Глава 12

В августе вышла моя книга. Я съездил в Москву, откуда привез авторские экземпляры и оставшуюся часть гонорара. «Лебедя» выпустили массовым тиражом – «Молодая гвардия» держала нос по ветру. В результате автору заплатили 200 процентов гонорара при ставке 300 рублей за лист. Невзрачная книжка в бумажном переплете принесла свыше шести тысяч рублей! За вычетом ранее выплаченного аванса и налогов в руки упало больше трех тысяч. Хо-хо!

Я вернул тестю долг, мы купили стиральную машину, обставили мебелью мой кабинет, повесили люстры, шторы. Гостиную украсил цветной телевизор «Рубин-714». Стоил он целое состояние – шестьсот рублей, но все равно продавался по очереди. Десять процентов сверху решили вопрос. Денег было не жалко – телевидение в СССР хорошее. Масса интересных, развивающих передач. «Клуб путешественников», «Очевидное – невероятное», «В мире животных», «Кинопанорама»… Это в моем времени телевизор превратится в зомбоящик, делающий из людей дебилов.

Несмотря на траты, денег осталось вагон. Счет в сберкассе пополняли отчисления от спектаклей. Премьеру в Ленкоме зрители встретили благожелательно, и, к моему изумлению, пьеса давала сборы. Спектакль повезли на гастроли. Почувствовав запах денег, оживились другие театры. Пьесу ставили, впрочем, немногие. Спектакль сложный. В Ленкоме на сцене танцевали настоящие балерины. Где взять их в областном городе? Марк Анатольевич рассчитал точно. Балерины в спектакле исполняли танец маленьких лебедей, главная героиня – фуэте. Хитовые номера из «Лебединого озера». Остроумно решил Захаров и проблему главной героини. Балерина выходила на сцену в черной полумаске. С одной стороны, это избавляло зрителя от когнитивного диссонанса: драматическую часть роли играла другая актриса. Одновременно это усиливало негативный образ «черного лебедя». Гений, что скажешь?

Мы с Лилей побывали на премьере. По окончании спектакля меня пригласили на сцену и представили публике. Я кланялся, зрители хлопали, но шквал оваций достался артистам. Я тоже аплодировал от души. Сделать из дерьма конфетку… Вот где настоящие таланты! Глаза Лили блестели, в течение спектакля она не выпускала моей руки. После премьеры нас пригласили на банкет. Здесь моя половинка и вовсе потеряла дар речи. «Какие люди в Голливуде, сплошные звезды, а не люди…» Я едва привел ее в чувство. Объяснил, что эти «звезды» танцевали и страдали на сцене, потому что мы (я специально выделил это «мы») сочинили пьесу. Не было бы ее, кто бы аплодировал? Эта простенькая мысль поразила Лилю. Она даже отказалась от намерения взять автографы у «звезд». И правильно. Сдались нам их подписи! Солить их, что ли?

Я продолжал собирать плюшки. В прихожей нашей квартиры появился телефон – единственный в доме. АТС Юго-Запада еще строили, номера были жутким дефицитом. Но письмо за подписью Максима Танка на имя министра связи сыграло роль. Представляю, как матерились связисты, получив указание сверху! Звиняйте, хлопцы, но мне телефон нужен для дела, а не деревенские новости подругам рассказывать.

Сознательно или нет, но подлянку связисты бросили. Номер нам дали от бывшего домоуправления. Теперь нам звонили жильцы, требуя починить кран или проводку. Некоторые отказывались верить, что это квартира, и грозили жалобой. В ответ я предлагал посылать ее в трех экземплярах – туалетная бумага в стране в дефиците. Почему-то этот аргумент оказывался действенным – на другом конце провода бросали трубку. Но на смену одним больным приходили другие.

Звонок разбудил меня в восемь утра. Матерясь, я метнулся в прихожую. Такой сон обломали! Накануне я работал до трех ночи – «Экстрасенс» выходил на финишную прямую. Лили не было – ушла на работу, и аппарат трезвонил.

– Алло! – раздался в наушнике женский голос.

– Это не домоуправление! – рявкнул я. – Комитет государственной безопасности БССР. Мы определили номер вашего телефона. Диктуйте сообщение!

На другом конце провода послышалось растерянное дыхание.

– Я набирала номер писателя Сергея Девойно… Не туда попала?

– Туда, – вздохнул я. – Извините за глупую шутку, но реально достали. Мой номер некогда принадлежал домоуправлению.

На том конце провода рассмеялись.

– Вам «ха-ха», а мне спать не дают, – обиделся я. – Работал допоздна, только прилег.

– Это вы извините меня, – сказала женщина. – Не утерпела, позвонила рано. Хотелось быть первой. Меня зовут Ядвига Юферова, я собственный корреспондент газеты «Комсомольская правда» по Белоруссии. Хочу взять у вас интервью.

– В честь чего? – удивился я.

– Вашу книгу выдвинули на соискание премии Ленинского комсомола. Вчера пришло сообщение. Я нашла ваш номер через Союз писателей.

Оп-па! Теперь ясно, почему так спешили в издательстве. В ЦК ВЛКСМ «Лебедя» заметили, но давать премию за журнальную публикацию не кошерно. Нужна книга. Успели, но в последний вагон. Премии Ленинского комсомола присуждают в октябре. Обычно за публикации прошлого года, но «Лебедь» в «Юности» вышел в 1975-м. Хитропопые ребята, эти комсомольцы, вывернулись. И перед партией прогнутся, и правила не нарушат.

– Приятно слышать, – сказал я. – Разумеется, с удовольствием побеседую с корреспондентом любимой газеты. Где и когда?

– Если можно, у вас дома. Интересно посмотреть, где работает известный писатель. Я возьму фотокора. Не возражаете?

– Да хоть телегруппу! – сказал я.

Она вновь засмеялась.

– Будем через час.

Я положил трубку и отправился приводить себя в порядок. Ядвига с фотографом прибыла точно в назначенное время. Через порог шагнула молодая, стройная и очень красивая женщина. Глаза умные. Пока гости ехали, я покопался в памяти. Юферову я знал. В той жизни она сделает блестящую карьеру. Из Минска переедет в Москву, станет заместителем, затем – первым заместителем главного редактора «Комсомолки». С развалом Союза не пропадет. Заслуженный работник культуры Российской Федерации, академик Академии российской прессы, почетный гражданин родного города… В моем времени националисты будут ворчать: дескать, «империя» высасывала кадры из республик. А США? Они как? СССР, по крайней мере, тратил на образование и воспитание этих специалистов немалые средства. А сколько платили американцы? Халявщики… У националистов в отношении собственной страны черно-белое зрение. Цветным оно становится при виде звезд на флаге в красно-белую полоску…

Ядвига с ходу подтвердила первое впечатление.

– Вы знаете, что на вас обижены в Большом театре?

– У нас вообще страна обиженных, – парировал я. – Стоит написать или снять правдивый фильм о педагогах, обижаются учителя. Затронешь врачей, обидятся медики. В моем случае возмущены балеруны. Встречный вопрос: те из них, кто сбежал на Запад, подвергались преследованиям в СССР?

Ядвига подумала и покрутила головой.

– Вот! Что бы там они ни говорили «голосам»… У них было все: слава, деньги, квартиры, поклонники. Но им было мало, хотелось больше. В принципе, нормальное желание. Но на Западе, чтобы пробиться в звезды, нужно платить. За обучение, продюсирование и так далее. Сначала вкладываешь, потом получаешь. А сколько потратили на свое продвижение «бегуны» из СССР? Ноль. Здесь их нашли, помогли раскрыть талант, создали условия для творчества. В ответ получили плевок в лицо. Мерзость даже по западным меркам.

– А вы интересный человек, – сказала Ядвига.

– К другому вы бы не приехали.

– Пожалуй, – согласилась она. – Расскажете о себе? Как стали писателем, над чем работаете сейчас?

– Не вопрос, – кивнул я…

В беседе я быстро перетащил инициативу на себя. Мне ли не знать, что нужно журналистам? Услышав про медаль, Ядвига подобралась. А когда сказал, за что наградили, глаза ее загорелись. Такой факт! Как он заиграет на газетной полосе! Меня попросили показать медаль. Я принес – жалко, что ли? Фотограф попросил положить ее на ладонь и так снял. На полосе, отведенной под интервью, впоследствии опубликовали два снимка: самого автора и его медали на ладони. Получилось трогательно. Ну, так «Комсомолка». Замечательная газета! Разумеется, нынешняя, а не из моего времени – желтая в полоску.

После беседы Ядвига умчалась: в Москве ждали интервью. Даже от кофе отказалась. Интервью «Комсомольская правда» опубликовала на следующий день. Предупрежденная мной Лиля купила несколько номеров. Текст вышел блестящим. Отличный язык, умные вопросы и не менее умные ответы. Прозаик Девойно предстал перед читателем образованным, смелым, любящим Родину молодым человеком. Удивительно зрелым для своих лет. Это Ядвига уловила с ходу. Ну, так за красивые глаза в Москву не сманивают…

Публикация имела неожиданные последствия. Мне пришлось выступать в трудовых коллективах. Правила требовали обсуждения общественностью выдвинутых на премию соискателей. Формальность, наверху уже все решено, но куда денешься? К тому же за выступления платили. Советская власть заботилась, чтобы писатели не нуждались. Есть Литфонд, куда издательства отчисляют процент от выпущенных книг. Богатейшая организация! У нее можно попросить (и получить!) материальную помощь. Та может составить тысячу и более рублей. Размер помощи зависит от близости писателя к литературному генералитету, но даже рядовому члену СП получить двести-триста рублей – запросто. А есть еще Всесоюзное бюро пропаганды художественной литературы с его отделениями в республиках. Оно организует встречи членов Союза с читателями. Писателям за это платят. Пять рублей за выступление – минимальная ставка. Маститым могут и червонец отвалить. Пять рублей в этом времени – дневной заработок молодого инженера. Желающих встретиться с писателями – море. СССР – самая читающая страна в мире. Есть школы и библиотеки, которым нужно отчитываться за проведенную работу. Писатели нарасхват, их всего-то триста человек на десятимиллионную БССР. Поэтому существует такое явление, как писательский чёс. Группа членов Союза – вместе веселее – выезжает в какой-нибудь райцентр. За счет Бюро, естественно. В районе их кормят, поят, возят по сельским клубам и библиотекам. Сказал пару слов – получи пять рублей! Не сказал – не важно, в путевке отметят. Окучили один район, переехали в следующий. За неделю легко можно заработать 150–200 рублей. В том времени я знал авторов, написавших одну-единственную книгу и живших за счет этих выступлений. Неплохо живших!

Вернувшись после очередной встречи с читателями домой, я увидел на коврике в прихожей незнакомые мужские туфли. Модные. Насторожившись, я шагнул в кухню. За столом пили чай Лиля и неизвестный мне мужчина лет пятидесяти. Увидев меня, он встал. Несколько мгновений мы рассматривали друг друга. У гостя было хорошо знакомое мне лицо. Так я буду выглядеть лет через тридцать. Догадку подтверждала «Комсомолка» с моим интервью, лежавшая на столе. Рядом стояла коробочка духов. Французские, похожие я дарил Лиле в день рождения. Я почувствовал, как к горлу подкатил комок.

– Здравствуй, сын! – вымолвил гость.

– Так! – сказал я. – Обулся, забрал духи – и вон отсюда!

– Сережа!.. – вмешалась Лиля.

– Не встревай! – рявкнул я.

Лиля всхлипнула и вылетела из кухни.

– Ну вот! – вздохнул гость. – Обидел девочку.

– Не твоя печаль. Вперед! Повторять не буду.

– С чего так?

– С чего?! – Я почувствовал, как меня затрясло. – Где ты был, такой красивый, когда мы с матерью считали копейки до зарплаты? Когда дети кричали мне: «Байстрюк!»? Когда, окончив школу с золотой медалью, я поступал на заочное отделение института, потому что мать не могла содержать студента? А?

– Я все объясню, – засуетился он.

– Нечего тут объяснять! Пока сын нуждался, был не нужен. Теперь, когда знаменит и богат, понадобился. Есть к кому присосаться и тянуть деньгу. Папашка…

– Ну, ты! – Он сжал кулаки.

– Драться полезешь? – хмыкнул я. – Не советую. Спецназ ГРУ. Отметелю и спущу по лестнице – пикнуть не успеешь!

– Ладно. – Он разжал кулаки. – Я уйду. Одна просьба. Посмотри сюда!

Он достал из кармана серенькую книжицу, раскрыл и протянул мне.

– Что это?

– Моя сберкнижка. Взгляни на сумму!

Я сфокусировал взгляд. Восемнадцать тысяч шестьсот пятьдесят два рубля. Однако…

– Выгляни в окно! – продолжил гость, спрятав сберегательную книжку. – У подъезда белая «Волга». Это моя. В Речице у меня кирпичный дом со всеми удобствами. Я буровой мастер, работаю на Севере. В месяц зарабатываю до тысячи рублей. Не нужны мне твои деньги!

– Тогда что нужно?

– С ходу не объяснишь…

– А ты попробуй! – предложил я.

Мы сели. Он устроился напротив.

– Столько лет готовился к этому разговору… – Он потер ладонью лицо. – А слов не найду.

– А ты попытайся!

– С Леной мы познакомились в санатории, – начал он. – Она приехала по профсоюзной путевке, я свою просто купил. Деньги уже тогда были. Она мне глянулась, да и я ей. Завязалось… Обычный курортный роман, никто никому ничего не обещал. Да и старше она была на пару лет… – Он помолчал. – Срок путевок кончился, мы разъехались. Адресами, правда, обменялись. Через год я получил письмо: «Если интересно, у тебя есть сын. Назвала Сергеем, отчество Александрович…»

Он вздохнул.

– Мое у тебя отчество, Сергей, меня Александром Ивановичем зовут. Я сразу поверил, что ты мой. У Лены я первым был. Понимал, чего она от меня ждет. Но к тому времени я был женат. Жена красивая, но стерва стервой. Письмо прочла, закатила скандал… – Он завозил пальцем по столу. – Словом, не откликнулся. Спохватился, когда развелись. Письмо Лене написал, но она не ответила. Поехал в Осиповичи. Она не стала со мной разговаривать. Просил разрешения помочь сыну, ответила, что не нуждается. Вот!

Он достал из кармана и выложил на стол несколько ветхих бумажек. Я подтянул их к себе. Корешки переводов. На каждом пометка «Адресат от получения отказался». А суммы! Пятьсот, тысяча рублей… Как же не хватало нам этих денег в то время! Эх, мама! Но кто я, чтобы тебя судить?

– Сохранил? – спросил я, придвигая корешки обратно.

– Сохранил, – кивнул он. – Я вообще аккуратный. Знал, что этот разговор когда-либо состоится. Решил ждать, пока повзрослеешь. Но потом закрутился. Вновь женился, очередной развод. Жена оказалась сучкой. Мы вахтовым методом работаем: два месяца на Севере, два – дома. Так она, пока я бурил, с любовниками крутила. У вахтовиков это беда, редкая ждет. Два года судились. Имущество пыталась оттяпать. Я адвоката хорошего нанял, тот доказал, что ее только тряпки в шкафу. Судья на мою сторону встала. В Речице, чтоб ты знал, я человек уважаемый. На городской Доске почета моя фотография висит. Награжден орденами Трудового Красного Знамени, «Знаком Почета», медалями… Когда спохватился, тебе уже двадцать. Поехал в Осиповичи. А в вашей квартире другие люди живут. Они сказали, что Лена умерла, а ты уехал неизвестно куда. Вроде как на Север.

– Сволочи! – Я грохнул кулаком по столу. – Менты поганые!

– Почему менты? – удивился он.

– Потом расскажу. Дальше!

– Пытался искать, слал запросы. – Он выложил на стол бланки ответов из адресных столов. – Весь Север прошерстил. Нигде не было Сергея Александровича Самца, тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года рождения. Подумать не мог, что ты в Минске. А тут возвращаюсь в Речицу, ребята показывают газету. «Глянь, Иванович, может, он? Лицом – в тебя, и отчество совпадает. Фамилию мог сменить». Парни знали, что я сына разыскиваю. Посмотрел – точно! Вылитый я в молодости. Приехал в Минск, взял справку в адресном столе, нашел дом. Здесь Лиля подтвердила, что ты тот, кого я ищу… – Он вновь помолчал. – Хорошую девочку ты выбрал, не то что я. Вот так, Сережа! Самому пятьдесят, семьи нет, две жены были, а детей не завел. Как-то не случилось. С одной стороны, не нуждаюсь, все есть, но с другой – родни никакой. Я ведь так же, как ты, сирота…

Он умолк, а я некоторое время думал, барабаня пальцами по столу. В той жизни мне не довелось встретить отца. Я даже понятия не имел, что он меня ищет. Думал о нем плохо. И что делать?

– Есть где остановиться?

– Друг у меня в Минске, – кивнул он. – Сюда ехал – позвонил. Не знал, как все сложится. У него переночую.

– Тогда до завтра. Приезжай… – я задумался, – часам к шести. Лиля с работы вернется. Сядем, поговорим. Сейчас не время. Слишком много всего.

– Хорошо! – Он встал. – Буду.

Я проводил его до прихожей. Расставаясь, мы пожали друг другу руки. Я вернулся в кухню и подошел к окну. Александр Иванович вышел из подъезда, подошел к «Волге», открыл ключом дверь. Затем посмотрел вверх. Увидев меня, помахал рукой. Я ответил. Он кивнул и полез в машину. «Волга» тронулась с места и скрылась за углом.

Лилю я нашел в спальне. Она лежала, уткнувшись лицом в подушку. Я осторожно погладил ее по плечу. Она дернула им, сбрасывая мою руку.

– Я не могу без тебя жить!

– Николай Асеев, – вздохнула она и села. – Мог бы и сам что-нибудь сочинить!

Не вопрос!

– Это вправду ты сочинил?

– Только что, – сказал я. Затем поднял ее с покрывала и усадил себе на колени.

– Так ты еще и поэт?

– Нет! – Я чмокнул ее в макушку. – Поэты – это Асеев, Роберт Рождественский, Андрей Вознесенский… У них – стихи, у меня – стишата.

– Печатают и гораздо худшие, – не согласилась Лиля. – Стихи можно опубликовать, получить гонорар. Ведь так?

Хозяйственная она у меня…

– Платят мало. Рубль за строчку.

– Тоже деньги. Восемь строчек – восемь рублей. Мне за них полтора дня работать.

А это мысль! В том времени я писал стихи – в юности. Их даже печатали, причем в Москве. Но парни в Литературном институте разъяснили мне, кто поэт. Я не стал возражать, но стихи писал – в стол. Как говорится, для себя. Что ж…

– Сделаем так! Я дам тебе подборку стихов. Ты переведешь их на белорусский. Затем отнесешь в журнал «Маладосць» под своим именем. Весь гонорар – твой.

– Это неправильно, – покрутила она головой. – Стихи не мои.

– После перевода станут твоими.

– Но…

– Мы их что, украли? И вообще. Как ты видишь свое будущее? Собираешься всю жизнь работать в прессовом корпусе?

– Нет! – покрутила она головой. – Окончу университет, устроюсь в редакцию или издательство.

– А тебя там ждут? В редакциях и издательствах работают блатные. Чьи-то жены, дочки или любовницы. Поэтому бери стихи и неси в журнал. Дам совет: говори по-белорусски. Там это любят. Если стихи напечатают, напишу еще. Отнесешь в издательство. Выйдут книгой – вступишь в Союз писателей.

– Я?

– Я уже вступил. Члену Союза устроиться на работу гораздо проще. Но нам это не нужно. Я хочу, чтобы ты помогала мне. Гонораров нам хватит на двоих – с избытком. Согласна?

– Сережа! – Она чмокнула меня в губы. – Ты у меня такой… Согласна, конечно. Хотя страшно.

– Волков бояться – в лес не ходить. Мы с тобой и не то преодолели.

– Ага! – засмеялась она. – Как вспомню хозяйку-пьяницу… Как требовала она еще денег и грозилась нас выгнать. А ты ее вытолкал и велел больше не появляться. Я боялась, что она вернется с милицией.

– Она ее боялась.

– Все ты знаешь! – Она потерлась носом о мою шею. – О чем вы с Александром Ивановичем договорились?

– Он придет завтра вечером. Там и решим.

– Мне он понравился.

– Еще бы! Подкупил тебя французскими духами. Хитрый!

– Ничего не подкупил! – обиделась Лиля. – Я поначалу брать не хотела. Но он все рассказал…

– Документы показывал?

Она мотнула головой.

– Я же говорю: хитрый. Хотя его можно понять.

– Пойми, Сережа! – попросила Лиля. – Пожалуйста!

Пойму, конечно. Прекрасно знаю, что нужно моему внезапно приобретенному папаше. Страшно на склоне лет остаться одному. В том времени я через это прошел. Пусть хоть Александру Ивановичу повезет. Человек он, судя по всему, неплохой, хотя и не ангел, конечно. Как, впрочем, и я…