Ютланд, как заметила Мелизенда, все больше мрачнел, отмалчивался, а если и отвечал, то невпопад, наконец велел резко:

– А теперь закрой рот!

Она послушно умолкла. Женщина может быть сколь угодно непокорной, но мужчинам это видеть не обязательно, их легко обмануть показным послушанием.

Ютланд некоторое время сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, но в какой-то момент резко наклонился вперед, его ладонь мелькнула прямо перед ее лицом.

Мелизенда глазом не успела мигнуть, как он повернулся резко, она с ужасом увидела в его кулаке древко стрелы с длинным металлическим наконечником.

Стрела хрустнула, переломившись, в его пальцах, Ютланд отшвырнул обломки, не глядя, Алац сразу же, получив неслышимый ей приказ, сделал огромный прыжок и понесся через лес, ломая деревья.

Мелизенде почудился далекий топот убегающих ног. Ютланд перехватил ее испуганный взгляд. Она вздрогнула, когда его губы изогнулись в злой усмешке.

– Теперь мы точно знаем, – произнес он холодно, – что друг твоей семьи князь Ангислав не на твоей стороне. Или не князь, а Бронник. Но я бы поставил на его хозяина.

Она вскрикнула:

– Ты подозревал?

– Да, – ответил он, – потому был настороже.

Она умолкла на мгновение, но тут же спросила:

– А меня ты в чем подозреваешь?

Он посмотрел на нее внимательно.

– Почему так решила?

– Ты и со мной настороже.

– Я всегда, – сообщил он, – настороже.

Она хотела закричать от злости, но внезапно нахлынула жалость и сочувствие, развернулась к нему и сказала на ухо горячим шепотом:

– Я никогда-никогда тебя не подведу!.. Я всегда на твоей стороне… даже если ты не прав. И пусть ты не прав для всего мира, но для меня ты всегда прав!

Он покосился с подозрением. Дядя Рокош говаривал, что когда женщина говорит слишком горячо, обязательно врет, а Мелизенда, перехватив его взгляд, прикусила язык, ощутив, что перегнула с патетикой, хотя на самом деле ничуть не врала, в самом деле чувствует себя так, но все же надо говорить сдержаннее, теперь она не принцесса, а существо, что старается понравиться этом сумрачному герою, завоевать его сердце, а уж потом и сесть на шею, как делают все настоящие женщины.

Он посматривал по сторонам, хорт не останавливается, но то и дело обнюхивает землю, а потом оглядывается на внимательно поглядывающего на него Ютланда.

Мелизенда наконец заметила нечто необычное, охнула:

– Ого, какие следы!

Ютланд пробормотал:

– Что размеры, другое интереснее… Следы были от четырех лап, а теперь от двух…

– Было двое зверей, – предположила она, – а теперь один?

Он фыркнул.

– Скажи еще, один убил другого. И проглотил так, что ни крови, ни шерсти.

– Да ладно, – сказала она с дрожью в голосе, – уже поняла.

– Зря ты пошла за мной, – сказал он сурово.

– Ты мой мужчина, – с достоинством ответила она пищащим от страха голосом, – а я твоя женщина! Я обязана идти за тобой всегда и всюду!

– Женщина должна сидеть дома. И что-то там вышивать.

– Я другая женщина, – сообщила она. – Я буду сидеть дома и вынашивать в чреве твоих детей, когда будет что вынашивать! А пока я твой боевой соратник. Ну ладно, как бы боевой.

– И как бы соратник, – согласился он. – Интересный след… Кто-то крупный сперва шел, а потом вдруг побежал… смотри, расстояние между отпечатками удлинились и стали глубже, но только с одной стороны…

– За кем-то гнался?

Он сдвинул плечами.

– Хорошо бы.

– Почему?

– Пусть лучше гонится, чем убегает, – ответил он.

Она зябко поежилась.

– Мудро сказано, только страшно.

– Не люблю лес, – сказал он с отвращением. – Схватка в чистом поле – вот что нужно любому воину! Когда видишь, откуда бегут враги и сколько их!

– Да? – спросила она. – Как-то глуповато. За деревьями можно хотя бы укрыться. От тех же стрел. Хотя ладно, мужчинам насчет безобразных драк виднее.

Он посмотрел исподлобья.

– Почему безобразных?

– А драки все безобразные, – пояснила она. – Красивыми могут быть только пение, танцы… Ты как насчет пения?

– Как и насчет танцев, – ответил он раздраженно. – Почему мне снова хочется тебя прибить?

– Потому, – сказала она, – что неравнодушен ко мне. Еще немного, и танцевать начнешь. Я слышала, даже олени танцуют. И журавли. А ты чем хуже оленя?

– Олени танцуют перед оленихами, – напомнил он. – И хотя ты на олениху похожа, но я не олень.

Она фыркнула негодующе, слишком он серьезный, а когда страшно, нужно как-то бодриться, говорить громко и бесстрашно.

– Как чудовища здесь живут? Здесь грустно.

– Не все обязаны жить, – ответил он мрачно, – как люди. Для птиц воздух как для нас земля. Есть такие, говорят, что никогда не опускаются на эту твердь.

Он умолк, всматриваясь в быстро приближающуюся группку мужчин на дороге. Завидев всадника, они торопливо сошли на обочину. Мелизенда завозилась в его руках встревоженно, рядом с дорогой вкопан массивный каменный столб в два человеческих роста, снизу до половины покрыт темно-зеленым мхом, но от середины и выше словно отполирован, холодно блещет на солнце гладкими краями.

Ютланд различил вырезанное в камне злое лицо получеловека-полузверя, крикнул с высоты седла:

– Что случилось?

Один из мужчин ответил нехотя:

– Раньше этого столба здесь не было… Это запрет.

– Что он запрещает? – спросил Ютланд.

– Идти дальше, – ответил мужик пугливым голосом. – Видишь, дальше даже тропа обрывается. А раньше здесь была дорога, я еще помню.

Мелизенда спросила звонким голосом:

– А чьи это владения сейчас?

Ей ответили менее охотно, всего лишь девчонка, но одета богато, явно из благородных, но все же ответили:

– Уже не наши…

– Говорят, какого-то дива…

– Новый какой-то пришел!

Ютланд хотел спросить, зачем диву такие обширные владения, но мужчины должны больше действовать, чем говорить, он соскочил на землю и, ухватив столб, покачал из стороны в сторону, чувствуя, как в тело вливается злая сила.

Мужики охнули и отступили, когда он напрягся и, присев, начал вытаскивать каменное основание из земли.

Комья прилипли и не желали расставаться, он дважды перехватывал и поднимал все выше. Камень оказался всажен в землю почти на столько же, на сколько торчит над поверхностью, ему приходилось переступать то вправо, то влево, так как ноги погружались в твердую как камень землю, словно в тесто.

За спиной слышал испуганное перешептывание, но, сцепив челюсти, поднимал и поднимал, а когда основание наконец показалось из ямы, задержал дыхание и, собрав силы, швырнул камень в сторону.

Чудовищный столб унесло на два десятка шагов, там грохнулся так, что земля вздрогнула, а под ногами раздался недовольный гул.

– Отныне, – сказал Ютланд, он все еще тяжело дышал и чувствовал в теле слабость, – и эти земли принадлежат человеку.

Один только отыскал далеко убежавший и спрятавшийся голос:

– Но… господин! А что скажет див?

Ютланд ответил мрачно:

– Отправляйте ко мне.

– Но это же див!

Ютланд сдвинул плечами.

– А я человек… наверное. А мир и все земли принадлежат человеку.

Он поднялся в седло, Алац сразу же перешел в галоп, стараясь догнать скачущего впереди из стороны в сторону хорта.

Мелизенда проворковала довольно:

– Как хорошо приютландиться… Часто говорю, что тебе повезло, у тебя есть я, но на самом деле это мне повезло.

– Да какое я везение, – буркнул он. – Я горе, а не везение.

– Ты герой, – сообщила она.

– Я не герой, – ответил он. – Сама знаешь.

– Почему нет?

– Герой, – пояснил он, – это человек, который дерется за свой народ. А я только за себя.

– Ты уже герой, – возразила она. – Ты сколько человек спас, а при мне даже войну закончил миром, хотя это было просто по дороге, мог бы проехать просто мимо.

– По дороге, – заметил он, – не считается. Иначе слишком было бы много героев.

Он умолк, глядя, как по косогору в их сторону спешит человек в разорванной одежде и с кровавой царапиной на щеке, по одежде больше дровосек, чем крестьянин.

– Помогите! – прокричал он еще издали. – Помогите, мы погибаем!

Ютланд придержал Алаца и спросил с подозрением:

– Что стряслось?

– В нашу землю, – прокричал дровосек, – с гор спустились огромные страшные люди, что и не люди, а дивы! Они в чешуе, как ящерицы! Разоряют наши дома, убивают людей, а женщин похищают!..

Ютланд сказал резко:

– Соберитесь вместе и перебейте.

Мужчина охнул.

– Перебить? Как?.. Они сильнее. Даже всей деревней с ними не справимся. Разве что поведешь нас ты!..

– У меня своих дел хватает, – отрезал Ютланд.

Мужчина вскричал горестно:

– Мы готовы погибать с надеждой на победу! Но без тебя у нас нет этой надежды. Потому народ просто разбегается!

– Значит, – крикнул Ютланд, – соберитесь. Алац, давай быстрее!

Алац пошел галопом, Мелизенда пропищала на его груди:

– Их тоже подозреваешь?

– А ты нет? – поинтересовался он. – Откуда эти люди знали, что я достаточно сильный, чтобы драться с дивами?..

– Думаешь, – проговорила она, холодея, – князь знал, какой дорогой мы поедем?

– Я езжу прямыми дорогами, – отрезал он. – А как поступят прямые люди, можно рассчитать заранее. Потому и на деревьях сидели там с полдюжины, но выстрелить успел только первый… Ты знаешь лучше придворные танцы, а я знаю ловушки!

Хорт впереди остановился на пригорке, Алац в красивом галопе вынес Ютланда и Мелизенду к нему и сам остановился, чувствуя удивление седоков.

Ютланд промолчал, озадаченный, а Мелизенда вскрикнула в ужасе и безмерном удивлении. Башня мага оказалась совсем не башней, а чем-то вроде исполинского осиного гнезда, налепленного на вершину тонкого и высокого каменного столба.

– Вперед, – велел Ютланд суровым голосом.

Хорт сбежал с пригорка, внизу до самой башни мага тянется заполненная туманом низина, сам туман такой плотный, что даже солнечные лучи не сумели сжечь, разве что не дают подниматься выше.

Ютланд придержал Алаца, что порывается в галоп, хорт забежал чуть вперед, но остановился, оглянулся с вопросом в пугающе красных глазах.

– Только женщины любят туманы, – буркнул Ютланд, – но… ладно, теперь очень осторожно. И смотри под ноги.

Мелизенда сказала с обидой:

– Почему это женщины любят туманы?.. Они любят их напускать, но чужие не выносят.

Ютланд промолчал, был бы туман сплошным, полбеды, но в нем постоянно возникают сгущения, уплотнения, то двигаются угрожающе навстречу, то избегают соприкосновения, и чем дальше ступает Алац, тем больше Ютланду это место кажется населенным призраками.

– Может быть, – сказал он негромко, – это чей-то потусторонний мир?.. Для какого-то мелкого народа?

Она пугливо прошептала у него на груди:

– Разве потусторонний не один для всех?

– Но если боги разные, то и мир мертвых должен быть у каждого свой?

Она сказала рассудительно:

– Мы должны думать, как вышивать платочки, это важно для принцессы, а не забивать голову ерундой, над которой ломают головы мужчины. Ой!