Перспективы развития российского образования тоже во многом связаны с нахождением нашей модели, которая опиралась бы на накопленный мировой опыт и одновременно учитывала особенности отечественной культуры. Образование может быть конкурентоспособным в мировом масштабе, только если оно соответствует национальному характеру. Попытки же слепо копировать других обречены на неудачу.

Свои традиции у нас есть. Задача качественного образования для элиты в России была успешно решена еще в XIX веке. В ХХ веке была создана система добротного образования широких слоев населения. Даже в самые брутальные годы и до конца своего существования советская власть реализовывала грандиозный образовательный проект. Государство всячески подталкивало, стимулировало и даже буквально принуждало уже взрослых людей получать образование, учиться в вечерних школах и институтах.

Ряд специалистов вполне обоснованно говорят, что к началу 1960-х годов в СССР сформировался особый тип социума, который можно назвать «обществом образования». Общество было прямо-таки охвачено образовательным энтузиазмом. Советская власть на всех этапах настойчиво продвигала образование во все слои населения. Сформированная система образования и существенное повышение уровня образованности у всего народа нашей страны создали основу для качественного рывка в развитии общества. Сейчас критически важно на этом фундаменте строить образование, эффективное в XXI веке.

С конца XX века многие страны мира начали в больших объемах финансировать программы по созданию высококачественных университетов. Почему возник этот тренд? Анализ причин особой успешности социально-экономического развития показал, что именно университеты являются его ускорителями. Поэтому вопрос о выборе максимально эффективной модели университета является сегодня одним из самых актуальных для многих стран, включая Россию.

Долгое время наиболее распространенной была гумбольдтовская модель классического университета, с которой связан переход от элитарности к массовости. Ключевыми принципами этой модели стали академическая свобода, соединенность исследований и преподавания, рационально-прагматический подход к знанию, внушительная доля гуманитарных дисциплин.

Весомая гуманитарная составляющая рассматривалась как обязательное условие формирования по-настоящему образованной личности. Гумбольдтовская модель, с одной стороны, наиболее полно соответствовала универсальной «идее университета», основанного на вневременных и общенациональных принципах, а с другой стороны, создавала университеты, являющиеся, в свою очередь, важнейшим фактором создания духа и культуры, формирующих каждую нацию.

Иной подход был характерен в восточноазиатском мире, имеющем существенно более протяженную, многовековую историю высшего образования. Конфуцианские университеты и академии появились еще в первых веках нашей эры. Так, например, Императорский университет в Китае был основан в 258 году, а Академия Ханьлинь – в 738-м. Главной задачей этих заведений была официальная интерпретация классических произведений Конфуция и подготовка чиновников для государственной службы. Традиционная конфуцианская модель университетского образования основывалась на ряде принципов: холистический подход к восприятию мира, единство с природой, приоритет семейных и общинных ценностей, ориентация на власть и трудовую этику.

Обучение при этом фокусируется на личности человека; предполагается концентрация внимания не только на развитии интеллекта, но и на формировании духовной личности с эмоциональными, эстетическими задатками и способностями к дальнейшему развитию. Если при этом западная научно-образовательная модель была ориентирована на активное преобразование жизни, то восточная – на созерцание и невмешательство в нее. Восточная модель преобладала в национальных восточноазиатских системах высшего образования вплоть до конца первой четверти XX века.

Но во второй половине ХХ века и Западу и Востоку пришлось задуматься о приспособлении своей модели к новым реалиям. То, что было явным преимуществом, теперь требует мер по нейтрализации своих негативных сторон. Фундаментальная научная подготовка и высокий уровень культуры, формируемые западной моделью университета, представляются слишком затратными и избыточными в век прикладников и прагматиков. Прочные знания стали не столь ценными, так как всякое знание быстро устаревает. С другой стороны, семейные и общинные ценности, превозносимые восточноазиатской моделью, часто приводят к «клановому капитализму» и тормозят развитие современной экономики.

Налицо кризис обеих моделей, усиливающийся тем, что университет как таковой перестал в конце XX века быть лидером в трансляции знаний. Эту функцию в большей степени взяли на себя электронные средства массовой информации. В то же время западная и восточноазиатская модели университета, уходящие своими корнями в совершенно различные культуры и религии, продолжают сохранять свою идентичность и доминировать в рамках соответствующих им социокультурных ареалов.

Важно отметить, что когда мы говорим о какой-либо модели (западной, восточной или американской) в единственном числе, то делаем это весьма условно, поскольку каждая из них предполагает наличие вариантов. В частности, американская модель наиболее известна в двух вариантах: «предпринимательский университет» и «исследовательский университет».

Университет предпринимательского типа функционирует за счет многоканального финансирования, обеспечиваемого самостоятельным поиском источников средств в рамках правового поля. Он вынужден постоянно инициировать всё новые и новые виды деятельности, трансформировать внутреннюю среду и модифицировать взаимодействие с внешней средой. Наиболее успешные университеты такого типа, как правило, являются соучредителями новых компаний – стартапов – и ориентируются прежде всего на прикладные исследования и производство инноваций. Они отличаются от коммерческих предприятий тем, что целью здесь является не максимизация прибыли, а получение средств, необходимых для их дальнейшего развития.

Исследовательские университеты основаны на принципах элитности или совершенства во всем: качестве и результатах исследований, уровне подготовки своих абитуриентов и студентов, квалификации преподавателей, размерах привлекаемых финансовых средств. Всё это является предметом конкуренции глобального масштаба.

Процесс переноса американской модели университета в иные социокультурные ареалы везде имеет свои особенности. В Восточной Азии он принимает форму как прямого, так и частичного заимствования. В последнем случае возникают университеты постконфуцианского типа. В них сливаются во едино традиции конфуцианства и динамичной культуры современности. Но национальная идентичность при этом не утрачивается. В Западной и Восточной Европе, судя по всему, этот процесс происходит более драматично. Многие в сфере образования и в обществе восстают против внедрения классической западной модели университета. Им претит необходимость участвовать в «чемпионатах» по измерению количества публикаций и т. д. И их можно понять.

Российским вузам необходимо сосредоточиться на поиске своей национально-гармоничной модели, которая, с одной стороны, позволила бы сохранять и развивать «идею университета» как института с особой социокультурной миссией; а с другой – адекватно отвечать на вызовы глобализации. Найти такой баланс чрезвычайно трудно, но возможно. Такая модель может быть многовариантна в зависимости от множества факторов, в том числе от состояния и возможностей вуза, а также внешнего социокультурного контекста.

Для страны, конечно, хорошо, если и в образовании будет существовать «система производства» разных отрядов среднего класса. Это может существенно снижать риск внутренних неурядиц, цветных революций-переворотов, гражданских войн, диктатур и т. д. Средний класс придает государству стабильность. Но формирование в стране какого-то драйва, темпа, вектора развития – вот это всё-таки будет сильно зависеть от той сравнительно небольшой части системы образования, которая способна производить человеческий капитал, конкурентоспособный в планетарном масштабе.