ГЛАВА ШЕСТАЯ. Котовство
Всю ночь и все утро валил снег. Замерзнув, знаменитая блэткочская грязь, которую не брало ни одно чистящее средство, превратилась в камень. Ульрик уныло смотрел из гостиничного окна на мучнисто-серый мир. В Столице Метеоритов шел четвертый месяц зимы.
Джен, забыв об испорченном вечере у N, без конца восхищалась Ульриком и даже пригласила к себе встречать Котовство. Что бы это ни значило.
– После испытания, – тараторила Джен, – сразу ко мне. Я возьму конфеты, сходим в приют, затем погуляем, а часов в десять сядем за стол. Как тебе план?
– Отличный. Но есть загвоздка: что, если меня убьют на втором испытании?
– Очень смешно, – фыркнула Джен. – А еще обязательно посмотрим фейерверк! В прошлом году, представляешь, два дома сгорело!
В Блэткоч потянулись туристы. Многие пытались сфотографироваться на фоне Блуждающей Башни, но та всякий раз исчезала. Процветала торговля метеоритами и деталями от Механического Человека каких угодно размеров и на любой вкус: попадались экземпляры, выглядевшие в точности, как трамвайный электромотор.
Ульрик с ужасом ждал нового испытания. Разум твердил, что оставаться в Блэткоче опасно, в любую минуту его могут убить – не на Турнире, так местные бандиты постараются. Да и сдержит ли Коммивояжер слово? Беглому преступнику веры нет. И все ж любые доводы рассыпались от одной мысли, что удастся не только сохранить печать, но даже изменить ее. Черт, заманчиво, весьма заманчиво! Стоит попытаться хотя бы для того, чтоб увидеть, как вытянется лицо Белинды. Вот умора будет, когда он щелкнет пальцами перед носом у этой стервы!
Так ничего толком и не решив, Ульрик сидел в номере и коротал время за чтением «Краткого изложения уроков…».
В дверь постучали.
В коридоре топтались уголовного вида типы, в которых Ульрик без труда узнал людей, что хотели ограбить их с Джен вчера вечером. Один держал шелковую подушечку с элегантной шестиконечной звездой.
– Счастливого Котовства, сэр, – дружно пробасили гости.
Невзирая на лютый холод, пришельцы щеголяли в расстегнутых на груди рубашках и легких штанах с подтяжками. Только один нарядился в шерстяной двубортный пиджак. Ульрик не мог не оценить завидное качество шерсти. Неплохой выбор для спасения от здешних холодов.
– Где покупали? – не удержавшись, спросил он – возвращаться в похоронное бюро Ульрику не хотелось до смерти.
– Вам приглянулась моя одежка? – просиял здоровяк. – Так берите!
Мужчина проворно скинул пиджак и начал возиться с ремнем.
– Нет, нет, я вовсе не это имел в виду! – запротестовал Ульрик. – И наденьте, бога ради, штаны!
Куда там. Прочие визитеры заволновались:
– А вот, сэр, посмотрите, какая рубашка, чистый хлопок!
– Да что рубашка, гляньте на мои часы! Отцовский подарок!
– Подумайте, зачем вам этакий хлам, сэр? Эдвин пиджачок у какого-то заезжего франтика спер. Возьмите лучше сапоги, десятый год сносу нет, еще мой дед в них бегал! Неужели не нравятся?
Гости, к ужасу Ульрика, споро раздевались.
– Господа, господа, успокойтесь, – примирительно сказал Ульрик. – С вашего позволения, я возьму только пиджак.
– Видали, дурни?
Эдвин, стоящий в одном исподнем, светился от гордости.
– Сколько с меня? – спросил Ульрик, доставая кошелек.
– Что вы, сэр, – отмахнулся Эдвин. – После того, что вы сделали, весь город перед вами в неоплатном долгу.
– А что я сделал? – поинтересовался Ульрик, силясь разглядеть в разбитом на неудачу зеркале обновку. Пиджак смотрелся совсем как пальто, оставалось подогнуть рукава.
– Не скромничайте, сэр. Вы прогнали Механического Человека, неужто позабыли? Может, конечно, для такого, как вы, это и пустяк, но не для нас с ребятами. Верно, парни?
Одобрительный ропот. Вот они про что. Ульрик уже устал рассказывать, как было дело.
– Я не прогонял Механического Человека, сколько раз объяснять.
– А кто ж тогда?
– Когда все закрыли глаза, появился рыжебородый парень, в штанах на подтяжках и в сапогах из крокодиловой кожи. Не знаете такого?
Гости дружно рассмеялись, будто он смолол несусветную глупость. Ульрик ненавидел, когда люди так делали. Он будто вновь очутился в Готтлибе и доказывает, что лотоматоны могут ошибаться. Но постойте, это не он сумасшедший, это в Блэткоче все чокнулись!
– Вот это да!
– Поймали вы нас, сэр!
– Потроллили на славу!
Ульрик вздохнул.
– Чего вам надо?
– Мы пришли искать защиты.
Самому низкорослому из визитеров Ульрик едва дотягивал до плеча. Все они были по-медвежьи могучие, кряжистые, похожие на боксеров-тяжеловесов.
Наверное, это был пример знаменитого блэткочского юмора, прекрасно переводимого на любой язык. Классическая шутка такова: вас бьют дубинкой по голове, после чего вы смеетесь всю оставшуюся жизнь, хотите вы этого или нет.
– Защиты? – изумленно переспросил Ульрик. – От кого?!
– От Механического Человека, сэр. Тварь крадет наших друзей.
– Послушайте, господа, к сожалению, не знаю ваших имен, вы меня не за того приняли…
– Ох, да ведь мы не представились, сэр! Меня Эдвином кличут, вон там Крейг, это Кирк, за ним Пит, слева от меня Свен, а позади – Билл.
Здоровяки по очереди приподнимали шляпы. Ульрик сразу запутался: кто Свен, а кто Билл, но на всякий случай вежливо кивнул. Тут один гость, вроде бы Крейг, встал на колено и протянул Ульрику серебряную звезду на подушке.
– Будьте нашим шерифом, сэр! Избавьте город от Механического Человека, заклинаем!
– Я не… – начал было Ульрик, но его опять перебили.
– Пожалуйста, чего вам стоит!
– Уничтожьте гадину!
– Мы не уйдем, пока не согласитесь!
Не хватало, чтобы за ним увязалась целая толпа, довольно одного Нейтана.
– Хорошо, – смалодушничал Ульрик. – Я стану вашим шерифом. Но сразу предупреждаю: я не тот, за кого вы меня принимаете.
– Вот славно!
– Век благодарны будем!
– Храни вас кот!
Скрепя сердце он приколол звезду к цилиндру. Приход блэткочцев ненадолго развеселил Ульрика, вырвав из тягостных раздумий. Но чем меньше времени оставалось до второго испытания, тем больше он мрачнел. Другими словами, когда пришло время отправиться на стадион, улыбка с лица Ульрика не сходила.
– Добрый день, сэр, – воздух впереди стал уплотняться, мерцать, и вот дорогу преградил телетранслятор. Остроносого юношу с аккуратно зачесанными набок волосами, что пристально глядел с другой стороны экрана, Ульрик никогда раньше не видел.
– И вам того же, – мрачно ответил новоиспеченный шериф, обогнул телетранслятор и зашагал дальше.
– Меня зовут Грэхем Хватт, сэр, – серебристый экран вновь появился чуть впереди. – Я адвокат. У вас отличный вкус в одежде, вам говорили?
– Хомяка одной моей знакомой звали Грэхем.
– О, как интересно! Если ей когда-нибудь понадобятся услуги хорошего адвоката, можете порекомендовать меня.
– Это вряд ли, – не сбавляя шага, ответил Ульрик. – Она погибла.
– Очень жаль, сэр. Позвольте спросить, как это случилось?
– Ее убил тролль.
– Такой, э-э-э, зеленый… огромный… монстр?
– Вроде того. Чего тебе нужно, Грэхем?
Ульрик, не задерживаясь, прошел мимо телетранслятора.
Накрапывал дождь.
– Разве я не сказал? Я ваш адвокат.
Ульрик обернулся.
– Повтори, что ты сказал?
– Я ваш адвокат, – улыбнулся юноша. – Вы подали в суд на лотоматон. Уже забыли?
– Тебя назначили мне в защитники? Сочувствую.
Ульрик продолжил путь. Не успел он сделать и пяти шагов, как серебристый экран вырос напротив парикмахерской, располагавшейся дальше по тротуару.
– Меня не назначали, я сам вызвался.
– Значит, ты сумасшедший. Не хочешь поучаствовать в одном Турнире?..
– Я знал, дело будет сложным, но не предполагал, что настолько. Может быть, остановитесь и выслушаете?
– Второе испытание начнется в полдень, а уже десять минут первого, я опаздываю.
Грэхем настроил телетранслятор таким образом, чтобы тот плыл рядом с Ульриком, подстраиваясь под его шаг.
– Зачем вы убили марлофов? – спросил адвокат.
– Сколько ты рассчитываешь получить с меня?
– Нисколько, мне уже заплатили. Насчет экспертиз тоже не волнуйтесь. Деньги – не проблема.
– Ого! И кого мне благодарить?
– Мир не без добрых людей, – уклончиво ответил Грэхем.
– Я не нуждаюсь в подачках. У меня есть деньги.
– Так почему вы убили марлофов?
– Из-за деревенских, – секунду поколебавшись, ответил Ульрик. – Твари резали скот, утащили пару собак. Власти все тянули и не спешили искать управу на бестий, вот я и решил помочь. Почему ты взялся меня защищать, Грэхем?
– Все просто: если выиграю – стану знаменитым, проиграю – плевать, через месяц об этом никто и не вспомнит. В любом случае реклама обеспечена. Я изучил материалы дела. Можете ни о чем не волноваться, вы привлекли достаточно внимания. Выигрывать Турнир Самоубийц вовсе не обязательно. Как ваш адвокат, я бы настоятельно рекомендовал воздержаться от второго тура.
«Необязательно быть адвокатом, чтобы прийти к такому выводу», – подумалось Ульрику.
– Я буду участвовать, – упрямо сказал он.
– Но что, если вы погибнете, сэр?
– Ты лишишься не самого лучшего клиента, а мечты о звездной карьере разобьются вдребезги. Так что на твоем месте я бы за меня болел.
…Зрителей на трибунах прибавилось. Были и репортеры. Едва завидев Ульрика, блэткочцы повскакивали с мест и начали аплодировать, а репортеры защелкали фотоаппаратами. Недвижными остались только плотно сомкнутые ряды безмолвных грэмов. Ульрик снял цилиндр, украшенный серебряной звездой, и шутливо раскланялся.
Блуждающая Башня обосновалась в центре арены. Весело перемигивались разноцветные огоньки гирлянд, будто плющ увившие мрачный фронтон, водосточные трубы и часы без стрелок. Химеру так туго обмотали серпантином, что наружу остался торчать один каменный клюв. На двери красовался венок с лентами.
N, в небесно-голубой визитке, стоял на крылечке, оперевшись на трость в красно-белую полоску. Было непонятно: сердится хозяин Башни за выходку с «Кратким изложением уроков…» или вовсе не заметил пропажи.
Джен сидела в первом ряду, одетая в промасленный комбинезон. Холод был ей нипочем. Нейтан в меховой шапке с ушами обнаружился неподалеку. Инкогнитус с ящиком благоразумно устроился подальше от Джен и ее гаечного ключа. Белинда сидела, закутавшись в пышную шубу, то и дело вертя головой по сторонам и бросая на блэткочцев презрительные взгляды.
Самоубийцы расположились за столом, накрытым черной бархатной скатертью. Снег и холод их тоже не волновали. Лицо Чайлда скрывал новый бумажный пакет.
– А вот и любимец города, господин Ульрик! – воскликнул Сайрус Блинч.
Распорядитель стоял у круглого столика, на котором в стеклянном футляре лежал престранный предмет.
– Позвольте вручить вам, как почетному жителю Столицы Метеоритов, ключ от города!
Блинч откинул стеклянную крышку и достал нечто похожее на ржавый топор, который инкрустировали плохо обработанными булыжниками. Весил «ключ» килограммов десять.
– Я не заслужил такой чести, – смущенно пробормотал Ульрик.
И никто не заслужил: слишком жестоко. Отказаться меж тем было нельзя. Блэткочцы радостно аплодировали, Блинч настойчиво пыхтел под ухом и, кажется, был настроен вручить подарок любой ценой. Вновь защелкали фотоаппараты. Донельзя гордая Джен толкала соседей в бок, хвастаясь знакомством с «почетным жителем».
– Примите ключ в знак особой благодарности, сэр. Город никогда не забудет ваш подвиг!
Немного сутулясь из-за подарка, Ульрик направился к прочим самоубийцам. Сел на свободный стул и едва не пихнул ключ под стол – с глаз долой. Вовремя опомнившись, положил на скатерть. Десять килограммов железа и камня глухо стукнули о столешницу.
– Итак, формальности соблюдены, – продолжил Блинч, – приступим к испытанию. Сегодня вам, уважаемые участники, предстоит сыграть партию в блэкджек. Наш достопочтимый мэр питал слабость к картам и слыл необыкновенно удачливым игроком. Покажите и вы, на что способны!
Тот, кто выиграет три кона в любой последовательности, признается победителем и выходит из игры. Проигравший будет один. Он…
Тут Блинч замялся, окинул взглядом трибуны. Корреспонденты ждали, подняв фотоаппараты.
– …он покинет предвыборную гонку, – неловко закончил распорядитель. – Всем удачи и счастливого Котовства!
Блинч вытащил из кармана нераспечатанную колоду карт.
– Да, шериф? – Блинч уставился на поднятую руку.
– У меня вопрос. Что такое «блэкджек»?
Ульрик заметил, как Джен в жесте отчаяния закрыла лицо ладонью. Наверняка она пробормотала сейчас: «О, мой кот» или что-нибудь в этом духе.
– Карточная игра, – часто-часто заморгал Блинч.
– И как в нее играть?
– Смотрите, – Блинч вскрыл и перетасовал колоду. – Все карты от двойки до десятки – по номиналу.
– В смысле?
– Двойка – два очка, тройка – три, четверка – четыре.
– А пятерка?
– Пять. Карты с картинками, то бишь дамы с валетами и королями – по десять. Кроме туза. Он – одиннадцать. Или единица, как захотите. Комбинация «туз – десятка» или «туз – картинка» и есть блэкджек. Мы в Блэткоче играем с джокерами. Джокер – любая карта, какая вам угодно, от двойки до туза. Комбинация с двумя джокерами прозвана «мистер Блэткоч», в честь основателя города, Генри Блэткоча. Ее ничем не перебить. Давайте, я покажу.
Блинч, странно дергая уголком рта, сдал карты.
– Сколько у вас, сэр?
– Десять и туз. Это что?
– Это блэкджек, сэр.
А. Зрители растерянно переглядывались, а прочие самоубийцы хранили гробовое молчание. Только Хикс смотрел на Ульрика, чуть прищурясь.
– Итак, господа, – провозгласил Блинч. – Приступим.
Ульрик вспоминал, что знает о карточных играх. В покере можно блефовать. Повышать ставку, делая вид, что у тебя беспроигрышная комбинация, и сидеть с таким видом, мол, тебе сам черт не брат. И глядеть: не волнуется ли соперник, как держит карты, куда смотрит… Здесь подобная метода не годилась. У трех из пяти самоубийц лица закрыты. У Чайлда – пакетом; у грэма – глубоким капюшоном; у Феймлеса – маской. Оставалось гадать, какие эмоции их обуревают.
Мэгги легкомысленно мурлыкала песенку, держа карты рубашкой к себе. Испытание ее ничуть не заботило. Хикс сгорбился, упер локти в стол и втянул голову в плечи – будто черепаха, забывшая дома панцирь.
Получив две карты – туза треф и даму червей, – Ульрик состроил серьезную мину. Чуть прищурился, откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу. Обвел взглядом игроков. Хотел эффектно перебросить карты из ладони в ладонь и уронил даму.
– Извините, – смутился Ульрик, залезая под стол.
Дама, как назло, не находилась.
– Можно мне еще карту? – спросил Ульрик из-под стола.
– Боюсь, что нет, сэр.
Ульрик шарил в полутьме, силясь найти злополучную даму. Игра тем временем продолжилась. Блинч деревянным голосом говорил что-то о хитах, стэндах и бастах.
– Ага, нашел!
Ульрик выпрямился.
Мрачный Блинч сдал карты себе. Одну положил рубашкой вниз.
– Вскрываемся, господа. Да, шериф?
– Я забыл, сколько очков стоит дама.
– Десять, сэр.
– А туз? Одиннадцать, верно?
– Верно, сэр.
– Так и знал. Как называется игра?
– Блэкджек, сэр.
Ульрик, немного волнуясь, но все равно страшно довольный, выложил карты на стол.
– У меня блэкджек.
Послышались редкие хлопки. Блинч перемешал колоду. Ульрику показалось, будто Лингва порывается что-то сказать, но все никак не решится.
Едва взглянув на карты: пара тузов, Ульрик положил их на стол и больше не касался. Игра шла своим чередом. Самоубийцы спорили, просили у Блинча еще карту или говорили «хватит». Порыв ветра подхватил Ульриковых тузов и смел со стола. Самоубийцы проводили карты задумчивыми взглядами. Ульрик покраснел.
– Я сейчас, – сказал он и поднялся.
Блинч с каменным лицом смотрел, как Ульрик бегает по арене туда-сюда следом за гонимыми ветром картами.
– Прошу прощения, – Ульрик протянул облепленных снегом тузов в высшей степени мрачному Блинчу.
– Шаффл, – провозгласил Блинч сдавленным голосом.
Самоубийцы побросали карты.
Ульрик чувствовал: все идет прекрасно. Оставалось выиграть последний кон, и можно назначать Коммивояжеру свидание.
Блинч не стал давать карты Ульрику в руки, а сразу перевернул их рубашками вниз. Выпали два джокера. По трибунам пронесся вздох изумления.
– Полагаю, будет честно, шериф, если из трех побед я засчитаю одну, – твердо сказал Блинч. – Хоть вы и почетный житель города, правила одинаковы для всех.
Зрители одобрительно засвистели.
Блинч сдал карты. Выпали туз и король.
На трибунах поднялся шум, одни блэткочцы аплодировали, другие кричали, что обычному человеку не может столь дьявольски везти.
Блинч заменил колоду, тщательно перетасовал карты.
– Сдача для мистера Вайтфокса, – объявил распорядитель.
Выпали две семерки.
– Ага! – обрадовался Лингва. – Крупье, карту!
– Подожди, шериф еще не закончил. Верно, мистер Вайтфокс?
Ульрик растерянно кивнул.
Блинч сдал третью карту. Снова выпала семерка. Лингва приуныл. Распорядитель отсчитал карты себе – десятка, шестерка, девятка. Под овации зрителей Ульрик занял место на трибуне рядом с Джен.
– Ты можешь хотя бы пять минут вести себя нормально? – сразу напустилась та. – Не привлекая столько внимания?!
«Нормально»? «Не привлекать внимание»? Она серьезно? Да если он будет в Блэткоче вести себя «нормально», местные сочтут его сумасшедшим!
– А что не так? По-моему, я отлично справился. Видела, как мне сегодня везет?
– Уж лучше бы нет. Надо было остаться дома, наряжать кота.
– Чего?
Ульрика окликнули. Обернувшись, он увидел анонима.
– «Молния» на имя шерифа.
Человек-маска протянул телеграмму. Там были адрес и время: Праведников, 27. В 19.00. Коммивояжер назначил встречу. Что ж, вечером мучения закончатся. И суд выигрывать не придется. Все устраивается как нельзя лучше. Ему и правда неслыханно везет. Может, купить лотерейный билет? Стоило Ульрику так подумать, как неприятностиметр ожил и принялся надсадно пищать.
– Взялись за старое?
Ульрик прекрасно знал, кого увидит, если обернется. И потому сделал вид, словно ничего не произошло.
– Я к вам обращаюсь.
Неприятностиметр стал пищать сильнее.
– Все, с меня хватит, сейчас голова разболится, – Джен решительно поднялась. – Встретимся у меня дома через час. Надеюсь, ты не забыл про подарок?
Подарок? Какой подарок?
– Конечно, не забыл, – покраснел Ульрик. – За кого ты меня принимаешь?
Джен фыркнула и ушла, не сказав больше ни слова.
– Можете игнорировать меня, сколько влезет. Я пришла лишь сообщить, что сегодня вы сдаете персональный экзамен на профпригодность. Мне.
– Сегодня я занят, отмечаю Котовство с друзьями, – буркнул Ульрик, мрачно разглядывая ключ от Столицы Метеоритов.
Опустить бы его кое-кому на голову.
– Вы все еще работаете на меня, – напомнила Белинда.
– Я не собираюсь снова совать пальцы в розетку, даже ради вас.
– Не хотите работать – не надо. Принуждать никто не станет.
– А печать? – обернулся Ульрик.
– Согласитесь, неразумно носить печать, которой не соответствуешь, – ядовито улыбнулась Белинда.
– Что от меня требуется?
Он равнодушно смотрел, как Блинч тасовал колоду, сдавал карты. Люди вокруг шумели, кричали, спорили. Радость от победы улетучилась, теперь Ульрик чувствовал лишь усталость.
– Обычная прогулка по городу. Вам и делать ничего не придется, все случится само собой.
– А если не случится?
– Тем хуже для вас.
Самоубийцы один за другим покидали стол. Первым ушел Феймлес. Он присоединился к N, что по-прежнему стоял на крылечке Башни. Мистер Хикс ужом извивался на стуле, беспрестанно озирался, но вот три очка набрал и он. После чего незамедлительно покинул арену. За столом остались Лингва, Мэгги и Чайлд. Башня к тому времени давным-давно перебралась в место потише.
Дела у грэма шли неважно – Блинча он обыграл лишь раз, тогда как у зеленоволосой Мэгги и пакетоголового Чайлда было по два очка. Лингва путался в картах, нервничал, то и дело оглядывался на товарищей, ища поддержки. Блинч оставался невозмутим.
Нежданно-негаданно Лингве улыбнулась удача, да еще два раза подряд.
Сначала выпали джокер и туз, против семнадцати у Чайлда, трех восьмерок у Мэгги и пары десяток у Блинча. А потом вовсе – два джокера. Комбинацию «мистер Блэткоч», припомнил Ульрик науку распорядителя, перебить невозможно.
– Гулять вечером по городу очень опасно, не боитесь? – привел Ульрик последний довод.
– Я буду не одна.
Мэгги по-прежнему показывала карты всему свету. Малютке было откровенно скучно, игра ее утомила. Джен рассказала, как Мэгги справилась с первым испытанием. Тролль, едва увидев зеленоволосую, попросил развязать его. Пожелал девочке хорошего дня, извинился перед публикой. Затем стремглав оббежал арену и упал замертво, захлебнувшись кровью.
К слову, мистер Хикс остался в живых только чудом.
Едва Блинч закрыл цепь на замок, несчастный юноша потерял сознание. Таким образом, ни одна обидная речь не была воспринята им должным образом. Тролль, до того с нетерпением предвкушавший, как вволю поглумится над беззащитной жертвой, видя этакий конфуз, пришел в ярость. Он пытался докричаться до мистера Хикса, но все было тщетно. Молодой человек сидел, уронив голову на грудь, а очки медленно сползали с его носа. К той минуте, когда они упали на песок арены, тролль был мертв.
– Что я вам сделал? Почему вы меня так ненавидите? – спросил Ульрик, наблюдая, как Чайлд пасует в девятый раз.
– Не преувеличивайте, – Белинда поджала губы.
– Я понимаю, мы никогда не ладили, но войдите в мое положение. Думаете, легко каждый раз из кожи вон лезть, устраивая черт знает что?
– То есть вы признаетесь, что все несчастные случаи, в которые вы попадали, были подстроены?
– Нет. Вы ведь меня сразу уволите, – улыбнулся Ульрик.
– Разумеется. Увидимся в семь у здания мэрии.
– Я не могу в семь, у меня на это время назначена встреча! – крикнул Ульрик вслед уходящей Белинде.
Та даже не обернулась.
Чайлд опять бросил карты.
– Пас.
– Вы собираетесь пасовать до тех пор, пока она не выиграет? – Блинч указал колодой на Мэгги.
– Неужели догадался? – глухо спросил Чайлд из-под пакета.
– В таком случае игра окончена, спасибо за внимание, – натянуто улыбнулся распорядитель.
И это все?!
* * *
Семантикс невыносимо страдал. За что человеку такие муки? Кто мог сотворить подобное? Глас вопиющего в пустыне. Эти блэткочцы, эти варвары, способны на любую мерзость! Никогда прежде он не видел ничего более чудовищного и возмутительного. Даже в страшных снах. Насилие над человеческой природой, вот что такое четыре восклицательных знака подряд. А «ложить» вместо «класть»?!
Семантикс, бормоча сквозь зубы ругательства, стирал с забора кривые строчки чьих-то художеств, когда за его спиной беззвучно выросла Блуждающая Башня. Со ступенек на тротуар спрыгнул человек в маске. Стукнул грэма мешочком с песком по затылку, подхватил обмякшее тело и потащил. Едва похититель и жертва скрылись за дверью, Башня исчезла.
…В конце пустынной улицы появился человек в черном балахоне. Когда он поравнялся с исписанным мелом забором, то замер. Несколько секунд человек стоял не в силах пошевелиться. Потом бросился к забору и принялся рукавом стирать скачущие вверх-вниз строчки.
Незамедлительно появилась Башня.
Глухой стук, сдавленный вскрик, и все повторилось.
Из проулка вывернула еще парочка в черных балахонах. Увидев, как похищают их товарища, грэмы бросились на выручку. Куда там, Башни и след простыл. Адепты Ордена стояли у злополучного заборчика и отдувались после быстрого бега.
– Неслыханно! Нужно немедленно сообщить в полицию!
– Ужасно! И главное – средь бела дня, у всех на виду! Уму непостижимо!
– Как так можно! Четыре восклицательных знака!
– «Проблемма»! «Хочете»! «Калидор»! А «ложить» вместо «класть»?! Я сейчас же иду к Седвику!
* * *
Дверь открыла запыхавшаяся Джен. Она безуспешно гонялась с гирляндой за облезлым рыжим котом – хотела нарядить того к празднику. Ульрик стоял с подарком под мышкой.
От самого стадиона за ним увязались Инкогнитус и Нейтан. Как Ульрик им ни втолковывал, они не желали оставить его в покое, неверно истолковав улыбку.
– Может быть, пора выпустить кота из ящика? – спросила Джен.
Инкогнитус спрятался за спиной Ульрика.
– Эксперимент еще не закончен, – с вызовом ответил он.
– Надеюсь, ты его хотя бы украсил? – угрожающе спросила Джен.
– В том и дело: кот украшен и нет одновременно, поскольку…
– Заткнись. – Джен сдула со лба прядь. – Ты – в дом, – она указала на Ульрика. – Остальные – убирайтесь ко всем котам.
Нейтан, смущенный больше обычного, глубоко поклонился.
– Господин…
– Что еще?
– Этим вечером я вынужден покинуть вас. Бабуля говорит, Котовство – семейный праздник. Мы идем к тете Розе на молочный суп. Прошу, освободите меня от клятвы на несколько часов.
– Хоть на всю жизнь, буду только рад.
– Но, Господин…
– Я, кажется, просил меня так не называть.
Ульрик был спокоен, улыбка исчезла, и потому слова прозвучали особенно грозно. Нейтан шмыгнул носом и окончательно сник. Ульрик подумал, что это самый грустный мим на свете. Но он верно решил. Пусть лучше парень уйдет сейчас, пока жив и здоров.
Ладно, может быть, не совсем здоров, но по крайней мере жив, а в Блэткоче это уже немало.
Ульрик стоял в прихожей, стараясь не встречаться взглядом с разноцветными чучелами, которые по случаю праздника были украшены серпантином и блестками.
– Вот, – Ульрик протянул Джен коробку, элегантно перевязанную красной лентой. – Мой подарок.
– Положи его в гостиной, к остальным.
– Разве ты не знаешь, что подарки нужно открывать сразу?
– Нет времени. Надеюсь, там не рыба: Пушистика от нее рвет.
Пушистика? Джен тщетно пыталась шваброй достать кота из-под шкафа.
– Целый день от меня прячется, гад, – вздохнула Джен. – Все традиции рушит.
– Постой, так подарок для кота?
– А для кого? Не для меня же.
Джен устало посмотрела на Ульрика, будто он смолол очередную несусветную чушь.
– Я думал, на Котовство принято дарить подарки!
– Да, котам. Я бы тоже что-нибудь подарила, но у тебя ведь нет кота.
– Между прочим, в коробке старинный серебряный браслет, украшенный речным жемчугом!
– Отлично, одену Пушистику как ошейник, – пожала плечами Джен.
– Он принадлежал моей матери!
Мысль, что подаренный на счастье браслет будет носить облезлый, помоечного вида кот, была невыносима.
Джен оставила Пушистика в покое. Переоделась в короткое черное платье и, захватив полную корзину конфет, донельзя злая, вышла из дома. Ульрик угрюмо тащился следом.
– Тебе ведь не нравится это платье, – наконец выдавил он.
– Это единственное приличное платье в моем гардеробе. Раз уж на то пошло – единственное платье вообще, и если ты думаешь, что я из-за какой-то пигалицы…
Прохожие то и дело снимали перед Ульриком шляпы, улыбались и наперебой желали счастливого Котовства. Тут и там бегали украшенные к празднику коты, терлись о заборы и углы домов – пытались соскрести с шерсти мишуру и блестки.
– Все думают, будто я избил Механического Человека, – пожаловался Ульрик. – И благодарят.
– Неудивительно, тварь не первый год крадет людей направо и налево, а тут появляешься ты и даешь сдачи. Тебя до конца жизни на руках будут носить.
– Да я его пальцем не тронул, богом клянусь!
– Еще скажи, что и убийство бандитов с Безопасной улицы не твоих рук дело.
– Я здесь ни при чем!
– Еще бы. Они сами друг дружку перебили.
– Вот именно!
Джен фыркнула и ускорила шаг, теперь Ульрик едва поспевал за ней.
– Ну разуй глаза, какой из меня герой! Я ношу фрак!
– У богатых свои причуды.
– Лучшие друзья считают меня неудачником!
– Я не говорила, что мы друзья.
– Повторяю еще раз. Это. Был. Не. Я. Понятно?!
Они остановились у калитки. За чугунной оградой высился мрачный двухэтажный особняк.
– А кто тогда? – спросила Джен и нажала на кнопку звонка.
– Рыжебородый парень в сапогах из крокодиловой кожи, здоровенный такой.
– Очень смешно. А еще говорил, будто не тролль.
– Клянусь, я не вру!
– Ты хоть понимаешь, что описываешь легенду, Генри Блэткоча, нашего первого мэра, бесследно исчезнувшего много лет назад? – устало спросила Джен. – Который, по легенде, мог воскрешать мертвых, исцелял любые болезни, ел раскаленное железо на завтрак, брился топором, а умывался серной кислотой?
– Может, он соскучился и вернулся? – предположил Ульрик.
– Нет, – фыркнула Джен.
– Тебе-то откуда знать?
– Он не мог вернуться, поверь.
– Почему? – не сдавался Ульрик.
– Потому что его никогда не было! Это легенда, вымысел, ясно?!
Калитку открыла сестра милосердия. Она молча кивнула, дав Ульрику и Джен пройти.
На заснеженной лужайке замерли крылатые мраморные коты, молитвенно сложив лапы. На голове каждого имелся красный колпак с помпоном. В окнах Ульрик заметил бледных, похожих на привидения детей. Они жались к стеклам, внимательно разглядывая пришельцев.
Дом украшали тускло мерцавшие гирлянды. Под окнами нес бессрочную вахту снеговик в котелке и с моноклем, утыканный деревянными ножами. Не сразу Ульрик понял, что это вовсе не монокль, а циферблат карманных часов.
Потертая медная табличка извещала:
Сиротский приют «Милый дом»
Сестра открыла тяжелую дверь с узким зарешеченным окошком вверху. Едва Ульрик и Джен переступили порог, металлическая дверь с лязгом захлопнулась, в замке повернулся ключ. Они будто очутились в тюрьме.
– Зачем мы здесь? – спросил Ульрик, осматривая серые стены и скудное убранство пыльного вестибюля. Пахло лекарствами. Всюду горел свет. Перед широкой лестницей, что вела на второй этаж, стояла гипсовая фигура кота, украшенная самодельными игрушками.
– Каждый год я приношу в приют сладости, – голос Джен гулко разносился по коридорам. – Это мое доброе дело.
– Доброе дело?
– Всякий на Котовство должен исполнить одно доброе дело, – пожала плечами Джен. – Такова традиция.
В приюте было неестественно тихо. Ни смеха, ни криков, ни детской беготни. Только настороженный шепот, будто стая летучих мышей шелестит крыльями в затхлой пещере.
Скоро показались дети. Они шли парами, рука об руку, щурясь от мертвенно-белого света, что испускали многочисленные светильники. Воспитанники приюта со всех сторон обступили Ульрика и Джен. Тонкие, будто полупрозрачные пальцы потянулись к конфетам. Дети разговаривали вполголоса, воровато озираясь. Никто не улыбался. Их лица, растерянные, с темными провалами глаз, напомнили Ульрику манекенов Очаровательного леса.
Дети изучали Ульрика взглядами, полными тоски. Кажется, им приглянулась серебряная звезда на тулье цилиндра.
– Вы наш новый шериф?
– Тот самый, что прогнал Часовика?
Он говорит про ту псевдомеханическую тварь?
– Но я вовсе не…
Дети теснее обступили Ульрика. Теперь в их глазах поселилось иное выражение – безумная радость.
– Вы видели цифры на его лице? – спросила девочка, стоявшая в обнимку с плюшевым зайцем, у которого недоставало одного уха.
– Что еще за цифры? Ты имеешь в виду часы?
– Нет, – покачала головой малютка. – Другие. Я вам расскажу. Вот, слушайте:
Семерка – это нос.
Нули – Его глаза.
А рот – вопрос:
Когда Он украдет тебя?
– Этот стишок придумал Морти, – подала голос девочка с короткими светлыми волосами.
– Его больше нет с нами, – прошептали два мальчика-близнеца. – Морти теперь с родителями.
– Прекрасно, что ваш друг вернулся домой. Надеюсь, вы тоже когда-нибудь…
Джен больно ткнула Ульрика локтем в бок.
– Морти не дома, сэр. Его забрал Часовик.
– Как и наших мам.
– Он придет за каждым.
– Если только вы Его не убьете.
Ульрик еще раз взглянул на зарешеченные окна. Никто не боится, что дети сбегут. Решетки нужны, чтобы защититься от зла, рыскающего снаружи. Вот зачем этот яркий, безжалостный свет, что не дает ни единой тени. Наверняка он горит всю ночь напролет.
– Сегодня дети впервые за полгода вышли во двор, – сказала сестра. – И все благодаря вам.
– Вы боитесь, что сюда придет Механический Человек? – догадался Ульрик. – Вы видели его, так?
Дети отшатнулись, закрыли ладонями глаза и застыли без движения, словно куклы.
– Мы не называем Его по имени, – сказала сестра. – Только Часовик или Он, чтобы не накликать беду.
Когда настала пора уходить, мальчик лет семи робко тронул Ульрика за рукав.
– Верните моих маму и папу, сэр. Пожалуйста.
– Я бы рад, малыш, но…
Услышав, о чем идет речь, сироты побросали конфеты.
– Пожалуйста, верните наших родителей, сэр, – шептали дети. – Пусть это будет вашим добрым делом на Котовство!
Ругая себя последними словами, Ульрик пытался сохранить серьезное выражение – уголки губ сами собой начали растягиваться в улыбке.
* * *
Ни один, даже самый проницательный, человек ни за что бы не догадался, но левое веко N в эту самую секунду нервно подергивалось.
Этот «бухгалтер» оскорбил гостей, украл бесценный артефакт, а вдобавок – избил Механического Человека!
В том, что именно Ульрик виновен в краже книги, N не сомневался. Больше некому. Участие в Турнире, теперь это… Не мог ведь Ульрик случайно забрать учебник, верно? Выходит, знает, что с ним делать.
Прежде бы N подослал к Ульрику убийц, и дело с концом. Но, после того что фрачный поганец сотворил с Механическим Человеком, это не казалось столь блестящей идеей.
Но что, если Ульрик ничего не крал? А пришел забрать свое?
N нервно хихикнул. Механически-нервно, разумеется.
По городу ходили слухи, будто Ульрик не кто иной, как перевоплотившийся Генри Блэткоч. Вздор, конечно. С другой стороны, Генри слыл тем еще троллем. Может, он решил всех разыграть? Подобные шуточки в его духе. Да и отправить в нокаут Часовика способен лишь тип, по описанию похожий на Генри. Тот, кто умывается кислотой, бреется топором и ест раскаленное железо на завтрак.
Или носит веревку с висельной петлей вместо галстука.
* * *
Председатель Департамента профпригодности разговаривал с Белиндой по телетранслятору из своего кабинета. Теадеус давно не видел директора фирмы «Брайан и Компания» такой довольной. Если точнее – года четыре. Ульрик как раз устраивался на работу.
– Как ему удалось пройти второе испытание? – откашлявшись, спросил Теадеус. – Обычно неудачникам страсть как не везет.
– Жульничал, разумеется, – отмахнулась Белинда.
– Зачем вы решили устроить этот «экзамен»?
– Пусть его нельзя уволить, так хоть поиздеваюсь.
– Я думаю, это все веревка, – задумчиво произнес Теадеус. – Мой дедушка как-то рассказывал: играя в карты, хорошо иметь при себе веревку, на которой повесили человека, везет – жуть.
– Он думает, надо мной можно безнаказанно потешаться? Как бы не так! – Белинда расхаживала туда-сюда перед телетранслятором, то и дело пропадая из виду. – Я кое-что придумала. Блэткочцы называют такой подход «троллингом».
– Троллинг? – оживился Теадеус. – При чем здесь ловля рыбы на блесну?
– Неважно. Я хочу посмотреть, как Ульрик из кожи будет вон лезть, чтобы сойти за неудачника, и от души повеселюсь.
– Значит, вы не считаете его брайаном? Думаете, лотоматон ошибся?
– Я этого не говорила. Я лишь сказала, что собираюсь отомстить этой сволочи за четыре года унижений, за те помои, которые на меня вылила пресса. Вы читаете газеты? Но ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним. Вот увидите, Ульрик еще у меня попляшет, я…
– Ручаетесь за это?
– Именно.
* * *
Мрак под капюшоном фигуры № 1 сегодня был… мрачнее обычного.
– Братья обыскали номер, – сказал Седвик, стараясь не встречаться взглядом с главой Ордена. Что, справедливости ради, было не так уж сложно. – Вот что им удалось найти.
Седвик протянул фигуре № 1 блокнот. Написано там было следующее:
«1. Тролли – бывают не только зеленые.
2. Способы троллинга:
Киса куку. Киса как тебя зовут? Скока тебе лет? С какова ты горада? С какова раёна? А ты умеиш p-p-p? Киса ты абидилась? У тебя есть паринь? Он веселый штрих?
3. Отвратительный кофе».
– Что это? – ледяным тоном осведомилась фигура № 1.
– Блокнот, – не моргнув глазом ответил Седвик.
– А книга где?
– А книги нет.
* * *
– Посмотрите, кто пришел!
Коммивояжер вытащил изо рта сигару и улыбнулся. Чемодан с серебряными замками стоял у его ног. За спиной Коммивояжера маячили трое в костюмах и в масках. Успело стемнеть, и Ульрик едва не заблудился, пока отыскал нужный адрес.
– «Чтобы узнать человека, достаточно бросить взгляд на ту его часть, что находится между головой и грудной клеткой», – процитировал Коммивояжер.
– Кто это сказал?
– Тот, кто разбирается в моде. В отличие от тебя, – Коммивояжер прищурился. – Идем, сыграем партейку-другую.
С этими словами знаток моды скрылся за неприметной дверью. Переступив порог следом, Ульрик очутился в тесной прихожей. Дом выглядел необитаемым. Электричества не было. На перилах лестницы, стульях и ящиках горели керосиновые лампы. Пахло сыростью, с потолка свисали клочья паутины. Чтобы не отстать, он невольно ускорил шаг. За спиной пыхтели люди-маски. Коммивояжер миновал узкий коридор, поднялся по лестнице и распахнул дверь.
Из мебели имелся только стол у дальней стены да пара шатких стульев. Керосиновые лампы кое-как разгоняли тьму. Ставни наглухо закрыты, а одно окно и вовсе забито досками.
– Я думал, мы не в игры пришли играть, а по делу, – сказал Ульрик, оглядываясь. – Вы мне обещали. Помните?
– Конечно, конечно, – отмахнулся Коммивояжер. – Но сначала развлечемся, о делах после. Ребята, обыщите его.
Сильные руки бесцеремонно обшарили карманы. Добычей стали дерринджер, стилет и неприятностиметр. Пистолет человек-маска, от которого сильно разило потом, тотчас сунул себе в карман и теперь с интересом рассматривал белую коробку. Ульрик нахмурился, губы сами собой расползлись в улыбке. Неприятностиметр радостно пискнул.
– Отдай ему эту штуковину, – поморщился Коммивояжер. – От нее все равно никакого толка. Приступим?
Он вытащил из кармана колоду карт.
– Я, знаешь ли, азартен.
– Мы так не договаривались, – упрямо повторил Ульрик, скрестив руки на груди.
– Договаривались, не договаривались, к черту. Стоит мне сказать слово господину Скорблу, и он вышибет тебе мозги из твоего же дерринджера. Сойдет за самоубийство. А господа Тошнот и Вилберн подтвердят, что такого-то числа некий Ульрик, проигравшись в пух и прах в карты, свел счеты с жизнью.
Тошнот и Вилберн согласно кивнули, а «господин Скорбл» даже приставил к виску Ульрика отнятый пистолет.
Ульрик пожал плечами и сел за стол. Тошнот с обрезом устроился справа, Скорбл с дерринджером скользнул к двери, а третий – как его, Гилберн, что ли? – прислонился к стене, придирчиво изучая стилет.
– Приятно иметь дело с разумным человеком, – улыбнулся Коммивояжер, распечатывая колоду. Чемодан он положил на стол, так не хотел расставаться. – Ну-с, приступим.
Из пяти раздач Коммивояжер не выиграл ни одной. Он сердито пускал кольца сизого дыма, ругался, а один раз даже ощупал рукава фрака – заподозрил Ульрика в шулерстве. Гилберн и прочие игрой не интересовались, держались скованно, то и дело поправляли галстуки. Ульрик заметил: хоть костюмы подобраны умело и даже с некоторым шиком, ботинки у всех троих изрядно поношенные, давно не видавшие щетки. Зато Коммивояжер щеголял в коричневых лаковых туфлях на пряжках, да еще с цепочками по бокам. По мнению Ульрика – жуткий китч.
– Как они их таскают? – пропыхтел Тошнот и снял маску. – Не видно ни черта, и дышать тяжело.
– Сам целый день маюсь, – поддержал Скорбл и в свою очередь стянул маску с потной физиономии.
Коммивояжер в хорошо знакомом Ульрику жесте отчаянья закрыл лицо ладонью.
– Лучше б я местных нанял, чем тащить вас, недоносков, из Готтлиба. Двадцать. Что у тебя? Проклятье!
Коммивояжер швырнул карты.
– Верно, говорят: дуракам везет.
– Что за дела связывают вас с N? – спросил Ульрик.
– Деловые люди всегда найдут общий язык, – попыхивая сигарой, ответил Коммивояжер.
– «Мистер Блэткоч». – Ульрик выложил на стол двух джокеров. – Вы проиграли. Теперь поговорим о деле?
– Вилберн, Скорбл, приберите здесь, – Коммивояжер подхватил чемодан, резким движением стряхнул пепел с брюк и поднялся. – Не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, как я продулся этому неудачнику.
Выходит, господина, так и не снявшего маску, зовут Вилберн, а не Гилберн. Впрочем, какая разница?
– Вы задумали меня убить? – спросил Ульрик, вертя в пальцах неприятностиметр.
– Для неудачника ты чересчур сообразительный. Счастливого Котовства, придурок!
В дверях Коммивояжер вдруг обернулся.
– Странно. Эта штука у него в руках. Почему она не пищит?
Ульрик с места хлестким ударом впечатал неприятностиметр в переносицу Тошнота. Тот хрюкнул, уронил обрез и осел на пол мешком. Не теряя времени, Ульрик зарядил увесистым, ударопрочным и влагостойким устройством в лоб кинувшемуся на подмогу Скорблу.
Вилберн-Гилберн оказался проворнее. Сунул в карман руку, щелк! – и в кулаке блеснуло длинное лезвие. Ульрик пинком отбросил стол в сторону. Сорвал с шеи петлю, накинул на запястье не в меру прыткого господина и как следует дернул. Нож отлетел в угол, а Вилберн-Гилберн очутился совсем рядом. Ульрик от души двинул его коленом в пах и добавил кулаком по незащищенному маской затылку.
В считаные секунды вся компания разлеглась на полу. Коммивояжер от удивления открыл рот.
– Мы не договорили, – Ульрик поднял неприятностиметр – тот даже не пискнул – и сунул в карман. – Вы, кажется, собирались оказать мне одну услугу.
– А ты не так уж безнадежен.
– Даже лотоматоны иногда ошибаются.
Коммивояжер было рассмеялся, но понял, что Ульрик не шутит, и вмиг стал серьезным.
– Чего тебе надо, парень, говори скорей, мало времени. Мне, по твоей милости, еще новую охрану нанимать.
– Вилберн и прочие лишь оглушены, – сказал Ульрик, возвратив себе дерринджер и стилет. – Я не убийца. Извольте впредь держать слово.
– Какой же ты зануда. К черту, может, лотоматон и правда ошибся. Давай исправим это. Кем хочешь быть?
– Бухгалтером. Если можно.
Коммивояжер уселся обратно за стол. Смел карты на пол и аккуратно пристроил чемодан.
– С тебя пятьсот тысяч.
– Чего? – не понял Ульрик.
– Лэков, разумеется.
– Но это целое состояние!
– Я обещал сменить печать. Я не говорил, что это будет бесплатно.
– Слишком дорого.
– Сегодня на Турнире ты рисковал жизнью, тебе жаль пятьсот тысяч? Попроси у блэткочцев, они тебя лэками с ног до головы засыплют.
У жителей самопровозглашенной Столицы Метеоритов Ульрик никогда бы не попросил денег – это бесчестно. Они боготворят его за поступок, которого он не совершал.
– Тогда советую начинать копить. Увидимся лет через семьдесят.
Коммивояжер поднялся.
– Сядьте, – раздраженно бросил Ульрик. – Я достану деньги. Но мне нужны гарантии.
– Разумеется. Когда принесешь деньги.
– Нет. Сейчас.
Какое-то время они сверлили друг друга взглядами.
– Черт с тобой, – Коммивояжер снял с шеи ключ на цепочке. – Для хорошего клиента ничего не жалко. Подавись.
В чемодане лежала утыканная трубками рука. Тускло блестели шкалы непонятных измерительных приборов, посверкивали баллоны с вентилями, темнело квадратное окошко экрана, отливали золотом клавиши, как у печатной машинки.
В прозрачном футляре ходил ходуном до блеска отполированный механизм.
– Что это? – с трудом вымолвил Ульрик.
– Не «что», а «кто». Билли. Поздоровайся, если хочешь, но он вряд ли тебе ответит.
Коммивояжер что-то отщелкал на клавиатуре, и в окошке вспыхнуло: «БУХГАЛТЕР». Ульрик не верил глазам.
– Что… Как…
– Аппарат, к слову, моего собственного изобретения, состоит из механической и физиологической частей. Первая – это блок управления с датчиками кровяного давления. Вторая – артериальный насос с оксигенатором – сердце и легкие Билли. Не буду вдаваться в подробности, они весьма специфичны.
– Другими словами…
– Другими словами, рука мертва, но не знает об этом.
– А почему «Билли»? – зачем-то спросил Ульрик.
– А почему бы и нет?
– И сработает?
– Проверь и узнаешь.
– Проверить?!
Коммивояжер пожал плечами.
– Пальцами щелкнуть Билли не сможет, так что остается один способ.
Стараясь подавить омерзение, он снял перчатку. Неутомимо жужжал механизм в стеклянном футляре, ласково блестели кнопочки, соблазнительно горела в окошке надпись «БУХГАЛТЕР». Ульрику казалось, стоит коснуться пальцев с посиневшими ногтями, и Билли стиснет руку мертвой, во всех отношениях, хваткой.
На ощупь ладонь оказалась вовсе не холодной – липкой разве что. Чтобы не дай бог не вырвало, Ульрик старался думать о чем-нибудь приятном. Как перекосит от злости Белинду, например.
Рукопожатие вышло вялым, белые пальцы Билли походили на тесто.
– Удостоверился? – спросил Коммивояжер, протирая Билли смоченной в спирте ватой.
– Вы можете сделать любую печать, без ограничений?
– Конечно, лучше не выбирать слишком редкую или важную, сам понимаешь. – Коммивояжер закрыл чемодан и педантично защелкнул оба замка. – Но по виду она будет неотличима от настоящей. Единственное условие – печать нельзя поставить на чистую ладонь. Для начала нужно пройти тест.
– А если печать снимут? – забеспокоился Ульрик. – Можно получить с помощью… Билли другую?
– Нет. Наличие печати обязательно. Я не стану раскрывать секреты, так что поверь на слово.
Хорошенькое дельце! Допустим, печать «НЕУДАЧНИК» досталась ему по ошибке. Но кто он тогда? Ничтожество? С чистой рукой в Мехатонии делать нечего. Относиться будут еще хуже, чем раньше. Получается, необходимо оставаться брайаном, чтобы доказать всем, что ты не брайан!
– Где мне вас найти, когда соберу деньги?
– Встречаемся послезавтра, здесь, в это же время. Мои дела в Блэткоче закончены, я уезжаю. Не хочу злоупотреблять гостеприимством N. Всего хорошего.
Ульрик остался сидеть за столом, предаваясь невеселым мыслям.
Чтобы оплатить смену печати, нужны деньги. Много денег. Его работа – оказываться по уши в неприятностях. Так как бы ему быстренько заработать побольше деньжат? Может, сделать что-нибудь опасное?
Самоубийственно опасное.
* * *
– Я уже битый час жду! Где вас носит?
Белинда стояла, с головы до пят закутанная в норковую шубу, словно химера Блуждающей Башни в серпантин. Поблизости топтались пятеро в бронекостюмах.
– Простите, я заблудился.
– Здесь от гостиницы пять минут ходьбы, как можно заблудиться?
– Я ведь неудачник, забыли?
Белинда фыркнула и ничего не сказала.
Ульрик специально шел самой опасной дорогой, по улицам Добрая, Мирная и Спокойная, но неприятности упорно обходили его стороной. Когда он уже хотел с горя поскользнуться и растянуться на мостовой во весь рост, удача, наконец, улыбнулась.
Дальше по улице шла оживленная игра. Блэткочцы столпились вокруг наперсточника. Галдели, спорили, трясли кулаками. Неподалеку скучал Фейлор.
– Счастливого Котовства, шериф! – Младший констебль взял под козырек. – Не одолжите немного наличных? А то я на мели. Не переживайте, как отыграюсь, сразу верну!
То, что нужно.
Игра в наперстки была Ульрику хорошо известна. Правила таковы: вы пытаетесь угадать, в каком из колпачков находится шарик, до тех пор пока у вас не кончатся деньги. Рядом околачиваются громилы с дубинами наперевес, что изображают случайных прохожих, счастливых победителей, или головорезов, убивающих несговорчивых клиентов. По необходимости.
– Вот, – Ульрик ткнул наугад пальцем. – Шарик там.
Наперсточник – вертлявый субъект с редкой щетиной на конопатом лице, поднял колпачок. Из-под него выкатился шарик размером с булавочную головку.
– Поздравляю. Вы угадали.
«Видимо, дает немного выиграть, – догадался Ульрик. – Что ж, попробуем еще».
За манипуляциями с шариком он не следил: на какой наперсток ни укажи, шарик обнаружится в рукаве у владельца.
– Поздравляю, сэр, вам вновь улыбнулась удача!
Ульрик попросил сыграть в третий раз. И в четвертый. И в пятый. И в шестой. И так далее. Шарик неизменно был в том наперстке, на какой он указывал. Движения наперсточника были плавными, руки двигались медленно. Шарик не мелькал из одного колпачка в другой, а еле катился.
Когда шарик скрылся под наперстком слева, Ульрик уверенно ткнул в правый.
– Поздравляю, сэр, вы снова выиграли, – по лбу вертлявого субъекта, только что проигравшего тысячу лэков, градом катился пот. – Вынужден с прискорбием сообщить: аттракцион закрывается, приходите как-нибудь в другой раз.
– Но я хочу посмотреть, где шарик! – возмутился Ульрик.
– В этом нет необходимости, сэр, – побледнел наперсточник. – Вы ответили совершенно верно, вам необычайно везет. Еще раз поздравляю.
– И ты больше ничего не хочешь мне сказать? – подозрительно спросил Ульрик.
– Нет, сэр.
– Совсем? – расстроился Ульрик.
– Да, сэр.
«Сегодня не мой день», – решил Ульрик.
Белинда хмурилась и что-то строчила в блокноте.
К Ульрику, сняв шляпу, подошел верзила в клетчатых брюках и штанах на подтяжках.
– Я не даю автографов, – сразу предупредил Ульрик.
– Так я это, по другому вопросу, – тип поскреб ногтем зеленую ленту на тулье. – Я в прошлом году Костолома Грэга, того, прикончил. Еще банк ограбил и так, по мелочи: тому зуб выбил, этому ухо отрезал. Вот.
– А мне ты это зачем рассказываешь? – прошипел Ульрик.
– Ну, вы ведь теперь шериф, я и подумал: может, вам, того, интересно будет.
– Вот и иди, – раздраженно буркнул Ульрик и оглянулся на Белинду, что хмурилась сильнее прежнего.
– Э-э-э, хорошо, сэр. А куда?
– В тюрьму.
Дальше стало хуже.
Ему жали руку, просили сфотографироваться, хлопали по плечу.
Ульрику сделалось обидно до слез. Улучив минуту, когда Белинда отвернулась, он пнул под зад какого-то типа, выбрав из тех, что поздоровей. Тот оглянулся, увидел Ульрика и рассмеялся.
– Ха-ха, замечательная шутка, сэр. У вас отличный удар. Вы, часом, не спортсмен?
Ульрик закрыл лицо ладонью, совсем как Джен. Ну за что они с ним так?
– Это ерунда, – вмешался другой. – Мне шериф голову камнем разбил, вот это, я понимаю, шутка. Помните меня, сэр?
Ульрик сделал вид, что не помнит.
– Да как же, сэр. Пощупайте, даже шрам остался!
Какие-то молодчики отобрали у спецагентов винтовки и теперь пытались продать им же. Лицо Белинды перекосилось. Писать в блокноте она бросила и только затравленно озиралась, наблюдая, как толпа веселых, пьяных людей все прибывает. Некоторые, особо ретивые, уже снимали с нее шубу.
– Нет-нет, – запротестовал Ульрик. – Эти люди – мои друзья, извольте вести себя с ними вежливо!
Какой-то мальчуган протянул Белинде кошелек.
– Это не мой, – поморщилась та. – Хотя и похож.
Белинда открыла сумочку.
– Какого черта?!
Дно у сумочки было аккуратно вырезано.
На щеках и лбу директора некоммерческого учреждения «Брайан и Компания» выступили красные пятна. Ульрик по опыту знал – сейчас посыплются предупреждения.
– Мало того что вы заработали кучу денег, обманывая нас, так теперь вздумали издеваться в открытую! Я даю слово, вас уволят и лишат печати не позже чем через неделю!
Из-под земли вырос почтовый ящик и плюнул в Ульрика приглашением на вечер встречи выпускников. Этого еще не хватало.
Блэткочцы взялись за руки и принялись водить вокруг Ульрика хоровод, распевая гимн Котовству.
Неприятностиметр молчал.
* * *
– Почему ты ничего не ешь? – спросила Джен. – Я старалась, готовила, а ты только сидишь и улыбаешься весь вечер, будто зубной порошок рекламируешь.
Ульрик подцепил ложкой побольше салата и принялся безрадостно жевать. В углу гостиной стоял кот из папье-маше весь в игрушках, серпантине и с красной звездой на макушке. Стеклянные глаза неусыпно следили за Ульриком с той самой минуты, как он оказался за празднично накрытым столом.
– А где твои родители? – спросил Ульрик.
В гостиной сидел только уплетавший бифштекс белобрысый мальчишка, но стол был накрыт на десятерых. По самым скромным прикидкам.
– Я живу в опаснейшем районе Блэткоча, так как ты думаешь?
– Они погибли?!
– Нет, они переехали.
Джен налила себе шампанского.
– А ты почему осталась? Жить здесь, да еще с младшим братом, не полагаясь ни на кого, кроме себя, должно быть, нелегко.
Очень нелегко.
– Только в Блэткоче Питер сможет стать настоящим мужчиной.
– При условии, что не станет мертвым. Просто мертвым.
– Будешь так говорить про мою семью, до третьего испытания не доживешь – я сама тебя придушу.
Из темноты прихожей показался обмотанный гирляндой Пушистик. Его огромные желтые глаза горели ненавистью, а сам он походил на сияющий огнями город.
Чудовищно грязный, смердящий, страшно запущенный город. Вроде Столицы Метеоритов.
Только без огней.
– Можно дурацкий вопрос? – рискнул Ульрик, прекрасно понимая, что еще пожалеет об этом. – А что такое Котовство?
Джен закатила глаза, наверное, уже в пятый раз за вечер. Ульрик начал опасаться, как бы из-за общения с ним у Джен не развилось косоглазие.
– Что ты как маленький, в самом деле? Ешь лучше салат, скоро тушеную рыбу принесу.
– Не думаю, что в меня влезет еще хоть что-нибудь.
– Ничего страшного, съешь, я наготовила три кастрюли салата, две кастрюли рыбы, испекла яблочный пирог и выбрасывать ничего не собираюсь, – фыркнула Джен.
– Но я столько не съем! – запротестовал Ульрик.
– Ничего, ночь длинная.
Ульрик, через силу жуя салат, мрачно смотрел, как Пушистик щеголяет с маминым браслетом на шее.
– Ты разве дома никогда не отмечал Котовство? – устало поинтересовалась Джен.
– Нет, – ответил Ульрик, на всякий случай отправляя в рот очередную порцию морковного салата.
– Из какой же дыры ты приехал?
– Гттлб ввсе н дра, – возмутился Ульрик с набитым ртом.
– Что-что?
– Готтлиб вовсе не дыра! Это лучший город во Вселенной!
– Будь он лучшим, там бы отмечали Котовство, – пожала плечами Джен. – Это ведь древнейший праздник. Еще скажи, будто не знаешь, что наш мир стоит на трех котах.
– Ты ведь на самом деле не веришь в это, правда? – Ульрик от изумления перестал жевать.
– А как ты объяснишь вещи вроде Блуждающей Башни? Ее наверняка построил Длиннокот. Никому из людей такое не под силу.
– Ты меня троллишь? – подскочил Ульрик. – И Блуждающая Башня, и телетрансляторы, и лотоматоны, и маска N одного происхождения, но их создали вовсе не коты!
– Кто же тогда?
– Древние!
– Кто это?
– Никто не знает, – растерялся Ульрик. – Они жили давным-давно, а потом куда-то исчезли, оставив множество удивительных изобретений.
– Ничего глупее в жизни не слышала.
– А мир, стоящий на трех котах, по-твоему, не глупость?
Джен треснула Ульрика ложкой по лбу.
– За что?!
– Не умничай. И не святотатствуй.
Джен помолчала, размешивая ложечкой сахар. Ульрик разглядывал кота. Пушистик пытался приударить за гигантским собратом из папье-маше. Понял, что за ним наблюдают, и в свою очередь уставился на Ульрика, издав при этом звук, который можно было сравнить с мяуканьем, только если у вас отит.
– Расскажи о Готтлибе, – попросила Джен.
– Это мой любимый город, – сердито откликнулся Ульрик. – Я в нем родился и вырос, там живут мои друзья. Он прекрасен в любую погоду, в его кондитерских пекут самый лучший хлеб, там есть множество картинных галерей, музеев, кинотеатров…
– Кинотеатров? Что это?
– Ты никогда не была в кино? Представь, – Ульрик взмахнул вилкой, будто дирижер палочкой, – на стене белый экран, из такой специальной штуки бьет луч света, и стена исчезает. Ты видишь людей, животных, иные страны…
– Вот это – точно неправда! – фыркнула Джен.
– Не хочешь, не верь. Мостовые у нас блестят, будто зеркало. Дома высокие, люди приветливые, воздух чист и свеж. И ни одного окурка на многие километры вокруг.
– А на Блэткоч упал метеорит, – неуверенно похвасталась Джен.
– Хотя есть и проблемы, – поделился Ульрик. – Отвратительно работает почта. Однажды они перепутали коробки и прислали мне запонки из слоновой кости вместо серебряных, представляешь?
– Неужели? Быть не может.
– Вот именно.
– Какой кошмар. А в Блэткоче почтовое отделение закрылось три года назад. Работники набрали кучу посылок на передачу и смылись. До сих пор гадов найти не можем.
– Да ведь это настоящее преступление!
– Тебе виднее, ты у нас шериф.
Кот уселся у ног Ульрика и начал издавать предсмертные хрипы – видимо, считал их мурлыканьем. Еле слышно играло радио. Мелодия была заунывно-протяжной. Ульрик подумал, что, когда он умрет, нечто подобное должно обязательно играть на его похоронах. Пусть те, кто придет, ему завидуют.
– Поверить не могу, что ты никогда не слышал про Котовство, – ворчала Джен, подкладывая Ульрику еще салата.
– А я поверить не могу, что ты никогда не слышала о лотоматонах, – бормотал Ульрик, пытаясь незаметно скормить Пушистику ненавистную морковь. – Как же ты училась?
– Ну, я окончила школу. Целых семь классов.
– Я не о том. Как ты поняла, что хочешь быть электриком?
– Когда поняла, что не хочу быть дворником.
– Но тебе нравится работа?
– Не знаю, работа есть работа, – пожала плечами Джен. – Кому она нравится? Нужно ведь как-то деньги зарабатывать.
– Да ладно, – ужаснулся Ульрик. – Что это за жизнь, когда приходится делать то, что не хочешь?
– Это называется «быть взрослым». Тебе не понять.
– А в Готтлибе…
– Заткнись. Надоели твои сказки.
Вновь воцарилось молчание. Звякали чашки, стучали столовые приборы. Ульрик разглядывал мутно-серое желе с таинственными мясными прожилками, гадая, что это может быть.
– Зачем эти лотоматоны вообще нужны? – наконец спросила Джен.
– Указывают человеку его путь.
Ульрик, подперев голову, хмуро жевал салат.
– В смысле?
– Подбирают дело всей жизни.
– Как это?
– Объясню проще. Существует мнение, что каждый человек талантлив, нужно только вовремя понять, в чем заключается его талант.
– В чем, по-твоему, талант Нейтана?
Ульрик тактично промолчал.
В полночь по обычаю стали загадывать желания. Загадывать нужно было про себя, а после обязательно сказать «мяу». Иначе желание не сбудется. Жители Блэткоча верили: так Длиннокот решит, будто желание загадывает кто-то из хвостатых собратьев, и непременно исполнит.
Джен разлила по фужерам молоко из большой стеклянной банки. Пушистик, довольно урча, терся об ноги Ульрика, оставляя на брюках клочья рыжей шерсти. С улицы донесся бой часов: Блуждающая Башня околачивалась где-то неподалеку. «Наверное, прячется от туристов», – подумал Ульрик и с удовольствием сделал глоток парного молока.
* * *
Накормленный до отвала, он возвращался в гостиницу. Часы Блуждающей Башни пробили три утра. Фейерверк давно отгремел, но люди еще не спали. Попадались редкие прохожие, некоторые распевали песни. Одиноко светились вдалеке окна приюта «Милый дом». Тени, что иногда показывались из проулков, едва завидев фрак и шестиконечную звезду, тут же исчезали, пожелав на прощание счастливого Котовства.
– Предупреждаю, я смертельно опасный убийца – ниндзя, рыцарь ночи, – пискнул во тьме знакомый голос.
Ульрик заглянул в ближайшую подворотню. Там затравленно озирался «смертельно опасный убийца», окруженный ватагой мальчишек.
– Жирный, жирный, как поезд пассажирный!
– Отстаньте, не то пожалеете! Я знаю точку на теле, если ткну в нее пальцем, сразу умрешь!
– А ты знаешь, что твоя бабушка жирнее бегемота?
– Я помощник шерифа! – срывающимся голосом крикнул Нейтан. – Я всех вас арестую, если меч не вернете!
Ответом был дружный смех.
– Кхм, – откашлялся Ульрик.
Пусть это будет его доброе дело на Котовство.
Смех смолк, все, включая Нейтана, уставились на шестиконечную звезду, приколотую к цилиндру, и широкую улыбку чуть ниже. Ульрик изящным жестом поправил узел висельной петли и грозно спросил:
– Капитан Нейтан, что здесь происходит? Разве я не велел вам патрулировать территорию?
Нейтану вернули меч.
– Я и па-патрулирую, – всхлипнул покрасневший Нейтан и стер с клинка невидимое пятнышко.
– Что здесь делают эти гражданские?
– Они, они…
Ульрик понял, что Нейтан сейчас разревется.
– А ну брысь отсюда, – гаркнул Ульрик на мальчишек. – И только попробуйте еще раз его тронуть! Ясно?
Подворотня вмиг опустела. Нейтан совсем сник и понуро стоял, икая время от времени.
– Идем, – позвал Ульрик. – Я провожу тебя. Где ты живешь?
– Т-там, – всхлипнул Нейтан и указал на аккуратный двухэтажный домик с красной черепичной крышей и круглым чердачным окном.
– Что ты так поздно делал на улице?
– Мальчишки взрывали хлопушки, я сказал им, чтобы прекратили, бабушка спит. А они… они…
Нейтан ковырял промерзлую землю острием меча, не в силах поднять взгляд.
– Когда-то надо мной тоже смеялись мальчишки, – сказал Ульрик.
– Не может быть, сэр!
– Может. – Ульрик механически щелкнул пальцами и невесело улыбнулся. – Как видишь, это не помешало мне стать…
…обманщиком.
– …тем, кто я есть. Не сдавайся.
– Господин, а я правда теперь ваш помощник?
– Правда. И можешь ходить за мной хоть целый день.
Нейтан просиял.
– Только не называй господином, – спохватился Ульрик.
– Да, Учитель, – поклонился Нейтан.
– И так тоже.
– Но как тогда?
– Для начала попробуй «Ульрик».
– Мистер Ульрик?
– Отлично.
– Сэр мистер Ульрик?
– Ладно.
– Великий сэр мистер Ульрик?
– Нет. Как все прошло у тетушки?
* * *
Допросом руководил Седвик. Привязанный к стулу аноним вел себя смирно и вырваться больше не пытался. Даже когда принесли паяльную лампу, не повел и бровью. Впрочем, «не повел» громко сказано: лицо человека N до сих пор закрывала маска.
Взяли анонима случайно. А вышло так.
Брат Падежус – дай кот ему здоровья – наткнулся поздно вечером на двух людей-масок. Обычно те не отходят далеко от Башни, но тут, видно, приспичило. Сначала Падежус подумал, что это подражатели: какие-нибудь тролли, переодетые в анонимов для шика. Но парочка вела себя прилично, к прохожим не цеплялась, сосредоточенно шагая запутанными улочками незнамо куда.
Скоро оказались у приюта. Люди N перемахнули через ограду, подкрались к окнам и замерли, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь железную решетку.
Дверь приюта распахнулась, во двор выглянула сестра милосердия. Один аноним шагнул было к ней, поднял руки, будто силясь снять маску, но другой его удержал, шепнул что-то, и оба господина отправились восвояси. Калитка не понадобилась им и теперь – гуттаперчево подпрыгнув, они вмиг перебрались через ограду. Падежус, что с дерева наблюдал за всей этой интермедией, за проворными господами едва поспел.
Двинулись обратно. Напрасно Падежус крутил головой в поисках братьев, по пути, как назло, черные балахоны не попадались. Вступить в схватку с анонимами грэм не отважился. Хоть одного да надо взять живым, а люди N страшны в рукопашной: боли не боятся и дерутся, как черти, отчаянно и до смерти. При себе завсегда носят свинчатку, слепперы и трости-электрошокеры: то ли шум не переносят, то ли стрелять не умеют.
Анонимы покружили по улицам и вдруг ни с того ни с сего остановились. Один сунул руку в карман, вытащил колокольчик, позвонил, и посреди мостовой выросла Башня. Анонимы шасть на крылечко, только Падежус их и видел.
О том, что случилось, грэм обстоятельно рассказал братьям. Стали сутки напролет дежурить у приюта, сменяя друг друга, в надежде, что анонимы объявятся. Но день тянулся за днем, а навещать сироток люди N не торопились.
На Котовство визитеров было хоть отбавляй, да только граждан в серых костюмах-тройках среди них не нашлось. Разве что обнаружился один во фраке, но от такого лучше вовсе держаться подальше.
Седвик однако надежды не терял, к роптанию братьев был глух и не снимал засады ни днем ни ночью.
И оказался прав.
Первым ненастным апрельским деньком в приют пожаловал человек в маске – всего один, но это даже к лучшему. Вел себя аноним странно: будто ему нездоровилось или еще что. Походка нетвердая, движения заторможенные – не иначе пьян. В этот раз аноним лезть через ограду не стал: дети играли во дворе. Подошел, ухватился за прутья, застыл. Тут его и взяли.
Обрушились все скопом, как лавина. Надели мешок на голову, руки прижали к бокам, сверху прихватили веревкой – чтоб, значит, в колокольчик не извернулся, не позвонил, и потащили в свою обитель, где все давно было для допроса готово.
В карманах щегольского, добротного костюма обнаружились криво сшитая тряпичная кукла, фантик от конфеты и пуговица. Колокольчика не нашлось, а жаль.
Пока его вязали, волокли в подвал и усаживали на стул, аноним не проронил ни слова, как воды в рот набрал. Хотели снять маску, поглядеть, каков субчик собой, да куда там – будто приклеена.
Стали спрашивать по всей форме: кто таков, откуда, что делал в приюте? Молчит. Ладно, раскалили докрасна длинную иглу, помахали перед носом для пущей убедительности, да и вонзили в ладонь, проткнув насквозь. Аноним даже не пикнул, сидит как сидел. Взялись за клещи, немного поработали над наружностью угрюмого субъекта. Без толку. Все равно что покойника пытать.
Седвик не стерпел, принялся за дело лично. Клещами за край маски цап, и ножичком, ножичком. Аж вспотел, зато наружность молчуна предстала в лучшем виде. Братья ахнули. Посмотреть и впрямь было на что.
Изумленным взорам открылось миловидное личико барышни. По-мальчишески короткая стрижка делала ее похожей на подростка. Глаза смотрели отрешенно, черты лица застыли, словно из воска вылепленные. Окинув комнату невидящим взглядом, девушка лишилась чувств. Пытать пленницу больше никто не отважился, да и незачем – проверив пульс, Седвик понял, что незнакомка мертва.
* * *
Дневник Нейтана.
«Вчера пришло время маскировки: я слился с природой, став единым целым с кустами за домом. Интересно наблюдать за людьми, когда те думают, будто их никто не видит. Они начинают вести себя очень странно, например, крутят пальцем у виска.
С библиотекой все решилось само собой, хотя и не лучшим образом. Придя сегодня утром, я обнаружил, что от здания остались одни головешки. Против своего обыкновения в столь ранний час явился сам мистер Гилберт. Никогда не видел его таким счастливым».
