К моргу Федор подошел одним из первых. Рядом стояла только группка женщин, как он понял из разговоров, женщины были с Лизиной работы.

Вчерашняя оттепель сменилась холодным ветром, редкая снежная крупа била в глаза. Женщины ёжились на ветру, Федор тоже.

Подходили еще какие-то люди, примыкали к Лизиным коллегам, становились поодаль в собственные группки.

Ники не было.

Он достал телефон, в который раз позвонил Сене, Сеня не ответил.

Подъехало такси, из машины вышла Татьяна, помогла выбраться женщине с черным шарфом на голове. Следом выбрался пожилой мужчина, обнял женщину.

Родители.

Татьяна чуть отстала от родителей, Федор оказался рядом, тронул за рукав. Это было вместо здравствуйте.

Она посмотрела на него почему-то с благодарностью, и потом Федор от нее почти не отходил. Не специально, просто так получалось.

Ника появилась одной из последних, за пару минут до того, как женщина в черном костюме открыла двери морга. Ника одиноко стояла с букетом темных роз, и Федору вдруг стало спокойно от ее появления. Насколько вообще может быть спокойно у дверей морга.

Наверное, он все-таки втайне допускал, что ее тоже могут найти мертвой.

Он бы подошел к Нике, не потому что ему очень этого хотелось, а просто потому что они единственные были здесь совершенно чужими, но Татьяна все время искала его глазами, и он оставался рядом с ней.

Лизина сестра даже на поминках усадила его рядом. Впрочем, на поминках Ники уже не было.

– Таня, что стоит в заключении о смерти? – выбрав момент, тихо спросил Федор.

Она ответила так же тихо, шепотом. Лиза умерла от того же снотворного, что и Саша. Федор в этом не сомневался.

– Ей сейчас хорошо, как ты думаешь? – прошептала она через несколько минут.

– Да, – кивнул неверующий Федор.

Лизе было плохо без Саши.

– Ей бы еще жить и жить!

– Она прожила счастливую жизнь, – не согласился Федор. – Короткую, но счастливую.

– Да что она видела-то в этой жизни? Только училась да работала.

– Лиза была счастливой, – уперся он.

– В жизни ничего не угадаешь. – Татьяна потянулась к рюмке, выпила без тоста. – Мы были против ее замужества. Я вот замуж вышла, как положено, когда институт окончила. И детей у меня двое, а счастья нет. Я своего бездельника в прошлом году выгнала.

– Таня, давай встретимся на днях. Хочу в похоронах деньгами поучаствовать. Хотя бы тысяч двести тебе передам, – прикинул Федор и пожалел, что не догадался заранее снять наличные.

– Не надо, – отмахнулась она. – Мы обошлись.

– Деньги я тебе передам! – поморщился он, подумал и посоветовал: – Обязательно сходи к нотариусу. Вам нужно оформить квартиру на себя.

– Но это не наша квартира! – удивилась Татьяна. – Это квартира Сашиных родителей.

– Теперь ваша. Наша семья не имеет к ней никакого отношения. Тетя Вера купила ее сама, это не наследие предков. Сходи к нотариусу, не тяни. У тебя двое детей, тебе их поднимать надо.

Слышала бы этот разговор Настя! Решила бы, что они оба притворяются, и Татьяна, и Федор.

Странно, что он так долго казался себе счастливым с Настей. Сейчас, пожалуй, он не смог бы ее даже обнять. Сейчас Настя казалась не только чужой, но и просто неприятной.

Он бы не поверил, что любовь может пройти в одно мгновение.

Домой Федор попал уже вечером. Опять позвонил Сене, послушал гудки и набрал Надежду Ивановну. К телефону подошла домработница, и Федор быстро сказал:

– Ира, позвоните мне, как только сможете! Это очень важно.

Вызывать ее на улицу не рискнул, Ирина хозяйка отличалась большой проницательностью, незачем волновать старушку раньше времени.

Ира перезвонила только часа через полтора, судя по шуму в трубке и ее сбивчивому дыханию, она шла по улице.

– Я второй день звоню Сене и не могу дозвониться. Вы не знаете, где он может быть?

– Ездит иногда к друзьям на дачу, – сразу ответила женщина. – Сеня не любит, когда его дергают в выходные.

– Он предупреждал, что уедет в эти выходные?

– Нет, но это ничего не значит. У нас правило в выходные ему не звонить.

– Ира, а теперь подумайте и скажите мне, у него с Варей было… Он дружил с Варей?

Она не спросила, кто такая Варя. Она знала.

– Сеня о сердечных делах никому не докладывал, – осторожно сказала Ира. Чувствовалось, что Сеня ей дорог, она была к нему привязана. У Федора парень особой симпатии не вызывал.

– Ира!

– Я видела их однажды, – неохотно призналась она. Понимала, что лучше говорить правду, неприятности у парня могли появиться огромные. – Я приехала к Александру Павловичу за рецептом для Надежды Ивановны, подходила к кабинету и видела, что Варя садилась к Сене в машину. Они меня не заметили, машина поехала в другую сторону. Я ему даже хотела сказать, чтобы не приставал к девочке.

– Почему? – не понял Федор. – Варя молодая, незамужняя.

– Ему нужна девушка его круга!

Федор не стал спорить. Вообще-то, Варе ничто не мешало окончить институт и стать преуспевающим врачом. Интересно, тогда бы она оказалась достойной Сени?

Едва ли, врачи у нас относятся к беднейшим слоям населения и за редким исключением уважения не вызывают.

Исключением был Саша.

– У меня еще одна просьба. Пришлите мне, пожалуйста, фотографию Сени. Любую. У вас есть? – Она давно работает в этой семье, фотки должны быть.

– Зачем? – напряглась Ира.

Вообще-то, обойтись можно было и без фотографии, и так ясно, что маленький Вася видел, как Варю провожал родственник Надежды Ивановны. Едва ли кто-то другой брал его машину.

– Нужно! Да, и еще. У него серебристый «Шевроле»? – Федор назвал номер.

– Да, – неохотно подтвердила домработница. – Послушайте…

– Ира, я не сделаю ему ничего плохого. Мне просто нужно разобраться. Я потом все вам расскажу.

– Сеня не имеет отношения к убийствам!

– Я тоже в этом уверен, – успокоил Федор. – Кстати, за каким рецептом вы приходили?

Она ответила, Федор попрощался.

Доступ к медицинскому препарату, который отпускается строго по рецептам, у юного честолюбивого Сени был. Это снотворное выписывали его тетке. А если называть родство правильно, двоюродной бабушке.

Неожиданно Федор поймал себя на мысли, что ему хочется позвонить Нике. Просто так позвонить и услышать ее голос. Ему стало пусто, когда на поминках он ее не увидел. Впрочем, это можно объяснить выпитым.

Повод для звонка был, рассказать про племянника Сеню, но поводом Федор не воспользовался, посмотрел электронную почту и потушил свет.

На этих похоронах знакомых не было совсем, не считая Федора, но Федор Нику едва заметил. Ника стояла между двумя группками, прижимала к себе колючие розы и незаметно оказалась рядом с такой же одинокой женщиной. Женщине было лет пятьдесят, а может, больше, она держала в руках похожие розы и изредка вытирала слезы.

А Ника заплакать не смогла, и никто не знал, что сейчас хоронят ее очень близкого человека. Вернее, человека, который мог стать очень близким, но не успел.

– Вы учились с Лизой? – тихо спросила у Ники женщина.

– Нет, – покачала головой Ника. – Мой муж дружил с Сашей.

– А я Сашеньку всю жизнь знала, – женщина опять вытерла слезы. – Я соседка. Он на моих глазах рос. Такой хороший мальчик был.

– Хороший, – согласилась Ника. – И Лиза очень хорошая. Была.

– Какая несчастная семья! Верочка, Сашина мама, чудесная была женщина, а угасла, сына не вырастила.

– У Саши все хорошо сложилось.

– Хорошо. – Женщина постаралась отвернуться от ветра, Ника тоже. – Только умирать в тридцать лет плохо.

Потом они так и держались вместе, Ника и женщина-соседка. Положили на мертвую Лизу розы, тронули рукой гроб и после окончания траурной процедуры медленно пошли к метро.

– Я ведь Лизочку видела, наверное, одной из последних, – рассказывала соседка. – Выходила вечером из подъезда, а она на такси подъехала. Бледная. За перила рукой держалась. Нужно было ей «Скорую» вызвать, а я не сообразила.

– Вы же не могли знать…

– Надо было вызвать «Скорую», я видела, что ей плохо, – сокрушалась женщина. – Я еще у нее спросила: «Лиза, тебе нехорошо?» А она только головой покачала. Ничего, говорит, устала просто.

Колючий снег перестал бить в лицо, выглянуло солнце, через несколько секунд опять скрылось.

– А еще я, как дура, стала ей говорить, что питаться надо нормально, даже через силу. Она еле живая стояла, а я ее жизни учила…

– Вы не заметили, она одна на такси приехала? – Ника придержала тяжелую дверь метро, пропустила женщину.

– Не заметила. – Соседка помолчала, спускаясь по ступеням, прошла через рамку металлоискателя, подождала Нику. – Одна, наверное, никто ее не провожал. Я ей говорила, что надо кушать через силу, а она мне ответила, что только что из кафе. Из «Сиреневой груши» какой-то. Улыбнулась даже. Господи! А через сутки меня понятой позвали…

– Из какой «Сиреневой груши»? – остановилась Ника.

– Не знаю. Я в кафе последний раз была даже не помню когда.

– А полиции вы это рассказали?

– Конечно.

Они спустились на платформу, Ника подождала, когда приедет поезд соседки, помахала женщине рукой. А спросить, как ее зовут, не догадалась. Не умеет она правильно вести себя с людьми, не зря мама всегда ей за это выговаривает.

Какие-то ассоциации название «Сиреневая груша» вызывало. Ника хмурилась, но поймать воспоминание не удавалось. Она, как и Лизина соседка, в кафе и рестораны заходила редко, разве что встречаясь с подружками, и, как правило, в «Шоколадницу». Еще, конечно, знала парочку известных сетевых заведений общепита, но все они с грушами не имели ничего общего.

Она почти дошла до дома, но решительно развернулась, направилась в ближайший супермаркет и купила бутылку водки. Крепких напитков Ника терпеть не могла, но дома достала из коробки рюмку и налила себе исконного русского напитка.

Рюмки подарила подружка Люба, когда Ника переехала в эту квартиру. Ника подружке завидовала. Люба была не счастливее Ники, замуж до сих пор не вышла, и ничего похожего даже не предвиделось, к тому же трудилась подружка в какой-то полугосударственной конторе и получала копейки даже по сравнению с Никой. Только почему-то всегда лучилась радостью, никогда не унывала и в будущее смотрела с большой надеждой.

Нике бы так.

Когда подружка приехала смотреть на новое Никино жилье, они пили из этих рюмок красное французское вино. Вино тоже привезла Люба.

На следующий день Ника сложила рюмки опять в коробку и больше до сегодняшнего дня не доставала.

Ника подошла с рюмкой к окну, отпила водку, не поморщившись, и тихо сказала:

– Ты меня прости, Лиза.

За что Лиза должна ее прощать, она сформулировать не смогла бы. Ничего плохого она Лизе не сделала. Правда, и хорошего ничего не сделала.

Ника оттолкнула Лизу, когда та пыталась быть с ней рядом, и от этого упустила что-то очень важное.

Ника открыла ноутбук, поставила рядом почти полную рюмку и долго искала кафе под названием «Сиреневая груша». Не нашла.

Позвонила мама, Ника рассказала про похороны, спросила у мамы про злополучное кафе. Мама тоже о таком не слышала.

Ника положила трубку и поймала себя на мысли, что ко всему прочему мучает ее нечто совершенно недостойное. Ей было неприятно видеть, как Федор не отходил от Лизиной сестры. О том, что женщина рядом с ним Лизина сестра, она узнала из разговоров вокруг.

Ей хотелось, чтобы Федор не отходил от нее, и она ничего не могла поделать с этим неуместным желанием. Еще вспоминались его ладони с жесткими мозолями и то, как он обнимал незнакомую девушку, и становилось совсем тоскливо.

Ника захлопнула ноутбук, но тут вспомнила о флешке Кирилла, которую сунула в карман, когда увозила со съемной квартиры вещи бывшего мужа. Флешка продолжала лежать в кармане куртки. Ника вспоминала о флешке, только когда совала в карман руку, и тут же забывала, снимая дома куртку.

Она немного поколебалась, решая, не выбросить ли флешку сразу, но все-таки сунула в разъем ноутбука. Если на флешке фотографии Кирилла, нужно отвезти ее Елене Сергеевне.

На флешке оказались четыре видеофайла. Ника просмотрела их несколько раз.

Данила в каком-то ресторане передает дядьке в темно-сером костюме сверток, очень напоминающий завернутые в бумагу деньги. Момент передачи Кирилл, или кто-то другой, кто фиксировал явно коррупционное деяние, снимал, приблизившись к растениям, отделявшим столики друг от друга. В кадре мелькали крупные листья.

Ника в который раз просмотрела видео. Данила с мужчиной за столом. Передача денег. Мужчина уходит из ресторана. Потом уходит Данила.

Теперь понятно, почему школьный приятель Кирилла интересовался компом убитого друга. Не зря она заметила это, когда они с Данилой забирали вещи Кирилла из съемной квартиры. Выходит, она отличный психолог.

Шантажировать Данилу Кирилл, скорее всего, не стал бы. Шантаж – дело опасное для обеих сторон, а отказать себе в удовольствии подразнить приятеля просто не мог. Ника не слишком хорошо знала бывшего мужа, но в том, что с Данилой все могло быть именно так, не сомневалась.

Неожиданно Нике стало страшно, она даже схватилась руками за щеки. Она могла до сих пор жить с Кириллом и считать себя счастливой. И это было бы гораздо страшнее того страдания, которое она пережила после их разрыва.

Правильно говорят – что бог ни делает, все к лучшему.

Флешку смело можно было выбросить, но Ника по профессиональной привычке сунула ее в ящик стола.