Глава 5
Обогнать неудачу
– Шкаф! – кричу я, затаскивая Игоря за руку в спальню.
– Нет, я не хочу в шкаф.
– Отодвинь его, – пытаюсь успокоить сбившееся дыхание. – Олег не сменил замки, зато забил гвоздями все окна, чтобы из дома можно было выйти только через дверь.
– Дверь в шкафу?! С детства хотел в Нарнию.
– Отодвигай!
Он с силой толкает шкаф вбок, тот покачивается и отъезжает. В середине яркого прямоугольника обоев сияет полуденным светом окно. Я подбегаю к нему. Щелчок шпингалета – и окно распахивается. Все-таки я Бонд, Джеймс Бонд! Мы по очереди вылезаем на улицу. Внизу уже поджидает собака. Пес смотрит на Игоря влюбленным взглядом и облизывается, не забывая при этом скалить зубы.
– Чего ты ждешь?
– Ничего. Мяса у меня больше нет.
Мы переглядываемся и со всех ног бежим к забору. Игорь лезет в дыру первым. Его ноги проскальзывают под забор, но когда дело доходит до ягодиц, Игорю приходится вырывать траву и разгребать землю. Теперь Олег наверняка заметит подкоп и заделает лазейку. Прижимая папку к груди, я пролетаю в разинувшую рот яму следом за Игорем и приземляюсь прямо в его объятия. Секунду привыкаю к теплу его тела, ощущаю спиной, как подрагивает его живот. Игорь заходится смехом, который тут же передается мне. Его прерывистое дыхание щекочет мне ухо. Я чувствую, как играют мускулы на его груди, ощущаю легкие толчки живота. Неуклюже поворачиваюсь в его объятиях. Как будто назло, он еще сильнее прижимает меня к себе. Я вижу его губы, розовые и горячие, поднимаю взгляд и жалею, что не оттолкнула Игоря, пока была еще в состоянии от него оторваться. Он наклоняет голову, касается кончиком носа моей щеки и…
– О господи! – вскрикиваю я. – У тебя кровь!
– Где? – выдыхает он.
– На лбу!
Игорь проводит ладонью по красной полоске и подносит руку к глазам.
– Ерунда, шрамы украшают мужчин. Но если ты хочешь поиграть в медсестричку – я не против.
– Любишь ролевые игры? А по тебе и не скажешь…
– Обожаю. Так на чем мы остановились?
– Мы нашли статью о несчастном случае.
Разочарованно вздыхая, Игорь выпускает меня из неприлично тесных объятий и, отталкиваясь ладонями от земли, поднимается. Я стараюсь не смотреть в его сторону. Он подает мне руку. Не глядя, принимаю помощь и встаю на ноги. Поправив платье, захожу в дом следом за Игорем. Он идет на кухню заваривать чай, а я усаживаюсь в кресло и читаю вслух:
– Несчастный случай с девятнадцатилетним установщиком спутниковых антенн, который проигнорировал требования безопасности и продолжил работу во время непогоды, произошел десятого мая. Гуренков Артур Аркадьевич поскользнулся и упал с крыши. По дороге в больницу он скончался. Трагедия случилась в рабочее время. Родители погибшего, пенсионеры, несколько лет назад потерявшие старшего сына во время военных действий в Чечне, требуют правосудия. Руководство предприятия утверждает, что Гуренковым была нарушена техника безопасности.
– Вот видишь, родители требовали правосудия и недотребовались, – говорит Игорь, заходя в комнату с кружками, – а потом решили сами восстановить справедливость.
Я делаю глоток чая и, собравшись с мыслями, начинаю спорить:
– Это предположение, догадки. У нас нет ни единой улики.
– Значит, надо их достать.
– Откуда? Из-под земли?
– Если хочешь, – пожимает плечами он, – но я бы предпочел проведать родителей парня, а не его самого.
– Где ты собираешься их искать?
– Гуренковы – не такая уж популярная фамилия. Уверен, адрес стариков найдется в телефонной книге.
Он направляется к телефону на столике.
– Может, они вообще не из нашего города? Вдруг Артур был гастарбайтером, приехал на заработки в Россию и…
– О, нашел! – потрясает книжицей в мягкой обложке Игорь. – Гуренков А. С.
– Он Артур Аркадьевич.
– А его папа Аркадий Сергеевич или еще какой-нибудь Семенович. Кстати, ты права, Артур не из нашего города. Его родители живут в поселке, часа полтора езды на мотоцикле.
– Мы поедем на мотоцикле?!
– Если у тебя есть машина, поехали на ней.
– Постой, – у меня перехватывает дух. – Предлагаю вообще никуда не ехать, пока не обдумаем все хорошенько.
– А что тут думать? Ты под подозрением, у родственников есть мотив. Можно попробовать свалить все на них. Заодно докажем, что Олег угробил подчиненного.
– Погоди-ка, – заглядываю в папку, – здесь есть что-то еще.
– Соломинка, хватит тянуть время.
– Я нашла еще одну вырезку.
– Дай посмотреть! – выхватывает у меня из рук бумажку Игорь.
– Что там написано?
– Программа передач первого канала. Может, Олег боялся пропустить «Давай поженимся!»?
– Переверни ее, – подсказываю я и наблюдаю, как улыбка на лице Игоря сменяется озабоченным выражением.
– Почему ты молчишь? Читай вслух.
– Местного жителя подозревают в непреднамеренном убийстве жены. Следственный комитет возбудил уголовное дело в отношении Паукова Олега Борисовича, подозреваемого в избиении жены, которая скончалась в областном роддоме при преждевременных родах. Состояние ребенка, появившегося на свет на тридцать шестой неделе, акушер-гинеколог называет «тяжелым, но стабильным». По факту гибели матери проводится судебно-медицинская экспертиза. Прощание с Еленой Пауковой состоялось семнадцатого мая на Вознесенском кладбище.
– Почему никто не рассказал мне, что Олега подозревали в убийстве первой жены?
– Я не знал, – разводит руками Игорь.
– Сосед убил жену, а ты об этом даже не слышал?
– В то время я только институт окончил и работал в Москве.
– Кем?
– Специалистом в области финансовых операций, – губы Игоря вытягиваются в вымученную улыбку.
– Наверно, хорошо зарабатывал?
Игорь пожимает плечами.
– Почему ушел?
– Понял, что это не мое. С детства мечтал гонять на мотоциклах. Ну так что, поехали?
– Сначала дай мне вырезку, – протягиваю руку. – Я плохо воспринимаю на слух.
– Боишься мотоцикла – так и скажи! Только не тяни время, ехать в темноте опасно.
– Впереди еще весь день, а до поселка часа полтора езды, ты сам сказал.
Игорь пожимает плечами и протягивает мне вырезку стороной с программой передач. Я переворачиваю листок и охаю, увидев под заголовком фотографию с похорон Лены.
– Ты посмотри, – указываю пальцем на лицо Олега. – Он же весь в синяках, и переносица заклеена пластырем. Кто-то избил его прямо перед похоронами Лены. Что, если этот кто-то посчитал Олега виновным в смерти жены и наказал? Возможно, Катю убили, чтобы отомстить за Лену.
– Через пять лет? Брось! Кто бы стал так долго ждать? В статье черным по белому написано: менты подозревали Олега в убийстве, вот ему на допросе нос и расквасили.
– Возможно. Непонятно только, как ему удалось избежать наказания, да еще после допроса с пристрастием. Может, Олег был не виновен?
– Сомневаюсь. Скорее, мамаша отмазала. Виновен Олег или нет, должна была выявить судебно-медицинская экспертиза. Дети врачей тоже учатся в школе. Сама подумай.
Игорь прав, Олег не так прост. А если он избил беременную жену, значит, мог и столкнуть с крыши помощника. Вряд ли кто-то стал бы мстить ему за смерть первой жены спустя пять лет. Родственник или друг Лены скорее убил бы самого Олега, чем их с Леной дочь. Получается, гибель Артура Гуренкова – единственная зацепка. Надо ее проверить. Я киваю и плетусь к гаражу вслед за Игорем. Тяжесть предстоящих испытаний давит на грудь. Страшно представить, сколько сложностей ждет впереди, а еще неизвестно, чем все это может закончиться. Надо собраться с силами и сделать первый шаг. Всего один, а за ним следующий. Главное, не смотреть на дорогу целиком.
– Если боишься мотоцикла, – обнимает меня за плечи Игорь, – я могу съездить один.
– Нет, – от его крепкого объятия становится спокойнее на душе, – я должна сама поговорить с родителями Артура.
Больше всего на свете мне хочется вернуться вместе с Игорем в дом. Вот бы провести остаток дня в объятиях сильного мужчины, по привычке переложить все заботы на другого человека. Потом я, конечно, пожалею, зато сейчас отключусь от проблем. Отключусь. Какое правильное слово. Кажется, за последние два года я вообще впервые включила мозг. Хотя почему за два? Это первая попытка подумать со дня смерти родителей. Я должна научиться самостоятельно справляться с трудностями. Руки Игоря – вместе с голосом совести – подталкивают меня вперед. Он выгоняет из гаража мотоцикл. Закрыв ворота, Игорь подходит ко мне и протягивает шлем.
– Надень, в платье и шлеме тебя никто не узнает.
– Что значит «в платье не узнает»? Как будто я мужик, переодетый в женскую одежду!
– Не знаю, шанса проверить мне не представилось.
Пока я не успела ответить, Игорь надевает на меня шлем. За секунду мир сужается до размеров металлической полусферы на голове. Звуки извне отдаляются, видимость притупляет пластик перед глазами. Я поднимаю забрало. Паника и желание снять шлем постепенно отступают. Нужно собраться с духом и сесть на мотоцикл. Не ехать, пока только закинуть ногу и сесть. После аварии, в которой погибли родители, я ни разу не ездила на машине. Садиться в автобус было не страшнее, чем зайти в комнату, – просто на колесах. Но мотоцикл… Жутко даже смотреть, как эта железяка носится по дорогам, наклоняясь на поворотах, словно вот-вот уляжется на бок. Сейчас она спокойна и не представляет угрозы, но через мгновение заревет и рванет вперед. Игорь быстрым, естественным движением садится за руль. Я даже не успеваю разглядеть, как он это делает. Тело отказывается слушаться, нога нехотя поднимается, каблук цепляет зад мотоцикла. Неуклюже взбираюсь на сиденье, оттягивая подол платья.
– Держись крепче.
Осторожно обнимаю Игоря за талию. Перед тем как завести мотоцикл, он в последний раз поворачивается. Сквозь шлем доносится приглушенный голос:
– Четыре колеса возят тело, а два – душу!
Мотоцикл между ног начинает вибрировать, подвывая в такт. Кажется, сейчас он сорвется с места и я свалюсь. На самом деле мотоцикл мягко катится вперед. Игорь осторожно прибавляет скорость. Ветер поглаживает обнаженные ноги, щекочет волосами плечи. Незаметно для меня Игорь разгоняется так, что стволы деревьев по бокам от дороги сливаются в один высокий забор. В животе фейерверком разлетаются искры удовольствия. Страх заставляет сильнее прижаться к его спине, но чем выше скорость, тем быстрее хочется нестись вперед.
Мы сворачиваем на проселочную дорогу. Мотоцикл подпрыгивает на кочках, а я еще крепче обхватываю талию Игоря. Из его груди доносится стон, но разжать железную хватку моих рук мольбами не получится. Ряды деревьев сменяются домами с огромными огороженными участками. После городской улицы, где домики сидят один на одном, эта местность кажется безлюдной. Соседи на таком расстоянии могут не видеть друг друга неделями. Неудивительно, что люди со всех участков отвлекаются от грядок и выглядывают из-за заборов, покрашенных только с лицевой стороны, когда мы проезжаем мимо. Дома стоят далеко от дороги, если ее вообще можно так назвать. Трудно разглядеть таблички с номерами, не говоря уже о названиях улиц. Мы проезжаем с десяток домов и останавливаемся неподалеку от кирпичной, сто лет назад оштукатуренной церквушки с деревянной колокольней над аркой ворот.
Игорь снимает шлем и кивает в сторону следующего участка.
– Нам туда. На случай, если хозяева окажутся дома, ты Наташа, бывшая однокурсница Артура.
– С чего ты взял, что у Артура была однокурсница Наташа?
– Где-то же он учился после школы, значит, были и однокурсницы, а в каждой группе найдется хотя бы одна Наташа.
– А если хозяев нет дома?
– На этот случай у меня в кармане отвертка.
– Где ты научился вскрывать замки отверткой?
– У меня свои источники, – подмигивает он.
Я слезаю с мотоцикла и поправляю прическу. Игорь размашистым шагом идет к дому.
– Подожди! Допустим, я однокурсница Наташа. Что мне понадобилось в доме родителей Артура?
– Придумай сама, – останавливается он. – Неужели так трудно?
– Хочешь, чтобы я соврала родителям погибшего парня?
– Не ври, скажи правду: скоро вечер встреч выпускников, а тебя подрядили всех пригласить.
– Но это же ложь!
– Почему? Встречи выпускников проходят каждый год.
Я мотаю головой, а Игорь закатывает глаза.
– Да ладно! Тоже мне, святоша нашлась. Она не хочет врать!
– Не хочу. Эти люди потеряли сына, а я приду к ним в дом и буду нести ахинею про какой-то вечер встреч?
– Нет, ты заявишься к ним на порог со словами: «Здрасте, это не вы, случайно, завалили мою падчерицу?» Так?
Я снова мотаю головой.
– Тогда пошли, – говорит Игорь и направляется к дому.
Я плетусь следом. Когда-то зеленая, теперь грязно-серая облупившаяся краска покрывает стены колючей чешуей. Серая рубероидная крыша грозовой тучей висит над тщедушным домиком, готовым вот-вот сложиться под ее тяжестью. Если потеря молодого хозяина так сказалась на доме, страшно представить, что могло случиться с его жильцами. Только бы никто не открыл. Лучше залезть в чужой дом как воровка, чем соврать, глядя в глаза людям, потерявшим двух сыновей.
Возле крыльца Игорь пропускает меня вперед. Еле слышно стучу в дверь. Внутри тишина. Набравшись смелости, принимаюсь бить в дверь кулаком. Замираю в ожидании ответа – по-прежнему тихо. Опершись ладонью о стену, колочу ногой в дверь с грохотом, который невозможно не услышать. В полной уверенности, что дома никого нет, я спускаюсь с крыльца и, стряхивая с ладони налипшую краску, уступаю место Игорю. С отверткой в руках он сначала нагибается к дверному замку, потом садится на корточки и уже через минуту, кряхтя, опускается на колени.
– Хороший замок, не открывается совсем…
– Пока ты возишься, могу я забежать в церковь?
– Хочешь, чтобы я в одиночку залез в дом к незнакомым людям? Даже не думай!
– Мне нужно.
– Нужно? – поворачивается ко мне Игорь. – Ты что, школьница на контрольной, и тебе приспичило в туалет?!
– Катя умерла, а я даже не поставила свечку за упокой.
Игорь отводит взгляд и машет на меня рукой.
– Черт с тобой, иди.
Я бегу до самых ворот и замедляю шаг только на пороге церкви. В нос ударяет запах ладана. Покрытые коричневой краской деревянные доски скрипят под ногами. Перекрестившись, я подхожу к столу и покупаю три свечки. Оглядываюсь по сторонам, не зная, куда их поставить.
– Вы не подскажете… – обращаюсь к служительнице церкви.
– Ты во здравие хочешь поставить или за упокой? – спрашивает худощавого телосложения женщина. Загорелая кожа, видимо от многолетней работы на открытом воздухе, покрыта сеткой мелких морщинок. Рукава платья закатаны до локтей, руки кажутся нездорово тонкими, усохшими.
– За упокой, – отвечаю я, глядя в выцветшие, с пожелтевшими белками глаза.
– Пойдем, поставим вместе.
Она выходит из-за стола с тремя свечками в руке и жестом указывает направо.
– Ты, наверно, дедушке с бабушкой ставишь? – спрашивает она по дороге к заупокойному каноннику.
– Нет, маме с папой.
– Ну что ж, – вздыхает она, – так бывает. Правильно, когда дети ставят родителям, а не наоборот, как я… А третью кому?
– Ребенку, – с трудом сглатываю слезы.
– Маленький совсем был? – обводит меня увлажнившимися глазами она.
Я киваю, отводя взгляд.
– Мои сыновья до совершеннолетия дожили. Думала, все у них только начинается, но Господь решил по-иному.
– Как они умерли? – настораживаюсь я.
– Оба не своей смертью. Что случилось с твоим ребенком? Болезнь?
– Травма головы.
– Бедный малыш. Как его угораздило?
– Не знаю, – вытираю локтем набежавшие слезы, – меня даже не было рядом. Катя умирала, а я в это время спокойно спала. Когда меня разбудили и сказали, что произошло, я даже не поняла, о ком идет речь.
– Я тоже была далеко от своих мальчиков и ни о чем не подозревала, когда они умирали. Старший сын попал в горячую точку, больше я его не видела. Сказали, подорвался на мине. Не представляю, чем я занималась в тот момент, когда его не стало. Мне даже не разрешили гроб открыть, не дали по-человечески проститься.
– А младший?
Женщина отводит глаза, задетая моим любопытством. Осознав свою ошибку, я стараюсь поддержать разговор:
– Если бы у меня один из сыновей погиб на войне, я ни за что не отпустила бы второго в армию.
– Я и не отпустила, – качает она головой, снова глядя мне в глаза, – а зря. Он погиб на работе. Устанавливал антенну, упал с крыши двухэтажного дома прямо на недостроенный гараж. Напоролся на арматуру. Прожил еще полчаса, но нам с отцом сообщили уже после.
– Какой ужас… – придумываю, как подвести разговор к Олегу, но, отбросив всю нескладную ложь, приходящую на ум, спрашиваю напрямик. – Виновного в его смерти наказали?
– Разве кто-то виноват? Бог дает человеку жизнь и забирает ее, когда посчитает нужным. Он знает, что лучше для моего сыночка.
– А как же его напарник? Разве кто-то не должен был его подстраховывать?
– Мастер сидел в доме, проверял сигнал на телевизоре. Муж хотел подать на предприятие в суд. В тот день шел сильный дождь, а нашего Артура все равно отправили на крышу.
– Почему не подал? Возможно, мастер заставил Артура рисковать жизнью.
– Не успел. Сердце не выдержало. Аркаша пережил обоих детей, как и я. Схоронил младшенького и сам отправился следом, в лучший мир. Думала, Бог и меня заберет на небеса, ан нет, два месяца уже живу одна, как перст. Да разве живу? Пережидаю.
– Вы правы, – поджигаю по очереди свечи и, подержав над огнем, ставлю перед распятием на квадратный канонник, – ваш муж сейчас в лучшем месте.
– Он там не одинок. Рядом оба сына. Настанет мой черед, и я присоединюсь к ним. Остается только ждать, когда Господь позволит мне воссоединиться с семьей.
Я глажу мать Артура по плечу и всматриваюсь в ее умиротворенное лицо. Каждая складка кажется смирившейся с неизбежностью. Возможно, ее душа не перенесла потери сыновей и мужа, женщина погрузилась в религию и отгородилась от реальности, но она точно не сошла с ума, чтобы убить пятилетнего ребенка. Стоя рядом с ней, я кожей чувствую исходящее от нее спокойствие. Теория Игоря абсурдна. В детективном романе написали бы, что мы пошли по ложному следу. Игорь зря взламывает замок – в этом доме нам делать нечего. Нужно срочно его остановить.
– А ты, милая моя, – берет меня за руку мать Артура, – должна жить. Слышишь?
Я киваю, пытаясь высвободить ладонь. Она принимает мой жест за рукопожатие и притягивает меня к себе, чтобы прошептать на ухо:
– Ты должна произвести на свет еще одного малыша и начать жизнь заново. Ты же такая молоденькая! Я вообще родила Артура в тридцать семь. Правда, зачать получилось не сразу. Мне помогла одна молитва. Пойдем, я тебе ее дам.
Она тянет меня за руку через весь храм обратно к столу.
– У родителей Александра Свирского было много отпрысков, – говорит она, листая толстую книгу, – но однажды их деторождение прекратилось. Они стали молить Бога, чтобы Он даровал им сына на утешение и поддержку в старости лет. Плодом их молитв был Александр Свирский. Этому святому молятся, чтобы иметь сыновей. Вот, перепиши!
Она поворачивает ко мне книгу. Я беру листок и ручку со стола и собираюсь наскоро переписать текст, но взгляд застревает на незнакомых символах, то и дело мелькающих среди обычной кириллицы. Мать Артура замечает мое замешательство.
– Это церковно-славянский язык. Дома у меня есть эта молитва, напечатанная русскими буквами, да еще с кратким толкованием на обороте. Пойдем, здесь недалеко.
Она захлопывает книгу и торопится на улицу. Мне остается только молиться, чтобы Игорь не взломал замок. Выйдя следом на улицу, я с надеждой оглядываюсь на мотоцикл, но рядом никого нет. Я уже представляю себе Игоря с застрявшей в замке отверткой, когда из-за косматых ветвей плакучей ивы показывается крыльцо. Слава Богу, пусто! Мать Артура открывает дверь, пропуская меня вперед. В доме сильно пахнет чем-то сладковатым. От дурманящего аромата голова идет кругом, но постепенно я привыкаю.
Женщина берет меня за руку и ведет через весь дом в угловую спальню. Каблуки стучат по вымытым до блеска полам. Хочется снять туфли, но я не рискую отклониться от курса. Обстановка в спальне, как и в других комнатах, бедная. На самодельной деревянной мебели – ни пылинки. Странно смотреть на вещи и понимать, что человека, создавшего их, уже нет. Мать Артура открывает шкаф и достает старенький картонный альбом с детскими фотографиями. Мельком я оглядываю немногочисленную одежду хозяина комнаты: аккуратно сложенные футболки, на вешалке – единственные джинсы.
– Это спальня одного из ваших сыновей?
– Да, сначала здесь жил Егор, – кладет альбом на стол и склоняется над черно-белыми фотографиями женщина, – а когда брата не стало, спальню занял Артур.
Я осматриваюсь. В комнате нет привычного для большинства сверстников Артура компьютера, и судя по расстановке мебели, никогда не было. Слева над входом висит икона, а из-за двери выглядывает прижатый к стене Игорь. Я чуть не вскрикиваю от неожиданности, но успеваю вовремя прикрыть ладонью рот.
– Вот она, – поворачивается мать Артура и протягивает мне листок с молитвой. – Берите, мне она больше не пригодится.
– Спасибо, – сглатываю ком в горле. – Можно посмотреть фотографии? Кто на них?
– В основном Артур, – вновь склоняется над альбомом она. – Фотографий с Егором совсем мало. Когда рос старший сын, мы не задумывались о том, как быстро все проходит.
Я кладу левую руку ей на плечо, а правой машу Игорю.
– Какой красивый! – говорю я, стараясь заглушить шаги за спиной. – Девочки его, наверно, обожали.
– Я бы не сказала, – качает головой женщина. – Артур тяжело сходился с людьми. В школе его не любили, в колледже он не завел ни друзей, ни подружки. На работе отношения тоже не ладились.
– Он всем с вами делился?
– Нет, никогда. Я сама замечала. Нетрудно догадаться, если сыночек приходит из школы в синяках или сидит вечерами после колледжа дома. Когда маленький еще был, мы с папой хотели заступиться, но Артур не выдал обидчиков. Пришли в школу, а кого ругать – не знаем.
– С синяками сразу понятно, но почему вы решили, что у него не ладились отношения с коллегами?
– Не знаю насчет коллег, но вот с мастером у него были проблемы. Однажды я даже слышала, как Артур в телефонном разговоре повысил на него голос, – кивает она на мобильный, лежащий на краю стола.
– Артур кричал на мастера?
– Не кричал, скорее, грозил.
– Чем подчиненный может грозить начальнику? – улыбаюсь я, косясь на дверь.
– Да ерундой какой-то, – пожимает плечами она, – обещал позвонить его жене. Я растолковала ему, что так с начальством не разговаривают. Думаю, он понял, больше себе такого не позволял. По крайней мере я не слышала.
Зачем Артур собирался мне позвонить? Вопрос чуть не слетает с губ, но я успеваю опомниться. Из-за двери больше никто не выглядывает. Надеюсь, Игорю удалось выйти из дома. Еще раз обвожу комнату взглядом. Несколько книг на полке, потрепанная одежда в шкафу, икона на стене и… мобильный телефон современной модели. Сколько, интересно, может стоить такой аппарат? Вряд ли он по карману хозяину этой комнаты. Возможно, тот, кто подарил ему мобильный, мог отомстить Олегу. Хорошо бы просмотреть телефонную книгу и узнать, с кем общался Артур. Пока женщина перелистывает оставшиеся фотографии, я незаметно подхватываю телефон и заслоняю его листком.
– Мне пора. Большое спасибо за молитву.
– Да, да, – кивает женщина. – Если понадобится что-нибудь еще – приходите, не стесняйтесь.
– Обязательно, – иду к выходу.
– И просто так заходите, – добавляет она уже на пороге. – У меня редко бывают гости.
Обнимаю женщину на прощание и отворачиваюсь, чтобы не встретиться с ней взглядом. Стремительным шагом направляюсь к мотоциклу. Я приеду, обещаю. Как только разберусь в этой страшной истории, приеду и все верну. Слезы застилают глаза, все вокруг кажется искаженным и размытым. На ощупь добираюсь до мотоцикла и падаю на сиденье.
– Я думала, нет ничего страшнее смерти родителей, но похоронить двоих детей…
Влага переливается через край. Руки сами тянутся к Игорю. Он прижимает мою голову к своему плечу и гладит по волосам. Рукав его рубашки промокает, я прилипаю к ней щекой. Становится легче, вылившиеся слезы больше не давят, омытые глаза снова видят мир светлым. Отстранившись, протягиваю Игорю листок с молитвой и телефон. Он раскрывает рот от удивления и с минуту решает, стоит ли шутить.
– Да ты настоящая домушница! Зашла в гости с пустыми руками, а вышла с мобилой.
– Гореть мне за это в аду. Украла у бедной женщины последнее напоминание о сыне. Мать Артура не убивала Катю, точно.
– Откуда ты знаешь, на что способен человек, потерявший двоих сыновей? Вдруг она двинулась?
– В другую сторону.
– В какую еще другую сторону?
– Подалась в религию.
– В религию? После такого… – качает головой Игорь. – Я бы скорее проклял всех и вся…
– Она верит, что Бог забрал сыновей ради их же блага. Молится и ждет, когда сможет к ним присоединиться.
– Это она тебе сказала про благо?
– Главное не то, что она сказала, а то, что я сама в ней разглядела. Я уверена, она не убивала Катю. Иначе она давно наложила бы руки и на себя.
– Тогда кто мог отомстить за Артура? Отец?
– Он собирался подать в суд, но не на Олега, а на предприятие.
– Почему? Разве он не хотел наказать убийцу?
– Олег не мог столкнуть парня с крыши. Он сидел в доме и настраивал телевизор.
– Допустим, с судом ничего не вышло. Тогда отец Артура решил…
– Ничего он не решил. Отец Артура умер два месяца назад. Мать сказала, что осталась совсем одна. Получается, никто из родственников не мог отомстить за парня.
– Значит, у нас нет никаких зацепок, – складывает руки на груди Игорь.
– Кое-что есть, – оглядываюсь на дом я. – Мать слышала, как Артур ругался по телефону с Олегом.
– Думаешь, парень записывал разговоры?
– Дело не в этом. Артур грозился позвонить мне.
– Она так и сказала?! Что ты ей наговорила?
– Только правду.
– Тогда надо сматываться. Она уже сто раз могла позвонить в полицию.
– Успокойся, я не представилась. Она всего лишь слышала, как Артур говорил мастеру, что позвонит его жене.
– Интересно, зачем?
– Меня больше интересует сам телефон.
– Смартфон, – поворачивает мобильник в руке Игорь, – такой по телеку рекламировали. Дорогая штучка.
– Вот именно! Похоже, это единственная ценная вещь в доме.
– А я-то думаю, почему ты телек не вынесла.
– Судя по комнате, с деньгами у Артура было худо. Откуда навороченный телефон?
– Может, он зарплату год откладывал?
– Он работал месяца три, не больше. С зарплатой помощника такой мобильник не купишь. Даже Олег столько не зарабатывает.
– Откуда ты знаешь? Вдруг он тебя обманывает, – говорит Игорь, но, увидев, как изменилось выражение моего лица, меняет тему. – Надо отсюда валить. Сомневаюсь, что тебе удалось столько всего узнать и не спалиться.
– Можешь не сомневаться, – уступаю место на сиденье Игорю.
– И тебе ни разу не пришлось соврать?
– Ни разу.
– Ты и правда не дура, – качает головой Игорь и садится на мотоцикл.
Я надеваю шлем и устраиваюсь сзади. Прижимаюсь грудью к спине Игоря, чувствуя сквозь тонкую рубашку, как бьется его сердце. Пахнет загорелой кожей. Рукам, сцепленным у него на животе, передается вибрация. Кажется, рев двигателя доносится из груди Игоря, а не из мотоцикла. Плавное движение резко прерывается. Ноги Игоря опускаются на землю, он снимает шлем и поворачивается ко мне.
– Вставай.
– Зачем?
– Вставай с мотоцикла!
Его глаза полны уверенности, голос непреклонен. Остается только повиноваться. Я встаю и жду дальнейших указаний.
– А теперь садись на мое место. Обратно повезешь нас ты.
– Но я не умею водить, а еще у меня правая ладонь не сжимается… Травма после аварии…
– Мы ехали сюда полтора часа, я устал. Предложишь отдохнуть по-другому? Заодно можешь отработать потраченный бензин, – вокруг его глаз собирается стайка игривых морщинок, ямочки на щеках подмигивают в такт смеху. – Везешь или отрабатываешь?
– Везу! Только предупреждаю: если разобьемся, в ад отправишься следом за мной.
– За тобой хоть в тюрьму, моя хрупкая домушница!
Я уверенным движением заправской байкерши закидываю ногу, усаживаюсь на мотоцикл и… даже не представляю, что делать дальше.
– Эй, погоди! Меня не забудь, – садится сзади Игорь. – Выпрями спину, ладони на рукоятки руля. Вот так.
Я ощущаю нагретую ладонями Игоря поверхность, поглаживаю рукоятки.
– Согни локти, прижми немного к груди. Поставь ступни на подножки. Молодец!
Благодаря его подбадриваниям я чувствую себя за рулем удобно. Тело расковано, на душе спокойно.
– Что дальше? – спрашиваю в нетерпении.
Игорь поворачивает ключ, мотоцикл начинает вибрировать и издавать приятные звуки.
– Видишь под левой рукой рычаг сцепления? Выжимай, не бойся. Теперь плавно, носком, включи первую передачу. Вот так. Поставь ногу на землю.
– Ух ты, получилось! Даже на каблуках!
– Поверни правую ручку. Совсем чуть-чуть!
– Не могу, пальцы не слушаются. Говорю же, у меня травма…
– Давай вместе.
Игорь кладет ладонь на мою руку. Мотоцикл ревет в предвкушении поездки.
– Теперь медленно отпускай сцепление.
Неожиданно мотоцикл дергается, будто собирается вот-вот из-под меня выскользнуть.
– Все хорошо, – успокаивает Игорь. – Прибавь газу.
Мотоцикл медленно едет вперед. Я отпускаю сцепление. Игорь сжимает мою ладонь, мы снова поворачиваем ручку газа. Мотоцикл набирает скорость. Ветер гонит раскаленные докрасна облака, как будто старается приблизить сумерки. Солнце – как кусок растопленного на сковородке масла – плывет по фиолетовому небу. Камешки от проселочной дороги дробью ударяются о голые ноги. В очередной раз поворачивая ручку газа, я сжимаю пальцы ног, чтобы удержать туфли. Сначала Игорь, напряженный и сосредоточенный, держится левой рукой за мотоцикл. Постепенно он расслабляется и кладет руку мне на талию. В его объятиях я кажусь себе еще тоньше. Для него я настоящая соломинка. Этим мощным, крепким рукам ничего не стоит переломить меня пополам. Но сила, заключенная внутри тела Игоря, пугает меньше слабости духа Олега.
Я оглядываюсь по сторонам, на мелькающие один за другим стволы деревьев, и понимаю, что на этот раз не жизнь проносится мимо, а я двигаюсь ей навстречу. Нужно ехать еще быстрее, чтобы обогнать неудачу и самой выбрать свою судьбу. Дорога полностью захватывает мое внимание, заставляя забыть о страхе. Я больше не боюсь скорости. Мне хочется кричать об этом в лицо будущему. Поднимаю левую руку, крик свободы вырывается из груди. Я пересекаю черту прошлого. Теперь моя жизнь изменится. Все пойдет по-другому. Я стану другой. Я буду счастлива!
Игорь подстраховывает меня – вовремя кладет руку на руль. Но только я выхожу из приступа эйфории, он снова обнимает меня за талию. Я впервые управляю своей жизнью и могу изменить ее. Поверну туда, куда захочу. Стоит приложить достаточно усилий, и я доберусь до любой цели. Больше никаких сомнений. Я оставляю их позади, а с собой беру только уверенность в успехе.
Мы подъезжаем к основной дороге. Я поворачиваю голову и стараюсь перекричать рев мотора:
– Хочу еще!
Игорь помогает мне развернуть мотоцикл, и мы едем в обратную сторону. Я продолжаю наслаждаться только что приобретенной уверенностью, самостоятельно выбираю, в какой поворот свернуть на этот раз. Все выходит само собой, мотоцикл не просто слушается, он продолжает любое мое движение. Постепенно я привыкаю к управлению, получается одновременно вести мотоцикл и оглядываться по сторонам. Несмотря на большие расстояния, местность становится знакомой. Теперь я без труда ориентируюсь в поворотах и, когда вокруг угрожающе темнеет, направляюсь в сторону главной дороги.
– Останови! – кричит Игорь.
Тормозить я пока не умею, но он без труда руководит моими движениями. На секунду мне становится обидно. Я хорошо справилась с сельской дорогой и не подвела бы Игоря в городе. Но он, конечно, прав. Мне еще рано выезжать на оживленную трассу.
– Хочу кое-куда заглянуть, – оправдывается Игорь, садясь за руль.
Я пересаживаюсь назад и продолжаю наслаждаться поездкой. Быть пассажиром не так уж плохо. В этом есть свои плюсы. Например, я могу без риска для жизни упиваться малиновым послевкусием заката. Мы въезжаем в город, но вместо того, чтобы свернуть на повороте к нашей улице, направляемся в центр. Мотоцикл маневрирует между стоящими в пробке у сломанного светофора машинами и, сделав небольшой круг, оказывается во дворе жилой пятиэтажки.
– Зачем мы сюда приехали? – спрашиваю Игоря, не снимая шлем.
– Сказал же, хочу кое-куда заглянуть, – кивает он в сторону крайнего подъезда.
– Я туда не пойду!
– Брось, мы на минутку. Что тебе стоит?
– Ты знаешь!
– Тише! – шепчет он с таким видом, как будто это я веду себя неадекватно.
– Здесь живет моя свекровь. Может, ты забыл?
– Конечно, я помню. Иначе, зачем нам сюда приезжать?
– Понятия не имею, что тебе от нее надо, но я в этот подъезд не войду.
– Как хочешь, – пожимает плечами Игорь. – Можешь оставаться здесь и ждать, пока мимо не проедет полицейская машина.
Вряд ли они меня узнают. Но проверять это еще раз совсем не хочется, поэтому я снимаю шлем и плетусь за Игорем. В конце концов, что может угрожать мне в подъезде? Свекровь почти наверняка сидит дома и смотрит телевизор, а Игорь хоть и без тормозов, но не настолько отмороженный, чтобы звонить в дверь. По крайней мере я на это надеюсь.
– Стой здесь, – говорит он, когда мы поднимаемся на пятый этаж.
Я замираю на верхней ступеньке, в шаге от двери свекрови. Нога зависает над ее ковриком. Коричневый лоскут из ковровой дорожки, которую я подарила ей в первый год брака с Олегом. Удивительно, как она вообще сохранила это напоминание обо мне. Наверное, ей доставляет удовольствие каждый день представлять на месте коврика мое лицо и вытирать об него ноги. В груди холодеет, когда я поднимаю глаза на Игоря. Он открыл электрический щит и голыми руками берется за провода.
– Что ты делаешь?!
– Не знаешь, где ее пробки? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, вырубает ближние. – Надеюсь, это они.
Захлопнув щит, Игорь отпрыгивает ко мне на ступеньку. За дверью раздаются торопливые шаги и недовольный голос свекрови. Я закрываю лицо ладонями, но он берет меня за запястья и опускает руки. Щелчок замка, дверь открывается. Игорь прижимает меня к стене и впивается губами в мой приоткрытый от изумления рот. От прикосновения его языка перехватывает дыхание.
