Глава 13

Александр Иванович приехал назавтра с бутылкой коньяка и тортом. Мы посидели, поговорили. Без особой душевности, но по-дружески. Я рассказал о себе.

– Хватка у тебя моя! – заключил отец. – За год в знаменитости пробился. Горжусь! Всем расскажу, какой у меня сын. Вот что, ребята. Как смотрите, если я переберусь к вам поближе?

– Это как? – спросил я.

– Продам дом в Речице и куплю другой, в пригороде Минска.

– Почему не в самом городе?

– Сложно, – махнул он рукой. – Я узнавал. Напрописывали людей в этих домах, возись с ними потом. Да и участки крохотные. Я люблю простор.

– А дом в Речице купят?

– Еще и спасибо скажут, – усмехнулся он. – Таких, чтоб с удобствами, мало, а деньги у людей есть – нефтяники. У нас дома стоят дороже, чем в Минске. Еще и выиграю.

– Работе не помешает?

– Кончилась моя работа, – ответил он. – У меня северный стаж, с ним на пенсию выходят в пятьдесят. Получать буду сто семьдесят рублей – северная надбавка. Можно и не работать, но я что-нибудь найду. Не привык сидеть сложа руки. Рублей триста в месяц, думаю, будет.

Я только головой покрутил. Триста рублей в месяц – большие деньги по нынешним временам. Мало кто получает больше. Академики, профессора, крупные партийные чиновники… Отдельные представители литературы и искусства тоже.

– Будем рады! – сказал я.

Отец заулыбался. Переночевав у нас, он уехал. А я, отправив «Экстрасенса» в Москву, сел за стихи. Покопавшись в памяти, выбрал с десяток. Лиля перевела их на белорусский. Получилось неплохо. Она отнесла подборку в «Маладосць». Вернулась радостной.

– Меня попросили почитать, – рассказывала за ужином. – Потом повели к главному редактору. Ему тоже читала. А они все: «Талент! Талент!» Прямо неловко…

Я пожал плечами. Ничего удивительного в том, что Лилю приняли восторженно, нет. В ней распознали свою. Во-первых, стихи я отобрал соответствующие: о любви к Родине, деревне, природе. Во-вторых, биография у супруги типичная для молодого белорусского поэта. Детство в деревне, филфак университета, стихи… Со временем даже термин появится – «филологическая поэзия». Это о мальчиках и девочках, шагнувших в литературу со студенческой скамьи. Раннее признание сыграет в их жизни дурную роль. Поэту так же, как и прозаику, необходим жизненный опыт. А где он у вчерашних студентов? Вот и будут мучиться, понимая, что небольшой запас исчерпан. Кто-то ударится в формализм, кто-то запьет, кто-то покончит с собой. Литература – вещь жестокая.

– Это надо отпраздновать! – сказал я…

В конце октября я отправился в Москву получать премию. Дипломы, нагрудные знаки и конверты с деньгами нам вручал в здании ЦК ВЛКСМ первый секретарь Тяжельников. Перед этим лауреатов попросили расписаться в ведомости. Не жалко. Пусть премия и невелика – всего 2500 рублей, но для этого времени это деньги. Еще более ценен статус лауреата. С ним легче открывать двери в редакции и издательства. Это немедленно подтвердилось. На банкете в честь награжденных ко мне подошел немолодой мужчина с открытыми залысинами над высоким лбом.

– Позвольте вас поздравить! – сказал, чокнувшись с моим бокалом своим. – Я Сергей Наровчатов. Слыхали о таком?

– Конечно! – кивнул я. – Ваши книги «Необычное литературоведение» и «Атлантида рядом с тобой» читал взахлеб. Невероятно интересно!

– Приятно слышать, – улыбнулся он. – Не ожидал, что так популярен у молодежи. Хочу поговорить с вами, как главный редактор «Нового мира». Почему вы не отдали «Черного лебедя» нам?

– Постеснялся, – признался я. – Такой авторитетный журнал! А я кто?

– Мы печатаем и начинающих, – возразил он. – Разумеется, не всех. Но вашу повесть взяли бы. Ладно, это дело прошлое. Не укорять вас подошел. Есть что-нибудь новенькое?

– Закончил повесть, – сказал я. – Отдал в «Юность».

– Опять! – покачал головой он.

– Так это фантастика, – поспешил я. – Вы такое не печатаете.

– Почему? – удивился он. – Фантастика фантастике рознь. Гоголь тоже фантаст. Придумать, что нос покинет лицо чиновника и отправится гулять по Петербургу… – Он улыбнулся. – А «Вий», «Ночь на хуторе»? Фантастика. Ладно, отдали так отдали. Но следующую вещь – нам! Договорились?

– Да! – пообещал я.

Вечером я пересказал этот разговор Дине Аркадьевне.

– Хитрый он, Сергей Сергеевич! – заключила она. – И враль. Не взяли бы они «Лебедя», не их это вещь. А подошел к тебе потому, что прочел «Экстрасенса». Понял, что журнал с ним из рук будут рвать.

– Как прочел? – удивился я. – Повесть не опубликована.

– Копии по Москве ходят, – вздохнула она. – Кто-то из редакции тайно перепечатал – и пошла гулять. Теперь не остановить. Ох, Сережа, будут у тебя проблемы!

– В связи с чем?

– Впечатлил людей твой герой. Нам уже звонят и просят свести с автором. Думают, что ты о реальном человеке написал. Знаешь, сколько людей страдает от неизлечимых болезней? Они за призрачную надежду цепляются.

Я завис. На «Экстрасенса» у меня был расчет. Время чумаков с кашпировскими еще не пришло, и я собирался снять сливки с темы. Понимал, что люди могут заинтересоваться «Экстрасенсом», потому и перенес действие за границу. Ищи его там! Но автор-то здесь…

В конце 1980-х газета, в которой я работал, опубликовала статью о бабке-целительнице. Тема упала на благодатную почву – Чумак с Кашпировским уже гремели. Бабку пригласили в клинику – проверить ее невероятные способности. Десятки дипломированных врачей наблюдали, как старушка машет руками над больными. С таким же успехом это мог делать любой дворник, что испытания и подтвердили. Бабка не смутилась. Заявила, что во всем виноваты врачи – давали больным лекарства. А эта «химия» мешает воздействию биополя.

Процесс освещался в прессе. Как водится, поверили не врачам, а бабке. В стране случился дурдом. Бабка жила в деревне. Но там соседи весьма критически отнеслись к целительству односельчанки. Бабка перебралась в Минск, где жила у знакомых. Позже она купит в столице квартиру, но пока было так. Адреса ее обитания продавали за 50 рублей. Какое-то время бабка жила у моего друга – фотокорреспондента. На тот период выпал его день рождения. Мы с супругой отправились в гости. Саша жил на пятом этаже «сталинки». Широкая лестница, просторные площадки перед квартирами… Все это было заполнено людьми. Они стояли плечо к плечу. Мы объяснили, зачем и к кому идем. Нас пропустили. В квартире именинника было многолюдно. С Сашей мы корешались давно, я знал его родню и друзей, но половину гостей видел впервые. Не только я. Жена Саши растерянно тормошила его в кухне:

– Кто эти люди? Я их не знаю!

– Не важно! – отвечал Саша. – Они хорошие…

Мы сели за стол, накрытый в зале. Комната располагалась против входной двери. Когда припоздавший гость входил в квартиру, толпа на лестничной клетке видела пьющих и жующих гостей. Я долго не мог забыть их взгляды. Эти люди, так же как половина гостей Саши, ждали бабку. У кого-то болели дети, кто-то мучился сам. Но бабка в тот вечер не появилась – заночевала в другом месте…

– Может, сопроводить повесть предисловием? – спросил я Дину Аркадьевну. – Пусть врач напишет, что экстрасенс и его лечение – это авторский вымысел. Что нужно верить не в чудеса, а в советскую медицину.

– Хм! – проронила моя покровительница. – Это мысль. Но не предисловие, а послесловие. Попросим кого-либо из знаменитостей: Углова или Амосова. Не согласятся – кого-нибудь еще.

На том и порешили. На вокзал я отправился довольный. Зря. Возраст не всегда добавляет человеку мудрости. В справедливости этого суждения я убедился скоро…

Лиля понимала, что ей необыкновенно повезло. Дело было даже не в том, что она жила в просторной, богато обставленной квартире, не нуждалась в деньгах и одевалась с иголочки, то есть шила наряды в ателье. Рядом с ней теперь был любимый человек. Умный, талантливый, чуткий. Он любил ее и защищал.

В детстве, когда ее обижали, Лиля бежала к отцу. Большой и могучий, он сажал свою любимицу на колени, гладил по головке и утешал. Лиле становилось спокойно и хорошо. Повзрослев, она стала стесняться выказывать чувства, но потребность в защитнике не исчезла. И вот теперь он у нее появился – сильный, мудрый, уверенный в себе. Он оградил ее от ломившихся в дверь съемной квартиры алкоголиков. Охранял от волнений и ненужных забот. Занимался домашней работой. Стирал их вещи в машине, убирался в квартире, готовил еду. Лилю это смущало. Она пробовала это сказать, но Сергей отмахнулся:

– Ты на работе, а я дома. Почему б не сделать?

– Тебе нужно писать! – возразила Лиля.

– Так я и пишу, – улыбнулся он. – Когда руки заняты, голова хорошо варит. Домашний труд монотонный, думать не надо. Я работаю, а сам сочиняю. Хорошо ведь получается?

Возразить было нечего. Однако Лиля никому не говорила, что муж помогает ей по дому, – даже родным. Засмеют. Летом они поехали отдыхать к ней в деревню. Загорали, купались, ловили рыбу. Вернее, ловил Сергей. Он вырезал прут орешника, привязал к нему леску, крючок и поплавок. Затем натаскал из воды песка, разгреб и выбрал из него розовых червячков. Насаживая их на крючок, заходил по пояс в реку и ногами баламутил речное дно. В эту муть и забрасывал снасть. Поплавок почти сразу нырял. Сергей подсекал и вытаскивал пескаря. За час он наловил их большой кукан.

– Зачем столько? – удивилась Лиля.

– Увидишь! – подмигнул он.

Дома он почистил и выпотрошил рыбу. Мелочь отдал кошке. Та встретила их еще на улице и орала дурным голосом, пока ей не выделили долю. Нажравшись, кошка разлеглась на солнце и заурчала, как трактор «Беларусь». А Сергей попросил у Лили большую сковороду, нагрел ее на газу, плеснул подсолнечного масла и выложил обваленных в муке пескарей. Когда те подрумянились, перевернул и залил сметаной. К тому времени вернулись с работы родители и братья. Семья села за стол. Сергей гордо водрузил на него сковороду с рыбой.

– Угощайтесь!

Родители переглянулись. Пескарей в деревне не ели. Их ловили мальчишки – котам. Отец первым нацепил на вилку коричневую тушку и отправил в рот. Прожевав, одобрительно гмыкнул и подхватил другую. Его примеру последовали остальные, в том числе Лиля. Прожаренные до коричневой корочки, сдобренные мукой и сметаной, пескари оказались чудо как хороши. Они хрустели на зубах и растекались во рту мягким вкусом. Сковородка опустела вмиг.

– Где навучывся? – спросил отец.

– От матери, – ответил Сергей. – Летом сбегаю на речку, наловлю пескарей, мать зажарит – вот и ужин. Мы тогда бедно жили.

Отец поперхнулся, глянул на мать, та шмыгнула в комнату и принесла бутылку.

– Адразу бы так, – проворчал отец. – Гость у хате…

Но Лиля поняла, что ему неловко. Затронул то, что нельзя. Вечером она с родителями сумерничала в доме. Сергей с братьями вышел во двор – учить их приемам.

– Трымайся гэтага хлопца, – сказала мать. – А то звядуць.

– Пусть только попробуют! – вспыхнула Лиля. – Ноги переломаю!

– Мая дачка! – захохотал Вацлав. – Але маци слухай. Дзетак вам треба завесци. Ад дзетак не пойдзе.

– Ходзяць! – не согласилась мать.

– Гэты – не! – покрутил головой отец. – Ня той чалавек. Я гэта зразу зразумев.

– Ну вас! – сказала Лиля. – Нашли о чем говорить! Ни к кому Сергей не уйдет. Он меня любит…

Однако разговор она запомнила. Лиля осознавала, что счастье мало найти, его нужно удержать. Поэтому делала все, чтобы быть полезной. Правила тексты, перепечатывала их, набивала на машинке под диктовку. Как бы ни уставала на работе, но садилась и работала. Он это видел и ценил. Кончив диктовать, снимал ее, умученную, со стула, сажал себе на колени и гладил по спинке. Лиле становилось необыкновенно хорошо – как тогда, с отцом. Она ощущала исходившую от него нежность. Это было даже приятней, чем в постели. Нет, там было хорошо, да что говорить, просто замечательно. Но нежность – лучше.

По возвращении из Москвы Сергей закатил банкет. Стол накрыли в кафе Дома литераторов. Шампанское, коньяк, икра, красная рыба… Горячих блюд подали три перемены. Гостей пришло много. Часть из них Лиля знала – заочно, конечно. Творчество этих людей изучали в университете. И вот сейчас эти живые классики говорили теплые слова ее мужу, пожимали ему руку, поднимали бокалы за его успех. Сергей благодарил, а потом вдруг попросил Лилю прочитать свои стихи.

– Ты что?! – испугалась Лиля.

– Давай! – подмигнул он.

– Не саромтесь! – поддержал его Максим Танк.

Лиля справилась с волнением, встала и прочла.

– Добрые вершы! – похвалил Максим Танк. – Вось яны якие, Дэвойно! Муж талент, и жонку сабе такую жа абрав. Друкавалась дзесь?

– Аднесла ў «Маладось», – призналась Лиля.

– Надрукуюць! – кивнул поэт. – А там, глядзи, и сборник выйдзе.

– Амаль гатовы! – сообщил Сергей. Он, как все присутствующие, говорил на «мове».

– Нясице яго на секцию, – сказал Максим Танк. – Абсудзяць и дадуць рэкамендацию для выдавецтва.

– Дзякуй! – поблагодарила Лиля.

Гости разошлись только к закрытию кафе. Выглядели они довольными – угостили их знатно. Официант принес счет. Глянув на цифру, Лиля почувствовала себя плохо. Почти тысяча рублей! Но Сергей молча достал кошелек и расплатился.

– Не жалей! – успокоил ее позже. – Деньги мы заработаем. А эти на дело пошли. Тебя сам Танк одобрил и благословил. Его слышали и намотали на ус. Так что будет тебе и книга, и членство в Союзе.

– Так это ты для меня сделал? – догадалась Лиля.

– Не только, – сказал он. – Премия Ленинского комсомола – хороший повод. Следовало отблагодарить людей. За то, что в Союз приняли и с квартирой помогли. Да и в будущем хорошие отношения не помешают. Нас запомнят. Здесь не принято отмечать премии с такой помпой. Я имею в виду за свой счет. – Он рассмеялся. – Белорусы – народ прижимистый, копейку ценят, поскольку она им тяжко дается. Ладно, любимая. Предлагаю взять отпуск от писательства. Будем лениться целый месяц. Согласна?

– Да! – сказала Лиля.

Этот месяц она запомнила как сплошной праздник. Они ходили в кино, театры, посещали выставки и музеи. Побывали и на балете. В Большом шел премьерный показ «Сотворения мира» Андрея Петрова. В кассах билетов не было, но Сергей достал их через Союз писателей.

Прежде Лиля не бывала в оперном. Поэтому с любопытством рассматривала мраморные лестницы, колонны, лепные потолки. Сергей сразу потащил ее в буфет.

– Здесь вкусно кормят! – объяснил ей. – Нам лучше перекусить сейчас. В антракте не пробьемся – очереди.

Они съели по удивительно вкусному мороженому, запили его кофе-гляссе и пошли в зал. Места им достались хорошие, в партере. Сергей купил у служительницы программку, пробежал глазами список исполнителей.

– Хороший состав! – заключил довольно. – Будет интересно.

Прозвенел третий звонок, в зале мягко погас свет. Дирижер в оркестровой яме занял место у пюпитра, взмахнул палочкой. Полилась музыка. Половинки тяжелого занавеса поползли в стороны.

Спектакль захватил Лилю. Балет она смотрела впервые и опасалась, что ничего не поймет. Оказалось, ничего сложного, все ясно и наглядно. Она перестала тревожиться и наслаждалась танцем.

В антракт они вышли в фойе. Неожиданно к ним подошел молодой и чуть полноватый мужчина.

– Сергей Александрович? – обратился он к мужу. Тот кивнул. – Я Валентин Елизарьев. Рад видеть вас на спектакле.

– А я – с вами познакомиться! – заулыбался Сергей. – Не ожидал, что меня здесь знают.

– Вы достаточно известны в определенных кругах, – засмеялся Елизарьев. – Я имею в виду балетных. Но, если честно, мне требовались места из квоты Союза писателей. Их не всегда выбирают, а у меня просили билеты. Позвонил в Союз, ответили: Девойно купил. Я понял, что это вы. Читал вашу повесть. А в журнале – фотография. По ней и узнал.

– Будете меня ругать? – сощурился Сергей.

– Почему? – удивился Елизарьев. – Вы все правильно написали. Таких, как ваша Алла, в балете хватает. Мне повесть понравилась. Наши писатели балет как-то не жалуют, а тут еще читать интересно. Я и книгу вашу купил. Не откажетесь дать автограф?

– С удовольствием! – сказал Сергей.

– Тогда встречаемся после спектакля. У меня к вам разговор.

– Кто это? – спросила Лиля, когда Елизарьев ушел.

– Балетмейстер. Он поставил спектакль, который смотрим.

– Такой молодой? – удивилась Лиля.

– Он гений. Легенда белорусского балета.

Лиля только головой покачала: надо же. И такие люди ищут знакомства с ее мужем! Он у нее тоже талант, хотя не любит, когда это говорят.

Елизарьев, как договаривались, встретил их после спектакля и отвел к себе в кабинет. Там выставил на стол коньяк, тарелку с бутербродами, рюмки. Разлил по ним коричневую жидкость, они чокнулись и выпили.

– Есть предложение, – сказал Елизарьев, – поставить «Черного лебедя» у нас. Что скажете?

– Умоляю! – Сергей прижал руки к груди. – У Захарова в Ленкоме на сцене балерины танцуют. А у вас? Главный герой будет изображать страсть с гаечным ключом в руках?

Елизарьев захохотал.

– Признаюсь, того же мнения, – сказал, отсмеявшись. – Но мне предложили, поэтому и спросил. Как бы ни нравилась мне ваша повесть, но ставить ее… Вводить в ткань спектакля сцены из «Лебединого озера»? Глупость! Спасибо, что поддержали. Я могу сослаться на ваши слова?

Сергей кивнул.

– Замечательно! – Елизарьев вынул из ящика стола книгу. – Пожалуйста.

Сергей вытащил из кармана ручку, раскрыл книгу и стал писать. Лиля скосила взгляд. «Гордости и славе белорусского балета Валентину Елизарьеву от его преданного поклонника, автора этой книги, на добрую память». Сергей поставил дату и расписался.

– Польстили! – заметил Елизарьев, прочтя надпись. – Прямо уж «гордость». Да еще и «слава».

– Это правда, – ответил Сергей. – Поверьте писательской интуиции.

– Кстати, – сказал Елизарьев, отложив книгу. – Вы хорошо разбираетесь в балете – до мельчайших деталей. У нас даже думали, что писал свой. Откуда знаете?

– У меня есть знакомые в труппе, – сказал Сергей. – Но кто они, не скажу.

– А я и не спрашиваю! – заверил Елизарьев. – Расскажу историю. Номер «Юности» с «Лебедем» в театре зачитали до дыр. Некоторые обиделись на автора, подняли шум. Секретарь парткома предложил написать жалобу в ЦК. Я был против, но меня не слушали. Жалобу сочинили, стали собирать подписи. В разгар этого действа на съезде КПСС выступает Брежнев…

Елизарьев сделал паузу.

– И что? – поторопил его Сергей.

– Жалобу секретарь жег в туалете, пепел спускал в унитаз.

Теперь захохотал Сергей. Елизарьев поддержал.

– К слову, – балетмейстер сделал загадочное лицо, – некоторые молодые балерины выражали желание свести с автором «Лебедя» близкое знакомство. Дескать, замечательно понимает душу актрисы.

– Не говорите этого при моей жене! – закрутил головой Сергей. – Не то ваши балерины получат травмы, несовместимые с танцем.

Засмеялись все, в том числе Лиля.

– Приятно было познакомиться! – Елизарьев пожал им руки. – Заходите. Если будут трудности с билетами, вот! – Он протянул листок с записанным номером телефона.

Сергей поблагодарил, и они откланялись. К себе доехали на такси – попалось свободное.

– Почему ты не захотел ставить «Лебедя»? – спросила Лиля в квартире.

– Ничего бы не вышло. Балет – это зрелище. Поэтому самые востребованные спектакли – сказки и легенды. Балет невозможен без музыки. А кто станет ее писать к идеологической чепухе?

– У тебя хорошая повесть, – не согласилась Лиля.

– Но для балета не годится. Поэтому Елизарьев склонял меня отказаться. Видимо, ему позвонили сверху и надавили. Я уважаю этого человека, поэтому не хочу создавать ему трудностей. Нам с тобой грех жаловаться: «Лебедь» дал нам столько, что хватит его щипать. Пусть улетает.

– Он мне нравится, – сказала Лиля.

– А «Экстрасенс»?

– Это совсем другое. Я его недавно перечитала. И вновь мурашки по коже. Ты вправду не умеешь лечить?

Он развел руками.

– Иногда мне кажется, что ты знаешь все. Но почему-то скрываешь.

– Во многой мудрости много печали, – вздохнул он. – Не всегда знание несет радость.

– Ты не уйдешь от меня к какой-нибудь балерине?

– С чего вдруг? – удивился он.

– Балетмейстер сказал: они тобой интересуются.

– Мало ли!

– После публикации «Экстрасенса» о тебе заговорит страна. Дина Аркадьевна это предсказала, да и я чувствую. Многие красивые женщины захотят быть с тобой. Те же актрисы. Кто я против них?

– А вот это зря! – сказал Сергей. – Ты говорила о моем знании. Его преимущество состоит в том, что не будешь менять золото на блестящие побрякушки. Это мне нужно бояться. Вот станешь поэтессой и членом Союза писателей и бросишь меня. Найдется кто-нибудь более успешный и богатый.

– Что я, дура? – обиделась Лиля. – А если найдется, ты нанесешь ему травмы, несовместимые…

– С творчеством? – предположил он. Они засмеялись. Сергей обнял ее.

– Удивительно, – сказал, чмокнув ее в носик. – Чем больше мы вместе, тем крепче тебя люблю. Странно, да?

– Ничего странного, – ответила Лиля, вернув поцелуй. – Так и должно быть.