Глава 6
Ничего и кое-что
– Молодежь! – выходит на лестничную площадку свекровь. – Совсем стыд потеряли!
Она захлопывает дверь. Краем глаза я вижу, как Игорь успевает просунуть в щель руку. Его зубы впиваются мне в нижнюю губу, из груди доносится тихий стон. Боль сквозь опухоль в губе пронзает передние зубы. Свекровь стучит в соседнюю дверь и, вталкивая опешившую хозяйку в глубь прихожей, заявляет:
– Я досмотрю у тебя сериал. В моей квартире отключилось электричество.
– Твою свекровь! – вытаскивает прижатую руку Игорь, когда за соседкой закрывается дверь.
– Так тебе и надо, – облизываю ноющие то ли от поцелуя, то ли от зубов Игоря губы.
– Зато замок не захлопнулся, – открывает он дверь в квартиру. – Пошли.
– Нет! – упираюсь в дверной косяк. – Вдруг она вернется?
– Не вернется. Сериал начинается сразу после выпуска новостей. У нас есть минимум полчаса.
– Для чего?
– Для поиска улик.
Поднимаю глаза к потолку, но захожу в квартиру. Какой смысл отступать? Пусть лучше Игорь раз и навсегда убедится, что моя свекровь не убивала Катю, и больше не пристает ко мне со своей дурацкой теорией.
В квартире свекрови я была всего пару раз. Заходила в прихожую, когда приводила Катю в гости к бабушке. Мне знакомы красные с золотом обои и декоративный электрический камин советского образца, который свекровь использует вместо тумбочки. Следующая комната, одновременно гостиная и спальня, кажется чужеродной этой квартире. Обстановка здесь напоминает скорее салон светской дамы восемнадцатого века, чем комнатку семидесятилетней старушки. Но, стоит присмотреться, все вещи оказываются лишь дешевой стилизацией под старину, как и камин из советских времен.
На каждой плоской и твердой поверхности, включая журнальный столик и даже подлокотники дивана, стоят рамки с фотографиями. Это не привычная галерея бабушки с детьми и внуками или давно умершим мужем. На всех фотографиях только одно лицо – молодой Ольги Семеновны. Вот она в юности. Вот уже повзрослевшая, но все еще не утратившая юношеской миловидности. Вот и единственная групповая фотография, где она окружена десятками малышей. Наверное, ее первый выпуск. На этом снимке ее нос уже заострился, как и взгляд – посуровел. Несмотря на правильные черты лица, внешность молодой матери Олега кажется непривлекательной, даже отталкивающей. Наверно, наружу пробивается отвратительный характер. А может, это только мое, предвзятое, мнение? В любом случае Ольга Семеновна считает себя красавицей, раз каждый день продолжает любоваться безвозвратно утерянной молодостью.
– Только погляди! – сует мне в лицо целлофановый пакет Игорь. – Это же Катькин цвет волос!
– Да, это ее волосы, – нехотя беру в руки пакет с локонами.
– Она убила внучку и вырвала у нее клок волос. Чертова фетишистка! Вот и первая улика.
– Это волосы новорожденной. Их сохраняют как оберег. По ним снимают сглаз или что-то вроде того. Обычное суеверие. Знаешь, что странно?
– Ну?!
– В квартире нет ни одной семейной фотографии. Допустим, Ольга Семеновна не хочет видеть себя постаревшей, поэтому прячет снимки с сыном и внучкой, но где в таком случае свадебные фото?
– Откуда им взяться? – пожимает плечами Игорь. – Свадьбы-то не было.
– Разве папа Олега не умер во время медового месяца?
– И да и нет.
– Как это?
– Моя мама рассказывала, что перед свадьбой жених Ольги Семеновны заболел, поэтому свадьбу отменили. Они вроде как просто расписались и уехали на воды. Там ее мужу якобы стало еще хуже. Короче, домой она вернулась в черном и с животом.
– Бедная…
– Еще бы, в те времена это называли «принести в подоле».
– Неправда, она же вдова!
– При живом муже.
– Не понимаю.
– Точнее, вообще без мужа. Когда нам было лет по десять, покойный папа Олега вернулся в город за дедушкиным наследством, живой и невредимый.
– Ничего себе! Выходит, он не умер на водах?
– Выходит, его там и не было. Развел невесту перед свадьбой, заделал ребеночка и свалил. По тем временам – неслыханный позор. Представляю, как Олег расстроился, когда встретил мертвого папашку.
– Скорее обрадовался. Какой-никакой, а отец.
– Сомневаюсь. Дело даже не в отце. Олег так превозносил мать, разве что не молился на нее. Вряд ли он обрадовался, когда узнал про грехопадение. Ладно, – Игорь забирает у меня пакет с волосами, – пойду искать дальше. Ты, между прочим, тоже могла бы помочь.
– Чем? Порыться в грязном белье Ольги Семеновны?
– Корзина там, – показывает он пальцем на дверь.
Я качаю головой и нехотя иду в ванную. Теперь понятно, почему Ольга Семеновна не одобрила выбор Олега. После перенесенного позора стерильная репутация важнее счастья сына. Что может быть хуже, чем невестка из детдома? Развод. Страшно представить, с какими противоречиями Ольга Семеновна жила последние два года, одновременно мечтая избавиться от меня и боясь скандала из-за развода. Теперь ей в каком-то смысле должно полегчать. После смерти Кати для окружающих я больше не член семьи Пауковых, а авантюристка, которая втерлась в доверие и убила ребенка.
Ванная комната с первого взгляда производит впечатление не старинной, а старой. Если бы не ряды кремов на полке над умывальником, она соответствовала бы возрасту свекрови. Я поднимаю плетеную крышку пластмассовой корзины, пальцы прилипают к подъеденной временем поверхности. В нос ударяет кисловатый запах нестираного белья. Меньше всего мне хочется прикасаться к одежде свекрови. Хитрец Игорь спихнул на меня самую грязную работу. Заматываю руку в подол Ириного платья и бесцельно ворошу корзину. Сверху лежит серая вязаная кофта, под ней – юбка того же цвета, но на тон темнее. Меня начинает подташнивать, когда я добираюсь до слоя с нижним бельем. Первой замечаю сорочку, а из-под нее высовывается лямка бюстгальтера. Наверно, это одежда, которую она надевала в день смерти Кати. Будь у меня возможность, я бы тоже скинула с себя платье, в котором провела последние дни, но не оставила бы его в корзине, а сожгла.
В глаза бросаются бурые пятна на бледно-розовой, выцветшей от частых стирок сорочке. Отдергиваю руку и всем телом отстраняюсь от корзины с бельем. Непонятно, откуда у меня появляется такая уверенность, но я не сомневаюсь – это пятна Катиной крови. Перебарываю отвращение и, подцепив мизинцем лямку, вытаскиваю сорочку из корзины. Кровь подчеркивает текстуру шелка и узор кружева, окантовывающего лиф. Если бы пятна остались на подоле, этому можно было бы найти логическое объяснение. Например, свекровь могла встать на колени рядом с телом Кати и запачкаться. Но как кровь добралась до лифа сорочки? Я кладу находку на пол и вытаскиваю из корзины вязаную кофту. Она совершенно чистая. Получается, Ольга Семеновна сняла ее и прижала мертвую Катю к груди?
– Ничего себе! – раздается голос Игоря у меня за спиной. – Сколько кровищи! После этого ты будешь говорить, что бабка не при делах?
– Буду, – стараюсь придать голосу больше уверенности, чем есть на самом деле. – Она нашла мертвую Катю и целый день провела возле ее трупа. У нее был миллион возможностей испачкать одежду.
– Только не нижнее белье!
– Почему нет? Может, она специально сняла кофту перед тем, как обнять Катю.
– Захотела приласкать труп? Как же!
– Даже у самого бесчувственного человека может проснуться сострадание при виде убитого ребенка.
– Думай как хочешь, – протягивает мне половину листа формата А4 Игорь и, нагнувшись, поднимает сорочку, – но я возьму это с собой, пока она не успела избавиться от главной улики.
– Что за бумажка?
– Квитанция от юриста, – кивает он на листок. – Бабка заранее наняла себе адвоката.
– Скорее всего, изменила завещание. Она составила его перед нашей с Олегом свадьбой. Сообщила мне перед росписью, что квартира, дом и остальное имущество достанутся Кате. Наверно, надеялась, что я передумаю выходить за Олега, когда узнаю, что дом записан не на него.
– С чего бы ей теперь включать тебя в завещание?
– Она меня и не включала. Видимо, переписала на Олега. Внучка умерла, все переходит к сыну.
– Что и требовалось доказать! Квитанция оплачена два месяца назад, значит, бабка заранее планировала убить внучку.
– Постой, – пробегаюсь взглядом по листку. – Свекровь составляла завещание у знакомого нотариуса, а фамилию на квитанции я вижу в первый раз.
– Значит, все-таки наняла адвоката.
Я качаю головой и замираю. Игорь собирается выйти из ванной, но, посмотрев на меня, останавливается. Из прихожей доносится протяжный скрип. На секунду все затихает, а потом скрип повторяется и щелкает дверной замок. Я вжимаю голову в плечи, ожидая услышать шаги. В квартире становится так тихо, что даже в ванной слышно, как во двор заезжает машина. Игорь выглядывает в коридор.
– Никого нет, – говорит он, переступая порог. – Наверно, ветер гуляет.
– Ага, сквозняк сначала приоткрыл, а потом тихонько закрыл дверь. Ольга Семеновна не дура, – поднимаюсь с пола и выхожу в прихожую. – Она наверняка почувствовала неладное и вызвала полицию, а теперь приходила удостовериться, что в квартире кто-то есть.
– Вряд ли. Но мы все равно нашли, что хотели. Пора смываться.
Игорь медленно открывает входную дверь, и я убеждаюсь в своей правоте, услышав тот же скрип. Мы выглядываем на лестничную площадку, и, убедившись, что там никого нет, выходим из квартиры. Игорь закрывает дверь, внутри срабатывает автоматическая защелка. Если бы такой же замок стоял в двери Олега, Катя сейчас была бы жива. Не время об этом думать. Мы несемся вниз по лестнице, когда дверь в подъезд с грохотом ударяется о стену. С первого этажа доносятся навсегда врезавшиеся в память голоса двух полицейских.
– Старая маразматичка, – говорит тот, что запомнился мне длинными, не под стать телу, руками. – Говорит, кто-то вырубил электричество и забрался к ней в квартиру. Небось пробки выбило, а ей уже привидения мерещатся.
Мы останавливаемся, но голоса с каждой секундой приближаются.
– Надо п-переквалифицироваться в т-таксисты, – вздыхает его напарник, поднимаясь к нам на площадку. – Им всегда п-платят за ложные в-вызовы.
На этот раз я сама прислоняюсь к стене и притягиваю к себе запаниковавшего Игоря. Полицейские замедляют возле нас шаг. Что если свекровь рассказала им про целующуюся парочку? Стоило придумать что-то новое. Почему Игорь не предусмотрел это заранее? Зачем вообще надо было меня сюда приводить? Пока я думаю об этом, губы Игоря, поначалу напряженные, смягчаются. Кажется, он вовсе забыл, где мы находимся и, не замечая проходящих рядом полицейских, наслаждается поцелуем. То ли от опасности, то ли от ласковых прикосновений губ Игоря, у меня перехватывает дыхание.
– Вот и мы с Галькой так же зажимались, – поднимается на следующий лестничный пролет длиннорукий. – Бывало, по-тихому, чтобы соседи не увидели, просуну ей руку под блузку… Эх, молодость! А теперь дети, служба. Никакой романтики…
Напарник поднимается следом, и оба полицейских скрываются из виду. Я с трудом отстраняю Игоря и, взяв его за руку, тащу вниз. Лучше не дожидаться, пока свекровь расскажет полицейским все подробности, включая влюбленную парочку. Они могут поверить, что подозрения возникли неспроста. На свежем воздухе Игорь приходит в себя и садится за руль мотоцикла. Мы быстро едем в сторону дома. Дома… Интересно, какое из двух соседних зданий стало для меня роднее? Дом Олега, в котором я прожила два напряженных, полных страха года, или Игоря, в котором провела всего одну ночь? Отвечает мое сердце, когда мы подъезжаем к нужной улице. При виде железного забора оно начинает отбивать африканский ритм и успокаивается, только когда мы сворачиваем к гаражу.
Пока Игорь возится с замком, я гадаю, почему он все-таки ввязался в мои неприятности. Может, я ему нравлюсь? Или настолько отвратителен Олег, избивающий жену? Вдруг он просто не решается отказать? Конечно, я навязалась на его голову, а он стесняется послать меня куда подальше. Бедняга. Если меня поймают, Игоря могут посадить за укрывание преступника или даже за соучастие в убийстве. Он хороший человек и не должен из-за меня страдать. Что делать? А мне больше некуда идти. Не представляю, как справиться в одиночку. В любом случае моя беспомощность – не повод ломать Игорю жизнь.
– Верни мне, пожалуйста, телефон Артура, – говорю я.
– Он разряжен. У меня где-то валяется зарядка от мобильника. Правда, сам телефон я выкинул. Чувствовал себя с этой штуковиной как на привязи. Не понимаю, за что люди столько бабок платят? Пользы ноль, одни беспокойства. А вот провода всегда в хозяйстве пригодятся. Разъем в смартфоне Артура вроде бы такой же, будем надеяться, подойдет.
– Если можешь, одолжи мне шнур на пару дней.
Игорь отворяет дверь и оглядывается.
– А куда это ты собралась?
– Я и так отняла у тебя целые сутки. Ты, наверно, должен работать…
– Я хозяин, могу и прогулять.
– Понимаешь, прятать меня очень опасно. Полицейские рыщут по всему городу, и если найдут…
– В моем доме тебя никто не найдет.
– Почему ты так уверен? Вдруг кто-то из соседей меня видел?
– Ну и что? Я к себе никого не пущу.
– А если придут с обыском?
– Для обыска нужен ордер. Чтобы его получить, одних сплетен мало.
– Если меня поймают, ты станешь сообщником.
– Дин, завязывай лицемерить.
– Что?! Я не лицемерю, я за тебя переживаю!
– Тогда ты все-таки дура, – качает головой Игорь. – То боишься обмануть мать Артура, то волнуешься, что я стану сообщником. Мы с ней взрослые люди, способны сами о себе позаботиться. Не думай о нас, побеспокойся лучше о себе. Не жди, пока кто-то сделает это за тебя.
Собираюсь ответить на необоснованные обвинения, но последние слова Игоря лишают меня дара речи. Он прав. Я думаю о ком угодно, кроме себя. Пора окончательно принять ответственность за свою жизнь. Я должна научиться в первую очередь заботиться о себе, а уже потом об окружающих.
– Я знаю, – сжимает мои плечи Игорь, – ты не убивала Катьку. В каком преступлении я могу стать сообщником?
– Господи, даже я в этом не уверена…
– А вот это уже преступление, – поднимает указательный палец он. – И тебе придется понести за него суровое наказание.
Его губы сжимаются в строгую полоску, и только уголки глаз выдают усмешку.
– Марш в дом! Ужин сегодня готовишь ты.
– Хорошо.
Я с облегчением вздыхаю и переступаю порог. Даже не представляю, где бы я ночевала, если бы ушла из этого дома. Кого бы я стала винить, оказавшись ночью одна на улице: мужа-садиста, погибших родителей, бестолковых полицейских или Игоря? Всех, кроме себя, а зря.
– Вот так улов, – Игорь выворачивает карманы и выкладывает наши сегодняшние находки на стол в центре комнаты.
– Может, уберешь это? – сажусь на диван и поднимаю за лямку окровавленную сорочку.
– Не трогай, пусть пока лежит. Завтра утром отвезу ее в полицию.
– В полицию?! – опускаюсь на диван. – Как ты объяснишь, где ее взял?
– Не знаю, – зевает Игорь. – Напишу анонимную записку и подброшу под дверь.
– Проще сразу выкинуть в мусорный бак. Думаешь, в полиции станут проверять, чья это сорочка?
– Твои предложения?
– Давай оставим в покое мою свекровь и просмотрим телефон Артура.
– Мало того, что дура, еще и трусиха!
– Зато ты чересчур смелый.
– По крайней мере я не теряю сознание при виде собственной свекрови.
Он прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу и валится рядом со мной на диван, не забыв закинуть другую руку мне на плечо. В эту же секунду раздается душераздирающий вопль. Игорь с визгом подскакивает на ноги, а из-под его поясницы выкатывается рыжий меховой клубок. Кот сверкает зелеными фонарями глаз и шипением осуждает легкомысленное поведение хозяина.
– Байк!!! Я кому говорил, не смей спать на диване! Марш в корзинку!
Кот, подметая хвостом пол, плетется в сторону ванной.
– Байк?
– Я люблю мотоциклы, – разводит руками Игорь и кричит Байку вслед, – а кошек терпеть не могу!
– Зачем тогда завел?
– Никого я не заводил. Он сам завелся, меня не спрашивал.
– Как это?
– «Кладбище домашних животных» смотрела?
– Читала.
– Вот и у меня так же. На дороге возле мотосервиса какой-то придурок на «Шестерке» сбил кота. Тетка из дома напротив взяла и кинула мне его под дверь. Говорит: это твои клиенты задавили, ты и хорони. Идиотка, не может машину от байка отличить. И что ты думаешь? Засунул труп в мешок для мусора, за спину закинул, понес закапывать, а котяра по дороге пришел в себя. Всю спину мне, засранец, расцарапал.
Вместо того чтобы посочувствовать Игорю, я сгибаюсь пополам от смеха и валюсь на бок.
– Ладно, пойду искать зарядку.
Игорь выходит из комнаты, а я осматриваю стол с находками. Чувство удовлетворения сменяется ужасом, когда взгляд снова натыкается на пятна крови. Зажмуриваюсь в надежде, что кровь исчезнет сама собой. С закрытыми глазами все ощущения обостряются: уставшие ноги гудят, руки болят от напряжения после мотоцикла, в ушах шум. Стараюсь расслабиться. Веки на секунду размыкаются, в глаза проникает свет. Моргаю и снова погружаюсь в полумрак.
Бессовестные солнечные лучи лезут в глаза, сонные веки еле разлипаются. Я смотрю по сторонам, взгляд бегает по опрокинутой вверх ногами комнате в поисках знакомых предметов. Понять, где нахожусь, удается только сидя, когда пол и потолок снова меняются местами. Свежий воздух и физические усилия промотали вчера всю мою энергию. Разум за ночь отдохнул, а тело только сильнее разнылось на изогнутом диване. На часах девять утра – самое время встать и приготовить для Игоря благодарственный завтрак, раз уж обещанный ужин я проспала. Вряд ли у меня получится блюдо, способное окупить все неудобства, которые я ему причинила. Интересно, что он любит? Хорошо бы для начала узнать, какие продукты есть в доме.
На кухне я была дважды, но так толком и не осмотрелась. Пора наверстать упущенное. Стены, обшитые пластиком, по-настоящему белоснежны. Не ожидала такой аккуратности от холостяка. Темный – в контраст стенам – гарнитур нашпигован современной техникой, верхние полки забиты причудливой кухонной утварью. Можно было бы сделать вывод, что хозяин – фанатичный кулинар, если бы не слой пыли на новых, кажется, даже не испробованных приборах. Крышка газовой плиты опущена, вытяжка даже не подключена к розетке. На противнях в духовом шкафу ни царапинки. Чувствую себя, как в магазине. Из всей техники ярлык «Бывшие в употреблении» заслуживают только микроволновая печь и электрический чайник. Хотела было добавить к ним холодильник, но засомневалась – внутри оказался кусок сливочного масла и три десятка яиц. На столе – заполненная до краев сахарница и блюдо с яблоками. Осталось найти немного муки и можно испечь яблочный пирог.
Это первое блюдо, которое я научилась готовить. Обычно люди начинают экспериментировать на кухне еще в детстве, чаще всего с яичницы или блинов. Я впервые подошла к плите в восемнадцать лет. Это не преувеличение. Покидая стены детского дома, я даже не умела зажечь конфорку. Помню, в первый раз опалила пальцы и не поняла, что произошло. Ира приютила меня в общежитии, а я изо всех сил старалась ее отблагодарить: стирала, убирала, ходила в магазин. Последнее было настоящим испытанием. Я с трудом понимала назначение денег и тем более не умела с ними обращаться. В день первой зарплаты потратила все до копейки, а потом целый месяц сгорала от стыда, питаясь Ириными запасами. Однажды подруга предложила вместе приготовить яблочный пирог. Рецепт зафиксировался в памяти, словно рефлекс, теперь это как чиркнуть спичкой и зажечь газ.
Я дотошно проверяю полку над холодильником. Ничего, кроме пустых пачек от кукурузных хлопьев. Над раковиной только посуда. Нужно двигаться быстрее, пока Игорь не проснулся. Яблочный пирог – не самое изысканное блюдо, пусть хотя бы будет для него сюрпризом. Открываю по очереди все полки, только мельком заглядывая внутрь. Пачки с лапшой быстрого приготовления, банки от растворимого кофе, сникерсы, бисквиты в шоколаде, зефир. Значит, Игорь сладкоежка! Тем лучше. Несколько полок с пыльной, давно не используемой посудой. Перехожу к ящикам. Вместо верхнего оказывается встроенная разделочная доска, в среднем – столовые приборы. Открываю нижний ящик и среди груды отверток и гаечных ключей замечаю то, что меньше всего ожидала увидеть – пилочку для ногтей. Не веря своим глазам, беру ее в руки и поворачиваюсь к окну, чтобы при дневном свете убедиться в реальности находки. Взгляд цепляет движение за стеклом, и я тут же бросаюсь на пол. Только лежа на кафеле понимаю, что так сильно меня напугало. Перед глазами стоит лицо свекрови.
Все пропало! Сердце бешено колотится, по горящим от ужаса щекам бегут слезы. Два самых страшных дня в моей жизни были пережиты зря. Все пройденные испытания оказались напрасными. Вместо того чтобы доказать свою невиновность, я еще больше себя подставила. Теперь точно никто не поверит, что я не убивала Катю. Иначе зачем надо было скрываться двое суток, да еще прятаться в доме малознакомого мужчины?
Слышу стук каблуков по крыльцу и от безнадежности закрываю лицо руками. Шаги приближаются. Я сквозь пальцы вижу, как дверная ручка делает четверть оборота. Дверь закрыта на замок. Ура, я спасена! Уже через мгновение в замке щелкает ключ. Из груди вырывается стон разочарования, я опускаю голову и ударяюсь лбом о плитку. Холодный кафель отрезвляет, и на ум приходит логичный вопрос: откуда у свекрови ключи от дома Игоря? Я снова поднимаю голову и, упираясь подбородком в пол, наблюдаю за медленным движением двери. Петли издают протяжный скрип, сквозняк шевелит волосы на макушке. За дверью раздается еще один уверенный стук каблука, и нога в черном ботинке переступает порог. Я с мольбой поднимаю глаза на потертые джинсы, темно-синюю толстовку и, наконец, озабоченное лицо Игоря.
– Мне лечь сверху или пристроиться рядом?
– Тише! – шепчу я.
– Прости, – отвечает он так же шепотом. – Я думал, ты изображаешь коврик.
– Там! – киваю в сторону окна.
– Там коврик, или ты хочешь, чтобы я забил соседскую собаку на подстилку?
– Моя свекровь!
– Я ее с детства терпеть не могу, но это же не повод пускать ее на половик. Может, лучше по старинке, пойдем в лес за медведем?
– Она за окном.
– Соломинка, – садится возле меня на корточки Игорь, – вставай с пола.
– Говорю тебе, за окном моя свекровь. Она меня заметила. Все пропало!
– Тебе нужно поесть. Голодные обмороки – страшная вещь. Я купил хот-доги, – протягивает ароматно пахнущий пакет Игорь.
– Ты что, меня не слышишь?! – шепотом кричу я. – За окном только что была моя свекровь. Она меня видела!
– Только что?
– Да.
– Прямо сейчас?
– Да!
– За этим окном?
– Да, да, да!
– Соломинка, я минуту назад проходил мимо окна. Там никого нет.
– Я видела ее собственными глазами.
– Ты уверена? Может, это был соседский пес? Я уже давно жалею, что не поставил нормальный забор. Каждая собака в округе гадит на моем участке.
Наверно, Игорь прав. Стоило заметить движение в окне, как я упала на пол. Что, если свекровь мне только померещилась? Я могла увидеть чью-то тень, а воображение дорисовало страшное.
– Успокойся. Просто лицо свекрови у тебя ассоциируется с собачьей мордой.
– Думаешь, у меня галлюцинации? – опираюсь на локти.
– Думаю, тебе надо подкрепиться, – помогает мне подняться Игорь.
Усаживаюсь на пол и выглядываю в окно. На самом деле – никого.
– Я хотела испечь пирог, – замечаю, как Игорь осматривает расставленную посреди стола посуду. – Ты ешь что-нибудь, кроме сосисок и яиц?
– Чизбургеры. Сам их готовлю в микроволновке. Вкуснотища, пальчики оближешь!
В животе урчит от одного упоминания еды.
– У тебя есть мука?
Игорь бросает в мою сторону надменный взгляд.
– Мука?! У меня?
Вспоминаю про находку и поднимаю с пола пилочку.
– Я думала, раз у тебя есть это, найдется и мука.
– А ты не думала, что рыться в чужих вещах – признак дурного тона? – выдергивает у меня из рук и бросает обратно в ящик пилку Игорь. – Считаешь, раз у меня нет грязи под ногтями, я не мужик, а домохозяйка?
Перед глазами всплывают неухоженные ногти Олега. По такой логике он должен быть настоящим мужчиной, но по жизни Олег – мерзкий трус, способный поднять руку на женщину. Признаю, что не имела права копаться в вещах Игоря, пусть даже из лучших побуждений. Только ему об этом, конечно, не скажу.
– Куда ты ходил с утра пораньше?
– На рынок. Возле него бистро с самыми вкусными в городе хот-догами, – показывает мне пакет Игорь. – И газетный киоск.
Рука уже тянется к источающему аромат колбасы пакету, но в последний момент нехотя меняет траекторию. Я беру у Игоря газету и принимаюсь читать вслух статью, напечатанную под моей паспортной фотографией:
– Полиция продолжает розыск двадцатипятилетней Пауковой Дины Александровны, подозреваемой в убийстве пятилетнего ребенка. Последний раз ее видели возле места преступления в предполагаемое время убийства. По словам свидетелей, женщина торопилась скрыться, поэтому несколько раз спотыкалась и даже упала на колени. По данным следствия, Паукова не выезжала за пределы города. Несмотря на это, поиски подозреваемой ведутся на территории всей области.
Я моргаю, надеясь избавиться от газетных строчек, как от зависших перед глазами солнечных бликов.
– Бред какой-то, – откладываю газету в сторону. – Во-первых, мне двадцать четыре.
– Это, конечно, снимает с тебя все подозрения.
– Во-вторых, я не скрывалась с места преступления, а уходила из дома. В-третьих, не сильно я и торопилась, а уж тем более не спотыкалась и не падала.
– В-четвертых, я не я и Катька не моя. Ничего удивительного, что убегала, – от такого мужа давно пора было сбежать. Упасть с высоченных каблуков тоже немудрено.
– Я уходила быстрым шагом, в кедах. Кто-то сочинил эту историю, чтобы выставить меня виноватой.
– Прелестно, – кладет пакет с хот-догами на газету Игорь. – Осталось узнать, кому это надо.
Чувствую себя героиней иронического детектива. Всегда мечтала написать книгу, но если бы это был детектив, я бы не ставила героев в идиотские положения. Впрочем, к чему фантазировать. Какая девочка не мечтает стать балериной?.. Вот только мало кому даны пластичность и легкость фигуры. Вряд ли я отношусь к тем особенным людям, что способны создавать интересные истории. Для того чтобы писать книги, надо быть незаурядной личностью, обладающей большим жизненным опытом. Кого могут заинтересовать произведения женщины, не способной разобраться с собственными проблемами?
– Ты зарядил мобильный Артура?
– Еще вчера, – разворачивает ароматный хот-дог Игорь. – Бесполезная штука, если, конечно, ты не собираешься его продать. Я просмотрел номера в записной книжке – ничего необычного. Все сообщения стерты. От мобилы никакого толка. Предлагаю взять сорочку и поехать в отделение. Расскажешь ментам свою версию событий, подкрепишь ее уликой.
– Какую версию? Скажу, что ударила Катю по щеке и сбежала из дома?
– О пощечине можно и умолчать. Мы же с тобой провели эксперимент, который доказал…
– Ничего он не доказал!
– Тебе даже не придется врать. Просто молчи. Сорочка с пятнами Катькиной крови – лучше слов. Но если ты предпочитаешь и дальше отсиживаться в моем доме – пожалуйста, я тебя не гоню.
Я наклоняюсь к руке Игоря и откусываю хот-дог по самые пальцы. Пока Игорь осматривает остатки булки, поднимаюсь на ноги и иду в ванную. Сзади раздается недовольное бурчание и тяжелые, шаркающие шаги. В ванной, замазывая следы побоев и прибавившийся к ним синяк на лбу, я борюсь с желанием попросить у Игоря пилочку. Обойдусь. Рука, поднявшаяся на ребенка, не заслуживает маникюра.
– Дина, иди сюда! – кричит Игорь. – Дина!
Что еще случилось? Тюбик с тональным кремом выпадает из рук, слезы наворачиваются на глаза. Только бы не полиция и не Олег. Господи, только бы не Олег…
Игорь ждет меня в прихожей, сжимая в руках телефонную трубку.
– Это тебя.
– Меня?! Кто?
– Говорит, подруга.
– Ира! – выхватываю трубку из рук Игоря. – Как ты узнала номер?
– Ты же мне с него звонила, забыла, что ли?
– Да, точно. Что случилось?
– Я тоже рада тебя слышать.
– Извини. Просто я хочу знать, что произошло.
– Ничего. И кое-что. Только сильно не обнадеживайся. Вести не из приятных.
– Не понимаю. Ир, хватит меня пугать!
– Не телефонный это разговор, – понижает голос она. – Давай встретимся, и я тебе все объясню.
– К тебе я не пойду – кто-нибудь из общаги может меня узнать. Встретимся в парке?
– Лучше на стадионе. Мне через час на работу, оттуда ближе добираться.
– Ир, хоть намекни! Узнала что-то про Олега? Я теперь тоже многое о нем знаю.
– Что ты имеешь в виду?
– Длинная история. При встрече расскажу.
– Договорились.
Ира кладет трубку, а я раздумываю, слушая гудки. Если она прослышала о том, что Олега обвиняли в убийстве первой жены, мы зря подвергнем друг друга опасности. Лучше бы ей не появляться рядом со мной на людях. Да и мне не помешало бы избегать общественных мест. Но если я позову подругу в дом к Игорю, следом за ней могут прийти полицейские.
– Надо ехать, – объявляю о своем решении.
– В отделение?
– Нет, на стадион.
– Зачем?!
– Я должна встретиться с подругой.
– Может, перенесешь игру в бадминтон до лучших времен? Нам вообще-то надо расследовать убийство!
– Ира что-то знает, а у нас все равно нет зацепок.
– У нас есть вещественное доказательство! – поднимает со стола сорочку и трясет ею у меня перед лицом Игорь. – Тебе этого мало?
– Не мне. Тряпку с пятнами крови, добытую незаконным путем, не станут рассматривать в суде.
Руки Игоря опускаются, он тяжело вздыхает и кладет сорочку обратно.
– Ты готова?
К стадиону мы подъезжаем через считанные минуты. Когда мотоцикл приближается к въезду, я хлопаю Игоря по плечу. Он останавливается возле ворот и снимает шлем.
– Ты чего?
– Дальше я сама.
– Я подвезу тебя прямо к трибуне.
– Не надо. Сторож может услышать рев мотоцикла, крику не оберешься.
– Черт с ним! – Игорь поднимает шлем над головой, собираясь его надеть. – Что он нам сделает?
– Привлечет внимание. Мне оно сейчас ни к чему.
Игорь кивает и вешает шлем на рукоятку руля. Я слезаю с мотоцикла и обхожу стадион снаружи, чтобы не бежать через все поле к трибуне. С утра в будний день на стадионе бывает немного народа, но и одного человека достаточно, чтобы позвонить в полицию. Правда, шум от мотоцикла не единственная причина, по которой я попросила Игоря остановиться у въезда. Мне нужно поговорить с Ирой наедине, а Игорю обязательно захочется услышать все подробности. Сейчас, оглядываясь на проезжающие машины, я уже жалею, что не попросила его подвезти меня к главному входу.
Арку ворот украшают три гласные буквы: «А И О». От согласных в слове «стадион» остались только ржавые столбики. Пройдя под аркой, я оказываюсь на самом верху двадцатиметровой лестницы. Стоит посмотреть вниз, и от высоты захватывает дух. Я пересекаю лестничную площадку и спускаюсь на одну ступеньку, когда сзади раздаются шаги. Неожиданно человек у меня за спиной переходит на бег. Собираюсь обернуться, но его руки с силой упираются мне в лопатки. Верхняя часть туловища наклоняется, а ноги быстро пересчитывают ступеньки. Оступившись, я лечу вниз.
