Книга: Деловое образование в России
Назад: 11.2. Успешный опыт отторжения стандартизации образования
Дальше: Глава 12. Качественное образование защищает национальные интересы

11.3. Воспоминания о будущем, или Повторяется ли история?

Как много дел считались невозможными, пока они не были осуществлены.
Плиний Старший, древнеримский писатель
Реформы и традиции. Многие критики малоосмысленных российских образовательных новаций 1990-х – 2000-х годов не случайно указывали на то, что минобровские реформаторы совершенно не заботились о сохранении наших лучших традиций. Например, политехнизации обучения от школы до вуза. Несмотря на заидеологизированность многих аспектов социалистической жизни, в структуре преподаваемых в советской школе предметов это ощущалось не очень сильно.
Идеологических уроков, таких как история, было два-три в неделю, а главное внимание уделялось наукам точным: математике (арифметика, алгебра, геометрия, тригонометрия), химии, физике, черчению и т. д. Существовало множество технических кружков для детей и система профтехобразования. В итоге подготовка инженерных кадров для многочисленных и сложных специальностей опиралась на фундамент школы и различных форм профтехобразования.
Советская школа более-менее соответствовала требованиям времени и относительно неплохо готовила кадры для вузов. Как уже отмечалось, если бы работы нынешних выпускников школ по математике оценивать по критериям, принятым в СССР, доля двоек достигла бы 30 %. Конечно, советская школа – не идеал. Так, она была скорее технической и естественнонаучной, чем гуманитарной. Будущих инженеров она готовила явно лучше, чем историков или философов.
Похоже, история с нашей школой повторяется. После революции 1917 года всё, что относилось к царскому режиму, было объявлено вредным и подлежащим искоренению. В 1920-е годы тогдашние реформаторы решительно преобразовывали школу, считая многие ее традиционные устои пережитками прошлого, ненужными в новой истории пролетарского государства. Фигура Учителя тоже стала низводиться до роли винтика в машине образования.
Отрезвление наступило в первой половине 1930-х годов. Индустриализация страны требовала множества технически грамотных специалистов. Модернистские изыски в школе были упразднены. Произошло возвращение к большинству принципов организации дореволюционного российского гимназического и реального образования. Это создало фундамент для прихода в вузы студентов, из которых можно было обычными методами готовить грамотный инженерный корпус. Учителям тоже вернули (с поправкой на идеологические догмы) заметную часть дореволюционного статуса. Сама жизнь этому способствовала.
История повторилась в 1990-е годы. С крушением социализма всё, что относилось к этой цивилизации, было объявлено неправильным и неэффективным. Начались и бесконечные школьные реформы. Постепенно опомнились лишь в 2010-е годы. К этому времени уже стало заметно появление широкого слоя родителей, вкладывающих значительный ресурс в образование детей и предъявляющих запрос на нормализацию образования в целом.
В 2010-е годы видные специалисты, например декан экономического факультета МГУ А. Аузан, заговорили и о том, что «укрепление учительского статуса способно сделать для нашего образования больше, чем любые усовершенствования или отмена ЕГЭ». Отметим, что российское общество уже до этого дозрело: социологические опросы показывают – учителя и врачи постоянно входят в тройку самых уважаемых профессий. Правда, в то же время невелика доля молодежи, желающей работать в образовании.
Назначенная в 2016 году министром образования О. Васильева (пожалуй, первый в истории постсоветской России министр, не страдающий ярко выраженным вестернизированным реформаторством) многократно заявляла, что именно Учитель – ключевая фигура всех процессов изменения в педагогике. Заговорили и о недопустимости «натаскивания» по одному-двум предметам, о возврате к лучшим традициям советской школы (возможно, к той же политтехнизации образования?), о полезности изучения финского опыта и т. д. Но реально крупных практических шагов пока не сделано, и сложно говорить даже о начале тренда к нормализации ситуации. Пока всем заинтересованным, чтобы не быть и далее заложниками неразумных келейно-чиновничьих решений, нужно стремиться расширять общественное обсуждение проблем образования.
Развитие и новые проблемы. Общество уже стало всё более последовательно, разнообразными способами бороться с разрушительным реформаторством, в том числе возрастающим уходом образования детей из государственной сферы. Однако возникают и определенные проблемы. Например, развитие в России сети частных школ, безусловно, очень положительное явление. Обучение в них в среднем, несомненно, на порядок качественнее, чем в государственных.
Но, отгораживаясь от минобровского никому не нужного бумаготворчества, педагоги начинают испытывать аллергию на любые государственные, в том числе и здравые, пожелания. Примерно как те граждане, которые, имея массу претензий к государству вообще и к ГАИ (ДПС) в частности, не хотят пользоваться ремнями безопасности в автомобиле.
Аналогично в образовании: государство вполне разумно начинает уделять внимание воспитанию у молодежи уважения к своему народу и стране. Но складывается ощущение, что частные школы не очень хотят думать и действовать в этом направлении. (В государственных о чем-либо думать просто некогда – надо писать сотни страниц отчетности.) И получается, что самой хорошо образованной части наших детей не прививают должного уважения к своей стране, и они становятся весьма уязвимы для вирусов антироссийской пропаганды.
Это чревато формированием антинациональных сегментов российской элиты, что опасно для нашего существования. Простого решения тут нет. Без преувеличения можно сказать: а) частное образование – наше будущее; б) без формирования уважения к своему народу и стране никакого будущего у нас нет.
Российские частные «образователи» зачастую в условиях ведущейся против нас информационной войны просто не представляют реального масштаба негативных последствий национально нелояльной образовательной деятельности. Вот об общей нашей ответственности за предотвращение разрушения России и необходим широкий общественный диалог. Невозможно, да и не нужно решать задачу национальной лояльности образования только силами нынешних его регуляторов. Во-первых, значение этого вопроса выходит далеко за пределы сферы обучения; во-вторых, решить задачу можно только после широкого общественного осознания проблемы; в-третьих, согласно народной пословице, заставь кой-кого Богу молиться, он просто лоб расшибет. «Образование слишком важно, чтобы быть отданным исключительно педагогам» (Ф. Кеппель, деятель американского образования).
ЕЖ ПОНЯЛ
Неоднократно в разных сферах человеческой деятельности повторялась одна и та же история: некоторые общности, включая целые народы, достигшие больших высот благодаря энергии и открытости своего разума всему новому, становились затем жертвами собственного самомнения и «забронзовелости». «Наше – самое лучшее, а всё остальное от лукавого». В Притчах сказано: «Погибели предшествует гордость». Такое ощущение, что совокупный Запад уверенно движется в этом направлении. В частности, в образовании.
Иллюзию непогрешимости и непобедимости можно назвать синдромом «Титаника». Подробное описание этой трагедии свидетельствует: на дно «Титаник» отправил не айсберг, а самодовольство. «У нас весьма различны свойства, / Но есть одно у всех подряд: / Господь нам дал самодовольство, / Чтоб мы не тратились на яд» (И. Губерман, поэт).
Непонимание культурных различий, лежащих в основе эффективного образования, приводит западных специалистов к необходимости заново изобретать концепции и открывать явления, которые имманентно присущи некоторым восточным культурам. При этом прогрессирующая стандартизация, глобализация, и унификация образования тоже способствует снижению адекватности образования вызовам времени. (Подробнее об идеях GERM см. главу 5.)
Сейчас воспринимается как аксиома, что англосаксонская высшая школа – лучшая в мире. Но так было не всегда. Еще каких-то сто лет назад (с точки зрения цивилизации – просто миг) ценились европейские континентальные университеты, эталон искали в Германии и Франции. А в России инженерные дипломы из США просто не признавались при найме на работу. И даже в недалеких 1980-х к советской школе и высшей школе относились с большим уважением. Никто не удивлялся лидерским позициям МГУ в международных рейтингах, авторитет Физтеха был высочайшим.
Весь мировой опыт показывает, что невозможное оказывается возможным в результате умной и целенаправленной работы, опоры на свою национальную культуру и сильные стороны национального характера. Если же нащупать соответствующий своему народу путь развития, то впечатляющих результатов можно достигнуть за 20–30 лет. Это подтверждает множество примеров, от создания японского или корейского автомобилестроения до формирования китайцами крупнейшей экономики мира при последовательном игнорировании претензий западных «глобализаторов» к национальным особенностям и специфике социально-экономической политики в КНР.
В XXI веке Россия тоже постепенно стремится создать эффективную именно для себя модель развития в разных сферах, в том числе и в образовании. Важно при этом научиться избегать некритического копирования элементов системы образования и науки других стран. Каждая система образования нервами, кровеносными сосудами связана с остальной жизнью страны, и нельзя пересадить нам американскую или французскую систему и рассчитывать, что она приживется. Как нельзя пересадить сердце слона лягушке или бегемоту. И наоборот.
Вся история человечества свидетельствует, что большие качественные изменения могут происходить и в самых консервативных сферах – например, в образовании. Вполне возможно, это произойдет в самом ближайшем будущем. В истории цивилизации было множество потрясающих, но на вид простых изобретений. Смотришь – и всё сразу понятно.
Но люди удивительно долго не могли заметить этого очевидного. В доколумбовой Америке были высокоразвитые цивилизации. Например – майя, но у них не имелось колёсных средств передвижения. При этом в Мексике можно в музее увидеть индейские игрушки, у которых есть колёса! Представьте индейца, который смотрит, как его ребенок катает что-то по полу. Но этот индеец вместо того, чтобы возить тяжелые камни в телеге, продолжает волочить их по земле или передвигать, подкладывая бревна. Почему не сделать повозку?! Выходит, это не так уж очевидно.
Пример проще и ближе. До 1972 года у чемоданов не было колёс. Приходилось таскать чемоданы за ручку. Только в 1972 году некто изобрел – только подумайте! – изобрел чемодан на колёсах и получил на него патент. У его чемодана было четыре колеса и лямка, чтобы его катить. В 1991 году запатентовали два колеса и рамку, которая убирается внутрь. Теперь у всех подобные чемоданы, других почти не осталось. Но почему их раньше не придумали? По-видимому, это не так очевидно, как кажется. Возможно, тут дело в психологии, а точнее, в таком явлении, как фрейминг. Это когда мы знаем о конкретном применении/функционировании чего-либо и подсознательно уверены, что только так и возможно. Потом кто-то выходит за пределы рамок/стереотипов и тем самым совершает качественный прорыв.
В образовании в ближайшие годы могут появиться новые программы, сочетающие опору на национальный менталитет, уникальность, индивидуальный подход и массовость. Пока кресло создателей новой парадигмы от образования вакантно. Поставщики таких программ, несомненно, смогут перераспределить значительную часть традиционного рынка в свою пользу и, возможно, заметно повысить эффективность всей системы образования.
В то же время в образовательных теориях существует своя мода. Много лет выпускаются работы по проблемам обучения. Периодически какая-то из предлагаемых их авторами идей вдруг становится предметом всеобщего обсуждения. Это не обязательно связано с появлением новых проблем: иногда просто меняется общественное настроение и тот или иной текст оказывается в нужное время в нужном месте. И может даже объявляться средством решения всех проблем.
Так всегда было и будет: мода почти никогда не связана с эффективностью. В дальнейшем модная теория, как правило, становится просто еще одним камешком в создаваемых человечеством величественных горах исследований теории и практики образования. И каждый такой камешек имеет свою ценность. На Востоке говорят: «Тибет не отверг ни одной песчинки».
Поэтому быть в курсе новых веяний – дело полезное. Однако всерьез обсуждать, какая из очередных модных образовательных теорий лучше, – по-видимому, аналогично размышлениям о том, что эффективнее носить: брюки или юбку, макси или мини. Кому что идет, какая нынче мода, погода и цели… А предлагающим свои модели движения в будущее, в том числе в образовательной сфере, необходимо хорошо знать свой народ и свое общество, уважать их и, прежде всего, постигать закономерности развития собственной цивилизации, не фетишизируя любые иностранные образцы.
Назад: 11.2. Успешный опыт отторжения стандартизации образования
Дальше: Глава 12. Качественное образование защищает национальные интересы