Глава 14
Я вела «мустанг» по городу.
Дождь продолжал моросить, вокруг было довольно хмуро. Вдоль обочин дороги, узкой и извилистой, высились вечнозеленые деревья. За следующим поворотом Скотт указал на комплекс апартаментов в стиле Кейп-кода с маленькими балкончиками и серой черепицей. Перед ними зеленела лужайка с теннисным кортом. Всему здесь не помешал бы хороший ремонт.
Я припарковалась.
— Спасибо, что подвезла. — Скотт положил руку на спинку моего сиденья. Глаза у него были стеклянные, губы кривились в бессмысленной ухмылке.
— Ты сможешь дойти до дома? — спросила я.
— Я не хочу идти домой, — ответил он заплетающимся языком. — Там ковер пахнет собачьей мочой, а на потолке в ванной плесень. Я хочу остаться здесь с тобой.
Потому что ты пьян.
— Мне нужно домой. Уже поздно, а я еще не звонила маме. Она меня убьет, если я не появлюсь в ближайшее время.
Я перегнулась через него и открыла пассажирскую дверь. Он намотал прядь моих волос на палец.
— Красиво.
Я размотала прядь:
— Даже не думай. Ты пьян.
Он ухмыльнулся.
— Самую малость.
— Ты этого завтра даже не вспомнишь.
— Я думал, у нас был момент взаимопонимания на пляже.
— Был. Но это был всего-навсего один момент. Я серьезно. Я тебя выгоняю. Иди домой.
— А ничего, что это вообще-то моя машина?
— Я заберу ее сегодня и верну завтра вечером.
Скотт кивнул и поглубже уселся в своем кресле.
— Я хочу пойти домой и в одиночестве расслабляться с Джимми Хендриксом. Скажешь всем, что вечеринка окончена?
Я закатила глаза.
— Ты только что самолично пригласил человек шестьдесят! Я не собираюсь заходить и говорить, что все отменяется.
Скотт высунулся в открытую дверь, и его стошнило.
Фу.
Я взяла его за футболку, втащила в машину и проехала пару метров вперед. Потом поставила машину на ручник и вылезла. Обошла машину и вытащила Скотта под руки, пытаясь не наступить на содержимое его желудка. Он оперся на мое плечо, и я еле удерживалась на ногах под его весом.
— Какая квартира? — спросила я.
— Тридцать два. Верхняя справа.
Верхний этаж. Ну конечно… С чего я решила, что это будет легко?
Я протащила Скотта оба лестничных пролета на себе и, тяжело дыша и пошатываясь, ввалилась в его квартиру, в которой царил полный хаос. Огромное количество незнакомых мне и друг другу людей двигались и дергались под рэп настолько громкий, что я чувствовала, как мой мозг подпрыгивает и бьется о череп изнутри.
— Спальня там, дальше, — пробормотал Скотт мне на ухо.
Я протащила его сквозь толпу, открыла дверь в конце коридора и бросила Скотта на нижний матрас двухъярусной кровати в углу. В другом углу комнаты стоял небольшой стол, складная корзина с крышкой для одежды, гитара, на полу валялись гантели. Белые стены нуждались в покраске, их лаконично украшал постер «Крестного отца-3» и флажок «Патриотов Новой Англии».
— Моя комната, — сказал Скотт, заметив, что я осматриваюсь. — Чувствуй себя как дома.
— Спокойной ночи, Скотт.
Я уже закрывала дверь, когда он попросил:
— Можешь принести мне попить? Воды. Мне нужно смыть мерзкий привкус во рту.
Мне не терпелось как можно скорее покинуть это место, но я не могла справиться с растущим сочувствием к Скотту. Уйди я сейчас, и завтра он наверняка проснется в луже собственной рвоты. Пожалуй, стоит его умыть и принести аспирина.
Из гостиной, которая сейчас превратилась в танцпол, я попала в маленькую кухоньку и, протолкнувшись через плотный заслон тел при входе в нее, открыла и закрыла последовательно все шкафчики в поисках стакана. Над раковиной нашелся набор белых пластиковых чашек, и я налила в одну воды из-под крана. Развернулась, чтобы отнести воду, и мое сердце подпрыгнуло.
В нескольких шагах от меня стоял Патч, прислонившись спиной к шкафчику напротив холодильника. Он был один, вне толпы, козырек бейсболки был опущен на самые глаза. Всем своим видом он демонстрировал, что его не интересуют разговоры и общение. Его поза выражала нетерпение. Он то и дело поглядывал на часы.
У меня не было возможности обойти его и просочиться мимо него незамеченной, разве что перелететь по воздуху из кухни в гостиную. Кроме того, разве не должна я вести себя с ним, по крайней мере вежливо? Мы ведь оба достаточно взрослые и разумные люди, а значит, можем вести себя разумно.
Я облизала губы, которые внезапно стали сухими как песок, и подошла к нему.
— Развлекаешься?
Улыбка смягчила жесткое выражение его лица:
— Я могу придумать по крайней мере один более заманчивый вариант времяпрепровождения.
Это был намек, который я не собиралась понимать. Я залезла на кухонную стойку, уселась, свесив ноги.
— Останешься тут на всю ночь?
— Если мне придется остаться тут на всю ночь, пристрели меня сразу.
Я развела руками.
— Извини, пушки нет.
Он улыбнулся своей улыбкой плохого мальчика. Очень плохого.
— Это все, что тебя останавливает?
— Все равно выстрел не убьет тебя, — заметила я. — Одна из отрицательных сторон бессмертия.
Он кивнул и снова улыбнулся:
— Но ты бы сделала это, если бы могла?
Я помедлила, прежде чем ответить.
— Я не ненавижу тебя Патч. Пока что.
— Возможно, ненависть — это недостаточно глубокое чувство? — предположил он. — Может быть, ты испытываешь что-нибудь еще более сильное, чем ненависть.
Я улыбнулась, но слегка, не разжимая губ.
Мы, кажется, оба понимали, что из этого разговора не выйдет ничего хорошего, особенно здесь, и Патч спас нас обоих, махнув кепкой в сторону толпы, беснующейся за нашими спинами.
— А ты? Надолго остаешься?
Я спрыгнула со стойки.
— Нет. Отнесу Скотту воды и жидкость для полоскания рта, если найду. А потом сваливаю.
Он поймал мой локоть.
— Вот как. Меня бы ты пристрелила, но торопишься вылечить похмелье Скотта?
— Скотт не разбивал мне сердца.
Несколько секунд прошли в молчании, после чего Патч сказал хриплым голосом:
— Пойдем.
Он смотрел на меня так, что ошибиться в том, что он имеет в виду, было невозможно: он хотел, чтобы я сбежала с ним. Забыла про архангелов. Не думала о том, что в конце концов они найдут его.
Но я не могла не думать о том, что они сделают с ним; при одной мысли об этом меня сковывал ледяной ужас. Патч никогда не рассказывал мне, каков ад. Но он знал. И то, что он мне о нем не рассказывал, само по себе говорило очень о многом. Я старалась смотреть мимо него:
— Я обещала Скотту принести воды.
— Ты многовато времени проводишь с парнем, которого я бы назвал темным, а учитывая мои стандарты, от меня такой титул заполучить не просто.
— Типа рыбак рыбака видит издалека?
— Рад, что ты не утратила чувства юмора, но я серьезно. Будь осторожна.
Я кивнула.
— Спасибо за заботу, но я знаю, что делаю.
Я обошла Патча и стала пробираться сквозь толпу танцующих в гостиной. Мне нужно было уйти подальше. Стоять рядом с ним и чувствовать, насколько прочна и непреодолима эта стена льда между нами, было для меня чересчур. Знать, что мы оба хотим того, что не можем получить, хотя находимся на расстоянии вытянутой руки друг от друга.
Кто-то схватил меня за бретельку топика сзади. Я обернулась, ожидая увидеть Патча, который недоговорил и все еще жаждет поделиться со мной своим мнением. Или, что еще ужаснее, хочет поцеловать меня. Но это был Скотт, бессмысленно и лениво ухмыляющийся. Он убрал волосы с моего лица и неожиданно приник к моим губам. Судя по всему, он успел за это время прополоскать рот и почистить зубы.
Поначалу я пыталась вырываться, а потом поняла, что мне все равно, смотрит ли Патч. Я не делала ничего такого, чего он уже бы не сделал. У меня было такое же право жить дальше, как у него. Он заполнял пустоту в сердце с помощью Марси; что ж, теперь была моя очередь, и Скотт весьма удачно подвернулся мне под руку.
Мои ладони скользнули по груди Скотта и обвили его шею. Он понял намек и притянул меня ближе, гладя по спине. Вот, значит, как это — целоваться с кем-то другим. Патч всегда был очень неспешен, даже медлителен, уверен и настойчив. Скотт же был игривым, жадным и слегка неловким. Это было совершенно иначе, ново и… и это было не плохо.
— Моя комната, — шепнул Скотт мне на ухо, сплетая свои пальцы с моими и утаскивая меня в коридор.
Я глянула туда, где в последний раз видела Патча. Наши глаза встретились. Его рука застыла на затылке, будто он очень глубоко задумался, глядя на то, как я целуюсь со Скоттом. «Вот каково это», — мысленно сказала я ему. Только мне не стало лучше, когда я это сказала. Было грустно, я чувствовала себя подлой и не испытывала никакого удовлетворения от своей мести. Я никогда не любила грязные игры и дешевые трюки и не использовала их для того, чтобы поднять самооценку. Но боль, сжигающая меня, была очень свежа, и поэтому я позволила Скотту тащить себя за руку по коридору.
Он открыл дверь спальни ногой, выключил свет, и нас окружили мягкие тени. Я глянула на узкий матрас на нижнем ярусе кровати, а потом в окно. На стекле была трещина, и вдруг, запаниковав, я представила себе, как проскальзываю через нее, исчезая в ночи. Вероятно, это знак, что я собираюсь совершить огромную ошибку? Неужели, я правда собираюсь пройти через это, чтобы доказать свою правоту? Неужели я настолько хочу показать Патчу глубину моей боли и гнева? Что это вообще говорит обо мне?
Скотт обнял меня за плечи и поцеловал сильнее. Я думала, что делать дальше. Я могла сказать Скотту, что мне нехорошо. Я могла сказать, что я передумала. Могла просто сказать ему «нет»…
Скотт снял футболку и бросил ее в сторону.
— Э-э, — начала я, оглянулась еще раз в поисках спасения и тут заметила, что дверь спальни открылась, и чья-то тень заслонила льющийся из коридора свет. Кто-то вошел в комнату и захлопнул за собой дверь. И я замерла от изумления.
Патч бросил Скотту в лицо его майку.
— Что за… — возмутился Скотт, продевая голову в майку и поспешно натягивая ее.
— Рыбка сорвалась, — сказал ему Патч.
Скотт толкнул его в плечо:
— Ты что творишь? Ты не можешь так вламываться сюда! Я занят! И это моя комната!
— Ты с ума сошел? — воскликнула я, обращаясь к Патчу, чувствуя, что щеки пылают огнем.
Патч посмотрел на меня сердито и отрезал:
— Ты не хочешь быть здесь. Не с ним!
— Чья бы корова мычала!
Скотт отодвинул меня в сторонку:
— Дай я с ним разберусь.
Он подошел еще на пару шагов, и тут Патч ударил его в челюсть. Раздался неприятный хруст.
— Что ты делаешь? — закричала я на Патча. — Ты сломал ему челюсть!
— А-ы-ы-ы-а-а! — завыл Скотт, хватаясь за подбородок.
— Я не сломал ему челюсть, но если он хоть пальцем к тебе прикоснется, это будет первая из многих сломанных частей его организма! — заявил Патч.
— Убирайся! — приказала я ему, указывая пальцем на дверь.
— Я убью тебя! — зарычал Скотт, открывая и закрывая рот, чтобы убедиться, что челюсть работает.
Но, не обращая ни малейшего внимания на мой приказ, Патч в три шага оказался около Скотта и прижал его лицом к стене. Скотт попытался сопротивляться, но Патч снова ударил его об стену, не давая двигаться.
— Только тронь ее, — сказал он Скотту на ухо хриплым и угрожающим голосом, — и будешь жалеть об этом всю жизнь.
Перед тем как уйти, Патч еще раз взглянул на меня:
— Он этого не достоин, Нора, — он помедлил и добавил: — Как и я.
Я открыла было рот, но мне было нечего возразить. Я была сейчас здесь не потому, что хотела этого. Я была здесь, чтобы бросить это Патчу в лицо. Я знала это, и он знал это.
Скотт, держась за стену, побрел к кровати.
— Я бы его сделал, если бы не был пьян, — сказал он, потирая нижнюю часть лица и морщась. — Кем он себя возомнил? Я его даже не знаю! Ты знаешь его?
Скотт не узнал Патча. Но тем вечером в «Z» было много народу, и Скотт, разумеется, не мог запомнить каждое лицо.
— Мне очень жаль, — сказала я, кивая на дверь, за которой только что скрылся Патч. — Ты в порядке?
Он нерешительно улыбнулся.
— Никогда не чувствовал себя лучше, — сказал он. На подбородке у него расцветал огромный синяк.
— Он… Он себя не контролировал.
— Отличное состояние, — протянул Скотт, вытирая кровь с разбитой губы тыльной стороной ладони.
— Я пойду, — сказала я. — Завтра после школы завезу «мустанг».
Интересно, как мне сейчас выйти отсюда и пройти мимо Патча, сохранив хоть какое-то достоинство. С таким же успехом я могу подбежать к нему и признаться, что он был прав: я пошла сюда со Скоттом только для того, чтобы сделать ему больно.
Скотт удержал меня:
— Не уходи, Нора. Не сейчас, пожалуйста.
Я убрала его руку.
— Скотт…
— Скажи мне, если я зайду слишком далеко, — произнес он, во второй раз снимая майку через голову. Его светлая кожа будто светилась в темноте. Он явно проводил много времени в качалке, и это было видно по тому, как бугрились мускулы у него на руках.
— Ты заходишь слишком далеко, — сказала я.
— Прозвучало неубедительно, — он убрал волосы с моей шеи и уткнулся в нее лицом.
— Ты меня не привлекаешь в этом смысле, — я оттолкнула его.
Я устала, и где-то в глубине черепа зарождалась головная боль. Меня мучила совесть, и я хотела пойти домой и спать, спать, спать, пока этот вечер окончательно не сотрется из моей памяти.
— Откуда тебе знать? Ты не пробовала меня «в этом смысле».
Я щелкнула выключателем, и комнату залил свет. Скотт прикрыл глаза рукой и отошел на шаг назад.
— Я ухожу… — начала я и вдруг запнулась.
Я увидела участок кожи на груди Скотта, между его соском и ключицей, посередине. Кожа здесь была деформированной и блестящей. Как ожог. Вероятно, это было клеймо, которое Скотту поставили во время клятвы верности обществу нефилимов по крови. Но не это было главным, не от этого у меня сейчас перехватило дыхание и задрожали руки. Клеймо было в форме сжатого кулака. Оно было идентично, вплоть до формы и размера, печати на железном кольце из конверта.
Все еще прикрывая глаза рукой, Скотт застонал и взялся за перекладину кровати, чтобы удержать равновесие.
— Что это за отметина у тебя на коже? — спросила я; губы мгновенно пересохли.
Скотт отчетливо вздрогнул, а потом прикрыл шрам рукой.
— Да это… Мы с друзьями просто прикалывались однажды вечером. Ничего серьезного. Просто шрам.
У него хватало наглости врать об этом?
— Это ты передал мне конверт! — Он не ответил, и я спросила настойчивее: — Набережная. Кондитерская. Конверт с железным кольцом.
Внезапно мне показалось, что эта комната находится где-то очень далеко от пульсирующей басами гостиной, да и от всего остального мира. В одно мгновение я перестала чувствовать себя в безопасности здесь, в одном помещении со Скоттом.
Он все еще щурился от света, бьющего ему в глаза:
— О чем ты вообще? — в голосе его был страх, подозрение, растерянность.
— Думаешь, это смешно? Я знаю, что это ты передал мне кольцо.
— Кольцо?!
— Кольцо, оставившее отпечаток у тебя на груди!
Он с силой тряхнул головой, будто пытаясь отогнать наваждение, а потом резко выбросил руку вперед, прижимая меня к стене.
— Откуда ты знаешь про кольцо?
— Ты делаешь мне больно, — злобно сказала я, на самом деле трясясь от страха.
Я понимала, что Скотт не притворяется. Если, конечно, он не самый талантливый актер на свете, в чем я очень сомневалась, он действительно не знает о письме. Но он знает о кольце.
— Как он выглядел? — он встряхнул меня. — Парень, который передал тебе кольцо, как он выглядел?
— Убери от меня свои руки, — приказала я, стараясь оттолкнуть парня. Но Скотт весил куда больше меня, и мне даже не удалось сдвинуть его с места. — Я его не видела. Кольцо мне передали.
— Он знает, где я? Он знает, что я в Колдуотере?
— Он? — рявкнула я. — Да кто «он»? Что происходит вообще?
— Почему он передал тебе кольцо?
— Я не знаю! Я ничего о нем не знаю. Почему бы тебе мне не рассказать?!
Он сильно задрожал. Его явно охватила паника.
— Что ты знаешь?
Я пристально смотрела Скотту в глаза, горло у меня сжалось, дышать было тяжело.
— Кольцо было в конверте с запиской. В ней говорилось, что моего отца убил Черная Рука. И что кольцо принадлежало ему, — я облизнула губы. — Черная Рука — это ты?
На лице Скотта все еще было написано глубокое сомнение, глаза метались из стороны в сторону, оценивая, можно ли мне верить.
— Забудь об этом разговоре, если желаешь себе добра.
Я попыталась высвободить руку, но он все еще крепко держал ее.
— Убирайся, — сказал он. — И держись от меня подальше.
И он отпустил мою руку, подталкивая меня в направлении двери.
Я остановилась на пороге и вытерла вспотевшие ладони о штаны.
— Нет, я не уйду, пока ты не расскажешь мне о Черной Руке.
Я думала, что Скотт после моих слов еще сильнее разозлится, но он только скользнул по мне взглядом, каким мог бы смотреть на собаку, которая присела гадить на его лужайку. Он поднял свою майку и уже собирался ее натянуть, но вдруг на лице его появилась неприятная улыбка. Он кинул майку на кровать, расстегнул ремень на шортах, потом «молнию» и остался в одних в облегающих хлопковых трусах. Я прекрасно понимала его замысел: он пытался шокировать меня, напугать и таким образом заставить меня уйти, оставить его в покое. Надо отдать ему должное: попытка была хороша и увенчалась бы успехом, не будь я настроена так решительно.
Я сказала:
— У тебя на груди клеймо — знак Черной Руки. Не думаешь же ты, что я поверю, будто тебе ничего об этом не известно! Даже то, как это клеймо появилось?
Он не отвечал.
— В ту же минуту, что отсюда я выйду, я вызову полицию. Если не хочешь говорить со мной, возможно, ты захочешь поговорить с ними. Может, они уже видели такие отметины. Одного взгляда на эту штуку достаточно, чтобы понять: за этим нет ничего хорошего.
Я говорила спокойно, но внутри дрожала от напряжения. Как глупо и рискованно такое говорить! Что, если Скотт не даст мне уйти? Очевидно, что я знаю о Черной Руке достаточно, чтобы разозлить его. А вдруг он решит, что я знаю слишком много? Вдруг он просто убьет меня и выкинет тело на помойку? Мама не знает, где я, и все, кто видел, как я вхожу в квартиру Скотта, были пьяны. Вспомнит ли завтра кто-нибудь, что вообще видел меня?
Я была в такой панике, что не заметила, как Скотт сел на кровать и спрятал лицо в ладонях. Его спина тряслась, и я поняла, что он плачет, почти беззвучно, содрогаясь от рыданий. Сначала я подумала, что он притворяется, что это какая-то ловушка, но глухие звуки рыданий были настоящими. Он был пьян и очень напуган. Я не знала, чего от него ждать, поэтому стояла, не двигаясь, боясь, что в любой момент он на меня набросится.
— У меня в Портленде накопилось много долгов, — заговорил он глухим от отчаяния и усталости голосом. — Менеджер бильярдной дышал мне в шею, требовал денег, и мне приходилось оглядываться каждый раз, когда я выходил из дома. Я жил в постоянном страхе, зная, что однажды он найдет меня, и мне повезет, если я отделаюсь сломанными ногами.
Однажды вечером, когда я шел с работы, на меня напали сзади, затащили на склад и привязали к складному столу. Было слишком темно, чтобы разглядеть парня, но я догадался, что его послал менеджер. Я сказал ему, что заплачу2, сколько надо, если он отпустит меня, но он только рассмеялся и сказал, что ему не нужны мои деньги. Вроде как он уже выкупил мои долги. Я подумал, что это какая-то нелепая шутка, но он сказал, что его зовут Черная Рука, и деньги — последнее, в чем он нуждается.
Он достал зажигалку и подержал кольцо на левой руке над пламенем, чобы нагреть. Я покрылся холодным потом. Обещал сделать все, что он хочет, пусть только отпустит меня. А он разорвал мою майку и впечатал кольцо мне в грудь. Было очень больно, пахло горелой кожей, и я кричал так, что легкие разрывались. Тогда он схватил меня за палец и сломал его. Сказал, что если я не заткнусь, он продолжит, пока не переломает все десять. И еще он сказал, что поставил мне свое клеймо.
Теперь голос Скотта превратился в скрип.
— Я обмочил штаны. Прямо там, на этом столе. Он до смерти меня напугал. Я все сделаю, лишь бы никогда его больше не видеть. Поэтому мы переехали в Колдуотер. Я перестал ходить в школу и прятался в спортзале весь день, качаясь на случай, если он придет за мной. Если он найдет меня, на этот раз я буду готов к встрече.
Он замолчал, вытер нос рукой.
Я не знала, можно ли ему верить. Патч ясно дал мне понять, что нельзя. Но сейчас Скотт трясся от непритворного ужаса, лицо его опухло и все было покрыто бисеринками пота, и он ерошил рукой волосы, глотая воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Мог ли он выдумать такую историю? Все детали совпадали с тем, что я уже знала о Скотте: он был игроком, в Портленде работал по ночам в мини-маркете, и он переехал в Колдуотер, чтобы сбежать от своего прошлого. А еще у него на груди было клеймо. И ведь кто-то это клеймо ему туда поставил. Мог ли он вот так сидеть сейчас в двух шагах от меня и врать о том, через что прошел?
— Как он выглядел? — спросила я. — Черная Рука?
Скотт покачал головой.
— Было слишком темно. Он был… высокий. Это все, что я запомнил.
Я попыталась найти взаимосвязь между Скоттом и своим отцом, ведь оба они были каким-то образом связаны с Черной Рукой. Скотта он выследил, когда тот погряз в долгах, и клеймил его в обмен на оплату долгов. Прошел ли мой отец через то же самое? Может быть, его убийство было не такой уж случайностью, как считает полиция? Может ли быть такое, что Черная Рука выплатил какой-то долг моего отца, а потом убил его, когда папа отказался ставить клеймо? Нет. В это поверить я не могла. Мой отец не играл в азартные игры, и у него не было долгов. Он был бухгалтером. Он знал цену деньгам. В этом смысле у него не было ничего общего со Скоттом. Значит, здесь крылось что-то другое.
— Он… Черная Рука говорил еще что-нибудь? — спросила я.
— Я пытаюсь забыть о той ночи, — Скотт сунул руку под матрас, вытащил пластиковую пепельницу и пачку сигарет, прикурил, медленно выдыхая дым, и закрыл глаза.
В голове у меня вертелось три вопроса. Действительно ли Черная Рука убил моего отца? Кто он такой? Где я могу его найти?
И потом возник еще один вопрос. Не является ли Черная Рука главой общества нефилимов по крови? Если он клеймил нефилимов, в этом был смысл. Лидер или кто-то с большим авторитетом должен отвечать за активный набор новичков для борьбы с падшими ангелами.
— Он сказал, зачем клеймил тебя? — спросила я.
Ясно, что клеймо отмечало членов общества по крови, но вдруг оно значило что-то еще. Что-то, известное только его членам-нефилимам.
Скотт покачал головой, делая еще одну затяжку.
— Он не объяснил ни одной причины?
— Нет! — рявкнул Скотт.
— Он приходил к тебе с той ночи?
— Нет.
Дикий ужас в его глазах без слов объяснил мне, что больше всего на свете Скотт боится, что не всегда сможет так ответить.
Я вспомнила «Z». Нефилима в красной безрукавке. Его клеймо было такое же, как у Скотта? Я почти уверена в этом. Понятно, что клеймо у всех одинаковое. Рядовые члены тайного общества, инициированные силой, не имеющие ни малейшего представления о том, кто стоит у власти и каков истинный смысл происходящего, просто потому, что им не положено этого знать. Чего ждет Черная Рука? Почему он медлит с объединением? Чтобы падшие ангелы не выяснили, что он задумал?
Почему убили моего отца? По какой-то причине, связанной с этим тайным обществом?
— Ты видел когда-нибудь клеймо Черной Руки на ком-то еще?
Я понимала, что опасно давить на Скотта слишком сильно, но мне нужно было знать, какой информацией он владеет. Скотт не ответил. Он лежал на кровати и храпел — рот у него был широко открыт, и от него разило алкоголем и табаком. Я слегка потрясла его.
— Скотт? Что ты можешь рассказать мне об обществе? — Я легонько похлопала его по щекам. — Скотт, проснись же! Черная Рука сказал тебе, что ты нефилим? Он сказал тебе, что это значит?
Но он провалился в глубокий пьяный сон.
Я затушила его сигарету, укрыла его простыней и вышла из комнаты.
