Один из бесчисленных лакеев Джезаля взгромоздился на стремянку и, сосредоточенно нахмурившись, надел ему на голову корону. Огромный бриллиант в ней сверкал ослепительно ярко. Лакей подвигал корону взад-вперед, чтобы отороченный мехом венец как можно лучше обхватил череп. Затем слез, убрал стремянку и вместе с полудюжиной собратьев внимательно взглянул на результат. Кто-то бережно поправил вышитый золотом рукав Джезаля, другой поморщился и смахнул с белоснежного воротника воображаемую пылинку.

– Хорошо, – заметил Байяз, задумчиво кивая. – Пожалуй, вы готовы к свадьбе.

Все произошло очень быстро. Джезаль буквально не успел опомниться и, собственно, изъявить согласие на брак. Он даже не сделал предложения и не получил ответа. И его самого ни о чем не спрашивали, – однако вот же он, готовится вступить в брак с женщиной, которую совсем не знает. Мероприятие, скорее всего было продумано заранее – еще до того, как Байяз о нем заговорил. Наверное, еще до коронации Джезаля… хотя он ничему уже не удивлялся. С момента, как он взошел на трон, его будто подхватило некое течение и, не давая оглянуться, несло от одного события к другому. Он уподобился потерпевшему кораблекрушение: барахтался посреди моря, плыл непонятно куда, не видя берега и всеми силами стараясь не захлебнуться. Его лишь одели с иголочки, вот и вся разница.

Он начал отчетливо осозновать, что чем больше у человека власти, тем меньше он за себя решает. Капитан Джезаль дан Луфар ел что хотел, спал когда хотел и встречался с кем хотел. Его августейшее величество король Джезаль Первый, напротив, был связан невидимыми узами традиций, обязательств и чужих надежд, управлявшими всеми – даже самыми мелкими – моментами его жизни.

Неожиданно подошел Байяз.

– Кажется, верхняя пуговичка расстегнулась…

Джезаль раздраженно дернулся. Внимание мага ко всем деталям его жизни утомляло все больше и больше. Джезалю казалось, что он и в уборную не может сходить без этого старого ублюдка, желающего рассмотреть результат.

– Я сам могу застегнуться! – огрызнулся Джезаль. – Может, вы еще после свадьбы в мою опочивальню заглянете и станете меня учить, куда член совать?

Лакеи закашлялись и отвели глаза, разошлись по углам комнаты. Байяз в ответ на резкость не улыбнулся, но и не рассердился.

– Я всегда готов помочь советом, однако надеюсь, что должна существовать хоть одна вещь, с которой вы справитесь самостоятельно.

– Надеюсь, вы подготовились к нашей маленькой прогулке. Я все утро го… – Арди застыла, увидев лицо Глокты. – Что с вами?

– Ах, вы об этом? – Он указал на свои синяки. – Посреди ночи ко мне вломилась кантийка и чуть не утопила.

«Врагу такого не пожелаешь».

Арди ему явно не поверила.

– А на самом деле?

– Упал с лестницы.

– Ах, эти лестницы. Если стоишь на ногах нетвердо, они твои жуткие враги. – Чуть затуманенным взором она взглянула на ополовиненный бокал.

– Вы пьяны?

– Так уже за полдень. Всегда стараюсь напиться к этому времени. Взялся за дело – сделай его хорошо. Как-то так говаривал мой отец.

Глокта прищурился, глядя на Арди. Она смотрела на него поверх бокала.

«Губы не дрожат, на лице нет трагического выражения, нет дорожек слез на щеках…»

Она выглядела такой же счастливой, как обычно.

«Или, возможно, не более несчастной, чем обычно. Вот только день свадьбы Джезаля дан Луфара не может быть у нее поводом для радости. Никто не любит, когда его предают, и не важно, по каким причинам. Никто не радуется, когда его бросают».

– Знаете, мы можем никуда не идти.

Глокта поморщился, тщетно пытаясь пошевелить изувеченной ногой. Гримасы боли вызвали боль и в самом лице – от синяков и разбитой губы.

– Нисколечко не расстроюсь, если сегодня не придется взбираться по лестницам. Посидим здесь, поболтаем о разной там чепухе, о политике…

– И пропустим королевскую свадьбу? – ахнула Арди, в поддельном испуге прижимая руку к груди. – Я просто обязана увидеть принцессу Терезу! Говорят, принцесса – самая прекрасная женщина в мире, а ведь даже такому отребью, как я, необходимо кем-то восхищаться. – Она залпом выпила остатки вина. – Перепихнуться с конюхом – не повод пропускать свадьбу, знаете же.

Флагманский корабль великого герцога Орсо Талинского шел медленно и величаво, а над ним в синем-синем небе кружила стая чаек. Это, бесспорно, был самый большой корабль, который когда-либо видел Джезаль – да и любой из собравшихся на пристани, или засевших на крышах и в окнах припортовых домов.

Украсили корабль подобающим образом: яркие цветные паруса и флаги на трех высоченных мачтах; в честь радостного события два герба – скрещенные сабли Талинов и золотое солнце Союза – висели рядом. Правда, судно от этого выглядело не менее грозно – как не выглядел бы менее грозно Логен Девятипалый, одетый в щегольское платье. То, что создано для войны, явно чувствует себя неловко в пышном убранстве, но при этом выглядит еще более свирепым. Использовать просто так такое внушительное судно для доставки в Адую единственной женщины, пусть и невесты Джезаля, никто бы не стал. Корабль был призван обозначить устрашающее присутствие тестя, великого герцога Орсо.

Наконец Джезаль увидел матросов: те ползали по реям, словно муравьи – по веточкам куста, ловко и сноровисто поднимая акры парусов. Корабль прошел еще немного, накрыв тенью причал, и половина встречающих оказалась в темноте. Наконец судно сбросило ход, поскрипывая снастями, и остановилось. Золотая носовая фигура – женщина в два человеческих роста, что тыкала в небо копьем, – грозно нависла над Джезалем.

В середине бухты, где было глубже, имелась большая пристань. Королевская делегация Талина сошла по пологому спуску, словно гости с далекой звезды, где все живут богато, красиво и счастливо, не зная бед. По обеим сторонам шагали бородатые гвардейцы в одинаковых черных мундирах и начищенных до зеркального блеска шлемах. Далее в два ряда по шесть человек следовали фрейлины в красных, синих или ярко-пурпурных шелках. Каждая из девушек выглядела не менее роскошно, чем королева.

Однако все на пристани сразу поняли, кто заслуживает их внимания целиком и полностью. Принцесса Тереза – высокая, стройная, само воплощение царственности – плавно и изящно, словно цирковая танцовщица, словно сказочная императрица, шла впереди. Ее белоснежное платье было расшито сверкающей золотой нитью, волосы отливали полированной бронзой, на бледной груди мерцала нить восхитительных бриллиантов. Жемчужина Талина в полной мере оправдывала свою репутацию. Тереза, чистая и ослепительная, гордая и блистательная, красивая и холодная, воистину походила на безупречный драгоценный камень.

Едва ее нога коснулась пристани, как собравшиеся разразились бурными приветственными криками, из окон близлежащих домов, как по команде, посыпались цветочные лепестки. Так она и двинулась навстречу Джезалю: с невероятным достоинством, по-королевски держа голову высоко поднятой, гордо сцепив руки в замок, ступая по мягкому ковру под ароматным розово-красным дождем.

Сказать, что ее появление захватывало дух, было явным преуменьшением этого невероятных масштабов события.

– Ваше августейшее величество, – обратилась Тереза к Джезалю и присела в книксене, отчего король по непонятной причине ощутил себя ее слугой. Фрейлины последовали примеру госпожи, а гвардейцы – разом и с безупречной синхронностью – отвесили низкий поклон. – Мой отец великий герцог Орсо Талинский передает наиглубочайшие извинения. – Она встала, будто ее потянули за невидимые ниточки. – Срочные дела в Стирии помешали ему присутствовать на нашей свадьбе.

– Кроме вас, нам никого больше не надо, – проквакал Джезаль и через момент мысленно проклял себя, осознав, что напрочь нарушил все правила этикета. В таких обстоятельствах было крайне сложно ясно мыслить. Казалось, дочь герцога стала еще более восхитительной и обворожительной с прошлой встречи, когда она ожесточенно спорила с принцем Ладиславом на пиру в честь Джезаля. Воспоминания о криках и визгах Терезы храбрости не добавили, но и Джезаль бы на ее месте не обрадовался перспективе выйти замуж за Ладислава. В конце концов, принц был полным кретином. Джезаль – человек иного сорта и рассчитывал на приличное отношение. Серьезно рассчитывал.

– Прошу, ваше высочество, – сказал он, беря Терезу под руку.

– Огромная честь, ваше величество.

Копыта серых лошадей цокали по мостовой, колеса экипажа плавно поскрипывали. Они ехали по аллее Королей в окружении рыцарей-телохранителей в сияющих доспехах; улицу заполонили возбужденные горожане; люди, улыбаясь, выглядывали из окон и дверей. Все громко приветствовали нового короля и будущую королеву.

Джезаль понимал, что рядом с Терезой он, низкорожденный, должно быть, выглядит неуклюжим и невоспитанным олухом, который вообще недостоин делить с ней экипаж, разве что в качестве подставки для ног. Он с трудом верил, что сегодня женится на этой женщине. Сегодня. Его руки дрожали. Заметно дрожали. Возможно, несколько сердечных слов позволят им обоим немного расслабиться.

– Тереза… – Она продолжала чопорно махать рукой толпе. – Понимаю, мы совсем чужие друг другу, но… я бы хотел поближе узнать вас. – Уголки ее губ лишь слегка дрогнули в ответ. – Конечно, такой оборот событий стал для вас ударом, как и для меня. Если я могу хоть что-нибудь сделать… дабы облегчить…

– Мой отец считает, что этот брак пойдет на пользу моей стране, и долг дочери – повиноваться. Рожденные для высокого положения с младых ногтей учатся приносить себя в жертву.

Она повернула к нему свою идеальную голову, сидящую на идеальной шейке, и улыбнулась. Немного вымученно, но оттого не менее лучезарно. С трудом верилось, что столь гладкое и совершенное лицо сотворено из плоти, как любое другое. Казалось, оно высечено из камня и отполировано, или сделано из фарфора. Он взирал на лик Терезы как на нечто волшебное и думал о том, холодны ее губы или теплы? Ему очень хотелось поскорей это выяснить. Она наклонилась к нему и, накрыв его руку своей – теплой, очень теплой и, несомненно, из плоти, – произнесла с напевным стирийским акцентом:

– Вам определенно стоит поприветствовать свой народ.

– Э-э… да, – промямлил Джезаль, у которого пересохло во рту. – Да, конечно.

Глокта, стоя рядом с Арди, хмуро глядел на двери Круга лордов. Там, за огромными створками, происходила церемония бракосочетания.

«До чего радостный, волнующий день!»

Наверняка гулкие речи Маровии эхом отражаются от золоченого купола, счастливая пара с легкими сердцами дает торжественные клятвы. Лишь избранных счастливчиков допустили засвидетельствовать торжественное событие.

«Остальные, поклоняйтесь издалека».

Таких, кто хотя бы издалека хотел побывать на церемонии, была целая толпа. Огромной площади Маршалов не хватало, чтобы всех вместить. В ушах у Глокты звенело от возбужденного гомона.

«Льстивая толпа заждалась богоданных монархов».

Глокта качнулся вперед, назад, в сторону, шипя и морщась, пытаясь разогнать кровь в ноющих ногах, унять судороги.

«Так долго ждать на одном месте, неподвижно, это, знаете ли, настоящая пытка».

– Сколько можно венчаться?

Арди выгнула темную бровь.

– Может, они там не удержались и решили исполнить супружеский долг прямо на полу, в Круге лордов?

– Да сколько же им нужно времени?

– Обопритесь на меня, если хотите, – оттопырила локоть Арди.

– Калека опирается на пьяного? – Глокта нахмурился. – Отличная из нас пара.

– Не нравится – падайте и лишитесь остатков зубов. Я от этого хуже спать не стану.

«Пожалуй, стоит поймать ее на слове. В конце концов, что плохого, если…»

Тут раздались первые восторженные крики, их подхватывало все больше голосов, пока от ликования не задрожал воздух. Двери Круга лордов наконец распахнулись, и король и королева Союза, держась за руки, вышли под яркий солнечный свет.

Даже Глокта невольно признал, что пара – просто ослепительна. Подобно монархам из древних преданий, они стояли в белоснежных одеяниях, сверкая вышивкой в виде золотых солнц на спине длинного платья королевы и плаща короля. Оба они были высоки и стройны, изящны, увенчаны сияющими коронами с большими бриллиантами.

«Такие молодые, красивые, и обоих ждет такая счастливая, богатая жизнь при власти. Ура! Ура обоим! Кусок сухого дерьма, что сидит у меня в груди вместо сердца, трепещет от радости!»

Глокта наконец оперся о локоть Арди и, наклонившись к ней, изобразил самую кривую, зловещую улыбку, на какую был способен.

– Неужели наш король действительно прекраснее меня?

– Оскорбительная чушь! – Она выпятила грудь и, вскинув голову, громко фыркнула. – А я затмеваю красотой Жемчужину Талина!

– О, конечно, дорогая, истинно так. По сравнению с нами, эти двое – просто пара нищих!

– Отребье.

– Калеки.

Они захихикали, а монаршая чета тем временем двинулась по площади под бдительной охраной рыцарей-телохранителей. Позади на почтительном расстоянии шли одиннадцать членов закрытого совета, включая Байяза. Маг, разодетый в свои колдовские одежды, улыбался не менее широко и радостно, чем новобрачные.

– Он мне даже не нравился, – прошептала Арди. – Если уж на то пошло. По-настоящему не нравился.

«И в этом мы полностью сходимся».

– Не надо слез. Вы слишком остроумны, чтобы быть счастливой с таким олухом.

Арди судорожно вздохнула.

– Согласна. Но мне было так скучно, одиноко, я устала…

«И напилась, чего уж там».

Арди сокрушенно пожала плечами.

– С ним я не чувствовала себя обузой. Я чувствовала себя… желанной.

«И что же заставляет тебя думать, что я хочу об этом знать?»

– Желанной, говорите? Какая прелесть. А теперь?

Арди печально опустила взгляд, и Глокта ощутил слабенький укол вины.

«Полно, совесть ест лишь тех, кому больше не о чем беспокоиться».

– Мне тяжело, как будто я его все же любила.

Он увидел, как на мгновение на ее шее проступили тонкие жилки.

– Казалось, это я его дурачила, а вышло, что сама осталась в дурах.

– Хех.

«Как редко получается по-нашему».

Новобрачные тем временем скрылись из виду; мимо проходили последние из лакеев и телохранителей; грохот аплодисментов постепенно смещался в сторону дворца.

«У них впереди блестящее будущее, в котором нам, позорным тайнам прошлого, не место».

– Нас бросили, – пробормотала Арди. – Как обрезки.

– Неприглядные объедки.

– Гнилые стебли.

– Я бы так сильно не переживал. – Глокта вздохнул. – Вы по-прежнему молоды, умны и определенно красивы.

– Ну просто королевские комплименты.

– У вас все зубы на месте, обе ноги действуют. Это весомое преимущество. Не сомневаюсь, скоро вы сумеете захомутать высокорожденного дурачка.

Арди отвернулась и ссутулилась. Должно быть, даже прикусила губу. Он уже хотел положить ей руку на плечо…

«Ту самую руку, что рубила пальцы Сеппу дан Тойфелю, выкручивала соски инквизитору Харкеру, резала одного гуркхульского эмиссара на куски и жгла другого, отправляла невинных людей гнить в Инглию и прочая, прочая…»

Он отдернул руку.

«Лучше уж выплакать все слезы мира, чем позволить такой руке утешать тебя. Утешение проистекает из других источников и направление держит совершенно иное».

Нахмурившись, он отвернулся и посмотрел на площадь.

Толпа ликовала.

Несомненно, день выдался просто великий: не жалели ни сил, ни денег. Джезаль ни капельки бы не удивился, если бы насчитал пять сотен приглашенных и среди них – лишь дюжину хоть сколько-нибудь ему знакомых. Явились лорды и леди Союза, великие мужи закрытого и открытого советов, самые богатые и влиятельные люди, наряженные в дорогие платья и демонстрирующие великое почтение.

Зеркальный зал как нельзя лучше соответствовал масштабу мероприятия. Лучшая комната во всем дворце; огромное поле битвы, кажущееся еще больше из-за зеркал, что украшали каждую стену, создавая обманчивое впечатление, будто здесь одновременно празднуются десятки свадеб в десятках залов. Всюду – на столах, стенах и потолке – мерцало множество свечей. Их пламя играло на серебряных приборах, украшениях гостей и отражалось от темных стен, напоминая мириады звезд в ночном небе. Лучшие музыканты Союза играли нежную и чарующую музыку, что смешивалась с довольным гомоном приглашенных, перезвоном старого золота и новых столовых приборов.

Праздник дарил веселье. Он должен был стать незабываемым. Для гостей.

Джезаль переживал этот вечер совершенно иначе. Он со своей королевой сидел за позолоченным столом в окружении множества слуг – человек по десять на одного, – будто какая-нибудь диковинная зверюшка в зоопарке. Джезаль был как в тумане и молчал, время от времени дергаясь и косясь, словно больной кролик, на напудренного лакея, что подходил неожиданно и ставил перед ним на стол овощи. Тереза и сама едва притронулась к еде: она цепляла вилкой крохотные кусочки еды, жевала их и проглатывала, не теряя царственного изящества. Джезаль даже не догадывался, что можно есть столь красиво. Теперь он осознал свою ошибку.

Он не запомнил слова верховного судьи, что эхом отражались от стен Круга лордов и связали их двоих навеки. Кажется, речь шла о любви и безопасности державы… Но он видел лишь кольцо, которое, как деревянный, надел на средний палец Терезе, огромный сверкающий кроваво-красный камень. Джезаль отрезал себе кусочек мяса и прожевал его. На вкус – будто глина. Теперь они с Терезой муж и жена.

Байяз, как обычно, был прав. Люди ждали от него нечто, на что сами решиться не могут. Может, они и не выбирали себе короля по вкусу, но Тереза стала для них воплощением желанной королевы и даже чем-то бо́льшим. А представить, что рядом с ним на позолоченном кресле восседает Арди Вест… это же бред! Впрочем, подумав о ней, Джезаль ощутил укол совести, а вслед за ним – и печаль. Пожалуй, стоило поискать утешения в теплой беседе. Если ему суждено провести свой век в компании Терезы, то им надо учиться разговаривать друг с другом. И чем скорей они начнут, тем лучше.

Джезаль тяжело вздохнул.

– Говорят, Талин… самый прекрасный город на свете.

– Воистину, это так, – ответила Тереза с положенной учтивостью. – Однако и Адуя не лишена очарования.

Она замолчала, почти что с отчаянием глядя в свою тарелку.

Джезаль откашлялся.

– Как-то это все… непривычно. – Он выдавил небольшую улыбку.

Тереза моргнула и оглядела зал.

– Действительно.

– Вы танцуете?

Она плавно обернулась к нему, не пошевелив при этом плечами.

– Немного.

Джезаль встал из-за стола.

– Тогда позвольте, ваше величество.

– Как вам угодно, ваше величество.

Они вышли на середину зала, и гомон стих. Слышно было только, как поскрипывает лакированная обувь королевской четы. Становясь в позицию, Джезаль судорожно сглотнул. С трех сторон их с Терезой окружали длинные столы, за которыми сидели высокие гости. И все они смотрели на новобрачных. Джезаль испытывал примерно то же, что при выходе на арену под рев толпы, против неизвестного соперника: смесь страха и возбуждения, когда перехватывает дыхание.

Новобрачные застыли, точно статуи. Джезаль и Тереза протянули друг другу руки, соприкоснувшись тыльными сторонами ладоней. Тереза едва заметно выгнула бровь, как бы бросая мужу вызов.

Зазвучала первая, длинная, партия струнных. Супруги нарочито медленно закружили по залу; подол платья Терезы мел по полу, и ног ее не было видно – она будто скользила над полированным камнем, высоко вскинув подбородок. Пара двигалась в одном направлении, затем в другом, и в зеркалах, вторя им, кружило бесконечное множество точно таких же пар: коронованных, в безупречных бело-золотых нарядах.

Музыканты начали вторую часть, вступили другие инструменты, и Джезаль начал осознавать, что его превосходят в умении танцевать, как превосходил его в фехтовании Бремер дан Горст. Тереза держалась так ровно, что поставь ей на голову бокал с вином – она не пролила бы и капельки. Она ускорялась и кружилась все смелее вместе с тем, как ускорялось и становилось энергичнее звучание музыки. Раскинув руки, Тереза будто дирижировала оркестром – так идеально попадала она в такт. Джезаль пытался вести, а Тереза кружила вокруг него с небывалой легкостью. Она вильнула в одну сторону, в другую, и он чуть не плюхнулся на зад. Движения ее были непредсказуемы: словно опытный фехтовальщик она уходила в сторону, уклонялась, и выпады Джезаля проваливались в пустоту.

Мелодия зазвучала быстрее и громче, музыканты, невероятно сосредоточенные, яростно терзали струны пальцами и смычками. Джезаль попробовал перехватить Терезу, однако та вывернулась бело-золотистым вихрем. Подол платья замелькал у него перед лицом. Джезаль чуть не споткнулся о ее ножку – Тереза вовремя отступила в сторону и, вскинув голову, чуть не ткнула Джезалю в глаз зубцом короны. Высочайшее сословие Союза молча и завороженно следило за танцем. Даже королю чудилось, будто он – просто ошеломленный зритель. Ему только и оставалось, что становиться в подобие правильных позиций на потеху публике.

Он так и не понял, что испытывает – облегчение или разочарование, – когда музыка вновь замедлилась, и Тереза протянула ему, словно редчайшее сокровище, руку. Король и королева опять соприкоснулись тыльными сторонами ладоней. Закружились, постепенно сближаясь. Когда зазвучали последние аккорды, Джезаль грудью прильнул к спине Терезы.

Они продолжали вращаться все медленней и медленней, и Джезаль вдыхал аромат ее волос. С последними нотами Тереза откинулась на руки Джезалю, уронив голову, так что чуть не коснулась короной пола. В зале наступила тишина.

Гости разразились овацией. Впрочем, Джезаль их не слышал, – он любовался супругой. Ее щеки налились легким румянцем, губы чуть разомкнулись, обнажив безупречно ровные зубы. Он не мог оторвать взгляда от очерченных тенью скул, шеи, ключиц, на которых покоилось ожерелье из сверкающих бриллиантов. Чуть ниже, под корсажем вздымалась и опускалась царственная грудь, а в ложбинке поблескивала легчайшая испарина. Джезалю немедленно захотелось припасть к ней. Он моргнул; в горле жгло и саднило.

– Если ваше величество не затруднит… – прошептала Тереза.

– Что? Ах да, конечно. – Он резво поднял ее на ноги, и аплодисменты зазвучали с новой силой. – Вы танцуете… просто великолепно.

– Ваше величество слишком добры ко мне, – поблагодарила Джезаля королева, едва заметно – но все же! – улыбнувшись, и он бестолково ощерился в ответ. Его страх и смущение в процессе танца неспешно переплавились в приятное возбуждение. За ледяным фасадом он мельком увидал огонек редкой и безудержной страсти. Джезаль раскусил сокрытую натуру королевы, и ему не терпелось скорей ее исследовать. До того не терпелось, что он поспешил отвести взгляд от супруги и подумать о чем-нибудь не столь интимном. Иначе, одетый в тесные штаны, он рисковал осрамиться перед многочисленными гостями.

Вид ухмыляющегося Байяза в дальнем углу помог как нельзя лучше. Ледяная улыбка старика остудила пыл Джезаля подобно ведру холодной воды.

Глокта пребывал в очень мрачном расположении духа. Он оставил Арди в ее переполненной мебелью гостиной, где она всеми силами торопилась залить горе вином.

«Хочешь почувствовать себя легче, ищи компании того, кому хуже. Правило, справедливое даже для меня. Беда в том, что стоит этому бедолаге избавиться от печали, как твои собственные горести напомнят о себе еще жестче».

Он отправил в рот ложку супа и, морщась, проглотил пересоленную жижу.

«Как-то там проводит время король Джезаль? Великолепно, наверное? Восхваляемый всеми, обжирается вволю лучшими яствами, в компании сливок общества».

Бросив ложку в тарелку, он поморщился от боли в спине. Левый глаз дергался.

«Гурки отпустили меня восемь лет назад, но я по-прежнему узник. Заперт в клетке собственного разбитого тела».

Скрипнула дверь, и в комнату забрать тарелку вошел Барнам. Глокта перевел взгляд с жиденького супчика на изможденного старика.

«Лучшие яства в компании сливок общества».

Глокта рассмеялся бы, если бы не саднили разбитые губы.

– Поели, сэр? – спросил слуга.

– Как видишь.

«Сколько бы я ни тужился, высрать средство против Байяза не удалось. Его преосвященство будет недоволен… Насколько еще у архилектора хватит терпения? И что теперь делать?»

Забрав тарелку, Барнам вышел из комнаты и оставил Глокту наедине с его болью.

«Чем я заслужил свою долю? А чем Луфар заслужил свою? Разве мы не одинаково начинали? Оба были заносчивы, тщеславны и чертовски себялюбивы. Неужто он лучше меня? За что жизнь меня покарала столь жестоко, а его вознесла столь высоко?»

Но ответ Глокта уже знал.

«По той же причине невинный Сепп дан Тойфель сейчас морозит свои укороченные пальцы на рудниках Инглии, верный Союзу генерал Виссбрук погиб в Дагоске, тогда как предательница магистр Эйдер все еще жива. По той же причине Тулкиса, гуркхульского посла, выпотрошили на потеху ревущей толпе за преступление, которого он не совершал».

Глокта потрогал прокушенным языком один из немногих уцелевших зубов.

«Потому что жизнь несправедлива».

Джезаль гордо вышагивал по коридору. Шел, будто во сне – но не в том полном ужаса кошмаре, с которого началось утро. От похвалы, комплиментов и оваций у него кружилась голова. По телу разливался жар – от танцев, вина и похоти. Рядом с Терезой, впервые за свое недолгое правление, он ощущал себя подлинным королем. Драгоценные камни и металл, шелка и вышивка, гладкая кожа – все это обольстительно сверкало в свете свечей. День завершился просто замечательно, а ночь сулила еще больше приятных сюрпризов. Издали Тереза, может, и казалась твердой как алмаз, однако Джезаль держал ее в руках и все про нее понял.

Двое слуг подобострастно распахнули обшитые панелями большие двери опочивальни и плавно затворили их, когда монаршая чета вошла в комнату. В дальнем конце стояла огромная кровать, и длинные перья в углах балдахина отбрасывали развесистые тени на золоченый потолок. Темно-зеленый полог был приглашающе распахнут, шелковые простыни соблазнительно утопали во мраке.

Тереза, склонив голову, прошла в глубь комнаты, пока Джезаль запирал двери на замок. Он повернул ключ, и механизм плавно щелкнул. Часто и порывисто дыша, он приблизился к жене сзади и нежно положил руку ей на плечо. Почувствовал, как она напряглась, и улыбнулся. Королева нервничала не меньше короля. Он задумался, может, стоило сказать что-нибудь, утешить ее? Хотя зачем? Оба знали, что им предстоит, и Джезалю не терпелось начать.

Он обнял ее за талию. Его ладонь прошлась по шелку платья. Джезаль губами скользнул по шее Терезы, потом еще раз и еще. Вдохнул аромат ее волос и ахнул, обжигая ей щеку горячим дыханием. Тереза затрепетала, чем раззадорила супруга. Джезаль через плечо опустил ладонь ей на грудь, задев при этом ожерелье. Прижал Терезу к себе и, томно постанывая, ткнулся в нее членом через платье…

Тереза резко отстранилась и с разворота влепила Джезалю такую пощечину, что зазвенело в ушах.

– Паршивый ублюдок! – крикнула она, брызжа ему в лицо слюной. – Да как ты смеешь прикасаться ко мне, сын гребаной шлюхи! Ладислав был кретин, но он был законнорожденным!

Джезаль смотрел на нее, остолбенев, раззявив рот и прижимая ладонь к горящей щеке. Он протянул было к Терезе свободную руку.

– Но я же… уф-ф!

Колено врезалось в пах с беспощадной точностью. Джезаль покачнулся и упал, как карточный домик – от удара кувалдой. Отползая на ковер в агонии, какую может даровать лишь боль в уязвленной мужской гордости, Джезаль испытывал слабое утешение от того, что оказался прав.

Его королева – и правда женщина редкой страсти.

Из глаз хлынули слезы боли, удивления, разочарования, а потом и отчаяния. На людях Тереза улыбалась, но теперь-то явила свое презрение к нему. Бастард и есть бастард, ему не изменить этого, и теперь брачную ночь он проведет на полу королевской опочивальни. Королева уже прошла на другую половину комнаты, и занавеси на балдахине плотно задернулись.