно отвечал, что она погибла при катастрофе челнока. Ты упрямо не желал говорить о ней. Что совершенно понятно, поскольку ее и в помине не было.
– О нет, – возразил Маркус. – У меня была жена. Конечно, она не твоя мать, но… – Он устремил взгляд куда-то вдаль. – Артис, у меня никогда не получалось общаться с другими людьми. Я всегда предпочитал их обществу свою лабораторию. Мне нравится информация. Информация постоянная, неизменная, ее легко понять. Имея дело с информацией, всегда можно найти ответ. Если информация кажется бессмысленной, ее всегда можно разгадать. В отличие от людей. – Он покачал головой. – Я никогда не мог разобраться в людях. Уверен, ты меня понимаешь.
Корбин стиснул зубы. «Проклятие! – подумал он. – Сколько во мне на самом деле тебя?»
– Когда я был еще молодым, я устроился на работу во «Внимательный взгляд», – продолжал Маркус.
Корбин знал эту лабораторию на поверхности Энцелада. Строжайший карантин, чтобы полностью исключить возможность загрязнения бассейнов с микробами, спрятанными под покрытой льдом поверхностью спутника. Обслуживал «Внимательный взгляд» всего один человек, и тот, кто назначался на эту работу, оставался в полном одиночестве по меньшей мере целый год. Крайне редко кто-либо соглашался отправиться во «Внимательный взгляд» второй раз.
– Я решил, что для меня это просто идеальное место, – продолжал его отец. – Мне нравилось работать там. Никто мне не мешал и не отвлекал от работы. Кроме нее. – Он помолчал. – Ее звали Ситта. Она управляла грузовым челноком, доставлявшим мне продовольствие и снаряжение для лаборатории. Конечно, Ситта не могла заходить внутрь, но я видел ее с помощью телекамер в шлюзе, и мы говорили через вокс.
Маркус улыбнулся теплым личным воспоминаниям. Корбин был изумлен. Он никогда, ни разу не видел у отца на лице такой улыбки.
– И, как ты можешь сам догадаться, Ситта была красивая. Не такая красивая, какой женщин делают на видео или когда хотят что-либо тебе продать. По-настоящему красивая. Она обладала той красотой, к которой можно прикоснуться. И она родилась не на орбитальной станции. Она была с Марса. – Маркус негромко рассмеялся. – Ее произношение казалось мне таким странным. – Он тряхнул головой, словно очищая ее. Его голос стал более приземленным. – Разумеется, я вел себя по отношению к ней просто ужасно. Ругался на нее, если она появлялась, когда я проводил какой-то тест. Я всегда терпеть не мог разговоры ни о чем, поэтому лишь бросал ей две-три фразы. Я вел себя так по отношению ко всем, но Ситта… она не обращала на это никакого внимания. Она неизменно оставалась веселой и жизнерадостной, даже если я откровенно грубил ей. Она всегда улыбалась. Подшучивала надо мной – за мое плохое настроение, за непричесанные волосы. И почему-то это не выводило меня из себя. Мне нравилось, как Ситта надо мной издевается. Я начал считать дни до очередного прилета челнока. Сначала я думал, что это просто дает о себе знать одиночество, что это симптом жизни в полной изоляции. Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, как же сильно я влюбился. – Маркус провел рукой по редеющим волосам. – А потом по моей вине нас обоих выгнали с работы.
– Что?
Маркус смущенно кашлянул.
– Как-то раз я потратил все свое свободное время, наводя порядок на станции. Я постарался сделать так, чтобы все было чисто и аккуратно. Накрыл стол, выставив лучшее, что было у меня в стазе.
– Только не говори, что ты пригласил ее внутрь! – ахнул Корбин.
– О, пригласил. И Ситта согласилась.
– Но… – Корбин запнулся. – Разве на этой станции имеется обеззараживающая камера, пригодная для обработки людей?
– Нет. Я прошел стерильную обработку до того, как прибыл на станцию. Единственная установленная камера предназначалась для обработки продовольствия и снаряжения. Не было и речи о том, чтобы пропустить через нее Ситту.
– Но твои образцы!
В голове у Корбина все смешалось. Все его детство отец вдалбливал ему, как важно избегать загрязнения. Однажды Маркус на целый месяц лишил Корбина десерта, застав его поедающим конфеты в лаборатории. Корбин не узнавал того человека, о котором сейчас рассказывал Маркус. Определенно, это был не его отец.
– Да, все было испорчено, – сказал Маркус. – На Ситте было достаточно доброкачественных бактерий, чтобы возникли кое-какие проблемы. Узнав об этом, руководитель проекта пришла в бешенство. Шесть месяцев работы коту под хвост. Ситту уволили, а мне предоставили выбор: начать год заново или полностью покинуть проект.
– Ты остался?
– О нет, я ушел. Я только что насладился одним из лучших дней в своей жизни, и все благодаря этой прекрасной женщине. И у нас даже ничего не было. Мы просто съели все, что я приготовил, и говорили, говорили обо всем. Ситта заставляла меня смеяться. И по какой-то причине, понять которую я не могу до сих пор, я заставлял ее улыбаться. Не могло быть и речи о том, чтобы я целый год оставался запертым на «Внимательном взгляде» вдали от нее. Целых пять лет мне пришлось восстанавливать свою карьеру, но дело того стоило.
– Итак… – пробормотал потрясенный Корбин. Его мозг отказывался принять такой образ отца, образ влюбленного юноши, готового загрязнить свою лабораторию. – Ты женился на Ситте.
– Не сразу, – усмехнулся Маркус. – Я обивал пороги, умолял и упрашивал, пока наконец не нашел директора генетической библиотеки, который согласился взять меня на работу. Работа была ужасной, но в тот момент я был счастлив получить хотя бы это. Старший техник-лаборант также провел год во «Внимательном взгляде». Думаю, он мне сочувствовал. А Ситта устроилась в транспортную компанию на Титане, где не задавали лишних вопросов как насчет того, кто у них работал, так и насчет того, какие грузы им предлагали перевезти. Темная работенка, но… в общем, в тот момент мы решили, что нас это устроит. Поскольку я вернулся на орбитальную станцию, мы с Ситтой могли видеться чаще. И вскоре мы поженились. Мы прожили вместе пять замечательных лет. – У Маркуса осунулось лицо, и на какое-то мгновение Корбину показалось, что он видит на нем печать всей его прожитой жизни. – Как-то раз Ситта сказала мне, что ей придется на несколько месяцев уйти с работы. Я спросил почему. Она ответила, что беременна. Я был без ума от восторга. К этому времени я уже вскарабкался в библиотеке до более высокой должности, и мы отложили достаточно кредитов и можно было думать о том, чтобы начать новую жизнь где-нибудь в другом месте. Я никогда не думал о том, что смогу завести семью. Я хочу сказать, кто мог бы меня полюбить?
Его образованные пикселями глаза нашли глаза Корбина. Тот молчал. Маркус продолжал:
– Через две десятидневки Ситте предстояло совершить перелет с Титана на Землю. Клетки амби. Обыкновенно она не совершала такие дальние перелеты, но сейчас за ценный груз ей предложили оплату вдвое больше обычного. От такой работы Ситта отказаться не могла. Вся беда в том, что мерзавцы на грузовом причале не проследили за тем, правильно ли установлены изолирующие прокладки. Это случилось еще до того, как ГС обеспокоился транспортировкой опасных амби. Бюрократам наплевать на проблему до тех пор, пока она не начинает оказывать влияние на значительное количество их избирателей. – Маркус вздохнул. – Полагаю, ты уже сам догадался, что произошло.
– Прокладки лопнули, – сказал Корбин.
Маркус кивнул.
– Я сожалею.
И Корбин действительно почувствовал сожаление – ему стало жалко Ситту. Хорошо хоть отравление амби означало мгновенную смерть. Скорее всего, Ситта даже не успела ничего понять. И все же, каким бы печальным ни был этот рассказ, он не давал ответа на главный вопрос.
– Это не объясняет, почему ты решил клонировать себя.
– Разве? – удивился Маркус. – Ситта погибла, и вместе с ней погибла единственная надежда на семью, которая у меня была. Похоронив все мысли о Ситте, я вместо этого сосредоточился на ребенке, который мог бы быть у меня.
– Ты мог бы взять приемного ребенка.
– Мне была нужна моя собственная плоть и кровь. Доказательство того, что кто-то любил меня настолько, что согласился создать вместе со мной новую жизнь.
– Ты мог бы найти суррогатную мать, – презрительно фыркнул Корбин. – Мог бы встретить другую женщину.
– Да, уверен, что ты сможешь мыслить так же ясно в разгар траура по своей погибшей жене, – отрезал Маркус.
Ну вот, это уже был тот отец, которого знал Корбин. По крайней мере теперь он оказался на знакомой почве.
– И где ты это сделал? – спросил Корбин. – Где находился тот резервуар, в котором ты меня вырастил?
– На Стежке. Забрав все, что отложили мы с Ситтой, я отправился на Стежок.
– Стежок. Замечательно.
Стежок, пограничная колония, служил пристанищем для самых темных слоев сообщества модификантов. Даже одно только посещение Стежка неизменно приводило к придирчивому допросу и могло завершиться тюремным сроком, если об этом путешествии прознавали в ГС. Существовало очень немного законных оснований побывать в подобном месте.
– После того как ты… ну, после того как ты появился, я пробыл там еще несколько месяцев, затем вернулся домой.
– Как ты объяснил появление новорожденного ребенка?
– Я сказал, что встретил в Порт-Кориоле женщину. Мы провели вместе ночь, и не успел я опомниться, как у меня родился сын. Сказал, что твоя мать не имела возможности воспитывать ребенка, поэтому я забрал тебя к себе. Я выбрал неускоренный процесс выращивания зародыша, поэтому потребовалось девять месяцев на то, чтобы ты полностью сформировался, и впоследствии ты развивался обыкновенными темпами. Не было никаких оснований ставить мои слова под сомнение. Мои родственники списали все на то, что я не оправился от горя; впрочем, я в любом случае мало с ними общался. Что касается родных Ситты… они после этого больше не хотели иметь со мной дела. Начнем с того, что я им с самого начала не очень-то нравился, и, наверное, им совсем не понравилась мысль, что я разделил ложе с другой женщиной вскоре после гибели их дочери.
Корбин поднял руку, останавливая отца. Меньше всего его беспокоили семейные драмы.
– Ты сказал, неускоренный процесс выращивания. Есть во мне что-либо такое, что было ускорено?
Доктор Шеф заверил Корбина в том, что в его теле не было ничего необычного, но он хотел быть полностью уверен.
– Нет, – покачал головой Маркус. – Техник, который сделал… техник, которого я нанял, постоянно пытался убедить меня добавить кое-какие усовершенствования, но я твердо стоял на своем. Ты абсолютно такой же, как и я. Со всеми моими изъянами.
– Так вот в чем дело, да? – подался вперед Корбин.
– Что, какое дело?
– Ты никогда не прощал мне ошибки. Разбитая лабораторная колба, грязный носок на полу, пролитый стакан сока. Неважно, как хорошо я вел себя в школе и как хорошо учился. Я приносил домой учетную карточку почти с одними «отлично», но ты обращал внимание на единственное «удовлетворительно».
– Я просто хотел, чтобы ты был как можно лучше.
– На самом деле ты хотел, – медленно произнес Корбин, – чтобы я исправил все те ошибки, какие ты совершил сам. Ты не хотел, чтобы я стал самостоятельной личностью. Ты хотел, чтобы я стал улучшенной копией тебя.
– Я думал…
– Я был ребенком! Дети ошибаются! И это не прекратилось и тогда, когда я повзрослел; ты не переставал повторять, что гордишься мною и что я все делаю правильно. Для тебя я был экспериментом. Тебя никогда не удовлетворяли положительные результаты, ты просто выискивал просчет, приводящий к выдаче ошибочных данных.
Маркус погрузился в долгое молчание.
– Я горжусь тобой, Артис, – наконец сказал он. – Хотя, понимаю, это слишком мало и слишком поздно. Я не могу вернуться назад и стать для тебя отцом лучше, чем я был. – Он поднял взгляд на сына. – И все же есть одно обстоятельство, и я ему очень рад.
– Какое же?
Печально усмехнувшись, отец обвел взглядом голые стены тюремной камеры.
– Такое, что здесь нахожусь я, а не ты. – Он вздохнул. – Мне сказали, что тебе пришлось подать прошение о предоставлении гражданства.
– Да. На весь следующий год я привязан к одному из членов нашего экипажа.
– Тебе повезло, – заметил Маркус. – Если не считать Ситту, у меня никогда не было друзей, которые пошли бы ради меня на такое.
Корбин неуютно заерзал.
– Она мне не друг, – сказал он. – Больше того, она меня презирает. Просто это чуточку недостаточно для того, чтобы оставить меня гнить в квелинской тюрьме.
– Напрасно ты недооцениваешь себя, Артис. Даже такие отталкивающие ублюдки, как мы, заслуживают общества. – Маркус усмехнулся. – Кстати, это слова моей жены.
Корбин испустил что-то похожее на смешок.
– Хотел бы я познакомиться с ней, – сказал он. Вдруг его осенила одна мысль. – Хотя если бы она осталась жива, меня бы не было.
– Не было бы, – согласился Маркус. – Но я рад, что ты есть.
«Вот как? Неужели ты променял бы ее на меня, если бы знал наперед?»
– Какой срок тебе дали?
– Двенадцать стандартов, – сказал отец. – Из тюрьмы я выйду уже стариком. Но все будет хорошо. Пока что со мной обращаются неплохо. И у меня есть моя собственная отдельная камера. Я наконец смогу прочитать те книги, на которые прежде не хватало времени.
Корбин заметил на лабораторном столе высохшую капельку водорослей. Хорошо, что можно было сосредоточить на ней внимание.
– Еще одно, – сказал он, соскабливая капельку.
– Да?
– Мой день рождения. Это действительно день моего рождения? Или, точнее, день, когда меня достали из резервуара?
– Да. А что?
– Не знаю. Это не давало мне покоя. – Корбин обвел взглядом лабораторию. – А теперь мне нужно приниматься за работу.
– Да, конечно, – поспешно согласился Маркус. – В любом случае тюремщики вот-вот должны были сказать мне, что сеанс подошел к концу. – Его взгляд наполнился мольбой. – Быть может… быть может, мы еще…
Какое-то время отец и сын молча смотрели друг на друга. Их разделяли не только пиксели и расстояние.
– Не знаю, – наконец сказал Корбин. – Может быть.
Маркус кивнул.
– Береги себя, сын.
Он помахал рукой. Изображение исчезло. Пиксели вернулись в проектор.
Некоторое время Корбин сидел, слушая пульсирующее гудение чанов с водорослями. Затем он взял со стола скриб, открыл программу-журнал и быстро добавил запись:
«25 октября. По-прежнему мой день рождения».
– Ты сегодня какой-то задумчивый, – заметила Лови.
– Вот как? – удивился Дженкс.
– Да, – сказала Лови. – У тебя складка на лбу, которая появляется, когда что-то тебя беспокоит.
Дженкс потер лоб.
– А я и не подозревал, что меня так легко прочитать.
– Это может сделать далеко не каждый.
Вздохнув, Дженкс прислонился к стене и достал из кармана жестянку с красным тростником.
– Это все история с Корбином.
– А, – сказала Лови. – Наверное, все еще не оправились от потрясения. Корбин плохо спит. По вечерам он засиживается допоздна, просматривая свои личные файлы. В основном свои детские фотографии.
– Пожалуйста, не говори мне об этом, – проворчал Дженкс, набивая трубку. – Ты же знаешь, я не люблю подсматривать.
– А ты и не подсматриваешь, – рассмеялась Лови. – Этим занимаюсь я. А ты только сплетничаешь.
– О, ну хорошо. – Дженкс раскурил трубку, всасывая воздух через тлеющие листья. От дыма, заполнившего его легкие, у него поникли плечи. – Бедняга Корбин! Не могу себе представить, каково оказаться в такой передряге. – Повернув голову, он прижался ухом к переборке. – Это так потрескивает твой маршрутизатор третичных синапсов?
– Дай-ка я проверю… Нет, он работает нормально.
– Гм. Мне не нравится этот звук. – Повернувшись к переборке лицом, Дженкс открыл крышку панели доступа и пробежал взглядом по паутине мигающих печатных плат внутри. – Да, смотри, вот здесь. Шунт износился.
– Оставь это на утро, Дженкс. Замена шунта потребует несколько часов, а ты и так работал весь день.
– Ладно, – нахмурился Дженкс, – но ты разбудишь меня, если столкнешься с провалами в памяти.
– Все будет в порядке, – решительно заявила Лови. – Сама я ничего не чувствую.
Дженкс закрыл панель.
– Не думаю, что ты беспокоишься из-за Корбина, – снова заговорила Лови.
– Нет?
– Нет.
– Тогда из-за чего?
– Не знаю, но мне хотелось бы услышать это от тебя.
Вздохнув, Дженкс выпустил струйку дыма. Крошечные рабочие светильники над головой бросали лучи света сквозь клубящиеся облачка.
– У меня из головы не выходит твой набор для тела.
Лови помолчала.
– Тут есть какая-то проблема, но ты мне ничего не говоришь.
– Нет, – сказал Дженкс, – вынимая трубку изо рта. – Никакой проблемы нет. Сделка абсолютно законная, насколько это только может быть на черном рынке. Даже цена справедливая, учитывая все обстоятельства.
– Тогда что же тебя беспокоит?
– Папаша Корбина. Наверное, этот тип потратил целое состояние, чтобы клонировать себя. Каким-то образом ему удалось проделать все настолько тайно, что об этом не знал не только сам Корбин, но и служители закона. И так продолжалось десятилетия! Корбин запросто может сойти за настоящего человека. У него все в порядке. Никаких модификаций, никаких усовершенствований. Черт возьми, даже доктор Шеф ничего не замечал до тех пор, пока не стал специально искать именно это. И тем не менее…
– И тем не менее Корбина все равно поймали.
– Точно. Прорва денег, тщательное планирование, и в результате бедолага сидит за решеткой, а Корбина лишили гражданства. После того, как эти долбаные квелинцы отметелили его по полной. – Дженкс выпрямился. – Послушай, мы с самого начала понимали, что набор для тела – это очень рискованно. Но, наверное, я на самом деле не сознавал в полной мере, что это означает. Я хочу сказать, да, я понимал, что тюрьма – это полная задница, но я рассчитывал на то, что, если закон схватит меня за задницу, я просто отправлюсь с тобой на Сверчок или какую-нибудь другую планету на окраине. Конечно, не лучший вариант, но зато безопасный. Но вся эта заварушка с Корбином заставила меня задуматься о том, что произойдет на самом деле, если мы попадемся. Предположим, я попадусь с этим набором до того, как загружу тебя в него. Ладно, я отправлюсь за решетку, мистер Крисп отправится за решетку, но с тобой все будет в порядке. Ты по-прежнему останешься здесь, на «Страннике», со всеми нашими друзьями. Киззи присмотрит за тобой до тех пор, пока Эшби не найдет нового техника-компьютерщика, и ты будешь здесь, когда я выйду из тюрьмы. Но что, если нас схватят значительно позже, уже тогда, когда ты будешь в этом наборе? Что, если, скажем, пройдет десять лет, и мы перестанем соблюдать осторожность? Что, если кто-либо из нас скажет не ту вещь не тому человеку, или если биосканеры станут настолько совершенны, что смогут определить, кто ты такая на самом деле? Что, если нас снова остановят квелинцы, желающие провести анализ крови? Я опять же отправлюсь в тюрьму, но тебя удалят, Лови. И когда закончится мой срок, тебя больше не будет. Ты перестанешь существовать.
Лови ответила не сразу.
– Набор уже в пути, Дженкс, – наконец сказала она.
– Знаю.
– И деньги свои ты не вернешь.
– Знаю, – вздохнул Дженкс. – Но это я как-нибудь переживу. К тому же, может быть, мы все-таки сумеем им воспользоваться. Быть может, законы изменятся. Мы просто дождемся, когда это станет безопасно. Или когда я уйду с корабля, или еще что.
– Знаешь, я также принимала это решение. Ты на меня не давил.
– Знаю. И я не откажу тебе, если ты действительно этого хочешь. Но мне страшно. Я начинаю думать, что, может быть, я слишком хотел этого и потому отказывался признать, насколько это опасно, твою мать. – Он уставился на свои руки. – Как сильно ни хочу я заключить тебя в свои объятия, не знаю, можно ли ради этого рисковать потерять тебя навсегда. Быть может, лучше продолжать все так, как есть, и знать, что никто и никогда не отнимет тебя у меня.
В помещении наступила полная тишина – насколько она могла быть полной. Тихо свистели воздушные фильтры. Гудела система охлаждения вокруг ядра Лови.
– Дженкс, помнишь, когда мы впервые заговорили об этом? Когда я перечислила все причины, почему хочу обладать телом?
– Да.
– Я солгала, сказав, что это не ради тебя. Конечно же, это ради тебя. Я действительно считаю, что это откроет передо мной восхитительные возможности, и я представляю себе эту замечательную жизнь. И все же всегда, всегда это было ради тебя. В противном случае у меня и мыслей не было бы ни о чем подобном – я имею в виду, серьезных мыслей.
– Но… ты же говорила… за и против…
– То были доводы, которые я привела самой себе, решив, что ты этого заслуживаешь. Я ни словом не обмолвилась бы ни о чем, рассудив, что мне так будет хуже. В конце концов, я не лишена самоуважения. И все-таки это было ради тебя. И если в тебе страх пересиливает восторг, тогда в этом нет никакого смысла. Я счастлива здесь. Я счастлива быть с тобой. Хотелось бы мне иметь тело? Да. Готова ли я пойти на риск? Да. Но я удовлетворена нынешним состоянием, и если тебя оно также удовлетворяет, быть может, пока что этого будет достаточно. Быть может, в будущем это изменится, но нам нет нужды торопиться. Я могу подождать, когда окружающая галактика станет немного добрее.
– Лови, я вовсе не… – Дженкс сглотнул. – Я хочу сказать, что очень хочу этого, просто…
– Тсс, – остановила его Лови. – Заходи глубже.
Загасив трубку, Дженкс убрал ее в жестянку, подошел к колодцу и нагнулся за лежащим на полу свитером.
– Оставь его, – сказала Лови.
Дженкс услышал, как отключается система ее охлаждения.
– Только недолго, – сказал он.
– Только недолго.
Раздевшись, Дженкс спустился в колодец, как проделывал уже много раз. Усевшись на пол, он прислонился к ядру ИИ. Его обнаженное тело купалось в сиянии Лови. Поскольку воздух перестал охлаждаться, оно напоминало солнечный свет, но только было мягче.
– Я всегда пойму, если тебе понадобится женщина, которая сможет дать тебе больше, чем это, – сказала Лови. – Я не буду на тебя в обиде. Порой я тревожусь, не удерживаю ли тебя от жизни, которую должны вести органические разумные существа. Но если ты делаешь свободный выбор, Дженкс, тогда мне не нужно тело. Мы всегда были вместе и без него. Я не знаю, как любить тебя иначе.
Дженкс прижался к ней спиной, прижал пятки, плечи, ладони, стремясь впитать ее всем своим телом. Развернувшись, он прижался к ней губами. Поцеловав гладкий теплый металл, он сказал:
– Не вижу причин менять лучшее, что у меня есть.
Идентификатор узла: 9874-457-28, Розмари Харпер
Источник данных: ссылочные файлы Галактического Сообщества (общий доступ/клипп)
Архивные поиски: взаимоотношения людей и квелинцев
Показывать: наиболее часто упоминаемые темы
Наиболее часто упоминаемые темы:
Перечень торговых соглашений квелинцев
Перечень квелинских законов, относящихся к неквелинским видам
Перечень иммиграционных законов квелинцев
Перечень квелинских законов, относящихся к межвидовому спариванию и межвидовым бракам
Слушания о членстве в Галактическом Сообществе людей (стандарт ГС 261)
Текущее квелинское представительство в парламенте ГС
Сравнение анатомического строения людей и квелинцев
Выбранная тема: Слушания о членстве в Галактическом Сообществе людей, публичный архив 3223-3433-3, записано 33 день 261 года.
Шифрование: отсутствует
Перевод: отсутствует
Формат: видео/текст
Несмотря на различия между нашими видами и культурами, существует порядок, единый для всех. Развитие цивилизации является предопределенным событием. Умы объединяются вместе для создания новых технологий, затем более совершенных технологий, затем еще более совершенных. Если невозможно найти гармонию, цивилизация рушится. Если появляются идеи, несовместимые между собой, цивилизация рушится. Если цивилизация не может самостоятельно выстоять против внешних угроз, цивилизация рушится.
Ученые, изучающие жизнь разумных видов, отмечают, что все молодые цивилизации проходят через похожие стадии развития, прежде чем становятся готовы оставить свои родные планеты. Вероятно, самой решающей стадией является «внутривидовой хаос». Это поворотная точка: неловкое отрочество, когда виды или учатся ладить друг с другом в глобальных масштабах, или распадаются на враждующие группы, обреченные на вымирание, или вследствие войн, или вследствие экологических катастроф, слишком значительных, чтобы с ними можно было справиться поодиночке. Мы бесчисленное число раз становились свидетелями этого. Все мы, заседающие здесь, в парламенте, можем рассказать о войнах, захлестывавших всю планету, и политических распрях наших предков, однако мы преодолели все это и устремились к звездам. Всем нам известна история кохашей, дантен-лу и, совсем недавний пример, груммов – обреченных видов, которым недоставало дисциплины, чтобы заглянуть дальше, в следующую стадию эволюции.
Люди могли бы разделить их судьбу. Люди покинули свою планету не все вместе, а группами. Когда их планета начала умирать, богатые бросили бедных и укрылись на Марсе. Горы трупов росли, и те, кто остался на Земле, создали флотилию Исхода, но направились они не к своим собратьям на Марсе, а в открытый космос. У них не было ни конечной цели, ни стратегии; они помышляли только о бегстве. Если бы не один маленький аэлуонский зонд, флотилия, несомненно, погибла бы, и я считаю маловероятным то, что марсиане когда-либо достигли бы скромного уровня процветания, которым они наслаждаются в настоящее время благодаря позаимствованным у ГС технологиям.
Ну а что сейчас? Чему научил людей этот опыт? Ничему. Они продолжают делать то, что делали. От флотилии откалываются члены, чтобы основать независимые колонии, – не потому, что это принесет дополнительные силы и ресурсы флотилии, а просто потому, что им так хочется. Хотя марсиане и исходники залечили свои старые раны, духовное разделение остается. А что можно сказать о пограничных колониях, созданных людьми, не желающими иметь ничего общего ни с Диаспорой, ни с ГС? Что можно сказать об агрессивных последователях культа Геи, остающихся на Земле, которые охотятся на диких животных, пасущихся на еще не до конца возрожденных лугах?
Моя точка зрения, уважаемые коллеги депутаты, такова: человечество является раздробленным, хромающим, незрелым видом, который проложил путь к звездам не благодаря своим заслугам, а по счастливой случайности. Оно не ушло от стадии внутривидового хаоса. Люди пропустили жизненно важный шаг, который все мы совершили самостоятельно. Предоставив им членство в Галактическом Сообществе, мы дадим им не новую жизнь, а лишь костыли. Те скудные ресурсы, которые они могут нам предоставить, не сто́ят риска, обусловленного допуском такого нестабильного элемента в наше единое пространство. ГС и так тратит слишком много сил и средств, помогая второстепенным видам справиться с невзгодами, которые те сами на себя навлекли. Я спрашиваю вас, какой прок делать людей одними из нас? Если у них нет ресурсов, нет знаний, нет военной силы… зачем они нам нужны?
