Я стоял перед высоким начальством навытяжку и слушал, как оно нехотя цедит сквозь зубы фразы. Больше всего происходящее походило не на награждение, а на нотацию. Губернатор Канады был, в отличие от данной скотины, очень доброжелателен. С удовольствием приписал мои успехи лично себе, как руководящему, зато и повел себя предупредительно, сознавая, кому обязан.

Ну и черт с тобой, почтительно внимая, мысленно ругнулся, когда тот замолчал и принялся отдуваться, будто пробежал милю. При его малом росте и огромной тучности ничего удивительного. Как бедолагу до сих пор удар не хватил, непонятно. Толстая морда с тремя подбородками, красная до жути. Хорошо питается, мало двигается и чересчур высокого мнения о собственной персоне — ясно без излишних уточнений.

— Вам все понятно, шевалье? — произнес губернатор, выпив вина. Даже не подумал предложить. И в слове «шевалье» определенно пинта яда присутствует.

— Абсолютно, — почтительнейшим тоном доложил и насколько хватает умения раскланялся, пятясь к двери. Судя по кривой усмешке, блеснуть не удалось. И плевать. Вряд ли скоро появлюсь опять в его кабинете. — Где можно найти месье дез Эссара? — спросил у адъютанта в приемной.

Тот подробно объяснил очень похожим на губернаторский заносчивым тоном. Явно берет пример со своего начальника. Очень хочется двинуть в нос, но я не настолько обнаглел. Более того, нахожусь в растерянности по поводу внезапного превращения в дворянина аж указом самого Людовика.

Да и не пришло время ссориться с высокими чинами. Потому вежливо поблагодарил и удалился в другое крыло здания. Кому-то пришло в голову построить общее помещение для высшего слоя чиновников. Видать, чтобы следили друг за другом и доносить в Париж проще было.

Особых тайн в том нет. Старая политика «разделяй и властвуй». Губернатор — практически всегда знатного происхождения верховный правитель колонии. Подчиненный непосредственно королю, руководит внешними сношениями колонии, распоряжается войсками, созывает ополчение. Он даже может отменить судебный приговор, вынесенный судом в его юрисдикции. Фактически маленький король.

Но для баланса интересов и контроля имелся еще один высший администратор — суперинтендант. Вот этот происходил из незнатных или с купленным титулом, но его роль в управлении колонией частенько даже выше. Он давал текущие указания должностным лицам, управлял финансами, отвечал за прием иммигрантов и их расселение. Он же следил за законностью, исполняя обязанности главного прокурора.

Вот к такому в очередной кабинет я и сунулся после доклада помощника, не представляя, зачем меня направил губернатор Генри Уильям Второй граф Юксбридж, Одиннадцатый барон Пэджет, Первый маркиз Энглси и прочее.

— Ага, — произнес сидящий за столом заваленный бумагами худощавый человек лет сорока. На вид он был полной противоположностью предыдущего начальника. Похоже, этот реально занимался делами или изображал. У губернатора документы на девственно чистом резном сооружении в дальнем углу огромного помещения отсутствовали полностью. — Шевалье Ричард Эймс. Надеюсь, губернатор вручил вам грамоту от короля.

— С огромным отвращением, — брякнул я хорошо обдуманное. Видимо, мне не оставили выбора и в партии аристократов не стоит искать покровителей. Скорее отравителей.

Он весело, от души рассмеялся.

Не настолько я глуп, чтобы идти во дворец без минимальной разведки. Сведения не особо ценные, зато всем известные. Губернатор с суперинтендантом друг друга не выносят. Отец дез Эссара купил титул, будучи буржуа, а это в глазах несколько раз графа еще хуже моего внезапного взлета. В последние десятилетия такая практика получила достаточное распространение. Для них даже придумали особое выражение «дворянство мантии», в то время как старую аристократию называли «дворянство шпаги».

Я хоть добыл младший титул шевалье оружием. Конечно, не ровня, но и не презренный тип-торгаш. При этом Второй граф Юксбридж охотно брал на лапу и норовил набить мошну, прежде чем его отзовут. Такое поведение вполне нормально для аристократов, готовых ехать за назначением в Новый Свет. Окружающих они презирают и сами бы не отправились, если бы не денежные сложности дома. Люди с достатком столь высокую честь непременно отклонят, не желая удаляться от королевского дворца далеко и надолго, лишаясь возможности выслужиться перед монархом.

Суперинтендант был из иного теста. То есть он тоже себя не забывал, но, пережив трех губернаторов, сумел вписаться в здешнее общество и практически стал своим, принимая многие проблемы колоний как вызов и стараясь облегчить положение приехавших. Какие-то связи в метрополии у него, без сомнения, имелись. Тем удачнее иногда была поддержка ходатайств колонистов.

— Итак, — сказал он, успокоившись, — вы человек, определенно наделенный талантами. Храбрость, решительность, деловая хватка и даже чувство юмора. Это хорошо.

— Надеюсь и в дальнейшем сохранить о себе приятное впечатление, месье дез Эссар.

— Дай бог, — ответил он после маленькой паузы, — чтобы и в будущем удача вас не оставила. Вы хоть понимаете, насколько влипли?

— Вы про королевский указ? — переспросил я.

Нет, все же выбило из привычного состояния внезапное возвышение. Голова не работает. Я — и дворянин! Никто такого не предрекал. Новое назначение в войска, от которого собирался любыми путями отбрыкиваться, земля во владение, но столь резкий скачок ничем не оправдан. Да и абсолютно мне не нужен. С удовольствием отказался бы, но тут пахнет оскорблением величия. От милости монарха не отмахиваются.

— О, это сущая мелочь, — любезно сообщил суперинтендант. — На фоне происходящего на границе, когда из-за постоянных набегов индейцев только за последние полтора года буквально опустошена полоса шириной в сотню миль еще недавно густозаселенных земель, появление Железной Руки, нанесшего поражение ирокезам в их владениях и заставившего пойти на переговоры сашемов, смотрелось подарком небес.

Данный пассаж, безусловно, преувеличение заслуг. Повлияли потери и болезни. Если бы не эпидемии, могли бы ирокезы и вышибить с занятых позиций, обложив форты. Хотя некую роль наши действия сыграли. Одно из племен Лиги практически перестало существовать.

— Сегодня, — продолжал говорить суперинтендант, — огромные территории покинуты уже и в самом Альбионе. Целые поселки бегут в страхе перед кровожадными краснокожими. Вот и родилась идея награды. Проблема не во внезапном дворянстве, а в прилагающемся к нему.

— Это вы про нарезанные земельные угодья?

— В том числе. Как бы эти самые тысячи акров не полезли у вас из глотки. Кстати, хорошо, что напомнили. Вот, — извлек он из кучи бумаг несколько. — Читайте.

Патент на мое имя, как полковника колониального ополчения. Причитается три с половиной тысячи ливров в возмещение прежних затрат, жалованье в семнадцать с половиной ливров в день, на расходы тысяча двести ливров в год и два процента комиссионных со всех закупок для полка.

Перечитал еще раз. Поразмыслил. Не так уж и сильно расщедрились. Хотя последний пункт насчет куска с закупок достаточно интересен.

Еще недавно мог бы считать себя богачом, однако один приличный конь обойдется в полторы тысячи, не считая упряжи и седла. Мы привезли нескольких, намучившись с ними в пути жутко. Несчастные животные после трюмов. Но тех мало. А мне понадобится не меньше десятка. Запасные, вьючные, для привезенных парней и Глэна. Ездить на ужасном средстве передвижения под названием лошадь, с грехом пополам, мой коммерческий консультант научился и уже не шарахался в ужасе от самой смирной кобылы.

Второй и третий документ… Ассамблея вотировала сорок тысяч фунтов на военные расходы, решив создать полк в тысячу человек для защиты колонии и поручив командование мне. Господи, а сколько надо потратить на одного ополченца для вооружения и обучения и каким образом выяснить? Да и специалист из меня аховый. О, ну хоть с этим проще. Подчинен Шарлю Луи Бернару де Клерону, графу, генералу и командиру Седьмого заморского полка регулярной пехоты. Дай бог, не похож на своевременно погибших офицеров Одиннадцатого из Квебека.

— И в чем интрига? — уточнил я на всякий случай.

— Там, — он показал куда-то вверх и вправо, — в Париже, уже давно существуют серьезные разногласия по части освоения Нового Света. Первая группа считает, что ничего изменять не надо, все идет замечательно. Вторая видит необходимость развивать колонии с целью получения новых налогов и сброса напряжения в метрополии путем облегчения возможности отъезда. Особенно для бедных.

Многозначительная пауза. Я кивнул.

— Сегодня в колонии, — возобновил объяснения дез Эссар, — приезжают кроме разнообразных уголовников по суду, до десяти тысяч человек в год, и три четверти из них законтрактованные сервенты. Но тут возникает законный вопрос: куда им деваться после окончания отработки? Требуется земля. Партия… хм… консерваторов утверждала, что заселение долины Охайо не в интересах короны. Трудности транспортировки от Атлантического побережья приведут к тому, что поселенцы будут обеспечивать себя сами необходимым, а не покупать товары в метрополии. Следовательно, развитие этого района вредно.

Он перевел дух от долгой речи.

— Наш губернатор, высокочтимый сэр Генри Уильям, относится к первой компании. К консерваторам. Одновременно ему указали на неплохой куш от получения земли. Тогда, заручившись поддержкой своих не менее родовитых знакомых и местных плантаторов, он добился утверждения компании, которой король даровал пятьсот тысяч акров земли с условием в течение семи лет поселить на этих землях двести семей и построить форт. По выполнении этого компании обещались новые земли.

Да, за такой кусок можно и забыть про политические взгляды.

— На переезд и строительство крепости нервно среагировали индейцы?

— Совершенно верно. Компания изначально наметила территорией своей деятельности обширный район, где слияние Аллегани и Мононгахила дает начало реке Огайо. Но там, как ни удивительно, проживают краснокожие, крайне враждебно встретившие переселенцев. Мало кто вернулся, а уцелевшие рассказывали разные ужасы.

— Если я правильно помню, в тех лесах проживают делавары, шауни и минги. Не ирокезские племена, но входят в их объединение под угрозой. Могли выступить на нашей стороне. Вместо союзников Альбион приобрел врагов.

— Теперь уже поздно об этом говорить, — устало сказал дез Эссар. — Многолетние усилия расколоть ирокезскую федерацию, даже крещение мингов и шауни пошли прахом, — рот передернулся в судороге, он подавил нечто непечатное, — благодаря губернатору.

— Правильно ли я понимаю, — спросил я осторожно, — что данная экспедиция исключительно в интересах господина Генри Уильяма и его друзей, желающих наложить лапу на захваченные земли? Тогда в чем причина моего назначения? Как-то не очень дружественно ко мне отнесся, а ведь мог сделать своим конфидентом, ободряюще похлопав по плечу и предоставив помощь.

Надеюсь, дез Эссар правильно понял намек. Раз не стал доверенным лицом губернатора и тот отнесся излишне барственно, все же вполне оценил твое отношение и готовность раскрыть тайны, привлекая к сотрудничеству. Готов стать горячим сторонником и поддержать в грядущих начинаниях. У меня все равно отсутствует выбор, а этот умный и без спеси.

— Иногда нас делают газеты. Общество крайне впечатлено вашими успехами и требовало отдать должность прославленному герою, будто сошедшему со страниц Гомера.

Сказано абсолютно без иронии. Еще бы знать, кто этот человек. Не иначе, известный писатель.

— Он был вынужден назначить вас, но непременно посадит в заместители своих друзей. Так что будьте бдительны и смотрите внимательно, с кем имеете дело.

— Так, может, срочно заболеть? — спросил я с полной серьезностью. — Если вторжение в Охайо идет поперек планов вашей, — с нажимом, — партии. Пусть сами и добывают победы.

— Ситуация непростая, но тем не менее сейчас стало просто необходимо усмирить индейцев.

Ловить по окраинам мелкие группы? Благодарю, уже ученый. Бесполезно. Бить надо всерьез, и желательно по основным силам. Гораздо опаснее, зато не только эффектно, а еще и эффективно.

— Иначе не получится вернуть население в уже обжитые места. В этом отношении полагаюсь на вас!

Ага, при наличии начальника-военного и заместителей-врагов. И чего поехал в Альбион, как будто мне в Де-Труа плохо было?

Часа два назад дорога вплотную подошла к небольшому леску. Странно представить, что не так давно в здешних местах чаща была не хуже мичиганской. Проредили и повырубили на достаточно отдаленном расстоянии. А во многих местах сейчас возделанные земли — плантации и фермы. Но стоит чуток отъехать в сторону — и девственная глушь о себе напоминает. Фактически освоены поселенцами территории, прилегавшие к океану и лежавшие по берегам рек (считая с севера на юг) Потомак, Раппаханнок, Йорк и Джеймс до тех мест, где они перестают быть судоходными. Чуть в сторону — и пустота. Выкорчевывать участок отнюдь не так просто и мало кто стремится. К тому же находиться в отдалении от поселков иногда достаточно опасно. И не одни индейцы тому виной — случаются белые бандиты и беглые рабы. Иные свидетелей не оставляют.

При этом Альбион, по меркам Нового Света, очень густо населен. Почти семьсот тысяч человек, по сведениям дез Эссара, правда включая рабов, которых было не меньше четверти от общего числа и сервентов. Кому и знать, как не собирателю налогов. Забавно, но при таком количестве народу даже полк на тысячу человек собрать оказалось не так просто. И это при наличии закона, когда каждый свободный мужчина с шестнадцати до шестидесяти лет был военнообязанным, состоял в ополчении и один-два месяца ежегодно проходил военное обучение. Характерно, что служба в милиции включала и принудительный труд — прокладку дорог, возведение укреплений и церквей, сенокосы и так далее.

Но это на бумаге и возле дома. Подписывать контракт и идти воевать всерьез желающих прискорбно мало. Колонисты крайне ценили свободу и независимость, не собираясь менять ее на муштру и палки сержантов. А рабов и кабальных никто не намеревался отпускать воевать. Слишком часто бывало, что они получали свободу, отличившись. Тем более что давать в руки оружие подневольным мало кому в радость. Неизвестно, что потом выкинут, если вернутся домой. А это, уж прямо скажем, сомнительно. Иным и армия слаще труда из-под плетки.

Белое население колонии почти поголовно состояло из англичан, по разным поводам покинувших родину. Кто закрылся в своей секте и отказывался брать оружие в руки, некоторые старательно создавали условия, пару поколений назад оставленные на том конце океана. Основная часть хотела, чтобы ее защищали, но не горела желанием за это платить, считая, что власти и так достаточно дерут. И я даже согласен с подобными резонами — сам бы на их месте возмущался и рано или поздно потребовал действий взамен денег.

— Йо-хо-хо! — дико закричал Гош Салюден, заставив обернуться и в довершение выстрелив по находящимся чуть впереди кустам.

Из зарослей ответно пальнули. Пуля пролетела в дюйме от лица. Не дерни я от неожиданности повод — падал бы сейчас с дыркой в груди. Потом раздался топот ног. Мой телохранитель спрыгнул с седла на землю и понесся следом. Я тоже слез и осмотрелся. Видел Гош стрелка или нет, но, похоже, промахнулся. Следов крови не видно. Я поспешно привязал обоих коней к ближайшему дереву и двинулся вдогонку, держа мушкет в готовности. Нехорошо было бы оставлять парня один на один с противником.

Нельзя сказать, что из меня вышел бы изумительный скаут, хотя жить в лесу приходилось и воевать с недавних пор тоже. Но здесь и не требовалось ничего особенного. Оба умчались с максимальной скоростью, ничуть не утруждаясь хитрыми уловками и обманными действиями. Моментально обнаружился след каблука, не имеющего отношения к индейским мокасинам. Да и не стал бы настоящий ирокез или крик спасаться таким образом. Мой несостоявшийся убийца стремился удрать от погони, а Салюден — напротив, догнать максимально быстро. Кто из них окажется резвее, оставалось только гадать, двигаясь по следам без особой спешки. Настичь — вряд ли, не смогу, а ломиться на манер лося, шумя на весь лес, не хотелось.

Когда раздался крик, полный муки, я мысленно поставил на своего парня. Гош был определенно замечательной личностью в своем роде. Мне приходилось встречать самых разных типов. Одни имели руки по локоть в крови, другие не могли нормально жить, не устроив драки в кабаке. У третьих руки сами тянулись к чужому добру, и их не способны остановить ни побои, ни уже имеющиеся большие деньги. Даже у совершенно спокойно живущих на одном месте с рождения мог оказаться неприятный характер. И все же каждый рано или поздно встречал человека, против кого переть не решался. На любую силу всегда найдется большая. Салюден таких вещей не понимал. Гош наверняка родился, чтобы умереть на виселице, доказывая превосходство даже в петле.

Он был ловок, умен, безумно храбр и обожал риск, порой бессмысленный. Такому человеку место на войне — непременно станет героем, если не словит в первый же день смертельной раны, не попытавшись спрятаться от обстрела. Казалось бы, прямая дорога в армию вербоваться. Ан нет, занялся браконьерством и едва не попался егерям. На оленей в нашей оставленной навечно дорогой родине, глаза бы ее никогда больше не видели, охотиться запрещено. Кара за нарушения почти такая же, как за поджог и убийство. Звери в лесу — добыча аристократов и короля чуть не с норманнского завоевания, остальные и при потраве на собственном поле не смеют трогать жвачную скотину, а то и до петли или каторги недалеко.

В родных местах оставаться было нельзя, и перебрался к побережью. Не успокоился и перешел на контрабанду. Тоже опасное, пусть и гораздо более прибыльное занятие. Через какое-то время не повезло и сел в тюрьму. Поскольку ничего вроде убийства таможенников доказать не сумели, а наверняка имелось, уж больно он легко относился к смерти, поплыл через океан по приговору суда в качестве кабального.

В отличие от меня, отрабатывать с самого начала не собирался и сбежал от хозяина. И, естественно, занялся опять контрабандой, благо опыт имел. Вроде даже дорос до главаря мелкой шайки, но тут удача в очередной раз отвернулась — и вновь загремел за решетку. Идти бы ему в кандалах в каменоломню, да тут потребовались люди для войны. Два десятка каторжных морд забрал в подчинение. Но те люди как люди. Кто жену убил в горячке по ревности, кого на очередной краже поймали или в трактире, кто, повздорив с соседом, убил его ненароком в драке и потом сам каялся с рыданиями.

Гош не таков. Он оказался не только полезен — еще и умел во всех смыслах. Ходить по лесу, плавать на баркасе, украсть чего, убить человека — мастер на все руки.

Тут я замер, прислушиваясь. Уж больно тихо впереди. Ни шороха, ни звука. Может, там поджидает стрелок. Не люблю переться наугад. Не хочу умереть как трус и не собираюсь доказывать неизвестно кому перехлестывающую через край храбрость. Хочешь уцелеть — будь готов к любым неожиданностям и не считай разумную осторожность трусостью.

— Мой полковник, — отчетливо произнес знакомый голос. — Сюда идите.

Похоже, засек раньше и сейчас забавляется. Пришлось с независимым видом выйти к овражку, где он сидел над телом. Судя по валяющимся вокруг мелочам, успел обшарить покойника. Спрашивать, чего нашел ценного, не стану. Честный трофей с врага. И так видно — никакой не индеец, что в принципе совсем неудивительно. Но вот кто подослал — неприятный вопрос. Рожа незнакомая.

— Неужели нельзя было взять живым, чтобы порасспрашивать? — недовольно поинтересовался я и увидел, как Гош смутился.

— Азарт взял, — виновато сознался он, — не подумал.

— Откуда теперь знать, кто послал!

— Не в обиду будь сказано, — подчеркнуто вежливо заявил парень, — но если бы у меня забирали корову или лошадь, выдавая пустую бумажку, я бы тоже стрельнул в отдающего приказы.

Он меня обидел, и всерьез. Я аж вскинулся и в голос заорал:

— А жрать ты любишь каждый день? На одного солдата потребны фунт говядины, или три четверти фунта свинины, или фунт соленой рыбы, фунт хлеба или муки, пинта молока, кварта пива или сидра в день, три четверти пинты патоки в сутки, три пинты гороха или бобов в неделю (или эквивалентный вес в овощах), полпинты риса или одна пинта кукурузной муки в неделю.

Отбарабанил не задумываясь. Мне эти бесконечные цифры уже снятся. Я же размер рациона не выдумал, и все это заранее должно было быть предусмотрено в росписи сметы. Так нет, лезут умники, ни разу не ходившие с полной выкладкой, и предлагают сократить то или это для экономии, а совсем дурные еще и отменить выдаваемый алкоголь. Якобы солдаты, набухавшись, становятся вялыми и выпивка провоцирует простудные заболевания. А бунта он получить в ответ на подобную заботу не боится? Не его на штыки поднимать станут.

— Каждый божий день тысяча человек наворачивает три четверти тонны хлеба, шестьсот галлонов пива и мяса с сорока коров. А есть еще и животные. Их потерпеть не попросишь, они тоже есть хотят. И откуда взять фураж, если денег колонии не выделяют? Я обязан из своего кармана платить за ваше довольствие и набитое брюхо? Так не имею. И не желаю. Не мой именной полк, я вам не герцог с бездонными карманами, за честь воюющий, и на столь великую должность не напрашивался.

— Да ладно, господин полковник, я же все понимаю, — пробормотал Гош.

Кажется, его мое поведение и злость удивили. Уж больно разгневался, аж руками махать принялся. В очередной раз сорвался, выйдя из облика воспитанного шевалье. Хорошо не при офицерах. Ну и плевать.

— В полку если что и есть хорошего, так кормежка.

И стоит мне это гораздо больше, чем любое другое действие. Мой личный финансовый помощник Глэн, нежданно-негаданно угодивший на место главного интенданта, особо не воровал. Сразу предупредил, чтобы довольствовался теми самыми двумя процентами со сделки, официально разрешенными при назначении. В целом по объемам совсем немало. И не по причине изумительной честности потребовал не откусывать лишнего куска. В наше время неберущих вообще не существует. Все тянут и на лапу берут.

Причина в ином. Постоянно тьма народу наблюдает за каждым движением и произнесенным словом, включая часть собственных офицеров. Через одного докладывают губернатору компромат. Гореть на пустом месте не желаю. Да и воровать у собственных солдат — последнее дело. У государства при оказии не постесняюсь, а покупать по одной цене и нижним чинам впихивать по другой — увольте. У меня свои принципы и честь.

Хватит с интендантов и официально положенного им. Практически везде поставщики оставляли себе головы, шкуры, жировые прослойки. Потом их продавали налево для личной выгоды. На такие вещи приходилось закрывать глаза, а то получил бы всеобщую ненависть. Достаточно и фермеров с ружьями. Как бы не первая ласточка, за которой целая стая последует. И коммерсанты с удовольствием присоединятся, подкинув идейку простому парню и даже денежек.

Им есть за что ненавидеть мою замечательную во всех отношениях персону. Недогруз сухих продуктов (мука, рис и так далее), который иногда достигал десяти-пятнадцати процентов от заказанного и оплаченного, выдирал из жадных лап без всякого уважения. И ведь все подряд распинаются про патриотизм и необходимость помочь сражаться. А как речь заходит о необходимости отдать свое добро для общего блага, так визг до Парижа и требование двукратной цены в сравнении с рыночной.

— Труп тащить не будем, — сообщил, давя выступление.

— Голову отрежу для опознания? — с готовностью предложил Гош.

— А, все равно ничего не доказать. Один пошел по злобе или кто подговорил. Золота не было?

— Мелочь, — помотал он головой отрицательно.

Верю. Не стал бы обманывать, прекрасно знает — не стану отбирать трофей. Это не мародерство, а воинская добыча.

— Значит, и подкупа не доказать. Лучше его вон туда, — показал я на нависающий край оврага. Подрыть, чтобы завалило. — Если кто послал, пусть ждет, пока не отчается. А ты молчи. Никому ни слова.

Мой личный браконьер хохотнул.

— Долго искать станут, — понимающе кивнул.

Немного спустя вышли к дороге, еще издали услышав голоса. Сначала невольно насторожились, потом признал. Возле лошадей стояла телега и три женщины, деловито обсуждая, что с ними делать, время от времени без особого энтузиазма крича в сторону леса. Все же явно не удрали от хозяев, стоят привязанные, а никого нет. Любые разбойники увели бы. Все это нервировало, и кто-то из компании требовал ехать дальше, а когда мы с Гошем вывалились из леса, в нашу сторону моментально посмотрел целый набор огнестрельного оружия — от пистолетов в обеих руках у Рут до мушкета и дробовика. Путешествовать по здешним путям — занятие небезопасное, и даже бегинки вооружены и готовы к отпору.

— Полковник Эймс, к вашим услугам, — снимая шляпу и изображая поклон, провозгласил я.

— Вы не слышали криков? — спросила Арлет с подозрением. Все же она на меня возбуждающе действует в любом виде. Хоть в рясе, хоть в дорожном костюме и с пылью на лице. Похоже, она нечто уловила и машинально провела рукой по щеке.

— Далеко были, занимаясь разведкой, — объяснил не моргнув глазом.

— Тут в кустах следы, и заподозрили дезертира, — поддержал меня Гош. — Оказался обычный охотник.

— Ваше ли это дело — бегать за кем-то? — спросила Рут.

Определенно имела в виду меня, а не второго мужчину, несмотря на множественное обращение. Не знаю, как остальные, — она бы точно выстрелила, появись индеец на опушке. Лично я испытал огромное облегчение, когда Рут нашла себе занятие и не требовалось исполнять обязанности опекуна. Лечить людей после знакомства с Арлет, зашедшей проведать раненого, посчитала замечательной идеей и напросилась к той в ученицы. Тем более что изначально речь шла об акушерстве. Но та занималась не только женскими недомоганиями, и пришлось постигать и другие вещи.

Тупой Рут никогда не была и память имела хорошую. Видимо, справлялась с поручениями и никого еще не зарезала случайно. Заодно ожила и, хотя в мужской одежде, шокируя пожилых горожан, ходить не перестала, уже не сидит вечно в углу молча. Бегает в качестве ассистентки Арлет по больным, таская саквояж. И даже согласилась на помощь страждущим в полку. Может, из-за моего присутствия, но скорее по причине интереса общины к занятному предложению. Женщина-врач и женщина-хирург — нечто абсолютно из ряда вон, и это обязательно запомнят. А если результат окажется реально положительным, и вовсе у общины появятся многочисленные дополнительные клиенты.

Потому вдобавок настояли на дополнительной бегинке. Та якобы имеет огромный опыт. Вполне верю. Чтобы заниматься целительством на профессиональном уровне, бабе надо в два раза лучше мужика уметь лечить. А по возрасту еще и огромный навык с практикой не могла не иметь. Не одну простенькую «Полевую хирургию» Джонсона прочитала. Ничего нового в ней не обнаружил. Натурально элементарные вещи поясняются. Той же Рут, без всякого образования, уже приходилось шить огнестрельные раны и от холодного оружия тоже, у озера Эри. Справлялась ничуть не хуже любого ополченца. Парни даже верили, что у нее рука легкая, и выздоравливали скорее. Уж не знаю, сколько в том правды. Как минимум дополнительные рабочие руки при оказании помощи.

А мне не все равно? Три по цене одного мужика, даже если одна недоучка!

— Иногда приходится брать на себя и неприятные обязанности. Очень рад, — сказал, уже обращаясь к остальным, — что вы решили помочь, но почему путешествуете без сопровождения?

— Сейчас вместе и поедем дальше, — это высказалась незнакомая бегинка в монашеском одеянии, уже пожилая мадам со скорбно поджатыми губами.

На людях ни один нормальный колонист не обидит женщину, но когда их несколько сотен, да подвыпьют, всегда найдется сильно резвый. Проблемы непременно появятся. И все же предложение мое исходило не только от безысходности. Единственный якобы приличный по отзывам хирург, которого удалось завербовать в полк, не просыхал и имел трясущиеся руки. Другого способа заработать для него не нашлось. Армия — свалка не только для нижних чинов, но и для таких людей. Однако доверить собственную шкуру поостерегусь. А найти кого получше не представлялось возможным. Хорошие врачи достаточно редки и востребованы.

От отчаяния предложил бегинкам контракт. При крайней необходимости они не только роды принимали, но и заменяли врача и хирурга. Лишняя практика, да за приличные деньги (меньше, чем платят мужчине, но тут никуда не деться, иначе ассамблея не утвердила бы), всяко пригодится. А полку нужны лекари. Каждый день случаются травмы и ранения. Парочка нижних чинов погибла по собственной глупости, несколько пострадали по той же замечательной причине, а уж болезни регулярно отправляли в лежку не один десяток человек. К счастью, принятые меры, спасибо прежнему опыту и советам Глэна по части гигиены, пока не допускали серьезных эпидемий. Если верить воевавшим в Европе, от разной заразы без всяких сражений помирало от четверти до трети состава полка.

— Счастлив сопровождать, — провозгласил я, довольный.

Еще одной заботой меньше. Пусть трудятся на благо военных. То бишь мое.