Весь день мы шли, особо не скрываясь, вдоль реки в поисках подходящего брода. На самом деле достаточно точную карту со слов бывавших здесь прежде и вполне профессионально начерченную, а затем скопированную в нескольких экземплярах для старших офицеров вплоть до командиров рот, я имел с самого начала. И неудивительно, когда ее рисует лично полковник де Сан-Кастин по совместительству являющийся сашемом чероки с гораздо более ему привычным именем Сломанная Стрела. Он тут неоднократно проезжал, а как заметно по званию и титулу, и прежде нередко воевал на стороне Соединенных Королевств.

Кроме точного чертежа местности постоянно вокруг полка двигались группы разведчиков из индейцев-союзников, отслеживая обстановку и передвижения врага. В чаще регулярно случались схватки, но мало кто о них подозревал. Разве появлялись гордые собой победители со свежими скальпами на доклад. Как бы то ни было, в штабе постоянно были в курсе местонахождения противника благодаря живейшему участию завербованных краснокожих сторонников. Пока есть возможность им платить, не предадут и не сбегут.

Уже под вечер, изображая усталость, остановились на ночевку где-то в лье от переправы. Посмотреть, как несут караулы наши враги, доверил майору Рюффену с полковником-индейцем. Всю неделю противник двигался параллельно с другой стороны реки, готовый встретить огнем попытку ее форсировать.

Меня такое положение устраивало по двум соображениям. Во-первых, сюда явно стянулись основные силы врага. Искать по лесам каждого воина, стреляющего по колонне, практически невозможно. Противостоящая нам коалиция размещалась на огромной территории и представляла собой сборную солянку из разных кланов и племен. Делаваров, шауни, мингов, чероки, криков и остатков эри с сенеками. Все они поколение назад значительно пострадали от эпидемий, белых и нападений соседей. Были выбиты более сильными из прежних мест обитания, перемешались и собирались отстаивать собственные угодья, невзирая на потери.

Требовалось в решительном сражении уничтожить основную группу, иначе наш поход затянется на неопределенный срок. А мне этого хотелось меньше всего. Передвижение, как и ожидалось, оказалось достаточно трудным. Никаких дорог не существовало, частенько приходилось прорубаться сквозь леса. Вьючных лошадей было недостаточно, а почти все телеги я сразу оставил, вместе с женщинами и остальным дополнительным грузом, вызвав недовольство офицеров и многих нижних чинов.

Как раз поэтому требовалось во-вторых. Нанести явное и заметное поражение индейцам, устрашив их и воодушевив собственные подразделения. Иначе разговоры шепотом и недовольство могли проявиться открыто. Мало кому понравилось, что мы двинулись самостоятельно, без регулярных частей и поддержки. Генерал Шарль Луи Бернар де Клерон в итоге разработал изумительный план двойного удара. Он наступает с юга, а мы с востока. Не знаю, в чем смысл маневра разделиться, видно, военного образования не хватает. Одно удачно — полная свобода действовать самостоятельно.

Полагаю, здесь приложил руку дез Эссар, однако, если и так, в известность предусмотрительно не поставил ни меня, ни общественность. Поверни что не так и случись поражение, останется в стороне. И это нормально. Высокая политика. Никаких причин для обид. Сам просил помочь, и это не повод подставляться.

Поднял людей еще затемно, приказав костров не гасить, создавая впечатление присутствия. Пока пехота строилась и шла к реке, кавалерийский эскадрон двинулся вперед рысью. Всадники проскочили брод на отдохнувших лошадях, буквально сметя немногочисленных часовых, ворвались в расположение индейцев. Уйти удалось немногим, почти всех спящих и несоображающих порубили с ходу и когда те в растерянности побежали.

— Сто семьдесят убитых, — возбужденно доложил майор Рюффен. — Тридцать четыре пленных. Двадцать семь тяжелораненых, не думаю, что их стоит лечить. Проще добить.

Арлет за моей спиной зашипела не хуже кошки. Она имела странные представления о необходимости врачевать не только своих, но и чужих. Наверное, к этому ее призывало милосердие, воспитанное бегинками. Рут бы не стала помогать индейцам. С удовольствием выстрелила бы в голову. Правда, и половине мужиков в принципе тоже, сделав исключение лишь для хорошо знакомых. Но это уже их компетенция и иерархия. Пусть сами разбираются.

— Зачем нам мстители, — удивился майор, обращаясь к Арлет, — сестра? Впрочем, — трусливо добавил, наткнувшись на гневный взор, — ваше дело.

— Сначала нашими займитесь, — приказал я, вопросительно посмотрев на Рюффена.

— Девять убитых, — правильно поняв, доложил он, — одиннадцать раненых, из них пятеро тяжело.

Замечательный результат. Всегда бы так выходило.

— Потом, если останутся силы, можно и индейцам помочь.

— Большое спасибо за разрешение, — ядовито бросила главная хирургиня и удалилась с прямой спиной, излучая негодование.

Сложно разобраться в женских побуждениях и мотивах, но еще тяжелее в подобных ситуациях. Чего такого ужасного сказал? Своих лечить в первую очередь она обязана. За то и деньги получает. А эти… тратить на них казенные лекарства и материалы без надежды на благодарность? Попади мы в плен — вряд ли бы они проявили особую заботу. И не наслушаться от Рут о ее несчастье не могла. Один внешний вид моментально вызывает вопросы.

Ладно. Лишние заботы можно отложить на потом. Выкидываю красотку из головы и показательно возношу хвалу кавалеристам и лично их командиру для остальных. Он сделал важное дело почти без потерь. Теперь можно праздновать победу и оборудовать позиции, ставя форт в качестве опорной точки. Они вернутся, обязательно захотят отомстить за позор поражения.

И это случилось достаточно скоро.

— Ты уверен? — спросил я в четвертый раз.

Сломанная Стрела не удосужился ответить. Наверняка понимал причины нервозности. Вторично так подставиться не удастся. Наши враги не настолько глупы и невольно задумаются о причине столь странного поведения. Крепость пока была таковой исключительно по названию. Периметр лагеря окружен земляным валом, хоть и высоким, но не слишком крутым. Со стороны реки и вовсе по грудь и прямо сейчас достраивался. Там махали лопатами и таскали корзины с землей две сотни человек, не считая саперов. Еще имелся ров, откуда, собственно, и брали землю на насыпь. Препятствия не слишком серьезные, и преодолеть их вполне вероятно одним рывком. Чтоб этого не случилось, по углам прямо сейчас возводились бастионы, откуда можно было накрыть продольным огнем идущих на штурм.

Артиллеристы продолжали громко поносить друг друга, глядя на застрявшую в грязи пушку. Оставалось только ждать и мысленно молиться. И похоже, меня услышали. Опушка взорвалась боевыми кличами, и густая толпа индейцев выплеснулась наружу, стремительно накатывая на застывших в растерянности солдат. Потом те засуетились, поспешно обрубили постромки и рванули верхами в сторону недалекой крепости.

Вопли атакующих стали еще громче и явно презрительнее. Трофей им достанется даже без попытки защитить. А если поднатужатся, так и вовсе ворвутся внутрь недостроенных укреплений и устроят приличную резню среди перепуганных милиционеров. Про количество в ней находящихся не могли не знать. Силы примерно равные, но они-то ничего не боятся и легко перебьют слабаков! Вон эти уже оружие побросали в панике.

Человеческая волна захлестнула брошенное орудие. Они вышли на тщательно замеренное расстояние. Старательно подготовленная провокация удалась полностью. Лучший из возможных сценариев состоялся. Гораздо неприятнее была бы осада с блокадой. Запасов продовольствия у полка мизер. Долго не продержались бы, а идти в лоб на спрятанные за деревьями стволы… пусть сами попробуют этого замечательного блюда.

— Начали! — крикнул я срывающимся от волнения и удачного расклада голосом.

Разом рявкнули все пять наших пушек, накрыв штурмующих картечью. Когда траву косишь, вот так же она ложится длинными просеками. С такого расстояния буквально шеренгами выносили бегущих воинов. Еще мгновение назад они были живыми и целыми, а теперь воющие от боли куски мяса. И это если сильно повезло. Убитых множество. А затем грянул дружный залп двух рот, поднявшихся изо рва. Секундная задержка — и залп повторился, но уже две новые роты вступили в бой с вала. Что-что, а стрелять я полк выучил на совесть. Еще недавно стремительный бег атаки оборвался. Кричали раненые, метались ошеломленные неожиданно мощным отпором живые, не понимающие куда идти.

Под бой барабанов распахнулись ворота. К этому времени якобы занимающиеся копанием земли солдаты уже стояли в полной готовности. Роты привычно расходились в стороны от створок. В отличие от маршировок, маневры отрабатывались неоднократно, и сержантам давно ничего объяснять не требовалось. Одна на сто шагов направо, другая на сто шагов налево. Встав попарно цепью, милиционеры первого ряда опустились на колено под крик лейтенанта: «Стрелять, залпами!» — и на взмах сабли дружно открыли огонь, добавив свои пули к летящим со стен и рва. И тут индейцы не выдержали и устремились назад к лесу, оставив за собой горы тел.

Да только навстречу им выскочил оттуда эскадрон с саблями наголо, еще вчера отправленный ниже по течению и дожидавшийся начала артиллерийского боя. А от реки повалили союзные нам чероки под дикий вопль стоящего рядом со мной вождя. Не ставя в известность командира, в смысле меня (по положению и чину он равен и абсолютно независим), Сломанная Стрела унесся куда-то в гущу сражения. Поскольку в мундире, я надеялся, парни не перепутают. Наверняка он был не прочь сам поучаствовать в бою, захапав свой кусок славы. А вот я такого желания не испытывал. Управлять удобнее на расстоянии, да и не вижу смысла в героических подвигах. Хватит уже свиста пуль рядом.

По моей команде барабан изменил ритм, посылая сигнал. Роты с примкнутыми штыками двинулись вперед, окончательно зажимая уцелевших врагов. В одной из прочитанных книжек по военному искусству происходящее называлось Каннами. У меня тут не Рим и десятков тысяч в подчинении не имеется. Но несколько сотен вражеских воинов сегодня навсегда отправятся в места счастливой охоты. О храбрости говорить не стоит, среди лесных жителей трусы не водятся. И все же они проиграли по причине огромной разницы в нашем мышлении. И я не о книгах и так называемой культуре.

В одиночку индеец обязательно возьмет верх. Но он всегда действует один, наособицу, даже когда их куча. Мечта о славе, привычка к свободе и нежелание подчиняться, малые размеры групп, в которых они живут, и постоянная вражда с другими семьями, родами и племенами. Причин излишней независимости много.

Европеец знает строй. И если мне, да и не я такой первый, удалось вбить в ополченцев дисциплину, то с ними номер не пройдет. Потому мы не только численностью, но и умением рано или поздно задавим племена. Никогда сколь угодно большая толпа не победит армию, совершающую слаженные маневры под единым руководством.

Я сел на кровати, свесил ноги и принялся шарить ступней в поисках сапог. Нагибаться очень не хотелось. Моментально голова закружится, да и от слабости свалиться недолго. Оказалось, мой череп с содержимым крайне тяжел и запросто перевешивал все остальное тело, увлекая за собой вниз. Была возможность убедиться на практике. В животе опять заурчало. К счастью, без всяких сомнений, уже не от прежнего.

Жрать охота. Аппетит, безусловно, вещь хорошая во всех отношениях. Он приходит, когда смерть миновала. Еще недавно абсолютно не имел желания нечто класть в рот и всерьез считал, что помру прямо на горшке. Неприятнейшее ощущение, доложу вам, когда беспрерывно несет жидким. Ты уже не ешь, а оно все хлещет с примесью слизи и даже крови.

Началось все с боли в животе. Ну съел что-то, мало ли. Даже внимания не обратил в первый день. Потом появилась головная боль, лихорадка, аж горячим стал, и пришлось компрессы прикладывать. Вроде прошло, зато постоянно текло жидким и приходилось бегать по двадцать раз на дню, пока силы окончательно не закончились и не стал использовать котелок вместо горшка, за неимением в лесах такой важной и полезной вещи.

В какой-то момент подумалось, что штаны не нужны, все одно снимать каждые полчаса, а еще удачнее сделать разрез сзади. С первого взгляда — в парадном виде, фактически — уже в полной готовности опорожняться. Дело в том, что попытка нагнуться за спущенными штанами приводила сначала к шатанию, а затем и к падению. Вся эта радость именовалась замечательным словом «дизентерия», и провалялся я чуть не месяц беспомощным. Не припомню, чтобы так плохо когда-нибудь было прежде. Правда, видели меня в том состоянии немногие. В отличие от больных солдат я мог позволить себе находиться в отдельном помещении.

Ага! Обнаружилась обувка, где ей и положено стоять. Засунул в нее босые ноги и осторожно поднялся. Ух ты! Получилось. Да я герой сказаний, свершивший подвиг. Теперь войду в легенды! Цепляясь за стеночку и чувствуя себя столетним стариком, проковылял к двери. Толкнул и невольно зажмурился от бьющего в лицо света. Любые строения в крепости делались тяп-ляп — главным на тот момент было хоть как-то обустроиться. Потому никаких высоких крылец, резных перил и множества ступенек. Кроме меня, все и вовсе в общих бараках обретались. По крайней мере, так было до моей болезни. Отсюда большое облегчение — один шаг вниз, и, не упав, я оказался снаружи. Чей-то возглас по соседству. Явно заметили. Шаг, замер, выравнивая равновесие, еще один.

— Что вы себе позволяете! — вскричал негодующий голос, и маленькая твердая рука ухватила за плечо.

— Я решил погреться на солнышке, мадам Смит, — доложил смиренно. С Арлет станется уволочь назад в темное помещение. Больному ходить не положено. — Вон, на скамеечке посижу, ладно?

— Хорошо, — неожиданно согласилась она. — Но чтоб сидели — и больше никуда!

— Если вы со мной рядом побудете, — пробормотал, стараясь излишне не опираться на нее. Неудобно все же слабость перед женщиной проявлять, даже если она тебя уже видела во всех видах. Не настолько у меня отбило мозги, чтобы не помнить, кто за мной горшки выносил, да еще и подмывал. Хотя я бы это лучше забыл навечно. — Хорошо-то как, — сообщил, подставляя лицо под тепло солнца. И на всякий случай доложил: — Уже почти нормально себя чувствую. Слабость, но пройдет через пару дней, если сытно кормить. Нельзя чего-нибудь вкусного?

— Нет, — решительно отрезала она, усаживаясь рядом, — ничего жирного, особенно мяса и рыбы, копченостей, бобов, овощей, пшена, ячменя. Если бы мы были в более приличном районе, отобрала бы молоко и все молочные продукты, а также сладости. Многие из этих продуктов еще тяжелы для желудка, а молоко и многие овощи подвержены брожению.

И тут мой живот в неподходящем месте издал не особо красивый звук.

— Извините, — покаялся смущенно. — Оно само.

— Вот-вот, — сказала Арлет определенно с усмешкой. — Можете сколько угодно считать себя выздоровевшим, однако, судя по происходящему, легкая дисфункция кишечника сохранилась. Возможен жидкий стул, а метеоризм прямо наблюдается. Я бы и солдата не выписала в таком состоянии.

— Увы, я слишком за многое отвечаю и не могу позволить себе лежать, даже при наличии… метеоризма.

Выдумают же слова, прямо сказать нельзя. Хотя женщине, наверное, неудобно выражаться.

— Обходились как-то ваши офицеры без мудрого руководства добрый месяц. Под вашим руководством научились жечь индейские поселки и уверенно продолжили применять практический опыт.

Как будто в том есть нечто плохое.

— Так что же мне можно кушать? — жалобно спросил, не пытаясь вступить в бессмысленный спор. Каждый должен заниматься своим делом. Она — лечить, я — отдавать подобные приказы. Другого варианта прекратить эту войну не существует.

— Сухарики, — сообщила, запнувшись.

Видать, сбил с очередного монолога о милосердии и добре. И ведь не наивная девочка, повидала кой-чего в жизни, а сразу заводится. И не смей говорить «спасибо за спасение от смерти». Она ни при чем, тебя спас милосердный Господь. Так что помалкиваю с благодарностью не из грубости, а чтобы не выслушивать привычного отнекивания. С моей точки зрения, как раз Всевышний тут ни при чем. Он за мной дерьма не выносил.

— Из белого хлеба обязательно.

Каковых у нас осталось совсем немного, и выдавались, еще до того как свалился окончательно, исключительно раненым и больным. Пару штук для полковника, видать, сохранили. Не больше.

— Супы на разбавленном бульоне с отварами овощей.

— А нежирное мясо и рыбу? — жадно спрашиваю, чувствуя, как организм радостно встрепенулся при упоминании, и одновременно опасаясь повторения прежнего, когда, нигде не задерживаясь, выливалось моментально.

— Чуть-чуть для начала, посмотрим на результат.

— Ну не думаете же, что я не способен себя ограничить?

— Вы постоянно требовали, чтобы воду кипятили и сырой не пили, а сами?

— Дурак был, — честно сознался. Не уверен в причине, не сразу началось, но Бэзил уверял, что эти крошечные гады сначала размножиться должны, и это занимает разный срок при разных заболеваниях. Потому связь редко заметна. Тот случай очень подходит. — Жара, бой. Весь вспотел. Ну кто же думал, что так выйдет. Моя вина.

— У нас на удивление мало больных на почти две тысячи военных, — задумчиво сказала Арлет. — Благодаря вашим приказам и мерам по чистоте. Иначе не объяснить.

— Мало — это сколько?

— Не больше двух десятков на сегодняшний день.

И из заболевших благодаря жестким правилам, поддерживаемым не только моими приказами, но и усилиями бегинок, вместо трети померших от болезней всего четверо на сотню. Второй раз после Мичигана четкое подтверждение. Одно это стоило поглаживания по голове Бэзила с утешениями и выслушивания его бессвязных речей. Солдаты не хуже меня поняли, благодаря кому и чему они встают на ноги, а не ложатся штабелями в землю навечно. Если вначале опасался поползновений на женскую честь, теперь моментально разорвут свои же, позволь себе некто обидеть врачиху.

— Выходит, не зря старался. Есть нечто в этой теории! Кстати, что это за гадость заставляли пить?

— Настой багульника в смеси с лапчаткой обыкновенной…

— На болота ходили?

— Господин полковник, вы поражаете знаниями. Откуда знаете?

— Мать использовала. Она называла ее «поносной травой». Полагаю, не зря. Высушенное корневище снаружи бурое, а на изломе — темно-красное, с приятным запахом и очень терпким вкусом. Средство старое, народное.

— Браво! Осталось поделиться рецептом от тифа, — сказала устало. — Вчера трое с ним слегли.

— Он вшами разносится, — моментально выскочило застрявшее в памяти от пришельца не из нашего будущего. — Надо обеспечить выварку одежды и всеобщее мытье, иначе и до эпидемии недолго.

— Откуда вы знаете? — спросила с расстановкой.

— Народная мудрость постоянно находящихся в поездках, — быстро отперся. — Сам и не упомню, когда услышал. Чего теряете, поверив? Один раз уже убедились, почему не попробовать.

— Вашему Глэну говорили про вшей?

Ну не объяснять же про прямо наоборот. Он мне в подробностях про переносчиков изложил. Аж трясет бедолагу при виде этих тварей. И про комаров, разносчиков желтой лихорадки с малярией, тоже поставил в известность. Я с тех пор к этим летающим гадам с изрядной опаской отношусь. Специально тренировочный лагерь полка убрал подальше от побережья и тамошних мест. Ни одного заболевшего не обнаружилось.

И ведь никто не поверит, начни всем и каждому выкладывать подобные вещи. Тем более что нормальных доказательств не имеется, а каждый приличный врач точно в курсе: малярия от плохих миазмов в воздухе. А на холме ветер дует, и там реже болеют. А не потому что в низинах стоячая вода и комаров масса в сезон. Будет у меня собственное поместье на юге — непременно попробую хинное дерево выращивать. И деньги немалые можно снять с жаждущих исцеления, и польза. А то видел парочку. Неприятное зрелище. И помереть тоже можно.

Потому свой личный талисман в человеческом виде к боевым действиям не привлекаю. Ни на озерах, ни здесь. Слишком ценный экземпляр, чтобы позволить помереть от случайной пули. Тем более что особого желания поучаствовать в боях за ним не водится, а в коммерческом отношении польза имеется, и немалая. Практически все хозяйственные нужды на него спихнул — и нормально справляется, успевая создать целое гвоздарное производство уже не на два станка, а две дюжины и долю в торговых оборотах Адама. Корабль тот получил, а вот товары требовалось закупать за отсутствующие капиталы. На этой почве мы основали совместную компанию.

А вот взять мою фамилию никто бывшего пирата не заставлял. То ли вздумал прикрываться, то ли из благодарности, тем более что мог с него слупить за содействие, но выправил Адам документы на Эймса. Теперь у меня имеется еще один почти родственник, плавающий в Южную Америку вопреки всем законам за многими полезными вещами не по официальной цене и в обход таможни. Зато и прибыль немалая. Пока не поймают. Не может нормально жить, что ли? Ну не мое дело воспитывать взрослого человека. Вот и Гринис вместо спокойного проживания в купленной за трофейные деньги таверне вдруг снова напросился воевать.

— Э… да. А что? — переспросил осторожно.

— Вы в курсе, что он купил рабыню и спит с ней?

— Вообще-то Жанет из исправительного дома, а не рабыня.

— Все равно, — резко сказала Арлет. — Все равно деваться от него некуда.

— Насилия не было, — напомнил утвердительно.

Уж это с гарантией. Прямо спросил, когда Глэн по делам отправился, пообещав заступиться. Да она и так, видно, довольна. Глупенькая, но с мощными формами. Ничего прежде, кроме ковыряния в земле, не видела. И украла-то с голодухи, когда удрала от индейцев аж на юг и осталась одна. А тут легкая работа, подарки, приятная пища, и никто не чистит рожу железным кулаками. Она вполне довольна. Простенькая материя на платье — повод для огромного счастья. Всю жизнь в обносках ходила. Единственное ее огорчило — необходимость ходить в платке постоянно.

— Я и не обвиняю. Просто он ее сначала обрил. Везде, если понимаете, о чем я.

Очень хотелось рассмеяться, но не посмел. Арлет удивилась столь странному поведению и только после моих слов пришла к определенному выводу. Молодец, соображает. Я вот не догадался сначала. Не принято такое ни в обществе, ни тем более у бедняков. Они на живность частенько внимания не обращают. У всех есть. А мне после этих откровений тоже не нравится. В следующий раз пойду к девкам — тоже побрею полностью. Уж точно не наградят гнидами.

— Радикальный способ полностью избавиться от вшей. Правда, на голове у женщины брить — все же, по-моему, перебор, — произнес я вслух.

А в принципе почему нет? Должно быть, забавные ощущения в постели. Но это не с мадам врачихой обсуждать.