Счастливо улыбаясь и тихонько попискивая детскую песенку, которую слышала от няни, она разложила под деревом на чистой тряпице хлеб, сыр и ломти жареного мяса. Обычный набор, что берут в дорогу, но сейчас после дороги и на свежем воздухе под ветвями огромного дерева все казалось необыкновенно вкусным, просто вкуснейшим.

Мелькнула мысль, что уже сегодня окажется в родном доме, там церемонно усадят за широкий стол, уставленный дорогой посудой из серебра и золота, вышколенные слуги будут молча подавать роскошные блюда, и больше не будет этой чистой простоты…

Ютланд ел быстро, с аппетитом, она часто ловила на себе его взгляд, в темных глазах только тепло и то выражение, которое очень хочется назвать любовью, но страшновато, слово такое громадное, важное, вообще ничего нет важнее на свете!

– Ты вспоминал обо мне?

Он кивнул:

– Да. Особенно когда ты была в плену у князя Говерла.

Она сказала с надменностью:

– В плену?.. Это не я была у них в плену, а они. Только об этом еще не знали.

– Здорово, – сказал он.

– Я тебя научу, – пообещала она милостиво.

Он покачал головой:

– Лучше не надо. У мужчин свои дороги.

– Разве мы не вместе? – спросила она. – Плечом к плечу?

– Даже плечом к плечу? – сказал он с интересом.

– А как же, – пояснила она с достоинством, – если даже на твоем коне за твоей спиной – все равно плечом к плечу!

– Не понял, – ответил он. – Но все равно приятно.

– Что?

– Что ты есть, – ответил он честно. – Что существуешь. И что ты в самом деле вот здесь.

Она запнулась, посмотрела с вопросом.

– Продолжай…

– А что еще?

– Что счастлив меня видеть, – подсказала она, – что безумно рад!.. Что готов сделать для меня все на свете, звезды достать с неба, перевернуть мир или нарвать для меня цветов… Ну, говори!

– Не наглей, – предупредил он.

– Я наглею? Я просто женщина! Это наша натура.

Он смерил ее уничтожающим взглядом.

– Какая ты женщина?.. Ты пока только принцесса. Мелкая, наглая, избалованная. Даже не знаю, чего я тебя сразу не придушил. Сейчас бы горя не знал.

Она обеспокоенно заглянула ему в глаза.

– А со мной тебе горе?.. Бедненький. Я что, такая?.. Отец меня тоже звал «горе ты мое»… Правда, я горе?

Он не понял, всерьез она или подлащивается с какими-то хитростями, у женщин не разберешь, да они и сами не знают, когда у них что, ответил с неловкостью:

– Наверное… С тобой те непонятки, которые так не люблю.

– Зато у тебя жизнь полна, – заверила она. – Кому понятно все, тот просто глуп.

– Разве?

– Он только думает, – пояснила она, – что ему понятно. Жизнь, говорят, штука сложная.

– И ты им веришь?

– Верю, – сказала она рассудительно. – У меня мудрые наставники. А у тебя… отважные, да? Ютланд… Ты же мужчина, а это не обязательно дурак. Смотри шире, как умеем делать мы, женщины, хоть и не такие умные и сильные, как вы.

– Ну-ну?

– Ты слишком, – сказала она, – ослеплен страстью к уничтожению.

Он отшатнулся.

– С ума сошла? Я воюю с дивами!

– Дивы, – произнесла она замедленно, – зло… наверное, зло. Хотя есть вроде бы и хорошие дивы. Или те, кто живет сам по себе, людей не трогает. Но я не о том.

– Не отклоняйся, – сказал он в нетерпении, – ты чего такая медленная, как муха на морозе?

– Я говорю, – сказала она чуть живее, – больше всего людей убили не дивы, а сами люди!.. На Куявию напали не дивы, Ютланд!.. И тысячи семей осиротели, даже сотни тысяч, не из-за дивов!.. И города сожгли и разрушили не дивы, как и поля с пшеницей скормили своей коннице…

Он нахмурился.

– Знаешь ли, когда воюют люди с людьми, я еще сам не понял, почему и зачем. Потому не стану вмешиваться, кто из них прав. Или кто прав больше другого. А с дивами все понятнее.

Она покачала головой.

– И взрослеть не собираешься?.. Ютланд, тебе понравится у нас. В Вантите все мирно, спокойно… как ты и хочешь!

– Да? – спросил он с сомнением. – Я этого хочу?

– Ты же говорил, – напомнила она, – что не хочешь убивать.

– Не хочу, – сказал он без раздумий, – но что-то во мне очень сильно хочет. И убивает, стоит мне только отвернуться.

Она с озадаченным видом застыла с кусочком сыра в обеих руках, похожая на испуганного мышонка, прислушивающегося к опасности.

– А ты не можешь, – спросила она писклявым голоском и глядя на него снизу вверх, – не отворачиваться?

Он посмотрел на нее прямо тем взглядом, что смущает ее все сильнее.

– Когда вижу тебя, – сказал он негромко, – я знаю, что никогда не убью никого на свете.

– Ой, – вырвалось у нее. – Заболел?

– Даже жука, – подтвердил он, – что ползет через дорогу, постараюсь обойти.

Она выдержала его серьезный взгляд, ответила не по-вантийски серьезно и даже как-то патетически:

– А я, когда даже только вспоминаю тебя, понимаю… все пройду и все преодолею, чтобы быть с тобой. Я слабая, но все равно сильная!..

И снова вонзила острые зубки в сыр, а он понаблюдал, как она ест быстро-быстро, тяжело вздохнул.

– У меня до сих пор мороз по коже…

– Что случилось?

Он покачал головой.

– Ты такая хрупкая, но как только представлю, через что тебе пришлось пройти, пока отыскала меня…

– Я выносливая, – похвасталась она. – Даже не думала, что я такая стойкая. Просто лошадь какая-то! Но и больше прошла бы, чтобы тебя найти. Даже на краю света… или за его краем, но отыскала бы. И пошла бы с тобой.

Он отвел взгляд, чувствуя неловкость, что она, такая маленькая и хрупкая, выказывает неженскую мощь, когда от этих существ не ждешь ничего, кроме визга при виде мыши, а вот он как бы чуточку виноват, что не защитил ее сразу. Да, не знал, что пустится на его поиски по такому опасному миру, но незнание не оправдание, мужчина должен все знать и предвидеть, если это касается его близких, за которых в ответе.

А он за нее точно в ответе…

Она спросила встревоженно:

– Чего так смотришь?

– Я за тебя в ответе, – сообщил он.

Она вскинула брови.

– Ты и был!

– Но сейчас понял, – пояснил он. – Отчетливо. Знать – одно, понять – другое.

Алац подошел к ним, с хрустом пережевывая на ходу молодые сочные веточки, взглянул с вопросом в крупных глазах непривычно янтарно-солнечного цвета.

– Сейчас едем, – ответил Ютланд. – Быстро!.. На этот раз быстрее не бывает. А где хорт?

Алац мотнул головой в сторону, а там из-за дальних кустов выметнулся хорт и длинными прыжками понесся к ним.

Мелизенда аккуратно собрала остатки еды и завернула в тряпицу, Ютланд со странным чувством смотрел, как тщательно укладывает в мешок, старательно затягивает кожаные ремни.

С трудом удерживался, чтобы не броситься помогать, но это помешает ей получать удовольствие от того, что и она делает что-то полезное, ей так нравится чувствовать себя нужной, полезной, участвующей…

Она обернулась, ощутив его пристальный взгляд, счастливо улыбнулась.

– Какой ты весь ясный.

– Какой?

– Непривычный, – сообщила она. – Обычно либо хмурый, либо мрачный, как грозовая туча. А сейчас ты…

– Сын Пореи Солнцерукой, – напомнил он и сразу помрачнел. – Она вся была светлой… Едем?

Вскочив в седло, протянул к ней ладонь с растопыренными пальцами. Жест был настолько повелительным, что она совершенно бездумно подняла руку.

Он ухватил ее за кисть и легко вздернул к себе, словно поднимал с земли тряпочную куклу. Мелизенда не успела вспикнуть, как оказалась перед ним на Алаце, вжалась спиной в горячую грудь Ютланда, а его рука обхватила ее в поясе крепко и нежно.

– Алац, – сказал Ютланд, – в какой стороне Вантит, помнишь?

Алац развернулся, а Мелизенда спросила живо:

– Ютланд, а что вон там на перекрестке дорог за городом?

– Ярмарка, – ответил он. – Селяне свезли на продажу всякое.

– Давай заглянем, – попросила она. – Я хочу увезти что-нибудь на память!.. Вряд ли еще когда-нибудь выскользну из дворца! Да еще так далеко.

Он пробормотал:

– Как хочешь. Хотя что можно купить на деревенской ярмарке?

– Не скажи, – возразила она. – В доме Баливара такие изящные вещицы, что и столичные мастера не сделают! Он говорил, что тут какие-то деревенские кузнецы сковали на простой наковальне! Привезу, все ахнут.

Ярмарка всегда праздник, здесь можно не только продать свое и купить нужное себе, еще и всласть потолкаться среди веселого возбужденного народа, послушать новости, посмотреть на жонглеров и танцующих бродящих актеров, те безустанно развлекают шуточками и песнями…

Алаца оставили у коновязи, где множество повозок и коней, хорт просился идти с Ютландом и Мелизендой, но Ютланд велел составить компанию Алацу, тот со скуки может затеять драку с конями, если тех поставят слишком близко, и тогда такое начнется…

Мелизенда счастливо повизгивала, Ютланд помалкивал, не понимая таких восторгов. Она же успела насмотреться на быт простолюдинов, когда вырвалась тайком из дворца и всюду разыскивала его по горячим следам… хотя, возможно, старается набраться впечатлений перед тем, как снова окажется в прежнем тесном, хоть и огромном дворце.

Она призналась тихонько:

– Никогда раньше не была на базаре!..

– Даже на вантийских?

Она сказала со вздохом:

– У нас, скорее, базар принесли бы ко мне, чем меня пустили бы туда… Но и базар не принесут, что обидно! Скажут, неприлично молодой девушке моего положения бывать в таких местах. Хотя не понимаю, что здесь непристойного… Ой, вон там такие забавные игрушки!

Он посмотрел на нее с иронией:

– Еще играешь в куклы?

– У женщин они есть всегда, – сообщила она сердито. – И нечего над нами улыбаться!

Она подошла к широкому столу под навесом, толстый мужик с добродушным лицом широко улыбнулся:

– Что изволите?

Она не отрывала жадного взгляда от множества тесно расставленных тряпочных и глиняных кукол, фигурок воинов, дивов, страшных чудовищ, все такие яркие, красочные, одни веселые и смешные, другие страшные, мрачные, угрожающие…

– Как у вас красиво, – сказала она продавцу.

Она оглянулась на Ютланда за поддержкой, тот пробормотал:

– Наверное, не знаю. Нас отучают от игрушек в раннем детстве, даже и не помню когда, а у вас играют и взрослые?

– Только женщины, – уточнила она. – А женщины никогда не становятся взрослыми до конца, хотя такое обычно говорят про мужчин.

– Остаются дурочками?

– Детьми, – сказала она сердито. – Ты зачем такой злой?.. Посмотри, какая красивая! А синющие глаза?

Она повернулась к продавцу, тот слушал их с улыбкой взрослого человека, понимая и даже сочувствуя Ютланду, но признавая и правоту его спутницы, так как сам в возрасте застарелой женатости и уже обзавелся мозолистым опытом общения с женщинами.

– Одна монета, – сообщил он. – Из Куявии привезли, там лучшие мастера.

– В Вантите лучше, – отпарировала она, – но там другие, не такие дикарские яркие… Я эту возьму. Ютланд, расплатись!

Торговец охнул, всмотрелся в ее скромного спутника.

– Что? Этот мрачный юноша и есть тот самый герой, что вернул честное имя нашему благородному Корвину? Прошу вас, сделайте мне великое одолжение, примите эту куклу в дар!

Мелизенда довольно заулыбалась. Ютланд нахмурился.

– Да чего там… Мы заплатим…

– Нет-нет, – возразил торговец. – Зато я буду всем рассказывать, что однажды в мою лавку заглянул сам Ютланд!

Мелизенда проворковала:

– Мы принимаем дар. Спасибо. Можете упомянуть, что куклу великий Ютланд выбрал в подарок своей невесте Мелизенде, принцессе тцарства Вантит!

Торговец ахнул, глаза округлились, а Мелизенда, захватив куклу, милостиво улыбнулась и вышла из-под навеса.

– Что случилось? – спросил Ютланд шепотом. – Ты впервые призналась, что принцесса.

– Мы же прямо отсюда в Вантит, – напомнила она. – К обеду будем там? Мне так часто снилось, как летим на твоем крылатом коне!.. Это потрясающе!.. А ты заметил самое интересное?

Ютланд насторожился:

– А что надо было заметить?

Она сказала с торжеством:

– Тебя впервые назвали просто Ютландом, не добавив «брат Придона»!

– Наверное, – предположил Ютланд, – торговец не знал.

– Нет-нет, – горячо запротестовала Мелизенда. – Это значит, что ты сам по себе уже герой!.. Уже нет нужды упоминать, чей ты сын и брат, чтобы отблеск их славы пал и на тебя. Ты уже Ютланд, тот самый, слышал?

Он нахмурился, пробормотал с неловкостью:

– Это ты куда-то не туда забралась.

– Ютланд, – повторила она с удовольствием. – Как он сказал, как это сказал! Надеюсь, в Вантите не придется кого-то убивать, чтобы твое имя запомнили.

Он напомнил:

– Ты же сказала, там начинается что-то недоброе.

– Может, – ответила она с сомнением, – и не начнется. Ты сильнее всех известных героев, знаешь?.. Это отрезвит наших врагов. Ой, а в этой лавке красивые штучки! Посмотрим? Ну, пожалуйста!.. Я же больше никогда такие не увижу! А эти оставлю в своей спальне, как память об этих безумных днях!

Он сдвинул плечами.

– Посмотри.

Мелизенда свернула к прилавку, а он вышел из-под навеса, солнце в зените, и жаркие лучи падают отвесно, растекаясь по голове и плечам как капли расплавленного металла.