Глава 9
Вечером, прежде чем лечь спать, инспектор Харботтл, проведший много времени в полицейском участке, за изучением списка зарегистрированного огнестрельного оружия, с мрачным удовлетворением доложил своему начальнику, что винтовки калибра 0,22 имеются в распоряжении тридцати семи человек, живущих в Торндене и неподалеку.
— Учтите, я пока ограничился радиусом в двадцать миль, — предупредил он, разворачивая список.
Хемингуэй, сам долго возившийся с бумагами из стола Сэмпсона Уорренби, испугался, что сейчас последует чтение вслух, и не дал этому произойти.
— Не желаю слышать фамилии неизвестных мне людей, Хорас! Пусть перечислением владельцев стволов занимается местная полиция, это ее уровень. А от вас я хочу услышать, у кого есть такой ствол в Торндене. Это все.
— Я бы не удивился, если бы нам пришлось забросить сеть подальше, — возразил Харботтл. — Вы, конечно, оптимист, шеф, но…
— Выполняйте! — приказал Хемингуэй.
Инспектор посмотрел на него, как Кальвин на вероотступника, однако его ответ был образцом дисциплинированности:
— Слушаюсь, сэр. Судя по списку, в Торндене одиннадцать таких ружей. Три из них принадлежат фермерам, живущим сразу за деревней, но они вам, полагаю, неинтересны.
— Правильно. Если понадобится, Хорас, я поручу вам проверить все тридцать семь штук.
Оценив угрозу, инспектор позволил себе подобие улыбки.
— Есть такое и у сквайра, — продолжил он. — Также у Экфорда, его агента, и у егеря Джона Хеншоу. Если не учитывать, что кто-то мог воспользоваться оружием без ведома, то, по словам Карсторна, подозревать их нет никаких оснований. Следующий — Кенелм Линдейл.
— Недавно он одолжил свое ружье поляку Ладисласу, — вспомнил Хемингуэй.
— Я не сомневался, что вы об этом не забыли, — сказал Харботтл, глядя на него со смесью гордости и грусти. — Хасуэлл-младший говорил нам о своем ружье, как и Пленмеллер — его ствол вы забрали. Такой же есть у хозяина «Красного льва» Джошуа Крейлинга. Ну, и последний — собственность викария Клиберна. У Драйбека только дробовик, а майор Миджхолм ограничивается служебным шестизарядным револьвером, в связи с которым возникает спор каждый раз, когда подходит время возобновлять лицензию. Пока ему удается ее продлевать. — Инспектор сложил свой список и спрятал его в карман. — Немало, сэр, даже официально. Хотите, чтобы Карсторн всех их собрал?
— Тридцать семь человек?
— Одиннадцать, — поправил Харботтл.
— Восемь, Хорас. Если ни одно не подойдет, я заинтересуюсь вашими тремя фермерами, а пока мне есть чем заниматься, не беспокоя людей, которые вряд ли узнали бы Уорренби, столкнувшись с ним на улице. Пусть Карсторн проведет обычную проверку, и не надо навешивать на бедного старика Нарсдейла те стволы, чьи владельцы не спускают с них глаз. — Хемингуэй помолчал, а потом добавил: — Лучше нам не наступать друг другу на пятки и не вызывать к себе неприязнь. Сам я завтра утром отправлюсь в Торнден, побываю у викария. Скажите Карсторну, что я заберу у викария ружье, если нужно будет. А он пускай начнет с оружия сквайра, Линдейла и молодого Хасуэлла. Карсторн малый с головой, но все равно предупредите его, чтобы действовал учтиво, особенно со сквайром. Больше всего нас интересует вероятность попадания оружия в руки тех, кому оно не положено.
Инспектор кивнул.
— Вы собрались к викарию? — спросил он.
— Да. У меня отличный предлог — его ружье.
— Карсторн проверил его алиби, оно вроде бы в порядке, шеф.
— Потому мне и нужен предлог. Если судить по рассказу полковника, то преподобный Энтони Клиберн — тот человек, который раскроет мне всю подноготную здешнего высшего общества. Пока я был вынужден выслушивать миссис Миджхолм, считающую, будто Уорренби убил Линдейл, потому что миссис Линдейл ею пренебрегает, трусишку Драйбека и Пленмеллера, которого постоянно тянет острить. В общем, у меня голова идет кругом. Хотите узнать подробности деревенской жизни, Хорас, — обращайтесь к викарию! Конечно, вам эти поучения ни к чему, вы лишены способности развязывать людям языки, а все почему? Предпочитаете пиву безалкогольную сарсапариллу — вот причина!
— Что в бумагах Уорренби, сэр? — холодно произнес инспектор.
— Ничего важного. Возможно, завтра мы найдем что-нибудь у него в конторе, хотя это сомнительно.
Инспектор с кряхтением сел, подождал, пока Хемингуэй соберет бумаги, и сказал:
— Меня кое-что настораживает, шеф.
— Уже во второй раз за сегодня. Прогресс! — одобрительно отозвался Хемингуэй. — Валяйте! Я мучаюсь неизвестностью!
— С тех по, как нам сказали, что стреляли, вероятно, из винтовки калибра 0,22, я не перестаю об этом думать. Мне кажется, что нести такое оружие на плече или под мышкой — большой риск. Вдруг столкнешься с кем-нибудь по пути? Но, глядя на вас с Пленмеллером на улице, шеф, я подумал, что если бы он засунул оружие себе в левую штанину, то никто, зная о хромоте, не заподозрил бы его.
— Неплохо, Хорас! А теперь ответьте: зачем Пленмеллер отнес винтовку домой и вернул в оружейный шкаф, а не утопил в реке или не подбросил в чей-нибудь двор? Оружие досталось ему в наследство от брата, сам он не стрелок — чему я верю, потому что, во-первых, не дурак и не станет кормить полицию враньем, которое легко опровергнуть, а во-вторых, я заметил на ружьях в его оружейном шкафу ржавчину. Если бы Пленмеллер сказал, что не знает, где это ружье, и понятия не имел, что оно пропало из шкафа, то было бы трудно доказать, что его не украли. А украсть могли! Дверь там запирается только на щеколду, а экономка у Пленмеллера глухая. — Хемингуэй встал и взглянул на мраморные часы над каминной полкой. — Я отправляюсь спать и вам советую.
Инспектор встал, внимательно посмотрел на начальника и, обращаясь к вазе с пампасной травой, задумчиво произнес:
— Если бы мне пришлось объяснять, чем хороша эта моя работа, я бы не сумел!
— Если воображаете, будто Би-би-си пригласит вас в свою программу, то напрасно. Этого не произойдет.
— Не понимаю, как Сэнди Грант проработал так долго! — буркнул Харботтл.
— Все просто, Хорас: он знал, что если будет держаться меня, то получит повышение.
— Да, ваших помощников быстро повышают, — неохотно согласился Харботтл.
— А как же! Представление к повышению — единственный способ от них избавиться. Все, немедленно спать!
На следующее утро инспектор Харботтл отправился в контору Сэмпсона Уорренби, а Хемингуэй наведался в полицейский участок, где сначала позвонил в Скотленд-Ярд, а затем побеседовал с начальником полиции графства и выслушал короткий доклад сержанта Нарсдейла.
Сержант уже отправил в Лондон пулю, которую он для проверки выпустил из ружья Гэвина Пленмеллера, вместе с гильзой, но не скрывал, что сомневается в успехе.
— В микроскоп я не смотрел, — объяснил он Хемингуэю, — но, полагаю, они найдут на гильзе повреждения, которых не было на той, другой. Вы мне что-то принесли, сэр?
— Сержант Карсторн скоро принесет еще три штуки, если найдет.
Нарсдейл усмехнулся:
— У нас тут целый арсенал!
— Вы даже не догадываетесь какой! В списке инспектора тридцать семь стволов.
— Впору устроить соревнование!
— Вот-вот! Дайте только закупить в «Вулворте» комплект призов, — сказал Хемингуэй, выходя.
Расстояние до конторы Сэмпсона Уорренби он преодолел за десять минут. Дежурный по участку предлагал ему провожатого, однако Хемингуэй знал, что ему нужно лишь пересечь рыночную площадь и дойти по Саут-стрит, главной торговой улицы Беллингэма, до Ист-стрит, поэтому отказался. Площадь была заполнена сельскими автобусами, а Саут-стрит людьми, приехавшими в город за покупками. Хемингуэй заметил мисс Паттердейл, входившую с большой корзиной в бакалейную лавку, а еще через минуту столкнулся с Гэвином Пленмеллером, выходившим из банка.
— Боже правый! Олицетворение Скотленд-Ярда! — крикнул Гэвин так громко, что все вокруг обернулись и уставились на Хемингуэя. — Любуетесь достопримечательностями, старший инспектор?
— Да. Знаете, я не удивлен, что сержант Карсторн смотрит на вас косо. Жаль, вы не захватили с собой мегафон.
— Виноват! — воскликнул Гэвин.
Хемингуэй продолжил путь и вскоре вошел в контору Сэмпсона Уорренби на Ист-стрит, где его принял младший клерк. Две стенографистки и рассыльный вытаращили на него глаза. Он быстро закрылся в кабинете Сэмпсона Уорренби, но старшей из двух девиц хватило и этого короткого эпизода, чтобы потом утверждать, будто взгляд детектива пронзил ее насквозь, и убеждать младшую, что если ее вызовут на допрос, то она слова не сможет вымолвить, потому что очень волнуется. Рассыльный сначала уверял, что не испугается какого-то сыщика, а потом улизнул на почту с двумя пустячными письмами, опасаясь, что не сможет спрятаться от такой важной персоны.
Тем временем старший инспектор присоединился в кабинете Уорренби к своему подчиненному. Туда к ним пожаловал старший клерк Каупланд.
Старший клерк был низкорослым, худым, с редкими седыми волосенками и испуганным лицом. Нервно поздоровавшись, он произнес:
— Какой кошмар! Никак не приду в себя. Я уже говорил инспектору: не знаю, что теперь будет, ведь у мистера Уорренби не было партнера. Очень тревожно, очень! Разберемся с текущими делами — а дальше что?
— Боюсь, что не смогу вам помочь, — ответил Хемингуэй. — Много работы?
— Это еще мягко сказано. Очень много! Мы — крупнейшая юридическая фирма Беллингэма. Мистер Уорренби говорил о необходимости партнера. Что теперь будет? Просто не верю, что это произошло!
— Вы никак этого не ожидали?
Клерк заморгал.
— Настоящий шок! Кажется, мистер Уорренби вот-вот войдет и спросит про аренду Уидррингэма и… Но этого, конечно, уже не произойдет.
Он с неуверенной улыбкой поднял голову и в смущении обнаружил, что за ним пристально наблюдают. Попытался выдержать испытующий взгляд, но улыбка померкла.
— Давно вы старший клерк?
— С самого начала практики мистера Уорренби в Беллингеме, — гордо ответил Каупланд.
— Вы не знали, что у него были враги?
— Представьте, нет! Мистер Уорренби не любил откровенничать. Даже наши проблемы он предпочитал решать самостоятельно. Был энергичным и волевым человеком.
— А я слышал, что Уорренби нажил себе много врагов.
— Наверное. Ничего не могу сказать о его частных Делах, но в профессии он, конечно, сталкивался с неприязнью. Понимаете, мистер Уорренби был очень успешным, а это вызывает зависть. В совете и во всех комитетах, где заседал, он всегда стоял на своем и, боюсь, не всегда бывал щепетилен в своих методах. Однажды мистер Уорренби признался: ничто не приносит ему столько удовольствия, как заставлять других плясать под свою дудку. Ко мне и к остальным сотрудникам хорошо относился, но порой я поражался, какие трудности он готов преодолевать, чтобы узнать побольше о людях, с которыми имел дело. Я даже спросил его однажды, зачем ему все это, а он ответил, что никогда не знаешь, как и когда это может пригодиться.
— Шантаж? — спросил Хемингуэй.
— Нет, никогда не замечал такого, что позволило бы заподозрить… Скорее мистеру Уорренби нравилось заставлять неприятных ему людей ерзать, намекая им, что он знает о них нечто, что они предпочли бы скрыть. Речь о сущих мелочах, я вовсе не хочу сказать… Ну, вы меня понимаете, старший инспектор. Мало найдется людей, никогда не совершавших ничего постыдного.
— Тем не менее вы удивились, услышав, что кто-то застрелил этого вашего мини-Гитлера?
Каупланд вздрогнул:
— Да, удивился! Надеюсь, я не создал у вас неверного впечатления. Я совсем не хотел сказать, что мистер Уорренби делал нечто такое, за что у кого-то могло возникнуть желание его убить! Да, ему случалось — в шутку — насмехаться над чужими оплошностями. Со мной мистер Уорренби тоже, бывало, так обходился. Не скрою, на подобное трудно не рассердиться, но в действительности это были пустяки…
— Ясно, — кивнул Хемингуэй. — Что ж, мистер Каупланд, излишне вам напоминать, что ваш долг — оказывать мне любую помощь и обо всем сообщать. У вас есть основания подозревать, что в последнее время он кого-то шантажировал? Не нравится это слово — замените его любым другим.
— Нет, старший инспектор. Ни малейших оснований, уверяю вас! Личных отношений у меня с ним не было, а в работе… О, нет! — Говоря это, Каупланд выглядел испуганным и несчастным.
Хемингуэй, наблюдавший за ним, склонил голову набок, напомнив Харботтлу дрозда, высматривающего лакомство, и бросил:
— Пусть так!
В щель в двери протиснулся младший клерк. Видя, что он замер на пороге, Каупланд посмотрел на Хемингуэя, но тот лишь пожал плечами:
— В чем дело? — спросил Каупланд.
Клерк подошел к нему и прошептал что-то на ухо. «Сэр Джон Игнлсфилд», — услышал Хемингуэй. Это имя произвело на Каупланда волшебное действие.
— Прошу меня извинить, старший инспектор! — воскликнул он. — Это один из самых ценных клиентов мистера Уорренби!
— Все в порядке. Займитесь им.
Каупланд, изобразив на лице безмерную признательность, скрылся за дверью. Оставшись с шефом наедине, Харботтл, все это время сидевший за столом Уорренби и молча наблюдавший за старшим клерком, произнес:
— Как он вам, сэр?
— Сама честность! — ответил Хемингуэй, шагнув к заваленному бумагами столу. — Вам не позавидуешь, Хорас. Столько работы!
— Действительно, — усмехнулся Харботтл. — Перед вашим приходом этот человек как раз объяснял причины беспорядка. Уорренби мечтал переехать в помещение рядом с ратушей, это лучшее место во всем Беллингеме, и не соглашался ни на что другое.
— Не сомневаюсь, он добился бы своего!
— Естественно. Жаль, не успел, и на меня свалилось столько работы. — Харботтл обвел унылым взглядом кабинет, загроможденный коробками, полки с папками, распахнутый сейф, две перегруженные картотечные этажерки и большой книжный шкаф. — Уорренби совал нос буквально во все, что происходило в городе. Вон тот шкаф полон документов, в которых придется покопаться. Похоже, он держал здесь всю свою деловую переписку. Большую часть — в сейфе, но также и под книгами. Вы же этого от меня хотите, шеф?
Хемингуэй кивнул.
— Только не занимайтесь его клиентами, иначе застрянете и потеряете время. Повидал я кабинеты юристов, где ничего нельзя было найти, но этот перещеголял все остальные. Сочувствую, Хорас!
— Бывает и хуже. Тут все хотя бы систематизировано и отсортировано. Просто слишком много, и надписи на корешках не всегда ясны.
— Может, приставить к вам Каупланда?
— Нет, он разбирается только в делах, которые велись в конторе. Я разнюхал кое-что, что может вас заинтересовать, шеф. Вы знали, что Уорренби являлся секретарем совета графства?
— Нет, но не удивлен.
— Его назначили в прошлом году, — продолжил Харботтл. — Я узнал об этом от Каупланда. Когда должность освободилась, старый Драйбек был болен. Раньше ее занимал один старый поверенный, но перед квартальной сессией он умер. Уорренби занял это место, пока Драйбек лечился в Торки.
— Не исключено, что ему пришлось прикончить прежнего секретаря, чтобы захватить должность, — сказал Хемингуэй, опытным взглядом изучавший стопку писем.
— Из слов Каупланда я понял, что на это место метил Драйбек.
— Я бы не осуждал их за выбор в пользу Уорренби. У него все в руках горело, чего я не готов сказать о Драйбеке. Да, Хорас, знаю, куда вы клоните. У Драйбека появляется еще один мотив. Возможно, вы правы, хотя он, по-моему, давно должен был привыкнуть, что Уорренби сгребает под себя все должности. Странно, что он не был секретарем городской корпорации, коронером, церковным сторожем, сотрудником по наблюдению за бывшими малолетними правонарушителями и глашатаем!
— Коронером он был, а все остальное проворонил.
— Вы не знаете, кем этот бедняга стал бы, если бы не погиб во цвете лет. Нашли что-нибудь полезное для нас?
— Может, вас заинтересует письмо о гравийном карьере Эйнстейбла или о переговорах насчет приобретения Фокс-Хауса? Хотите взглянуть? Дает представление о том, что собой представлял покойный. Умел человек сбивать цену! Только все это старье.
— Что он там писал про гравийный карьер сквайра? Пытался и его прихватить по сходной цене?
— Нет, это просто письмо из лондонской юридической фирмы в ответ на его письмо от имени клиента. Должна существовать и копия, но я ее пока не нашел.
— Как тут вообще можно что-либо отыскать? — пробурчал Хемингуэй, глядя, как Харботтл роется в груде бумаг на столе. — О чем там речь?
— Похоже, у Уорренби был клиент, зарившийся на гравий, вот он и наводил для него справки.
— Чем только не увлекаются люди!
— Господи! — вздохнул инспектор, отчаявшись найти нужное письмо. — Я его отложил, чтобы вам показать, но оно куда-то завалилось. Клиенту, ясное дело, требовалась лицензия.
— Где ваше терпение? — усмехнулся Хемингуэй. — При чем тут лондонские юристы? Я думал, что поверенный у сквайра — Драйбек. Так мне сказал начальник полиции.
— Об этом мне ничего не известно, сэр. Вот!
— Нашли?
— Копия письма Уорренби! Попала не в ту стопку. Прошу, сэр!
Хемингуэй стал читать, а инспектор продолжил поиски.
— Письмо двухлетней давности. Но вы правы, Хорас: у него был клиент, интересовавшийся гравийным карьером сквайра. Он узнал, что они те самые люди, к которым следует обращаться, и с радостью бы… И так далее. Мне что, до завтра здесь находиться, Хорас?
Инспектор бросил на него негодующий взгляд:
— Вы сами накрыли это письмами, которые читали!
— Хотите преуспеть в жизни — научитесь сваливать ответственность на других, — проговорил Хемингуэй и стал читать письмо дальше. — Они были готовы к сделке, но я не пойму вот это, о пожизненном владении… Лицензия должна была представлять собой по согласию с пожизненным владельцем — вижу, это сквайр! — нечто вроде майората. Все деньги шли этим людям за пропорциональное распределение между пожизненным владельцем и доверительными собственниками. Как интересно! Это все?
— Да.
— Письма от безымянных клиентов?
— Нет. Поэтому я и решил показать вам эти два. Выглядит так, будто предложение не имело продолжения. Может, сквайр отказался от сделки и между ним и Уорренби возникла неприязнь? — медленно произнес Харботтл, хмурясь.
— Тогда Уорренби решил добывать для своего клиента гравий втихаря, а сквайр всадил в него пулю? Хорас, вы меня удивляете!
— Или у вас возникли такие подозрения? Знаю, безумие заразительно!
Хемингуэй засмеялся:
— У меня есть занятия получше, чем выслушивать ваши версии. Продолжайте, вдруг что-нибудь раскопаете? Хотя сомнительно… Я пришлю вам в помощь молодого Морбаттла.
— Вы не увозите его в Торнден, сэр?
— Нет, Морбаттл мне не нужен. Он в вашем распоряжении, Хорас.
— Вот радость! — буркнул инспектор, затравленно глядя на ожидающие его горы бумаг.
Покинув его, Хемингуэй вернулся в участок. Сержант Карсторн еще не возвращался из Торндена, но у дежурного были для старшего инспектора новости.
— Сообщение для вас, сэр! — весело доложил он.
Хемингуэй уставился на него:
— Живо выкладывайте! Зачем мне ваши усмешки?
— Прошу прощения, сэр. От мистера Драйбека! — доложил сержант.
— Другое дело! Что ему надо?
— Попросил меня передать вам это, сэр, причем осторожно. Находка сделана рядом с местом преступления, в высокой траве около кустов утесника. Он огорчился, не застав вас, сначала хотел вернуться позднее, но я сказал, что мы не ждем вас до вечера.
— Вы перспективный сотрудник, — похвалил Хемингуэй. — Что он нашел? Шпильку для волос, принадлежащую, по его мнению, мисс Уорренби?
Сержант, доставший из ящика у себя над головой маленький предмет, завернутый в льняной носовой платок, поднял голову.
— Сэр, вы почти угадали, — сказал он, разворачивая платок. — Но, оставляя это мне, мистер Драйбек попросил обратить ваше внимание на инициал.
— Ясно, — проронил Хемингуэй, с отвращением глядя на компактную пудреницу из розовой пластмассы с буквой М, выложенной из поддельных рубинов на крышке.
— Он добавил, — продолжил сержант, подбирая слова, — что делать выводы не его дело, он предоставляет это вам.
— Как предусмотрительно! Предвкушаю выражение на лице сержанта Карсторна, когда он узнает, что проглядел это при поисках гильзы! Повесьте-ка перед участком объявление, что найдена ценная пудреница. Наверняка это подарок девушке от ухажера, и она захочет вернуть его.
— Вы серьезно, сэр?
— Конечно! Или вы решили, что я возьму ее себе?
— Честно говоря, я усомнился, что мисс Уорренби могла пользоваться такой пудреницей, — признался сержант.
— Ни одна юная леди вроде нее не стала бы ей пользоваться. Дешевка!
— Но инициал… Однако вам виднее, сэр!
— Как вы думаете, у скольких девушек в Беллингеме имя начинается с М? Пудреницы не было в кустах, когда там шарил Карсторн с компанией, не было ее и когда Фокс-Хаус посетил я. Зато я знаю, что происходило на выгоне позднее: там томились зеваки! Даже при мне побывала какая-то парочка: я их видел. Уже к вечеру воскресенья об убийстве должен был пронюхать весь город. Представляю, каково было бедной мисс Уорренби наблюдать всех этих праздношатающихся! Более того, она не пользуется пудрой! А даже если бы она пользовалась пудрой, то где девушки держат пудреницы? В сумочках! Одно могу сказать: если вы воображаете, будто, перед тем как застрелить дядюшку, мисс Уорренби пудрила носик, то вам прямая дорога к психиатру!
— Так точно, сэр! — отчеканил сержант с улыбкой.
— Если это платок Драйбека, отдайте его ему. А вот и Карсторн. Ну, как?
— Я привез три ствола, которые вы заказали, сэр.
— Молодец! Какие-нибудь проблемы?
— С мистером Эйнстейблом и в «Кедрах» — никаких. Эйнстейбл понял, зачем нам его винтовка, и не возражал. Она хранилась в летнем домике, чтобы Экфорду, агенту сквайра, не приходилось каждый раз ходить через хозяйский дом. Сквайр сам меня туда отвел. Не стану утверждать, что ружье не могли сначала оттуда забрать, а потом вернуть. Хасуэлл-младший завернул свое ружье в мешковину и попросил мать отдать его нам, если мы за ним явимся. Он сам взял его из шкафа в чулане, сэр. Это мог бы сделать любой из теннисистов, а потом спрятать — хотя в последнем я сомневаюсь.
— Что с оружием Линдейла?
— Оно тоже у меня, сэр. Он был недоволен: заявил, что никто не мог бы взять оружие без его ведома. Проблема возникла не с ним, а с миссис Линдейл. Когда я приехал, хозяина не было. Миссис Линдейл послала поденщицу за мужем на ферму, хотя я объяснил, что хочу всего лишь проверить оружие. Она вела себя враждебно — думаю, от страха. Принялась нападать на меня — сами знаете, как ведут себя женщины в подобных ситуациях. Но стоило появиться мужу, она притихла. По-моему, они очень друг к другу привязаны. Муж сказал, что я могу забрать ружье, но он будет чрезвычайно нам обязан, если мы больше не станем тревожить его супругу, потому что она сильно нервничает и такие события, как убийство, ее огорчают.
— В таком случае, — произнес Хемингуэй, — я столкнусь с враждебностью, потому что сегодня днем намерен ее побеспокоить.
