8

— Вот, значит, как они извернулись? — задумчиво произнес Марелборо. И замолчал, уставив задумчивый взгляд на стену парадного кабинета, украшенную весьма необычным панно. Оно представляло из себя кусок пола из спальни прежнего императора с пентаграммой, послужившей для вызова в этот мир Темного бога Ыхлага. Этот кусок пола был аккуратно обрамлен красивой бронзовой рамой и покрыт сверху тонким магически упрочненным стеклом. Кроме него кабинет был украшен еще тремя картинами и несколькими скульптурами, размерами от ростовых до высотой в локоть, а также обставлен довольно красивой мебелью.

И вообще со времени отъезда Троя императорский дворец довольно сильно изменился. Как и Эл-Северин в целом. Несмотря на то что поездка к гномам заняла куда меньше времени, чем его предыдущая экспедиция на запад империи. Впрочем, к этому сроку, пожалуй, стоило прибавить еще и те два месяца, которые Трой провел в Арвендейле и дороге до герцогства и обратно. Ибо в промежутке между поездкой в герцогство и отправлением посольства он либо отсыпался после тяжелого марша, либо носился как укушенный, готовя посольство. Так что в это время ему было совсем не до любования окрестностями…

У гномов Трой провел почти два месяца. Хотя сами переговоры с Подгорным троном и Советом мастеров заняли из них дней шесть. Но именно, что не подряд шесть дней, а всего. В сумме. Потому что после первого сеанса переговоров, состоявшегося еще в день их прибытия и начавшегося вручением верительных грамот и личного послания императора королю Заилину IV, Подгорный трон позабыл про посольство на три недели. Впрочем, поначалу Трой не особенно расстроился. Уж больно тяжелым оказался этот первый сеанс. Не успел он выпустить из рук верительные грамоты и письмо, как на него накинулись. С вопросами, расспросами, скрытыми наездами и прямыми обвинениями. Так что он даже порадовался тому, что дорога к Большим воротам выдалась такой… возбуждающей, и потому в зал Совета Трой вошел во вполне боевом настроении и взбодренный изрядной долей адреналина. А то бы либо забили, либо взорвался и наломал дров. А так… ну, справился… наверное… Потому как не убили и не выслали.

Впрочем, следующая аудиенция оказалась едва ли не более горячей, чем первая. Но к тому моменту Гмалин уже достаточно просветил Троя по некоторым нюансам гномьих законов и традиций, которые здесь, у Подгорного трона, соблюдались куда как ревностнее, чем где бы то ни было, а так — большинству текущих местных раскладов. Часть из которых к тому же в настоящий момент быстро и резко менялась. И во многом именно благодаря Трою. Например, именно его… кхм… скажем так — неординарные действия оказались тем последним камешком, который сдвинул с места лавину, обрушившуюся на ранее казавшиеся почти незыблемыми позиции клана Гранвурир. И то, что вторая аудиенция оказалась отложена на целых три недели, было в первую очередь вызвано тем, что другим кланам потребовалось время на то, чтобы хотя бы в первом приближении поделить между собой те позиции, которые оказались свободными после падения Гранвурира. И кстати, судя по тому, сколько времени Гмалин в эти три недели проводил за пределами отведенных посольству апартаментов и каким довольным он возвращался, Владетель Каменного города принимал в этой дележке самое непосредственное участие. Он вообще как-то очень быстро для бывшего изгоя вписался в местную бурную жизнь и, похоже, чувствовал себя в ней как рыба в воде. Так что по большому счету именно Гмалина, а не Троя, стоило в первую очередь благодарить за все успехи, которые были достигнуты посольством. Впрочем, успехов этих было не то чтобы так уж и много…

— Что ж. — Марелборо отмер и хлопнул ладонями по коленям. — Судя по всему, за столь холодный прием нам стоит в первую очередь благодарить наших длинноухих «друзей и партнеров». — Сарказм, с каким император произнес последнее словосочетание, уловил бы даже глухой. — А это значит, что ничего большего от них мы точно не получим. Как, впрочем, и меньшего. Потому что если эльфы вытребуют у нас чего-то серьезное сверх того, что получили гномы, то Могучие точно обидятся. А в этом случае столь лелеемый Высокими единый фронт против меня и империи даст та-акую трещину. — Тут император насмешливо улыбнулся. — А знаешь, эти высокомерные ублюдки, похоже, неплохо подставились. И мы можем очень чувствительно щелкнуть их по носу.

— И каким образом? — не столько спросил, сколько подал нужную реплику Трой.

— Да просто отправить к ним в качестве посла не тебя, а какую-нибудь куда более второстепенную фигуру. Они сейчас просто не могут дать нам меньше, чем гномы. И потому что это нарушит их договоренности с гномами… ну и потому что меньше просто некуда! Так что они будут вынуждены принять почти любого посла от меня. И если он будет не то что не тобой, а, скажем, вообще не герцогом и не моим приближенным… — И Марелборо от удовольствия аж зажмурил глаза. Однако посидев так пять минут, он тяжело вздохнул и тряхнул головой:

— Ладно, помечтали — и будет. Поедешь — ты. Удовольствия удовольствиями, но не стоит давать партии противников союза с людьми при дворе Светлой владычицы дополнительных аргументов. Но торопиться тоже не надо. Да и посольство по составу урежем раза в полтора-два. Небольшой щелчок все-таки не помешает… — усмехнулся император.

Выйдя из кабинета, Трой потер ладонью лицо и встряхнул головой. Нет, все-таки политика — это совершенно не его. Ну поди угадай, что, скажем, семь дней задержки с выездом посольства из Эл-Северина позволят обвинить противников союза с людьми в создании условий небрежения честью Светлого леса, а восемь дней — «это уже слишком и принесет больше вреда, чем пользы».

— Простите, м-м-м, герцог, Его Величество уже освободился?

Трой оглянулся. Рядом с ним стоял некто… или, вернее, нечто… разодетое так пышно и пестро, что казалось, тот портной, который шил подобный наряд, в своей работе вдохновлялся видом петуха, на которого к тому же выплеснули по полпузырька йода и зеленки. Нет, если абстрагироваться от крайней непрактичности подобного наряда и пестроты, от которой буквально ломило глаза, становилось понятно, что талант у портного, несомненно, имелся. Потому что кое-какие следы гармонии в этом все-таки просматривались. Но именно кое-какие… Трой криво усмехнулся и презрительно бросил:

— Для вас — вряд ли, — после чего окинул взглядом небольшую толпешку придворных, роившуюся по кучкам вдоль стен приемной залы, тяжело вздохнул и двинулся в сторону дверей, ведущих на лестницу, громко гремя каблуками кавалеристских сапог.

А получивший такой ответ придворный остался стоять, ошалело глядя ему вослед. Это… это что? Вот это грязное, тупое, неотесанное быдло, не разбирающееся ни в моде, ни в театре, ни в поэзии Гвеленира, и вообще непонятно каким попущением Сумеречных сумевшее пролезть в дворяне, его оскорбило? Да как… как оно только посмело открыть свой вонючий рот на потомка самого… Но тут Трой, видно, что-то почувствовал и, притормозив, бросил на вскипевшую разряженную обезьяну этакий холодно-насмешливый взгляд. Мол, ну что, обезьянка, есть что сказать? Но тот мгновенно сделал вид, что даже и не думал ничего подобного. Еще бы — репутация у Алого герцога была такова, что многие опасались даже просто бросить косой взгляд в его сторону, а уж что-то сказать…

Трой же только хмыкнул и, снова отвернувшись, двинулся дальше, размышляя над тем, почему так получается, что вокруг любого Владетеля обязательно возникает вот такая пена из людей пустых и бесполезных, зацикленных исключительно на внешнем, на мишуре, на создании не столько даже пусть и ущербной, но все-таки своей собственной значимости и влияния, сколько на всего лишь видимости их? Они не заняты ничем полезным, но при этом яро лезут в глаза и уши, будучи абсолютно уверены в том, что, во-первых, они лучше всех знают, что и как надо делать, а во-вторых, то, чем интересуются и увлечены именно они, — и есть самое важное и необходимое. Хотя на самом деле большая часть того, чем они интересуются, придумана исключительно для того, чтобы убить время, то есть хоть чем-то заполнить их собственное безделье, заставить их испытать хоть какую-то эмоцию, которых в их бестолковой и по большому счету никому не нужной и неинтересной жизни практически нет. Тот же театр взять… Зачем смотреть, как люди играют любовь и ненависть, подвиг и мужество, доблесть и страх, если все это есть в твоей собственной жизни? А вот если твоя жизнь пуста и бессмысленна — это да. Тут без суррогата не обойтись. И тогда вполне обоснованно превозносить и восторгаться теми, кто способен подарить тебе то, чего нет в твоей такой убогой и… ненастоящей жизни. Или, скажем, одежда? Если ты занят делом, то первым требованием к любой одежде будет ее практичность по отношению к этому делу… Нет, потом, после работы, на праздник там или на встречу с дорогим тебе человеком можно надеть и что-то необычное и непрактичное. Но ведь эти разряженные петухи вроде того, который задал вопрос, носят свои вычурные тряпки, считай, круглосуточно! У них работа такая — носить тряпки, толпиться около их собственных, то есть по большей части совершенно пустых кумиров, подобостраствуя одним, причем зачастую чужеродным, и громогласно ниспровергая других, и, кривя губы, рассуждать о моде, театре, погоде, пирах, новых блюдах, гороскопах, курсах акций, новых трендах, режиссерских находках и новых направлениях в музыке… Причем, чтобы не слышать насмешек от людей дела, они окружают себя такими же бесполезностями — модными портными, особенно преуспевшими именно в создании мишуры, профессиональными актерами, лучше всего изображающими совершенно чуждые им чувства, эмоции и вообще совершенно чужую жизнь, фокусниками, притворяющимися магами и волшебниками, ярмарочными силачами и жонглерами, сделавшими своей профессией демонстрацию совершенно бесполезных трюков, призванных всего лишь продемонстрировать некие силу и ловкость. Причем чаще всего демонстрируют они это не в каком-то важном деле, а с помощью разных ярмарочных фокусов или искусственных придуманных игр. Эти люди вообще взрослые? Когда в игры играют дети — это понятно и объяснимо. Именно через игру дети познают мир, учатся владеть своим телом и разумом, набирают опыт общения. Но если в то время, когда в мире еще так много голодных, больных, когда множество людей, напрягая все свои силы, растит хлеб, плавит металл, кует броню, когда лучшие сражаются, чтобы отстоять свою свободу и право жить своим законом на своей земле… да просто право жить для себя и своих потомков, а не сгинуть мясом в необъятном орочьем брюхе, кто-то тратит свои силы, способности и возможности на то, чтобы каждый день менять модные тряпки и убивать свою жизнь, пялясь на людей, изображающих перед ним на сцене не свою жизнь и не свои эмоции, а то и самому изображать нечто подобное, — как можно понять таких людей? И ведь до чего дошло, даже многие из дворян, сословия, призванного платить налог стране и государю не золотом и хлебом, а своей собственной кровью, забывают о долге и начинают не только подражать тем же портным и ярмарочным паяцам, но и осыпать их золотом, восхвалять их, гордиться дружбой с ними, порождая в некоторых нестойких душах желание самим стать такими же паяцами. А если таковых станет много? Дворянство превратится в паяцев? И зачем оно такое будет нужно этой земле и своему народу?.. Додумать мысль до конца он не успел. Потому что от одной из стаек, занявшей позицию у последнего окна, ему навстречу выпорхнула аппетитная женская фигура, затянутая в весьма откровенное платье.

— О, герцог, это вы? Чрезвычайно рада вас видеть!

Трой резко затормозил и удивленно воззрился на возникшее перед ним весьма знакомое лицо.

— Маркиза? Вот уж не ожидал вас здесь встретить! Какими судьбами в столице?

Маркиза Тевлери обворожительно улыбнулась и, обмахнувшись роскошным веером, ответила ему этаким светски-снисходительным тоном:

— Ах, герцог, мне стало так скучно в нашей глуши. А тут до меня дошли слухи, что столица начала оживать. Ну, я и решила съездить, проведать, как тут дела. — С этими словами она изящно проскользнула вплотную к герцогу и ловко просунула свою ручку под его локоть, породив этим своим действием целую волну приглушенных удивленных возгласов и перешептываний, пронесшуюся по приемной. — Насколько я поняла то, что вы только что сказали графу Леруати, сегодня опять не будет парадного выхода. В таком случае мне тут больше нечего делать. Так что проводите меня до дворца герцогини Велиэ. Он тут неподалеку, в Высоком городе.

— Э-эм… прошу простить меня, маркиза, — несколько озадаченно начал Трой, — но й-а-а сейчас должен… м-м-м… — Он запнулся, потому что у него не было никакого желания гулять по Высокому городу под ручку с кем бы то ни было, но придумать какую-то серьезную причину для отказа он вот так с налета не сумел. Марелборо отпустил его, не поставив ему никакой непосредственной задачи. Мол, в Светлый лес двинешься через семь дней, и все нужное скажу за день до отъезда. А пока типа — гуляй и не надоедай.

— Хм, герцог, — маркиза сверкнула очами и ехидно улыбнулась, — похоже, вы не смогли придумать причину для отказа? — Она тихо рассмеялась. — Не волнуйтесь — надолго я вас не задержу. Доведете меня до дворца — и я более не стану претендовать на ваше внимание.

Они вполне себе чинно спустились по лестнице, вышли из дворца и двинулись по аллее бывшего парка. Вернее, сейчас уже не совсем бывшего. В парк явно возвращалась жизнь. Вместо вытоптанных и вырванных с корнем кустов по краям аллеи сейчас зеленела яркая молодая поросль, чуть дальше виднелись обгорелые, искореженные и расщепленные стволы деревьев, сквозь опаленную кору которых активно пробивались свежие ветви, усыпанные мелкими, только народившимися листочками, а над всем этим оживающим великолепием упрямо тянулся вверх тонкий ствол возрождающегося меллирона. Судя по этой картине, в Эл-Северин наконец-то прибыли эльфийские друиды…

Сразу за оградой парка, охраняемой возрожденной императорской гвардией, Троя ждал Бон Патрокл с конвоем, состоящим из арвендейльцев. Когда Трой с маркизой под ручку вышел из парковых ворот, его вассал изумленно разинул рот и буквально завис. Ну, еще бы — его господин соизволил обратить внимание на еще какую-то женщину кроме своей жены! Трой мысленно усмехнулся и едва заметно повел подбородком, повелев конвою следовать за собой, но на некотором отдалении. Бойцы тут же вполне профессионально рассыпались по сторонам, перекрыв все возможные направления подхода и взяв под контроль любые точки, с которых была вероятность получить выстрел из лука и арбалета. Нет, они не были специально подготовленной охраной, а скорее наоборот — теми, кто очень хорошо научился использовать любые возможности для того, чтобы подкрадываться к врагу на расстояние выстрела или удара. Но именно поэтому они были способны справляться с обязанностями охраны куда лучше тех же императорских гвардейцев… Все это не укрылось от внимательного ока маркизы, так что она, бросив на пристроившихся за ними арвендейльцев несколько любопытных взглядов, заинтересованно спросила:

— Это ваши дружинники?

— Да, а также ополченцы из городов моего герцогства, — кивнул Трой. Женщина снова окинула воинов конвоя внимательным взглядом и недоверчиво хмыкнула:

— Как-то они не очень похожи на ополченцев. Скорее ваши бойцы производят впечатление весьма опытных воинов с довольно специфическими навыками.

— Вы снова меня удивили, миледи, — удивленно произнес Трой. — Я мог ожидать подобную характеристику от какого-нибудь опытного воина, но от вас…

Маркиза грустно усмехнулась:

— Увы, наш мир довольно жесток, герцог, и молодой небогатой вдове, чтобы выжить и сохранить домен, приходится осваивать совсем не присущие женщинам знания и навыки… Но вы так и не рассказали мне, откуда у ваших ополченцев такие умения.

— Ну, Арвендейл до последнего времени был весьма опасным местом, — пожал плечами Трой. — Например, орков там можно было встретить не только во время опустошительных, но редких набегов, а просто выехав за пределы городских стен, скажем, для того чтобы нарубить дров… Поэтому, чтобы выжить, там нужно было не только овладеть искусством обращения с оружием на куда более высоком уровне, чем это практиковалось даже среди дворян запада, но и… весьма активно им пользоваться. Причем плохая оценка для нерадивого ученика означала не неудовольствие учителя и раздражение родителей, а собственную смерть. Немедленную, если повезет умереть на месте, или долгую и мучительную, если попасться в плен. Так что у нас в герцогстве разница между дружинником и ополченцем исчезающе мала.

— Хм… понятно, — задумчиво произнесла маркиза.

— Что? — не понял Трой.

— Почему вы стали герцогом такой земли. Вы просто очень хорошо ей подошли. А вот кого другого она бы точно не приняла…

— Антенаис!

Этот внезапно раздавшийся голос заставил Троя вздрогнуть, а его спутницу расплыться в любезной улыбке. Искренней или нет, ему, с его почти никаким опытом общения в свете, было не понять… Потому что этот голос принадлежал герцогине Велиэ, неожиданно для него возникшей на верхней площадке парадного своего дворца. — О-о, кто это с тобой? Неужто сам Меч императора, Гроза врагов империи, легендарный и непобедимый герцог Арвендейл? — Ядом, которым была прямо-таки наполнена следующая произнесенная фраза, можно было отравить как минимум пару сотен человек Трой едва заметно скривился, но ответил весьма вежливо:

— Рад вас видеть, герцогиня.

— Ну, это вряд ли, — фыркнула та. После чего пробормотала себе под нос, но так, чтобы этот идущий под руку с ее лучшей подругой (и параллельно главной соперницей в галантном искусстве) несносный герцог Арвендейл точно услышал: — Когда крестьяне пытаются казаться галантными — это так бесит…

Трой криво усмехнулся и, развернувшись к своей спутнице, церемониально поклонился.

— Ну что ж, я, как вы и просили, проводил вас и на этом могу считать мою миссию оконч… — Но его прощальная фраза была бесцеремонно прервана возгласом герцогини.

— Ах, смотрите — Высокие! — с придыханием в голосе воскликнула она, уставившись куда-то за спину Трою восторженным взглядом. Тот быстро, но плавно развернулся, на ходу бросив руку на Тайную ветвь, небрежно заткнутую за пояс. Но это оказалось излишним — из парковых ворот действительно вышли несколько фигур в переливающихся всеми оттенками зеленого плащах с капюшонами, которые в настоящий момент были небрежно откинуты на спину. Герцог Арвендейл помрачнел. Нет, он, конечно, был благодарен друидам за то, что они прибыли в столицу и принялись за возрождение парка, являющегося истинным украшением не только дворца и даже не Верхнего города, а всей столицы в целом. Но они послужили напоминанием того, что вскоре ему предстоит отправиться в Светлый лес и… даже не погрузиться, а прямо-таки влипнуть в мутную, вонючую и тошнотворную паутину эльфийских интриг. И это нежданное напоминание напрочь убило в нем любые ростки хорошего настроения. А оно у него после неожиданной встречи с герцогиней Валиэ и так было не очень… Впрочем, усугубления ситуации не произошло. Потому что четверка друидов, выйдя из ворот, неторопливо и с обычным эльфийским высокомерием двинулась в другую сторону, спустя минуту окончательно исчезнув из вида.

— Ах, как бы я мечтала поближе познакомиться с каким-нибудь благородным эльфом, — мечтательно выдохнула герцогиня, с сожалением отворачиваясь от угла, за которым исчезли четыре высокие, горделивые фигуры с надменными лицами. Трой покосился на нее и, хмыкнув, произнес:

— Думаю, что вы были бы очень разочарованы, миледи. Возможно, не сразу, но в конце концов — совершенно точно!

Из глаз герцогини мгновенно исчезла вся мечтательность, и ее взгляд резко сфокусировался на стоящем перед ней Трое.

— М-м-м, герцог, а вы что, знакомы с кем-то из Высоких? Расскажите же мне об этом!

Трой пожал плечами.

— Да, знаком. Причем один из них даже мой побратим и даже вассал.

— Что-о-о-о? — Пухлый ротик герцогини удивленно округлился. — Но-о-о… как? Разве могут Высокие быть ниже людей? Это же… это же неправильно, глупо, абсурдно… — Судя по тому выражению, которое возникло на лице у герцогини Велиэ, ее картине мира только что был нанесен чудовищный и безжалостный удар. Но почти сразу же ее хорошенькое личико прояснилось, и она понимающе кивнула: — А-а-а-а… понятно. — Она покровительственно, но и несколько завистливо усмехнулась. — Надеюсь, вы не слишком раздражаете ваших Повелителей своей… м-м-м… ну, скажем, недалекостью.

— Я тоже на это надеюсь, — усмехнулся в ответ Трой. — Но повелитель у меня один — император. А то эльфийское поселение, которое принадлежит к моему герцогству, никак не связано со Светлым лесом. Потому что оно заселено изгоями. Поэтому эльфы Эллосиила еще более-менее нормальные и с ними вполне можно общаться и ставить им задачи, не опасаясь того, что они все извратят, переврут и испортят, постаравшись на любом чихе поиметь собственную выгоду. А вот что касается тех, кто живет в Светлом лесу… — Тут герцог Арвендейл скривился и покачал головой. Но его слова произвели на стоящую перед ним женщину совершенно ошеломляющее впечатление. Она гневно вспыхнула и закричала:

— Как… как вы смеете высказываться о Высоких подобным тоном? Они… они же настоящее совершенство — мудрые, почти бессмертные, познавшие столь многое и столь полно, что людям остается лишь восхищаться их мудростью и безупречностью…

Трой же в ответ только хмыкнул.

— Ну, кое в чем нам до ушастых действительно далеко. Мозги у них воистину куда более изощренные, чем у людей. Да в магии мы тоже им не чета. Вот только таланты свои они растрачивают не на то, чтобы сделать наш мир лучше, а на грызню между собой и попытки вернуть себе те власть и влияние, которые они однажды уже потеряли. Причем, насколько я смог понять — в первую очередь по своей вине. Слишком уж загордились и начали считать, что все остальные — пыль под их ногами. Хотя… если быть честным, то, что они так увлечены интригами друг против друга, только к лучшему. Потому что не будь этой грызни, нам бы было куда слож…

— Да как вы можете! — О полыхавшее возмущением личико герцогини, казалось, можно было бы зажигать трут. — Вы — хам, мужлан и тупица! Как вы не понимаете, что для людей было бы гораздо лучше, если бы Высокие взяли в свои руки управление нами. Разве может хоть кто-нибудь из людей сравниться с ними? Постичь их великие замыслы? Осознать ту гармонию, которую Высокие способны привнести в наш несовершенный мир? Да что вы вообще способны понять? Вы только и можете, что размахивать своими тупыми железками и бодаться лбами с этими отвратительными орками, оспаривая друг у друга титул самого злобного и вонючего самца… Видеть вас не хочу! — И рассерженная герцогиня, резко развернувшись, скрылась за широкими двустворчатыми дверями парадного входа своего дворца. А герцог Арвендейл скривился и тяжело вздохнул. А маркиза усмехнулась:

— Да-а-а, мой дорогой друг… вынуждена перед вами извиниться.

Трой недоуменно вскинул брови и удивленно спросил:

— За что же?

Маркиза тихонько вздохнула и пояснила:

— Ну-у… я немного виновата в том, что моя горячая подруга столь яростно осаждала вас во время вашего пребывания у нас на западе. Дело в том, что сразу после приезда в Ггурбах я была слишком обижена на вас за то, что вы остались холодны к моим попыткам разбудить в вас любовное томление. И потому ввела ее в заблуждение, рассказав о том, какой вы страстный и умелый любовник. Хотя, — тут маркиза усмехнулась и покачала головой, — не думаю, что в этом утверждении я так уж сильно ошиблась…

— Кто? — изумился Трой. — Я? Вам-то откуда это знать?

— Ну, опытной женщине для того, чтобы понять, что мужчина хороший любовник, вовсе не обязательно разделить с ним постель. Очень многое можно увидеть в том, как мужчина двигается, держится в седле, смотрит, как он пахнет по утрам или после дня скачки… На самом деле признаков, по которым можно многое узнать про мужчину, — великое множество. Так что я не сомневаюсь в том, что, охарактеризовав вас как страстного любовника, я была полностью права. И извинилась я вовсе не из-за этого. А из-за того, что когда я рассказывала герцогине о вас, то сделала это так, что у нее создалось впечатление, что мы действительно были близки. — Маркиза замолчала.

— То есть вы ей соврали? — после короткого размышления уточнил Трой.

— О нет, — маркиза тихо рассмеялась, — я никогда не опускаюсь до прямого вранья. Но это и не нужно. Во всяком случае, в отношении тех, кто считает себя достаточно умным и умелым интриганом. И даже наоборот, с такими прямая и открытая ложь вредна. Ибо такие люди привыкли в любой фразе искать второе, третье и четвертое дно, а истину устанавливать по оброненным фразам, случайным оговоркам, горячим отнекиваниям и всем таком прочем. Так что для того, чтобы ввести их в заблуждение, ни в коем случае не надо утверждать что-то прямо. Нет! Для этого требуется юлить, недоговаривать, а вместо ответа на прямой вопрос выдать несколько интригующих фраз. И тогда твой собеседник сам все додумает так, как тебе было нужно… Так что Велиэ обманула себя сама. А поскольку у нас с ней нечто… ну-у… вроде соперничества, моя подруга решила, что если, так сказать, ваша голова будет украшать стену над камином только лишь одного моего «охотничьего домика» — это будет для меня слишком жирно. Вот потому-то она и бросилась на вас в атаку, предполагая, что раз уж мне удалось, как у нас принято это называть, «овладеть мужской рогатиной», то уж у нее-то — более молодой, богатой, влиятельной и, как она считает, привлекательной и страстной, — это точно получится. Но… — маркиза Тевлери покачала головой, — потерпела на этом пути сокрушительное поражение. Как, впрочем, и я. Однако она-то считала иначе…

Трой несколько мгновений напряженно рассматривал стоящую перед ним женщину, после чего тяжело вздохнул и, покачав головой, произнес:

— Как же у вас на западе все запутано-то…

Маркиза в ответ повела плечами, как бы намекая — а что вы хотели, после чего резюмировала:

— Так что теперь — берегитесь. Отвергнутая женщина — страшный враг.

— Да с какого Темного она отвергнутая? — изумился Трой. — У меня есть жена, у нее — муж, ну как тут можно женихаться, а?

Маркиза негромко рассмеялась и, в свою очередь, покачав головой, вернула ему фразу:

— Ох, как у вас в Арвендейле все просто-то… — После чего развернулась и двинулась вверх по лестнице. А Трой остался стоять, смотря ей вослед и напряженно размышляя над тем, что ни хрена не может понять, как работают мозги у этих людей на западе и что еще хлеще — у западных женщин. Вот вроде как подруги, одна у другой вообще в ее дворце живет, но при этом яростно соперничают друг с дружкой. Да еще и не в чем-то полезном, а в том, кто скольким чужим мужикам в постель запрыгнет. Ну что в этом хорошего-то?