Я демонстративно посмотрел на стрелку карманных часов производства мастера Антона Шнейера. Кто понимает, при виде хронометра уважительно кивает. Имя достаточно известное. В отличие от продукции большинства фирм, они не с золотым, а со стальным корпусом, не имеют особых внешних украшений, зато идут очень точно. Плоские, удобные для ношения, и главное — достались в числе трофеев. У кого отняли сенеки, все равно не выяснить, да и получил в качестве подарка от ополченцев. На прощанье дополнительно сделали гравировку-надпись: «Отстоявшему честь жителей Мичигана». Выспренно, однако реально приятно.

Чтобы проследить за происходящим, часов совсем не требуется. Чисто для впечатления публики и нижних чинов. Кроме трех рот из батальона на наше соревнование приехали и многочисленные зрители. Практически уверен, делают ставки. Для азарта даже полезно. Первое время при виде посторонних невольно нервничал, да и мои милиционеры частенько реагировали. Потом привыкли, а внимание подстегивает и заставляет стараться. Потому я не пытался гнать, лишь бы под ногами не вертелись.

Раз… Бумага надорвана, засыпан порох в дуло мушкета. Два… Обертка отправляется следом в качестве пыжа. Шомпол трамбует образовавшийся внутри затор. Три… Пуля отправляется следом. Опять давление шомполом. С нарезным оружием дольше — ведь требуется загонять свинец под вырезы. У нас стандартный армейский гладкоствол. Четыре… Взвести курок, насыпать порох на полку.

— Рота! — прокричал лейтенант Оуэн визгливо, заставляя морщиться.

Ну не люблю маркиза не только за молодость. В основном за дурацкую спесь. Ничего не знает и не умеет, а мнит себя великим полководцем. Моя бы воля — моментально избавился. Все равно он не командир, а сплошное недоразумение. В роте всем вертят сержанты, благо не зря знакомых тащил в Альбион. В каждой имеется хотя бы один мой протеже. И на них в основном все решения. А эти люди из общества…

Все же без навязанных губернаторских людей не обошлось. Набирать мне полагалось добровольцев, а вот офицеров всучили свыше. Население Альбиона делилось достаточно заметно на шевалье — потомков первых поселенцев и помещиков, прогнавших индейцев с берега и владевших большими и богатыми плантациями близ моря, где трудились невольники с сервентами, и «народ», численностью в несколько раз больше. Последний был далеко не однороден. Имелись «сквайры» — уже не помещики, но с землей в немалом количестве, фермеры и безземельная мелюзга, в основном из отбывших срок кабальных слуг.

— Пали!

Загремели выстрелы. Красиво смотрится со стороны. Сегодня удалось добиться дополнительного выстрела в минуту. Правда, стрельба еще не закончилась. Сейчас эти, отбивая шаг для пущего впечатления гражданских любопытных, отойдут, и в дело вступит третья рота.

— Куда прешь! — зарычал сержант, когда очередной дурень шагнул не с той ноги.

Муштровка, безусловно, важна и нужна, только меня в первую очередь интересовало умение стрелять. Скорость и точность. В этом мы с офицерами категорически не сходились. Для них, берущих пример с регуляров, самое важное — ходьба по команде и внешний вид. А мне, к сожалению, в нормальную форму переодеть рядовых не удалось. Средства выделили, ничего плохого сказать не могу. Правда, частями и на определенные нужды. Тратить по своему усмотрению нельзя. Торговцы, прослышав о военных закупках, бешено взвинтили цены и даже на срочные и жизненно необходимые вещи полученного золота не хватило. Драгоценное время упускалось в бесконечных торгах по любому поводу — от лошадей до продовольствия и фуража. Мало ли обещали — две тысячи пятьсот лошадей и двести повозок. Почти ничего этого не прислали.

Приходилось заниматься всем — от строительства казарм до улаживания проблем с выплатой жалованья, при этом не забывая о тщательном планировании военных операций. Великие стратеги в Альбионе потребовали соорудить вдоль западной границы цепочку фортов, после длительных споров назвав цифру аж в тридцать семь штук на триста пятьдесят миль границы. На объяснения, что колонию не спасти пассивной обороной, а требуется незамедлительный удар всеми наличными силами, мой прямой начальник де Клерон, командир Седьмого заморского полка регулярной пехоты, реагировать не хотел. Повторялась прежняя история, только сейчас я руководил не самим собой, а кучей так называемых вояк, и спросят за все потом со специально приглашенного героя из Мичигана.

Ко всему здешние ополченцы кардинально отличались от уже знакомых. Все время поступали сообщения о нападениях индейцев, высылаемые отряды прибывали поздно и находили сожженные дома с трупами без скальпов. Оставалось хоронить изуродованные трупы пионеров и их семей. Кто не сбежал во внутренние районы колонии, категорически не желал покидать жен с детьми и защищать соседей. Понять их можно, но поскольку призыва не существовало, а ассамблея колонии отказывалась заставлять служить в ополчении имеющих право голоса, то есть владеющих участками земли площадью не менее двадцати пяти акров с домом, то оставалось довольствоваться голытьбой, привлеченной денежным содержанием, и добровольцами.

Первые при малейшей возможности моментально дезертировали и охотно продавали армейское имущество. Вторые были очень высокого мнения о себе и нередко лезли с советами, а то и отказывались выполнять ненужные, по их мнению, приказы. Положить этому конец можно было единственным способом: пойманных беглецов секли, невзирая на заслуги, возраст и происхождение, до полусмерти. Советчиков заставлял маршировать в свободное время до посинения, на глазах у остальных. Достаточно скоро урок усвоили, но многие возжелали избавиться от контракта. Пришлось и этих пороть, вкладывая ума.

В какой-то момент вроде навел зверскими мерами порядок и отправился на месяц с инспекционной поездкой вдоль границы, заодно заехав к нескольким индейским племенам с предложением о союзе. С чикасо, чокто и чероки удалось договориться о совместных действиях. Все едва не лопнуло, когда губернатор колонии отказался выделять на это средства. Хорошо ассамблея поняла резоны и согласилась еще подкинуть деньжат. Их припекало много сильнее не вылезавшего из дворца графа.

Поскольку две роты из батальона показали практически идентичный результат по скорости, пришлось сравнивать количество попаданий в щиты. По результатам обещана дополнительная чарка рома и отпуск. Проигравшие пойдут на хозработы по лагерю и в караул. Второе место просто отдыхает. Особых криков огорчения не прозвучало, в отличие от радости победителей. Все это было озвучено еще до начала соревнований. Потому отправил батальон в лагерь и, постояв слегка на виду у марширующих, двинулся к дез Эссару, давно уже наблюдающему за здешним действием. Раньше он не появлялся на подобных мероприятиях в числе глазеющих, и это наводило на определенные, не самые приятные мысли.

— Вы освободились? — спросил суперинтендант после взаимных приветствий.

— Для вас всегда, — заявил я, старательно изображая внимание.

— Разговор будет долгим, лучше его перенести в более удобную обстановку.

— Мой дом устроит? — Пришлось купить небольшой.

Удачно вышло с покупкой. Совсем рядом с лагерем полка возле Потомака. Бывший помещичий. Земля здесь от интенсивного выращивания табака истощилась, и хозяин с удовольствием избавился от собственности, перебравшись в другое место. Он и не рассчитывал получить нечто серьезное, а мне требовалась территория для размещения подразделений со всеми дополнительными службами, артиллеристами и прибывающими индейцами. Причем, чтоб не передрались, раздельно размещать.

Естественно, жилье приобрел за собственные средства, полностью истощив запасы. Но тут у меня дальний прицел на будущее. Сама усадьба — деревянный дом в шесть комнат с конюшней и парой хозяйственных построек. Уж больно накладно жить серьезной компанией при гостинице. Теперь стало достаточно тесно, зато можно быть уверенным в каждом. Не украдут и не поделятся за денежки некими сведениями не для общего пользования. А заодно в сарае уже работают опять гвоздильные станки, принося приятный доход вне щедрости губернатора и суперинтенданта.

Прежние, естественно, остались в Де-Труа и продолжают клепать товар для Канады. А здесь поставили улучшенную версию, с учетом практического опыта. Заказывали детали прямо в городе у разных мастеров. Вряд ли тайну удастся надолго сохранить. Многие уже в курсе моей деятельности и рано или поздно станки скопируют. Пока еще не сперли чертежи, и монопольно забиваем продукцией всю колонию. Адам настойчиво просит лишнее ему продать, но еще хватает желающих приобрести прямо в Альбионе.

Дез Эссар молча кивнул на предложение. Я обернулся подозвать Джонатана со Злюкой — тем самым неказистым конем. Скорость у него оказалась изумительной, только на скачки и выставлять. Да не доросли еще до собственного ипподрома в Альбионе. На охоту ездят, а построить специальный стадион пока руки не доходят. Заведомо убыточное мероприятие. А могли бы с моим конюхом, с его изумительным нюхом, брать призы и выигрывать на тотализаторе. Как минимум в самом начале никто не поставит на это странное животное, выкидывающее ноги в стороны. Увы, пока не до этого.

— Кстати, — сказал мой покровитель, — что это у вас за странная мания все тройками? Три батальона, три роты, три взвода, три отделения.

— Удобнее управление и снабжение, — объяснил я, садясь в седло. — Полк сверху донизу поделен на десятки плюс сержанты и капралы с офицерами. Третий батальон является запасным, и там проходят начальный инструктаж и тренировки. Лучшие потом идут в первый, похуже — во второй. Заодно и соперничество создается.

И попутно это позволило мне раскидать засланных губернаторских клевретов в третий и второй батальоны. Должностей оказалось больше обычного (визг по поводу штатного жалованья подняли в ассамблее до небес), несмотря на ликвидацию десятой роты. Вместо нее имелись артиллеристы, кавалеристы и саперы. Последние отбирались не только по умению махать топором и с прекрасным здоровьем. Кроме строительства бараков и прочего необходимого (взяли за образец ради скорости мои каркасные дома и здорово наловчились их возводить) еще и забоем скота занимались. Дополнительные подразделения были как бы сверх нормы, и пришлось буквально вырывать деньги на их содержание и обучение.

Зато получил возможность в первом батальоне поставить офицерами своих или хотя бы пришедших от дез Эссара с рекомендациями. Не то чтобы они частенько были лучше, но хоть не требовалось ставить на место. Достаточно быстро сообразили, что звание и должность могут быть равными, а вот почет и задачи — разными. Первая рота первого батальона считается гренадерской, и даже платят в ней больше. И так далее по понижающей. Причем из третьего переводятся выше исключительно отличившиеся, а остальные вечно на черной работе. И не факт, что служить в верхнем номере легче. У меня и адъютанты прыгают зайчиками, показывая чудеса меткости и выносливости на общих маршах. Полковник должен быть уверен в своих помощниках, а не держать за титул. Вот и устраиваю регулярно проверки, отправляя с поручениями и командовать на маршах.

— Не проще было бы развести по разным ротам цветных, черных, белых нищих и зажиточных фермеров?

А вот это не в бровь, а в глаз. Некоторые категорически отказывались служить, когда понимали, во что вляпались. Хотя чаще всего делились по наличию доходов, а не по каким иным признакам. Вольных негров и цветных было достаточно много. Белые при земле не очень рвались воевать в пехоте. А для этих доход и возможность подняться в иерархии, отличившись в бою.

— Наверное, да. Правда, мне важнее не ненависть друг к другу, а слаженность подразделений. Чтобы считали своего товарища опорой в бою вне зависимости от цвета кожи, происхождения или еще каких глупостей. Когда столкнемся в схватке с индейцами, все должны доверять своим соратникам по взводу и роте. Полагаю, армия — единственное место в колониях, где это реально достижимо.

Ничего подобного в тщательно проштудированных трудах Жомини и «Трактате о военном искусстве» Хамфри Блэнда, англичанина по происхождению, обнаружить не удалось. И десятки с тройчатками, а также сознательное смешивание в одном подразделении людей с самыми разными доходами — чисто мое изобретение. По причине чистой рациональности и удобству. Гораздо проще обеспечить снабжение при четком количестве людей во взводе и роте. А не хватает — перевести до положенного штата из третьего батальона, чем держать в голове постоянно списки.

— И умоляю, не продолжайте с обычного вопроса.

— Насчет формы? — не удивился дез Эссар. — Да уж приходилось слышать ответ из самых разных уст.

Не получив достаточно заказанного материала (в принципе заявки полностью не выполнялись по любому пункту, и при этом с меня не забывали требовать), я нарядил полк в индейские охотничьи рубахи и леггинсы. Громогласно заявлял про неподобающий наряд и вынужденную необходимость. Фактически кроме экономии в подобной одежде гораздо удобнее нести службу и совершать долгие и утомительные переходы с полной выкладкой, чем в мундирах. Впрочем, одна одежда еще не делает человека великим воином. Даже лучшие из белых людей не сравнятся с индейцами в лесах, в их привычной обстановке.

В дороге мы молчали, и, лишь расположившись со всеми удобствами, я позволил себе после выставления на стол легкой закуски и вина доставшимся заодно со зданием слугой с дурацким именем Вулкан (плантаторы считают нормальным давать имена из мифологии своим рабам, отчего пришлось и на эту тему нечто прочитать) изобразить глубокое внимание.

— A votre sante, — сказал я, поднимая бокал, наполненный рубиновой жидкостью.

— Неплохо, — отпив, одобрил начальник.

Еще бы. Специально для высоких гостей держу несколько маленьких бочонков. Разные сорта вина из Франции. Мне и пиво местное сойдет, в Англии оно в большем почете у простых людей, но положено держать марку и изображать перед гостями знатока импортного пойла. Местное не очень хорошее, и его мало.

— У повешенных нашлись родственники, — сказал наконец суперинтендант, — крайне недовольные случившимся. Жалобы о ваших всевозможных нарушениях законов и правил пошли уже не только губернатору, но и в Париж. Завтра появятся и в газетах.

Понятно, некоторые вещи остановить не в его силах, однако решил предупредить заранее. Бывает, люди приходят в бешенство, прочитав о себе несправедливые или клеветнические слова. Подготавливает заранее, чтобы вел себя сдержанно. Самое отвратное в моем положении — необходимость заставлять повиноваться и получать одновременно приказы от полковника де Клерона, губернатора Генри Уильяма, а также неведомых господ из метрополии, вообще в здешних делах не разбирающихся и притом убежденных в собственной значимости. Да и командующий на пару с графом тоже не сильно блещут умом.

— Джон Марсье и его двое подельников, — произнес я скучным тоном, — были казнены на основе принятого Законодательным собранием одна тысяча семьсот шестьдесят восьмого года, во время прежней войны с криками, закона о смертной казни за мятеж, дезертирство и неповиновение. Повторный побег, призывы других к оставлению воинской части, кража оружия. Однажды уже были выпороты за такое же действие, но милосердие не оказало воздействия. Не мог же я спустить подлый поступок и дожидаться третьего повторения?

А вешать отдал указание сознательно. Расстрелять проще, но пусть видят болтающиеся тела. Намного нагляднее. И проблема не в двух вздернутых собутыльниках Джона, а в нем самом. Мальчик из зажиточной семьи с немалыми связями. За разное отребье никто бы и слова не возразил. Все согласно правилам. Но эти думают, для них законы не писаны. Еще как. Насильно сюда его не тащили, и я сделал наглядный пример из глупца.

— Еще девять дезертиров получили свою порцию кнута у позорного столба. Не усвоят урок — последуют за этими. Я предупреждал не раз и больше утруждаться не собираюсь. Дисциплина превыше всего.

— А отбирать лошадей у фермеров под угрозой штыков, выдавая расписки на ассамблею, нормально?

— Пока она не перечислит достаточно средств, никто не отдаст своих животных. А мне определенно обещали коней. Можно подумать, такое происходит в первый раз. Армия всегда брала необходимое и даже бумажки не оставляла.

— Недолго дождаться и пули в спину.

Он нечто знает или случайно в цель угодил? Не стану рассказывать.

— Не уступлю ни на дюйм, где затрагиваются интересы службы королю, — подчеркнуто воскликнул я, — и где мои действия оправдываются полученными указаниями. Так и передайте всем. А пуля… Ну пусть попробуют. Не обещаю адвокатов.

— На требование вернуть кабальную служанку Софию Геншен есть столь же содержательный ответ? — еле заметно улыбнувшись, спросил суперинтендант.

— Безусловно. Проверил добровольность ее переезда, распорядился, чтобы похититель возместил ее владельцу стоимость недополученных услуг. Месье дез Эссар, — проговорил с досадой, — у меня здесь почти полторы тысячи здоровых мужчин от шестнадцати до тридцати пяти лет, считая с пушкарями, кавалеристами и — да-да — индейцами. И все они с определенными потребностями. Если не позволять некоторые вещи, завтра начнут бегать в ближайший населенный пункт и ловить уже не служанок с сервентками. Возьмутся за замужних дам. Причем не спрашивая их желания. Потому наличие возле лагеря всех этих прачек, маркитанток и шлюх с торговцами совершенно нормально. Пока по сигналу барабана все на месте и отсутствуют жалобы на насилие любого рода, имеют право даже солдаты в их свободное время отдохнуть не с газетой в руках. А офицеру идти в общую очередь к проституткам зазорно. Потому не собираюсь читать нотации лейтенантам про нарушение морали.

В данном конкретном случае речь шла не об абстрактном человеке, а о командире эскадрона майоре Франсуа Рюффене. Почему-то среди мулатов имена Людовик, Франсуа или Альфонс были очень распространены. Услышал подобное — будь уверен, мама у него черная, папа белый. Но меня данное обстоятельство меньше всего волновало. Даже состоятельные семьи не застрахованы от болезней и смертей. Три старших белых брата, как и их мать, скончались от тифа, пока он служил в армии. Рюффену досталось немалое наследство, и он очень богатый человек. А что гораздо полезнее, воевал в драгунском полку в последней войне в чине лейтенанта. Исполнял, так сказать, долг подданного, а заодно подальше от законной жены папаши.

Поскольку я имел крайне смутные знания об использовании кавалерии в сражении, по большей части почерпнутые из книг, и ни разу не командовал, с удовольствием выбил для него звание более высокое и поручил руководить здешними аристократами. Он умудрялся заставить их подчиняться без дуэлей и мордобития. У меня бы не вышло. Точно кого-нибудь убил бы на очередное замечание со вздернутым носом. Но он сам из богатеньких, имел подход. Именно из таких и набирался данный род войск. Так что меньше всего мне требовалось с ним ссориться из-за какой-то девки. Франсуа был красив по-мужски, про похождения его рассказывали анекдоты, якобы способен уговорить и королеву. Ко всему уже имел парочку внебрачных детей. Ну будет еще один. Не мои проблемы.

— Как бы то ни было, — помолчав, заявил дез Эссар, видимо переходя к сути вопроса, — пора действовать, иначе бесконечные жалобы перевесят вашу до сих пор не доказанную полезность. Под суд не отдадут, но с командования снимут.

И в результате окажусь в том же полку, но рангом ниже. Очень приятно.

— И как вы это представляете? Без разрешения командующего отдельно выступать не имею права. А оборона по периметру ничего не даст. Индейцы продолжат просачиваться мелкими группами, сжигая дома и фермы. Требуется удар в глубь территории. Нынешняя зима выдалась на редкость суровой. Запасов продовольствия они не имеют. Важно не дать собрать новый урожай и помешать заготовке и охоте, оттянув мужчин на себя, ударив по поселкам, а не вылавливая отдельных молодых воинов, показывающих храбрость и завоевывающих славу.

— Это немалый риск.

— Война не бывает без опасности. За пять месяцев почти создан полк. Дальше муштровать бессмысленно. Пора идти в рейд. Но я не имею права! Попробуйте подтолкнуть к действиям де Клерона. Пусть отдаст приказ, а сам сидит в столице колонии и продолжает блистать на балах.

— Попробую, — побарабанив пальцами по подлокотнику кресла, согласился суперинтендант.

Тут наши устремления идеально совпадали. Ему, как и мне, требовался некий результат, позволяющий заткнуть глотки жалобщикам.

— За ваше здоровье, — провозгласил я, уловив окончание столь занимательной беседы.

Не в первый раз с глазу на глаз обсуждаем позиции и согласовываем действия. Он меня прикрывает, а я стараюсь при необходимости его поддержать. В Альбионе любовь ко мне после конфискаций животных, фуража и продовольствия практически испарилась. До ненависти повсеместной еще не дошло, однако к тому идет. Но в целом в колониях и метрополии имя по-прежнему на слуху, и даже мнения спрашивают. На удивление обширную переписку веду последние месяцы. Членам ассамблеи пишу с обоснованием действий. Кой-кому в соседних землях и особенно в газетах стараюсь ответить и получаю любопытные известия о происходящем там.

— В курсе последних событий в Париже? — спросил дез Эссар, показывая на сваленные в кучу газеты.

Я теперь не просто читаю, а внимательно изучаю происходящее в остальных колониях. Ну про Старый Свет тоже листаю, но без особого интереса.

— Реформы Бриена? Сложно судить. В теории сокращение затрат для государственного бюджета — правильный ход. Если верить газетам, расходы за последний год, несмотря на окончание войны, и так повесившей на казну огромный долг, по-прежнему превышают доходы.

Если бы я так себя вел, непременно в долговую тюрьму угодил бы. Похоже, единственный выход видят в продаже должностей и откупов, но это абсолютный тупик, и даже бесконечное терпение народа не стоит подвергать дальнейшему давлению.

— На все монопольные товары повысили налоги, включая соль. А вы знаете, что ее заставляют покупать? Раз не приобретаешь определенное количество — значит, пользуешься контрабандой. Каждый год тысячи человек штрафуются и сотни идут на каторгу за контрабанду и незаконную торговлю. Все это плохо закончится. Восстания уже происходили, и полыхнуть всерьез может в любой момент. Откупы надо отменять для начала! Налоги сделать одинаковыми для всех частей Соединенных Королевств и простыми, всем понятными. А пока предлагают снова повысить на десять процентов буквально на все.

— Черт побери! — показательно восхитился он. — А ведь есть люди, не верящие в ваше происхождение. И я понимаю почему! Какой из вас фермер, с такими речами!

— Не стыжусь прошлого, — сказал я честно, — чем бы все питались, если бы не люди, работающие на земле?

— Управлять тоже надо уметь! — назидательно заявил дез Эссар. — Причем для начала обложить налогами всех, а не одно крестьянство. Дворян с духовными лицами тоже.

А это уже подрывные речи, и выказано доверие в мой адрес. Не стану разносить, и он в курсе. Подобного рода мечты разве в колониях можно свободно провозглашать? Здесь все платят, но далеко не одинаково. В метрополии, в обществе — не поймут. Слова отнюдь не шевалье, а буржуа или простолюдина.

— Согласно докладу суперинтенданта Франции, — он посмотрел и подчеркнул интонацией, — в газеты это не попадет, но мне переслали копию, — доходы королевства составляют двести шестьдесят четыре миллиона ливров, расходы — почти четыреста, а государственный долг — четыре и две десятых миллиарда ливров. На выплату процентов уйдет до восьмидесяти процентов собранных налогов.

— В остальных королевствах то же самое?

— Если не хуже. И, к сожалению, финансовые неурядицы усугубляются другими факторами. В одна тысяча семьсот восемьдесят четвертом году случилась тяжелая эпидемия дизентерии, пришедшая из Англии, где годом раньше из-за этой напасти погибло сто тридцать две тысячи человек.

— А?

Нет, я слышал, но столько…

— Да-да. Во Франции то же самое. На следующий год голод и грипп косили людей десятками тысяч. В восемьдесят пятом была сильная засуха по всей Франции. Естественно, голод, но пока небольшой. Восемьдесят шестой, к счастью, прошел без особых ужасов, но весна почти повсеместно оказалась сухой. Затем грянул восемьдесят седьмой. После зимы без снега пришел жуткий голод. Все, что не убила засуха, уничтожил град с голубиное яйцо, выпавший в середине июня по всей центральной Франции. Ну и до кучи зимой восемьдесят восьмого — восемьдесят девятого года пятьдесят семь дней мороза без снега, привет, озимые, еще раз. Надо сказать, что население с тысяча семьсот пятнадцатого выросло на более чем десять миллионов. Было шестнадцать — стало двадцать восемь. И это норма. В Англии с девяти увеличилось до шестнадцати, а во Фландрии и вовсе удвоилось.

— Рожать стали больше?

— Или умирать в младенчестве меньше. Тут надо проводить специальные исследования и на государственном уровне. Пока все нормально было, пищи хватало. За восемнадцатый век урожайность пшеницы в Англии увеличилась примерно с двенадцати до восемнадцати бушелей с акра, и не только зерна стали производить больше. Хотя кому я это объясняю, — улыбнулся он, напоминая про мою фразу. — А тут вдруг такое… Сплошные катастрофы. Три миллиона нищих на дорогах, перепуганный и озлобленный народ. Самое время вводить увеличенные налоги! Нет бы сократить пансионы для аристократов…

Дез Эссар слишком воспитан, чтобы в голос ругаться, но в отношении к происходящему сомневаться трудно.

— Двадцатина считается налогом для всех, составляющим всего пять процентов дохода. Но такой является только буква закона, а на практике почти все представители привилегированных классов освобождены от ее уплаты. Плательщикам из верхов буржуазии не всегда удавалось получить это освобождение: одним везет больше, другим меньше. Духовенство «выкупало» свои налоги, выплачивая королю вместо них «добровольный дар», который был гораздо меньше положенной по закону суммы. А доли дворян в общей сумме налога всегда рассчитывались с большим снисхождением к плательщикам. Вот и сравните с нашими условиями.

— По-вашему, мы живем в раю?

— О! Как ни удивительно, именно так! Вы не представляете, какой ад может разразиться в Европе. Полагаю, никто не в состоянии предсказать грядущие события. Одно точно: смертей будет множество. Не в нашем смысле, где крики вырезали двести пятьдесят человек и все кричат в ужасе и негодовании. Могут погибнуть миллионы.

— Почему тогда не снять запрет, пустив желающих людей в Новый Свет? Ну помрет какая-то часть, зато наиболее энергичные уедут и станут есть и воевать в другом месте, и не с властью.

— Вы это понимаете, я и многие другие. Но король стар и отрицает возможность перемен. Он привык к определенным условиям и правилам и не хочет чего-либо менять. А придворным проще не тревожить монарха нововведениями без крайней нужды.

Дез Эссар резко замолчал, будто споткнувшись. Не иначе, осталось непроизнесенным пожелание поскорее королю помереть, освободив трон для племянника. Своих детей Людовик не имел, за единственным исключением — дочери. Все остальные померли еще в детстве. Наследник был всем известен и совершенно терялся на фоне монарха. Вне дворца мало кто догадывался, что он собой представляет. А ведь тоже уже не мальчик, скоро пятьдесят стукнет. Заждался теплого местечка.

— На самом деле, — хватая газету и разворачивая ее на объявлениях, заявил суперинтендант, — некоторые выводы можно сделать и из этого. «Продается партия молодых, здоровых работников. Ткачи, столяры, сапожники, кузнецы, каменщики, пильщики, портные, каретники, мясники, мебельщики. Без каторжных и католиков. Цены разумные. Можно в обмен на пшеницу, хлеб, муку…» — зачитал вслух. — Никогда прежде не было такого наплыва профессионалов в Америку, — кидая назад бумажные листки, раздраженно пояснил. — Ехали безземельные или мечтающие о хорошем куске земли, продаваясь в кабальные слуги. Но чтобы ремесленники в таком количестве?

Никогда в таком направлении я не задумывался. А любопытный поворот. Оказывается, и на основе объявлений делают занятные выводы о происходящем далеко. Не только на цены имеет смысл обращать внимание.

— Все очень плохо, — потухшим голосом сказал он, — и надо молиться, чтобы пронесло мимо колоний катаклизмы. Кроме обращения к Нему, не представляю, что делать.