Никониэль перегруппировал отряд и вывел за городские врата, где в поле уже сгрудилось несколько сотен крытых повозок. Ютланд расслышал доносящиеся оттуда женские голоса и детский плач, еще около тысячи воинов спешно ставят палатки по всему периметру.

Руководит всем, как он заметил издали, Херберт, он его узнал сразу, спокойный и рассудительный, знакомый по одному из рейдов в Новые Земли. Тогда с небольшим отрядом прошли очень опасный участок Чернолесья, Херберт хорошо и умело руководил от начала и до победного конца.

– Ют, – сказал он счастливо, – я рад, что ты с нами!

– Я не с вами, – предупредил Ютланд.

– Но ты…

– Просто еду мимо, – объяснил Ютланд. – Какая-то княгиня попросила заглянуть по дороге сюда.

– Княгиня Волоцкая? – перепросил Херберт. Лицо его посветлело, а в жестком командном голосе проступили теплые нотки. – Очень хороший, но несчастный человек. Муж ее, самодур и деспот, наконец-то умер от беспробудного пьянства в прошлом году, теперь сама управляется с княжеством, хотя ей и нелегко.

Ютланд соскочил на землю, протянул руки к Мелизенде, и она счастливо рухнула в его широкие ладони.

Херберт церемонно поклонился, выказывая, что в дальних странствиях нахватался и приличных манер.

– Счастлив приветствовать вас…

– Мелизенда, – прощебетала она. – Гусятница. Простая гусятница! Спасибо, Херберт. Здесь у вас мило.

Он посмотрел на нее несколько озадаченно, как может здесь быть мило, но сообразил наконец, что девочка явно не из этой жизни, вон какая вся кукольная и чересчур нежно красивая, откуда Ютланд такую и взял, вообще на него не похоже. А что подчеркнула, что гусятница, да еще простая, как раз и указывает, что вряд ли вообще видела этих самых гусятниц.

– Может быть, – проговорила она тем же легким голоском, – расскажете нам с Ютландом, что стряслось?..

Херберт вздохнул, сделал рукой широкий жест, указывая на самый высокий шатер с флажком на вершине.

– Там поговорим.

В шатре, кроме наспех сколоченного из досок стола и двух широких лавок, только пустые стены, трепещущие под легким ветерком, но Мелизенда невозмутимо, словно всю жизнь живет в таких условиях, села первой и величественным жестом пригласила обоих занять места за столом.

Херберт озадаченно покосился на Ютланда, но тот сел с прежним спокойным мрачноватым видом, положил руки на столешницу.

Вздохнув, Херберт опустился напротив, сказал невесело:

– Мы шли сюда за помощью… Как только узнали, что там Баливар стал главой, он бы помог!.. Но услышали, что пал от руки Корвина, а ты ему помогал захватить власть.

– Обратись к Корвину, – предложил Ютланд. – Он и твой друг.

– Попробую, – ответил Херберт, – но что насчет тебя? Ты в одиночку побивал дивов, а сейчас вообще взрослый! Если выказывал чудеса с простой дубиной в руках, то что сможешь, когда у тебя боевой топор?

Ютланд прервал:

– Погоди, погоди!.. Я не хочу ввязываться ни в какие войны между людьми.

– Что так?

– С дивами, – пояснил Ютланд, – дело другое. Тем более даже не знаю, из-за чего все это у вас тут… Может быть, правда на их стороне?

– Ютланд, – вскрикнул Херберт оскорбленно.

Ютланд двинул плечами.

– Мне с детства твердили, что надо быть на стороне правды, пусть даже выгоды больше на стороне кривды.

Мелизенда проговорила рассудительно:

– Давайте поговорим спокойно.

– Спокойны только покойники, – буркнул Херберт. – Но с ними не поговоришь.

– Из-за чего, – поинтересовалась она, – все началось?

Херберт взглянул на нее, потом на Ютланда, тот сказал успокаивающе:

– Она дурная, но умная девочка. У нее были умные наставники.

– Не из простых? – поинтересовался Херберт.

Ютланд отмахнулся.

– Здесь простая гусятница. Но для гусятницы умная.

Он вздохнул, лицо потемнело.

– Все началось давно… Когда-то эти земли принадлежали племени гелонов. Затем гелоны, постепенно расселяясь, передвинулись в более плодородные земли, тогда ничем не занятые. Там обустроились и жили несколько сотен лет, выстроив большие города и сотни, если не тысячи сел и деревень. И так бы и оставалось, но с севера надвинулись воинственные орды кочевого народа. Бедные, голодные, плохо вооруженные, но их было больше, чем песчинок в пустыне, и больше, чем капель воды в океане!..

– Представляю, – сказал Ютланд. – Но ты местный, разве не так?

– Местный, – подтвердил Херберт, – но в молодости я уходил в странствиях очень далеко. Однажды в землях этих новых гелонов встретил Верного, он тогда был совсем молод, но уже командовал большим отрядом. Верный дважды спас мне жизнь, когда мы дрались с болотными дивами!

Полог шатра отлетел в сторону, через порог шагнул рослый воин, немолодой, с висячими усами и бритым подбородком, суроволицый и с мешками под усталыми глазами.

– Не преувеличивай, – сказал он и, обращаясь к Ютланду и Мелизенде, добавил: – Он бы и сам сумел, я только немного помог. Меня зовут Верным, потому что верен клану и народу, а ты, как я понял, тот самый Ютланд, брат Придона?

Он опустился по ту сторону стола на лавку, тяжелые натруженные руки положил на столешницу, как и Ютланд.

Ютланд кивнул.

– Так что у вас случилось?

Верный потемнел лицом, голос стал сдавленным и хриплым:

– Они шли и шли, и сколько бы мы их не уничтожали, меньше их не становилось.

– А ряды гелонов постепенно редели, – вставил Херберт.

– Мы сражались долго и мужественно, – подтвердил Верный. – Кочевники несли огромные потери, но давили массой, и мы в конце концов начали отступать шаг за шагом, оставляя врагу наши возделанные земли.

Ютланд сказал с сочувствием:

– Насколько понял, сейчас вообще те земли потеряли?

– Почти все, – громыхнул Верный тяжелым голосом. – Правда, треть удержали в своих руках, но сами не уверены, что надолго. Кочевники выдохлись, но для них это только передышка, скоро в седла боевых коней поднимутся дети погибших, и снова будет натиск. Потому наш тцар Святогор принял решение вернуться на прежние земли, здесь горная цепь защищает от вторжения кочевого народа, а единственный узкий проход защищать легко, да и тот можно перекрыть стеной.

Ютланд покосился на молчащего Херберта и притихшую Мелизенду.

– А сейчас из-за чего столкновения? – уточнил он. – Местные не горят желанием отдавать вам эти земли?

Верный кивнул.

– За это время здесь тоже сменилось несколько поколений. Местные себя называют мусагетами, о гелонах забыто. Знают только летописцы. Так что для них мы почти захватчики, как им ни объясняй, что мы один народ…

– Но войны пока нет?

– Начались стычки, – ответил он угрюмо. – Сперва было ничего, когда сюда прибыли наши первые обозы, но когда народу стало больше и больше, тогда и началось… Поначалу на бытовом уровне, потом схватки с местной охраной.

Он вздохнул, со злостью сжал и тут же в бессилии разжал кулаки. Все молчали, наконец Ютланд проговорил задумчиво:

– Вторжение, пусть для вас это возвращение на свои законные земли, для местных все равно вторжение. Это грабежи, насилие, драки… Что говорит местный тцар?

– До него, наверное, еще не дошли вести. Здесь земли великого князя Гостослава.

– А он?

Верный ответил невесело:

– Пока старается как-то договориться с нашими, но те говорят, что это их земли, которые никому не продавали и не отдавали, потому возвращаются на свои поля.

– Но ты же их вождь?

Верный чуть развел руками на столе.

– Да, но я воинский вождь. Мне все обязаны подчиняться во время войны и сражений, а сейчас вроде бы не война, мы же вернулись на свои старые земли, на старую добрую родину… Мы – вольные гелоны, у каждого клана и племени свои вожди. Наша беда, как теперь вижу, что мы, ушедшие на новые земли, не забывали о своей родине! А те, кто остался, о нас сразу забыли. И теперь мы для них чужаки, что хотят отнять у них поля и огороды! Но мы будем сражаться, у нас нет другого выхода. Мы не можем вернуться, там погибнут все, даже малые дети.

Некоторое время молчали, в шатер вошел один из воинов, опустил на середину стола кувшин с вином и расставил перед всеми по кружке.

Ютланд покачал головой, не до вина, поднялся.

– Хорошо бы переговорить с великим князем, – буркнул он.

Мелизенда молча и с достоинством поднялась, чувствуя, как Верный и Херберт провожают ее взглядами, неспешно вышла следом за Ютландом, контролируя каждое свое движение.

В сторонке от шатра Ютланд, обняв Алаца за шею, что-то нашептывал ему на ухо. Алац сочувствующе сопел и легонько кивал. Хорт поглядывал на обоих ревниво и недовольно.

– Что надумал? – спросила Мелизенда.

Ютланд повернулся в ее сторону.

– Пока ничего. А ты?

– Ты мужчина, – напомнила Мелизенда. – Ты должен решать. А я всего лишь женщина, мы только подсказываем, какое решение верное, а какое нет. А также прочие мелочи, типа куда идти и что делать.

Он сдвинул плечами.

– Обе стороны правы. Как правы оба оленя, что бьются за самку насмерть. Наверное, только так и надо.

– Ты что несешь?

Он посмотрел на нее с мрачной усмешкой.

– Выживать должны сильнейшие.

Она вздохнула так, словно уже сутки сидит у постели смертельно больного.

– Кто тебе такое сказал? Дядя Рокош?

– И он тоже, – ответил Ютланд. – И вообще… разве не так?

– Не так, – отрезала она.

– А как?

Она сказала зло:

– Выживать должны умнейшие.

Похоже, он даже не слушал, что совсем обидно, хмурился, смотрел вдаль, наконец проговорил с сомнением:

– Может получиться даже хуже.

– Чем что? – спросила она быстро.

– Чем война новых гелонов, – ответил он, – против старых, что уже мусагеты… Никониэль местный, как и Херберт, но дерутся на стороне друзей, что отступили сюда под натиском кочевых народов. А это грозит перерасти в войну всех против всех.

Мелизенда посмотрела на него с уважением.

– Ютланд, ты прав, хоть и мужчина! Помнишь княгиню Волоцкую?

Он поморщился.

– Еще бы.

– Вот-вот. Она так отчаянно старается помочь Херберту! А Херберт хоть и местный, но на стороне прибывших. Значит, и княгиня как бы против своего народа.

– Дура, – бросил он равнодушно.

– Все мы дуры, – согласилась она, – когда влюбляемся.

Он спросил в изумлении:

– Чего? Ты о чем? Княгиня?

Она ухитрилась, глядя на него снизу вверх, взглянуть свысока.

– А чего так отчаянно помогает этому Херберту? Похоже, он ей ближе, чем ты думаешь.

Ютланд в раздражении отмахнулся.

– Да мне все равно, что у них там в личном. Но когда часть местных сочувствует и поддерживает прибывших, то война будет уже всеобщей и по всей стране. Остановить? Как?

Он седлал Алаца, из шатра вышел Никониэль и, увидев, что Ютланд готовится подняться в седло, заспешил к нему.

– Ют, – сказал он просительно, – мы в меньшинстве!.. Но если ты с нами, мы сможем говорить с местными на равных. Силу все уважают.

Мелизенда вздохнула и посмотрела в сторону. Ютланд сердито стиснул челюсти, этот красноголовый цветок всегда против, если кто-то просит его о помощи.

– Вы не в меньшинстве, – заверил он мрачно. – Вы готовы сражаться и умирать! Вы всю жизнь в боях и сражениях, а местные привыкли к мирной и зажиточной жизни, пока вы их прикрывали там, на дальних рубежах. Это вот объясняйте им. В этих благополучных землях уже и забыли о дивах, с которыми вы сражаетесь чуть ли не каждый день!

– Ты был с нами, – ответил Никониэль, – в наших краях о тебе рассказывают с восторгом. Говорят, если бы не ты…

Мелизенда вздохнула снова, но Никониэль не заметил, а Ютланд покачал головой.

– То прошлое. А вы живете сейчас. Почему это говорю вам я, а не вы мне?

Никониэль поморщился.

– Потому что живем уже своим умом и часто делаем глупости!

Ютланд посмотрел с непониманием.

– А я?

– А ты, – сказал Никониэль сердито, – во всех случаях вспоминаешь то, что тебе сказал твой мудрый дядя Рокош! Оттого и сам кажешься шибко мудрым и ужасно старым!..

Мелизенда злорадно заулыбалась, ей тоже часто казалось, что Ютланд говорит как повидавший жизнь не просто зрелый мужчина, а вообще ничему уже не удивляющийся старик.

– Мудрость чужой не бывает, – ответил Ютланд кротко. – Да, так говорил дядя Рокош. Вы пробовали им объяснить, что вы не враги?

– Как? – ответил Никониэль с горечью. – К нам заранее относятся как к врагам! Подозревают везде и во всем. Что бы где ни случилось – виноваты мы. Тут же хватают по любому поводу и швыряют в тюрьмы!..

Из шатра вышел Верный, снял со столба перевязь с мечом и со вздохом накинул через голову, рукоять приподнялась над левым плечом, готовая в любой момент скользнуть в ладонь. Мелизенда видела, что воин прислушивается к их разговору, а когда на него оглянулись, сказал громко:

– Повод? Зачем им повод? Они и без повода хватают наших и тащат в тюрьмы!.. А я еще сдуру отдал приказ соблюдать местные законы и не чинить сопротивления властям!.. Мы слишком отличаемся от этих сонных коров!.. А здешние правила рассчитаны на это тупое и покорное стадо…

– Не торопитесь, – сказал Ютланд.

А Мелизенда поинтересовалась невиннейшим голоском:

– Дорогой Верный… а вы точно уверены, что все ваши люди, попавшие в местные тюрьмы, невиновны?

Верный поморщился.

– В абсолютной невиновности? Конечно, не уверен. Ни в чьей, даже в вашей, прекрасная гусятница. Все в чем-то да виновны! Но вина моих соратников не может быть настолько велика, чтобы гнить в сырых подвалах гнусной тюрьмы. Эти люди прошли через сражения, а затем вынесли долгий путь на древнюю родину!.. Они заслужили если не почести, то хотя бы снисхождение, если где-то и нарушили местные законы.

– Нарушили серьезно, – напомнила она. – Насколько успела услышать, им вменяют в вину драки, схватки с оружием в руках, несколько убийств, грабежи…

Он покачал головой.

– Даже когда своя армия проходит через свою же страну, солдаты воруют кур и гусей, лапают местных девок, бьют морды защищающим их парням… Это жизнь, таковы люди. Бывают даже убийства, кого-то насильничают… Задача вождя не допускать, чтобы такого было много. Люди разные, милая спутница Ютланда, кем бы ты ни была! Ты не гусятница, это понятно, но все-таки еще слишком молода, чтобы судить по-взрослому, какие бы наставники у тебя ни были…

Ютланд поднялся в седло и протянул руку Мелизенде. Она уже привычно ухватилась за его кисть, а он вздернул ее к себе, крикнул:

– Проедем к князю! Надо послушать и другую сторону.

Никониэль сказал горько:

– А нас недостаточно?

– Вы мои друзья, – ответил Ютланд, – но лучший друг – правда. Да, это дядя Рокош!

Хорт понесся в направлении распахнутых ворот, Алац сделал за ним такой стремительный рывок, что Мелизенду прижало к груди встречным ветром, словно толстой мохнатой лапой.