Глава 35

Увидев меня, Тайрус смущенно отвернулся. Его лицо было серым и потным.

– Сидония, лучше не приближайся. Не хочу, чтобы и ты подхватила эту заразу.

Неужели и Тайрус сейчас будет умирать, как Каратель? Я в ужасе посмотрела на врача.

– Что с ним? Нам же сделали прививки перед высадкой. Как же он мог заболеть?

– Обычная планетарная лихорадка, – быстро ответил Тайрус.

– Что еще за лихорадка? – закричала я.

– Это широкий термин, охватывающий целый ряд заболеваний, – покачал головой доктор. – Я только что говорил вам, что микроорганизмы процветают на планетах, а жители космоса не привыкли к их влиянию. Прививки, которые я сделал вам, не могут охватить весь возможный спектр заразы. Его светлость крайне беспечно относится к подобным вещам и вечно подхватывает на планетах всяческую пакость.

– Зато я всегда искренне обещаю, что в следующий раз буду вас слушаться, – Тайрус показал язык.

Я так и уставилась на него, вспоминая, что несколько часов назад он уже был бледен, а его кожа горела как в лихорадке. Почему мне тогда не пришло в голову, что он – болен? Тайрус перехватил мой взгляд.

– И совершенно не о чем волноваться, правда, – сказал он. – Все пройдет.

– Выпейте-ка это, ваша светлость. Позже я опять зайду проведать вас, – сказал доктор, протягивая принцу стакан с каким-то отваром.

В отчаянии я словно вросла в изножье его кровати. Отчего я никогда прежде не задумывалась о том, насколько хрупка жизнь?

– Ты-то, надеюсь, не заболела? – Тайрус отхлебнул из стакана, его лоб был покрыт бисеринками пота. – Приступ накрыл меня во сне, хотя недомогание я почувствовал еще вечером.

– Дьяболики редко болеют, – бесцветным, отстраненным тоном произнесла я.

Я действительно чувствовала себя странно, будто отделилась от собственного «я». Мне казалось, что хорошо разглядела принца? Сейчас я не видела ничего, кроме хрупкости: ломкие кости, тонкая кожа. Каратель был специально создан для боев и убийств, но его это не спасло. Как я смела забыть о том, насколько отличаюсь от Тайруса? Я – кошмарнейшая из когда-либо созданных тварей, а он – слабый человек. Я всегда выживу там, где сломается он.

– Доктор сказал, что твоя собака тоже заболела. Как он? – раздался хриплый голос Тайруса.

Я уставилась в стену над его головой.

– Это была не собака, – мой голос звучал теперь грубо и равнодушно, каким и должен быть голос дьяболика. – Это был мутант, искусственно созданный для убийства, вот и все, – перед глазами вдруг помутилось, мне пришлось поморгать. – И он… он сдох.

– Немезида, мне очень жаль, – мягко произнес Тайрус.

– Всего лишь какая-то тварь.

– Но ты его любила. – Он нахмурился и протянул мне руку. – Иди сюда.

– Нет! – отшатнулась я. – Тебе требуется отдых.

Он закусил губу, попытался сесть, но рухнул обратно на подушки. Я до боли сжала кулаки, пряча их в складках юбки. Мне хотелось броситься к нему и помочь.

– Отдыхай, – повторила я и направилась к выходу.

На сей раз Тайрус не протестовал.

– Я загляну к тебе, как только поправлюсь, – прохрипел он.

Я чувствовала себя совершенно опустошенной. Полет безумной фантазии, настигшей меня в коридоре, испарился, исчез без следа. Я опомнилась и вновь твердо стояла на ногах, вернувшись в реальность, где была дьяболиком, а он – хрупким и слабым человечком, таким как Сидония.

Сидония! Я вцепилась зубами в руку, чтобы не закричать. Моей силы хватило бы на четверых, это верно. Но я не вынесу еще одну потерю. В моей груди разгорелось пламя, которое в любую секунду может быть кем-то потушено, и с этим мне не совладать. Потому что любовь и забота являлись наихудшей беспомощностью. Войдя в каюту, я поклялась себе, что никогда больше не буду беспомощной.

Тайрусова планетарная лихорадка длилась неделю. Я знала, что не происходит ничего страшного, поскольку доктор вел обычный для себя образ жизни, а не запирался в покоях дофина.

Я не заходила больше к Тайрусу, однако он так и не оставил меня, властно вторгаясь в мои мысли и мечты. Спала я или упражнялась, каждая минута моего существования была переполнена им. Казалось, я приняла какое-то одурманивающее средство, превратившись в наркоманку. Я не могла избавиться от нарастающей тоски.

Когда Тайрус встал наконец на ноги, я болезненно почувствовала, до чего он изменился, хотя изо всех сил пыталась сосредоточиться на чем-то другом. Он находился в прекрасном расположении духа, только сильно похудел. Тайрус увидел меня, и его глаза вспыхнули. Я тут же демонстративно отвернулась, но все мои мысли были только о нем.

Как-то раз, отжимаясь в своей каюте, я заметила, что он наблюдает за мной, стоя в дверном проеме.

– Ты не сможешь вечно от меня бегать, – сказал он.

– Не понимаю, о чем ты, – ответила я, глядя ему в переносицу и жалея, что мое зрение не может расфокусироваться.

– Все-таки что случилось? Я ведь вижу, что-то не так.

Я упорно продолжала отжиматься, делая вид, что мне не до него. Но это было то же самое, что пытаться повернуться спиной к сверхновой звезде. Его образ пылал в моем мозгу, и, даже не глядя, я нутром чувствовала его присутствие.

– Это потому, что я тебя поцеловал, да? – Он остановился прямо передо мной. – И ты из-за этого нервничаешь?

Он был совсем близко, я ощущала тепло его тела. Вскочила на ноги. Пот заливал мне глаза.

– Я не нервничаю, – ответила ему с фальшивой усмешкой. – Я раздражена.

– Да ну? – Он вскинул бровь.

– Я не чувствую так, как люди. Мы с тобой очень разные.

– Надеюсь на это, – хмыкнул он. – Хотя мне казалось, что, покидая Люмину, тебя переполняли человеческие чувства.

– Уверен? – безразлично произнесла я. – В таком случае, прошу простить, что невольно ввела вас в заблуждение, ваша светлость.

– Проклятье! Я – Тайрус! Ведь просил же обращаться ко мне по имени!

Он схватил меня за руку, и от его прикосновения как будто ударило током.

– Это неправильно.

– Провались они пропадом, твои правила, Немезида! Какое нам до них дело в наших отношениях?

– Нет у нас никаких отношений! – Я вырвала руку. – Пойми, я не человек, Тайрус! – со злостью произнесла я его имя. – Я не способна никого любить. Не могу стать любовницей или спутницей жизни. Не мое это, вот и все, – выпалила я и отвернулась. – Ты ждешь от меня того, чего я физически не в состоянии тебе дать. Ты хочешь невозможного.

Тайрус молчал, но лицо его побелело. Он совсем недавно оправился от лихорадки, и я встревожилась. Вот только тревога – это не то, что я хотела бы испытывать. Точнее, я вообще ничего не хотела испытывать, как и положено настоящему дьяболику.

Тайрус рванул меня к себе, его губы нашли мой рот. Поцелуй был настойчивым, просто раскаленным. Крепко и властно обнял меня, прижав к своему исхудавшему телу. Потребовался всего лишь один крохотный момент непростительный слабости, и он вновь покорил меня. Чувствовать его рядом после стольких дней гнетущей тоски было все равно что проснуться в мечте. Мне показалось, что я освобождаюсь от самой себя… И я этого хотела. Более того, я только этого и хотела…

Но все можно было потерять в один миг. Черный, тошнотворный страх вывел меня из оцепенения.

– Хватит! Ты требуешь у меня слишком многого. Ты же не просишь, чтобы собака писала картины? Не ждешь, что челядинец будет сочинять стихи? Вот и я не могу. Не способна я испытывать никаких человеческих чувств. Я никогда не стану такой, какой тебе хочется. Брось все это. Прекрати.

Лицо Тайруса сделалось холодным, словно на него упала маска. Некоторое время он изучал меня с невозмутимым спокойствием, будто проникая под мой защитный кокон. Наконец, кивнул и тихо произнес:

– Прекрасно. Не буду навязываться со своими чувствами. Живи как знаешь.

– Это все, чего я прошу, – ответила я, возобновляя упражнения и продолжая мучительно чувствовать его близость, пока он наконец не вышел.

Мы больше не устраивали спаррингов, а при встречах до конца поездки ограничивались вежливыми, ничего не значащими любезностями. Тайрус сделался таким далеким и холодно-вежливым, уж лучше бы он мне грубил. Каждый раз, когда мы с ним оказывались наедине, между нами пролегала ледяная пустыня, и приходилось убеждать себя в том, что именно этого я и хочу. Непонятно было только, откуда бралась щемящая, болезненная пустота, которую мне никак не удавалось изгнать из сердца.

Судя по всему, Тайрус с Карателем стали не единственными жертвами Люмины. Та тревожная потребность, которая овладела мной, когда мы покидали планету, очень напоминала какую-то болезнь. Но я была полна решимости выздороветь. В конце концов, я – дьяболик, а у нас, дьяболиков, как всем известно, души нет. И больше я никогда так по-дурацки в этом не усомнюсь.