Глава 36
В честь нашего с Тайрусом возвращения в Хризантему был устроен праздник. Сам император вышел поприветствовать нас, а весь «Valor Novus» заполнен был грандами в сверкающих церемониальных одеждах.
– Ну, что же, герой дня! – Император захохотал и заключил племянника в жаркие объятия. – Ты должен порадовать нас и рассказать, как расправился с проклятыми бунтовщиками. Ты распылил «Растворяющий Туман», верно?
– Этот, дядюшка?
Тайрус безмятежно помахал в воздухе флаконом. Толпа, разобрав, что у него в руке, ахнула и отшатнулась.
– Ты приказал мне им воспользоваться, но, знаешь, после беседы с моей возлюбленной… – Тайрус обнял меня за талию и прижал к себе. – Так вот, после беседы с ней я взглянул на люминарцев под новым углом. «Дорогой, – сказала мне грандесса, – они – разумные люди, почему бы вам не сесть и не поговорить?» – Тайрус широко улыбнулся изумленно глядящей на него толпе. – И тогда, – вы можете в это поверить? – мы сели и обо всем… договорились.
Рандевальд потемнел лицом, что неудивительно. Перед жадно внимающим каждому его слову грандством Тайрус только что развенчал императорскую политику. Наследнику приказано было уничтожить правящие круги Люмины, а он их пощадил.
– Ты взял на себя слишком много, племянничек, – сказал император, и в его мягком тоне отчетливо прозвучала угроза.
– Простите, дядюшка!
Отпустив мою талию, Тайрус упал на колени и прижал к своей щеке руку императора. Упала абсолютная тишина, толпа затаила дыхание.
– Просто я подумал… Люмина – провинция богатая, а наша казна как назло опустела, – произнес он роковые слова, будто невзначай выдавая страшную тайну.
Дружный вздох прокатился по толпе. Император побледнел.
– Короче, – продолжил Тайрус как ни в чем не бывало, – я решил, что логичнее будет не начинать с ними полномасштабный конфликт, а использовать силу убеждения и уговорить остаться, – он замялся и посмотрел на дядю, симулируя нерешительность. – Я был уверен, что вам это понравится. Неужели я ошибся?
Император воззрился на Тайруса. На его шее вздулись жилы, он едва сдерживал ярость. Позади него я заметила грандессу Цинию, которая внимательно, с неприятной улыбочкой на лице, наблюдала за происходящим. Дурой грандесса отнюдь не была и прекрасно поняла, как сильно Тайрус уронил авторитет императора. Не догадалась ли она, что внук сделал это намеренно? И если догадалась, воспользуется ли оказией, чтобы нашептать на ухо сыну ядовитые слова?
Император выдернул свои пальцы из хватки Тайруса и медленно оглядел собравшихся. Они не только впервые услышали о финансовых проблемах короны, но и впервые увидели, как сильно император алчет крови, а дофин выступает за умеренность и логику.
Мы с Тайрусом незаметно переглянулись. Да, проницательности ему было не занимать. Он точно знал, что по возвращении его будут встречать знатнейшие вельможи, и именно в этот момент нанес удар своему дяде. Сейчас он ни на секунду не строил из себя сумасшедшего, оставив подобные уловки. Вновь посмотрев на грандессу Цинию, я увидела замешательство на ее лице. Императрица-мать тоже заметила совершенную разумность дофина.
Под напором множества взглядов император наконец выдавил из себя улыбку и поднял Тайруса на ноги.
– Сильно же ты меня удивил, племянничек, – миролюбиво проговорил он, хотя глаза его оставались ледяными и беспощадными.
– Ах, дядюшка, это все благотворное влияние сенатора фон Эмпиреан, – пожал плечами Тайрус и снова притянул меня к себе. – Без нее я бы не справился.
– Я так и понял, – холодно сказал император.
Я опасливо подняла взгляд на Рандевальда. На его лице застыла маска смерти. Меня посетило мрачное предчувствие. Это был поворотный момент. Что бы в дальнейшем ни произошло между Тайрусом и Рандевальдом, какая бы эпохальная битва ни разыгралась за императорскую корону, начало всему этому положено здесь и сейчас.
Вернувшись на свою виллу, я даже удивилась, насколько, оказывается, соскучилась по ней. Подходя к дому, я наслаждалась выверенной красотой залитого солнечным светом купола, ничем не напоминавшего небо настоящей планеты с ее жуткой непогодой. Здесь, в Хризантеме, ничего не происходило само по себе. Не летали насекомые, кроме специально выведенных для садов. Не мешала дышать излишняя влажность. Растения не сражались друг с другом за место под солнцем. Единственными биологическими организмами, которые действовали по собственной воле, были люди.
Мой взгляд наткнулся на любимое дерево Карателя. Сердце сжалось.
Продолжая думать о псе, я вошла в дом и не сразу заметила изменения. Но как только мои глаза привыкли к сумраку, я увидела, что челядинка поливает новое жасминовое деревце, в то время как другая подшивает чье-то незнакомое платье.
Мои мускулы напряглись. Я прислушалась. В доме определенно находился кто-то чужой. До меня донеслись быстрые шаги, совершенно не похожие на размеренную, тяжелую поступь челяди: топ-топ-топ, остановка и снова – топ-топ-топ уже в другую сторону. Я подкралась к комнате, откуда раздавались звуки. Кто бы там ни был, ему придется либо объяснить мне свое вторжение, либо расстаться с жизнью. Я вошла в дверь.
Сидония обернулась.
– Наконец-то, Немезида! Я так волновалась! – воскликнула она с облегчением.
Я застыла как вкопанная, тупо таращась на этот мираж. Ведь это наверняка какой-то трюк, не иначе. Сидония мертва! А эта девочка… У нее была бледная кожа, светлые глаза и волосы, но под этой нехитрой маскировкой находилось тело Сидонии. Я не верила ни в призраков, ни в духов, но иного объяснения не находила. Между тем девочка подбежала ко мне и повисла у меня на шее, обхватив ее тонкими ручками.
– Ох, Немезида, ты жива! – сказала она, уткнувшись мне в плечо.
От нее определенно пахло Сидонией, та тоже любила лавандовое масло. Но этого не могло быть на самом деле! Конечно же, не могло. Я просто потеряла рассудок.
– Кажется, я сошла с ума, – пробормотала я, отстраняясь.
– Ничего подобного! – Из глаз Донии брызнули слезы. – Это долгая история, но я действительно жива, Немезида, я здесь и со мной все хорошо.
Я сглотнула, протянула было руку и тут же отдернула, едва мои пальцы коснулись ее живой, теплой кожи.
– Рассказывай, – прошептала я.
Она попыталась вновь взять меня за руку, но я отшатнулась.
– Мне нельзя к тебе подойти? – с болью в голосе спросила она.
– Нет, – сипло ответила я.
Я боялась ее. Боялась, что она окажется иллюзией.
– Когда мы с тобой разговаривали в последний раз, – начала она, – ты очень нервничала. Сказала, что смеялась… Помнишь? И тебя это беспокоило.
Я вздохнула. Все это случилось сто или тысячу лет назад. Каратель был еще жив, с Сидонией можно было связаться в любой момент, а Тайрус был просто еще одним лицом в толпе, к тому же – лицом психа…
– Ты наверняка бы была против, поэтому я не стала тебя предупреждать о своем прилете. – Она неуверенно засмеялась. – Я ничего не сказала даже отцу с матерью. У нас все еще оставался идентификационный чип Сутеры ню Эмпиреан. Им я и воспользовалась, чтобы арендовать корабль, а потом отдала фальшивый приказ, предписывающий ей прибыть сюда в качестве твоей гувернантки. Хотела удостовериться, что с тобой все в порядке, и вернуться обратно домой…
Мои колени подогнулись, дыхание перехватило, я упала на пол, не в состоянии отвести от нее глаз. Сидония в смятении опустилась рядом.
– А потом я узнала, что наша крепость уничтожена.
– Дония, – пробормотала я изумленно.
Это действительно была она. Она – здесь. Живая и невредимая!
– И вот я оказалась в Хризантеме, а ты улетела, Немезида. Я так за тебя волновалась!
– Дония! – хрипло выкрикнула я и порывисто обняла ее.
Я ее обнимала, а она то смеялась, то плакала, то снова смеялась, и этот смех звучал для меня прекраснейшей музыкой во вселенной. «Она жива, жива…» Сама того не замечая, я дрожала как в лихорадке, из горла вырывались какие-то сдавленные звуки. Все это встревожило Донию, она попыталась отстраниться, но я не разжимала рук до тех пор, пока она не пискнула:
– Немезида, ты слишком сильная, мне же больно. – Дония сжала мое лицо своими ладошками, всматриваясь. – Я тоже по тебе ужасно соскучилась. Как тебе тут жилось? Хорошо?
– Нет, – не сразу ответила я, мне понадобилось время, чтобы понять этот глупый вопрос.
– И мне нет, – грустно улыбнулась она.
Ничего. Теперь все пойдет иначе. Для нас обеих.
Дония снова была со мной. Она выжила. Чего еще я могла просить у Вселенной? Я не могла больше сомневаться, что существует нечто абсолютно превосходящее меня, нечто доброе, справедливое и милостивое. То, о чем рассказывали священники в Великой Гелиосфере. Рядом со мной сидело живое доказательство этому. Звездный свет никогда не благословит дьяболика, однако в этот момент я готова была сделаться самым горячим адептом Живого Космоса за то, что он вернул мне Сидонию.
Больше никому не позволю ее у меня забрать. Но стоило об этом подумать, как меня охватила страшная тревога. Если кто-нибудь обнаружит ее здесь, в живых ей оставаться недолго. Стоило кому-то узнать в ней настоящую Сидонию Эмпиреан, и нас обеих казнят: ее – за то, что она отправила меня вместо себя, а меня – за то, что заняла ее место. И неизвестно еще, что будет после этого с Тайрусом. Император обрушит весь свой гнев на племянника, а всяческие Пасусы горячо потребуют искоренения любого намека на эмпиреанское влияние.
Но какая у нас была альтернатива? Не могла же Сидония терпеливо дожидаться смерти императора, выдавая себя за мою гувернантку? Она по праву являлась сенатором и наследницей своего отца. Несколько последующих дней я раздумывала над этой проблемой. Ни на минуту не покидая виллу и напрочь игнорируя все послания Тайруса.
После периода смуты и непокоя из моей жизни исчезли все странности и двусмысленности, сменившись кристальной ясностью и полнотой бытия: Сидония вновь была здесь, а я была ее дьяболиком. И это было правильно. Не требовалось больше стенать о том, как вселенная может продолжать существовать после смерти Донии и как бессмысленно мое собственное существование.
Дония хотела узнать о моей жизни в Хризантеме, и я поведала ей все, до мельчайших подробностей. Когда я рассказала об охлаждении Гладдика, она, к моему изумлению, лишь улыбнулась, с нежностью пробормотав: «Ох, Немезида», как будто это вообще не имело для нее никакого значения. Немного посмеялась, услышав о провале Элантры, пытавшейся подловить меня на еретичестве. Опечалилась, узнав о том ужасном дне, когда была казнена ее семья. По щекам Донии потекли слезы, а я, прервав рассказ, долго успокаивала ее, гладя по спине, а она заново оплакивала свою потерю. Объятия никогда мне не удавались. Еще когда я жила у Эмпиреанов, подобные жесты казались каким-то странным танцевальным па, хореография которого оставляла желать лучшего. Однако в последнее время я немного потренировалась с Тайрусом, и сейчас обретенное умение неплохо мне пригодилось.
– Все хорошо, – шептала я до тех пор, пока ее слезы не высохли.
– Расскажи, что случилось после, – попросила Дония, вытирая щеки ладонью.
Мне ужасно не хотелось. Воспоминания о днях, когда я была уверена в ее смерти, ощущались, как удар ножом в сердце. Или как если бы из меня начали вытягивать жилы.
– Я совершенно растерялась и попыталась напасть на императора, – с трудом выговорила я, взглянув на события со стороны, словно они происходили с кем-то другим.
Дония охнула.
– Его дьяболик, Злючка, сразилась со мной. Она бы расправилась со мной, но… за меня вступился дофин. Императорский наследник.
– Тайрус Домитриан? – удивилась Дония, поглядев на меня оленьими глазами.
– Да. Он убил Злючку. Потом мы с ним заключили союз, – понизила я голос, хотя никто не мог нас подслушать.
Тайрус через день отправлял к нам на виллу собственных дронов – проверить, не установлено ли следящее оборудование. Зная об этом, я посвятила ее в наш с ним план восстановления его репутации, чтобы он мог уничтожить своего дядю и при этом остаться в живых. Слушая, Дония приникла ко мне, опустив голову на мое плечо.
– Мы отомстим за твою семью, – закончила я.
– Ой, Немезида, все это выглядит очень опасно. Я боюсь тебя потерять.
– Ты меня не потеряешь.
Ну, да, она была права, это – опасно. Раньше опасность нашего предприятия мало меня заботила, но в тот день, когда вернулась Сидония, все изменилось. Я не хотела больше выдавать себя за наследницу рода Эмпиреан, узурпировав ее законное место. Мой маскарад подошел к концу. К тому же, если я подожду с этим до того, как императором станет Тайрус, ему самому придется примерно наказать меня. Я вздохнула, зная, что с радостью заплачу эту цену. Это – мой долг перед Сидонией.
– Какой он, Тайрус Домитриан? – спросила она.
От одного упоминания его имени меня так и бросило в жар. Я невольно отвернулась от Донии, боясь, что мое лицо меня выдаст.
– Он умен, – ровным голосом произнесла я. – Чрезвычайно умен. И очень решительно настроен.
– А он… Ты ему доверяешь?
«Да», – хотелось крикнуть мне, но почему-то в ее присутствии моя уверенность меня смущала.
– Настолько, насколько я вообще могу доверять кому-то, кроме тебя.
– Ты рассказала ему обо мне?
– Нет! – ответила я излишне резко, так что Сидония вздрогнула и подняла на меня глаза. – Ты… – Я взяла ее за подбородок. – Будешь сидеть здесь тихо, как мышка, пока я не придумаю план. Я не могу… – мой рот тут же высох, а сердце застучало быстрее. – Не могу потерять тебя снова.
– Знаю.
– Это меня раздавит.
– Знаю. – Она прижалась ко мне, и я почувствовала ее слезы на своей коже. – Я тоже тебя ужасно люблю, Немезида.
Я вздохнула. Такие слова мне было не под силу произнести, но Сидония свободно читала в моем сердце. И это сердце полностью принадлежало ей. Да, Тайрус перевез меня через реку, но я опять превратилась в скорпиона, вернувшись к своей истинной природе. Мое предназначение – защищать Сидонию, чего бы мне это ни стоило. Даже если придется ужалить Тайруса.
