Глава десятая
На скучной службе норвежского короля

Тихим ходом, осторожно расталкивая колотый лёд, американский сухогруз подползал к причалу, нещадно дымя и регулярно посылая на берег разрывающие уши сигналы ревуна. Капитан метался по мостику с рацией у рта и материл на чём свет стоит и ледяную кашу, скрипевшую по бортам шорохом рвущейся бумаги, и отсутствие на Вильгельме лоцмана вместе с буксирами, и криворуких строителей, прилепивших причал под углом к берегу. Досталось и погоде, пославшей неудобный, прижимной ветер.

Поймав паузу в завывании сирены и грохоте готовившегося к работе на палубе крана, Харрис уныло спросил:

– Это он и есть?

– Похоже, что так, – подтвердил Катков.

– Лонгьир мне больше понравился, – вздохнул Харрис, вспомнив, что по пути из Норвегии пароход заходил в порт Шпицбергена. – Я на берегу даже рекламу кабака видел. А тут кроме барака на бугре ничего не вижу. Может, кабак за бугром и нам не заметен? – спросил он с надеждой в голосе.

– Сомневаюсь, – не разделил его ожиданий Кирилл. – Лонгьир – столица Шпицбергена. А это крошечный остров на задворках остального мира. Нас на него отправили американским кораблём, потому что норвежским здесь уже небезопасно.

– Дыра…

Харрис хотел сказать что-то ещё, но взвывший ревун оборвал его на полуслове. Вынужденный замолчать, он тоскливо наблюдал за приближающимся островом Вильгельма. На единственном причале суетились с десяток рабочих в одинаковых оранжевых жилетах, готовясь ловить с сухогруза концы. Дальше от берега вела протоптанная тропинка вверх на зелёный холм к трёхэтажному зданию со стенами, исчерченными чёрными и бледными ломаными линиями арктического камуфляжа. Рядом с домом одинокой иглой воткнулась в небо антенна, за ней вдалеке – молочные вершины ледяных гор. От архипелага остров отделял узкий пролив. Как и берега острова, он был забит пригнанной с океана ветром ледяной шугой, и определить его ширину было сложно, но, приглядевшись к гранитным полосам на той и этой стороне, Харрис понадеялся на собственный глазомер и дал не больше восьмисот метров. «Наверняка, зимой, – подумал он, – когда пролив покроется льдом, обитатели острова смогут ходить или ездить на архипелаг в ближайший посёлок».

Резкий удар оторвал его от исследования берегов Вильгельма – как не старался капитан, но пароход припечатался жёстко, всей своей массой навалившись на развешенные вдоль причала автомобильные покрышки.

– Приехали, – констатировал Харрис, направившись к трапу.

На берегу их встречали. Довольно юный парень в форме сержанта норвежской армии невозмутимо наблюдал за швартовкой сухогруза, но стоило им спрыгнуть на причал, встрепенулся и пошёл наперерез.

– Кто из вас Катков, кто Озолс? – спросил он, вздёрнув подбородок, и, как показалось Харрису, надменно.

– С чего ты взял, что это мы? – окинул его оценивающим взглядом Харрис, вмиг почувствовав к встречающему неприязнь: молод ещё демонстрировать своё высокомерие. – Здороваться тебя не учили?

– Кроме вас, я больше пассажиров не вижу, – ответили ему на безупречном русском. – А приветствовать вы были обязаны меня первыми. На этот раз я вас прощаю, но в следующий вы понесёте наказание.

– Ты это тоже слышал? – опешил Харрис, обращаясь к Каткову. – Это он нам?

– Погоди, – попытался успокоить его Кирилл. – Давай уточним, – затем улыбнулся норвежцу. – Он Озолс, а я Катков. А теперь не могли бы вы представиться и объяснить, с какого перепугу мы должны перед вами раскланиваться?

– Сержант Мосол…

– Как? – перебил, рассмеявшись Харрис. – Мосол? Норвежский хлопец Мосол?

Сержант слегка покраснел, но ответил с достоинством, не уступающим королевскому.

– Верно, я не норвежец. Моё полное имя Богдан Мосол. Но для вас я господин сержант. Запомните и никогда так впредь не ошибайтесь. По поводу наказания, я не шутил. Вы прибыли на военный объект как служащие по контракту и обязаны подчиняться старшему по званию. А здесь я для вас непосредственный начальник. И как когда-то ещё говаривал мой сержант – впредь я бы вам советовал пришить к пяткам языки.

– Всё? Теперь послушай меня, Мосол, – закусил удила Харрис. – Видишь за моей спиной пароход? Я сейчас вернусь на него, взберусь на самую высокую мачту и оттуда покажу тебе голый зад. Только ты меня и видел. Как тебе такой расклад?

– В таком случае вам придётся вернуть сто двадцать пять тысяч крон.

– Чего?! – растерялся Харрис. – Каких ещё тысяч?

– Тех, которые были переведены на ваш счёт в качестве подъёмного пособия.

– У меня нет счёта.

– Уже есть. Он открыт на ваше имя в «Норгес банке» и пополнен указанной мною суммой. Еженедельно он будет увеличиваться на двадцать тысяч крон, но это в том случае, если вы оставите свои штаны в покое и обратитесь ко мне – господин сержант.

На мгновение, щёлкая в уме нулями, Харрис задумался, потом обернулся к Каткову:

– А ведь он может быть убедительным! Ладно, про штаны забудь. Куда идти, сержант?

Здраво рассудив, что у него ещё всё впереди, Мосол не стал настаивать на приставке «господин» и указал на вершину холма.

– Следуйте за мной, по пути я введу вас в круг ваших обязанностей. Это наше основное здание. На первом этаже метеослужба, на втором наши посты радиоперехвата, на третьем штабные кабинеты и кабинет начальника, майора Юнссона. На третий этаж вам доступ закрыт.

– Неплохо звучит фраза: «основное здание», – не удержался от замечания Харрис. – Обнадёживает наличием неосновных.

– Ещё четыре этажа уходят вниз, вглубь холма. На минусовые этажи вам разрешается опускаться до первого и второго. Там жилые помещения и оснащение жизнедеятельности. На третий и четвёртый уровень доступ вам также закрыт.

– Сплошные секреты, – ухмыльнулся Харрис. – На самом нижнем этаже вы, конечно же, храните золотой запас Норвегии?

Не справившись с тонкостью юмора Харриса, сержант остановился и удивлённо ответил:

– Нет… здесь нет золота. На нижних уровнях оборудование нашей станции. Спускаться к нему имеют право лишь технические спецы.

– Послушай, Богдан, давай считать, что ты пока ещё не наш начальник, – хитро подмигнул Харрис. – Представь, что ты ещё нас не знаешь, ты неплохой парень и встретил таких же, как и сам, неплохих парней. Подскажи, так сказать, между нами, а где вы, как бы выразиться, – отдыхаете? Кроме этой измалёванной трёхэтажной избы я больше ничего не вижу. А то, что я хотел услышать, ты ни на одном из этажей не назвал. Где у вас, скажем, бар, ресторан? Пивнушка, наконец?

– Их нет, – сержант улыбнулся и пошёл на вершину, поманив пальцем. – Служба наша скучна, но она наше единственное развлечение.

Харрис брёл следом, мощно наморщив лоб и бормоча под нос лишь ему понятные заклятья. В то, что нет бара, он ни на мгновение не поверил, как если бы Мосол сказал, что на острове нет воздуха и всем придётся дышать с аквалангами. «Темнит сержант, – подумал он. – Здесь должен быть какой-то подвох или розыгрыш».

Тем временем они поднялись на холм, Мосол молча остановился, и, сложив руки на груди, предоставил Харрису самому поискать недостающее здание. С вершины открывался прекрасный вид. Внизу американский пароход всё ещё стоял у причала и сгружал с палубы ящики с броскими эмблемами фирм. Вдали за ним тёмное море кучерявилось белыми барашками волн. Крепкий морской ветер играл ими, швыряя в воздух клочки бирюзовой пены. С другой стороны холма остров уходил вниз низиной, утыканной штырями антенн. Но это не то, что хотел увидеть Харрис. За низиной рельеф вновь поднимался, превращаясь в две сросшиеся горы с отвесными скалами и острыми пиками. Дальше, куда ни доставал глаз, нагромождение пожелтевших от времени ледяных торосов. И всё…

– И всё?! – закричал Харрис. – На острове ссылка для каторжан?!

– Нет, – без тени улыбки ответил сержант. – Это военная база Норвегии. Наша служба очень важна и приравнивается к частям, ведущим боевые действия. Теперь о том, чем вы будете заниматься. Там, дальше, – Мосол указал в сторону моря, – Земля Франца Иосифа. Ещё дальше Новая Земля. То есть враждебная нам Россия, её боевые части, полки и базы. Всё, что произносится русскими в эфир на любой частоте, мы обязаны слышать. Слышим и записываем – наше главное правило. Любая, даже кажущаяся вам бессмысленной фраза, должна быть вами услышана и записана. Не вам решать о её значимости.

– Так много антенн… – задумчиво кивнул вниз, в долину, Катков.

– Мы перехватываем все мыслимые и немыслимые диапазоны. От ультракоротких до сверхдлинных. Для этого требуется обширное антенное поле.

– А там, дальше? – указал на горы Кирилл.

– Ледник. Ходить к нему не советую – кишит белыми медведями.

– Чего же вы их не перестреляете? – язвительно заметил Харрис. – Или нас ждали?

– По норвежским законам убийство белого медведя приравнивается к убийству человека. Медведи на нашем берегу не показываются, боятся гудящих антенн, ну и вы не испытывайте судьбу походом в их владения.

– Я спросил не о леднике, а о горах, – поправил сержанта Кирилл. – На скале я видел огонь.

– Маяк. Работает в автономном режиме. К горам подходить также запрещено.

– Везде запрещено, – недовольно проворчал Харрис. – Где же можно?

– Всё своё время вы будете проводить внутри нашей базы. За исключением, как сегодня, придётся спускаться к причалу на разгрузку приходящих кораблей.

– Куда мы приехали? – застонал Харрис. – Сиди сутками в наушниках, а на развлечение – разгружай пароходы!

– А я не против, – неожиданно заявил Кирилл, чем снискал на лице сержанта благодарную улыбку. – Спокойно, тихо и денежно.

Он отчётливо представил себе своё ближайшее будущее. Это было несложно. Дни потянутся ленивой чередой, как под копирку, похожие друг на друга. Дежурства будут сменяться сном глубоко под землёй, затем короткое бодрствование, в которое неизвестно чем заняться, и снова на дежурство, важно водрузив на голову наушники. Такое будущее его вполне устраивало. Так или иначе, но он оказался на военной базе, а это существенный шаг в осуществлении его планов.

– Тогда и я не против, – покорно склонил голову Харрис.

Когда небольшой коллектив замкнут в крошечном пространстве, то в рекордно короткое время все знают друг о друге всё. Ну, или почти всё. Так происходит у космонавтов, подводников, заброшенных в тайгу геологов. И не станет преградой даже языковой барьер. Утверждая подобную аксиому, каждый психолог будет категоричен в собственной правоте и даже не даст вам раскрыть рта, чтобы поспорить. Безапелляционно он рассмотрит эту ситуацию через призму своей профессии, разложив по полочкам обязательные в таких случаях стадии: притирка, неизбежные конфликтные стычки в борьбе за лидерство, затем крепкий сплочённый коллектив, объединённый общей целью. Чушь! Ничего этого у Кирилла не было. В группе радиоперехвата всем было друг на друга наплевать. Хотя и собрались здесь люди, объединённые одним главным качеством – знанием русского языка.

Заступая на своё первое дежурство, Кирилл попытался разговорить сидевшего за соседним пультом поляка Войтека. Когда-то Войтек часто бывал в России, представляясь представителем фирмы, продвигающей польскую косметику под видом французской, но вскоре обман раскрылся, и фирма прогорела. Единственное, что Войтек приобрёл из этой аферы, так это неплохое знание русского языка. Подавшись в бега, он исколесил всю Европу, не чураясь никакой грязной работы, пока не заметил такое нужное ему объявление. Бросившись в Осло по указанному адресу, он вскоре неожиданно для себя оказался на острове Вильгельма.

Войтек знал, что Кирилл коренной русский и к тому же военный. Сдвинув с одного уха наушник, он выглянул из-за перегородки пульта и шёпотом спросил:

– Что такое работать «листопадом»? Как мне лучше записать?

– Скажи всю фразу.

– Один сказал, что отработает по площадям «листопадом». Другой работу подтвердил и по завершению дал отход на три девятки. По частоте – авиационная.

– Земля работает с самолётом. Скорее всего, транспортник разбрасывает листовки для ненцев на Новой Земле. Многие чумы не имеют радиостанции, разбредаются на огромных территориях, и чтобы сообщить им что-то важное и срочное, в районах пастбищ разбрасывают листовки. А три девятки – это контрольная точка выхода из района.

Войтек посмотрел на Каткова с уважением и снова закрыл ухо наушником. Но Кирилл воспринял его вопрос как приглашение к разговору и, в свою очередь, выглянул из-за разделяющей их панели. Тем более что на его частотах царила тишина.

– Ты здесь давно?

– Подольше тебя, – недовольно шепнул поляк.

– Это понятно. Ну и как тебе здесь? Нравится?

Войтек не ответил, тогда Кирилл решил подойти с другого боку.

– На твоём счету уже много накопилось? А не знаешь, по какому курсу «Норгес банк» меняет кроны на евро?

В ответ ни звука, и Катков злобно зашипел поляку в затылок:

– Ну и чёрт с тобой, попросишь ещё у меня что-нибудь.

Тогда Войтек показал глазами в потолок и шепнул:

– Здесь всюду камеры.

И так со всеми – настороженность, подозрительность, боязнь потерять хлебное место. В группе радиоперехвата Кирилл насчитал двадцать человек, но ни с одним из них не смог установить хотя бы отдалённо напоминающие дружеские отношения. Другое дело – Харрис. Этому было на камеры наплевать с высоченной колокольни. Вычислив одну из них у входа на второй этаж и каждый раз проходя мимо для заступления на вахту, он обязательно показывал средний палец. Мог и прокомментировать губами так, что не понять его тому, кто наблюдал, было невозможно. Удивительно, но всё сходило ему с рук. Одно плохо – бдительный сержант Мосол разнёс их дежурства по времени, и пересечься, чтобы беззаботно поболтать о том о сём, получалось редко.

Ещё у Кирилла установились неплохие отношения с метеорологами. Заходить к ним на первый этаж не запрещалось, и он не упускал случая этим воспользоваться. Все метеорологи были исключительно норвежцами. Обаятельные молодые ребята, всегда улыбающиеся, и в отличие от земляков, они Каткова не сторонились. Напротив, всегда старались, безумно коверкая, встретить какой-нибудь русской фразой. Больше остальных преуспел молодой очкарик Риг. Слишком юный, по сравнению с остальными семью метеорологами, а потому старательно взращивающий редкую рыжую бородку. Он и сам не мог объяснить зачем, но очень хотел выучить русский язык.

– Хай, Кирилл! – кричал Риг при встрече.

– Хай, Риг! – подыгрывая его неизменно хорошему настроению, отвечал Кирилл. – Как погода?

– Погода окей.

– Где же она окей, если второй день льёт дождь?

– Дождь окей! – радовался, что его понимают, Риг. – А ещё быть снег.

– Утешил, – хмыкнул Кирилл. – А когда уже быть солнце?

– Хрен его знать, когда! – растянул рот до ушей Риг. – Я правильно сказать?

– Правильно. Ты настоящий метеоролог.

Катков посмотрел на чистый лист докладной записки. Ни одной записи за подходившее к концу дежурство. Доказывай потом, что эфир молчал, как сотню раз дохлая рыба. Он уже представил, как Мосол возьмёт неиспорченный девственный лист и, сделав паузу, многозначительно промолчит. Это худшее, на что он способен. За этим последует просмотр камеры, направленной на пульт Кирилла, дабы определить, не пропустил ли он вспыхнувшую лампу, захватившую сработавшую частоту? А если пропустил, то почему? А если прослушал, то почему не записал? И пошло, поехало…

Такого у Кирилла ещё не случалось, но он видел, как сержант сделал последнее предупреждение задремавшему молдаванину Каролу. Потом по его приказу Карол исписал весь лист фразой: «Не спи, слушай, записывай, сдавай сержанту Мосолу». Унизительная процедура.

Вспомнив, как Карол сладко посапывал, уткнувшись носом в пульт, Кирилл и сам не удержался от зевоты. Хотя, случись ему проспать, Мосол вряд ли станет его заставлять исписывать лист дурацким правилом. После того, как он узнал, что Катков бывший офицер, обращался сержант подчёркнуто сдержанно.

«Слушай, записывай, сдавай! – второй раз зевнул Кирилл. – А ещё не спрашивай, куда эти записи Мосол потом девает». Хотя и так ясно – переводчику на норвежский, затем аналитикам на третий этаж. Другой раз по безобидной фразе в эфире можно вычислить место подводной лодки или затеваемый поход кораблей. Не говоря уже о взлетевшем в воздух не одном самолёте, а целом полку. Да ещё если этот полк ударных ракетоносцев, то тут уж держись! Успеть бы только всех предупредить, чтобы спрятались по норам.

«Да что ж такое? – удивился Кирилл, зевнув в третий раз. – Вроде бы и выспался нормально». Взглянул на часы – дежурства осталось не больше десяти минут, и зевнул ещё раз. Скучно… скучно и уныло.

В это мгновение вспыхнула зелёная лампа-кнопка!

«Ну, наконец-то!» – ткнув в неё пальцем, встряхнувшись, обрадовался Кирилл, словно появившемуся из-за туч лучу солнца.

Он прислушался, погонял вверх-вниз цифры точной настройки и почувствовал, как от волнения перехватило горло. Чёрт бы вас всех побрал – лучше бы он этот сигнал проспал! Нет, он не подслушал перехват норвежского самолёта российским истребителем. В таких случаях требовалось немедленно включать сигнал тревоги, который улетит в координационный центр на Лонгьир. А там лётчика своевременно предупредят и тем самым спасут. За расторопность полагалась премия, и каждый в их группе мечтал получить такой сигнал. Но в последнее время норвежская авиация рисковала всё реже и реже. Не были это и переговоры подбиравшихся к норвежским границам российских кораблей. На другом конце шла обычная рутинная работа. Самолёт запросил у руководителя полётами запуск двигателей, затем разрешение занять девиационный круг. Дальше он будет вертеться, становясь вдоль расчерченных на бетоне линий и списывать накопившиеся в компасе ошибки. Всё бы ничего, если бы только пилот не произнёс так взволновавшее слово – «Рубин». Позывной руководителя полётами на Нагурском. Стараясь успокоиться, Кирилл глубоко вздохнул, но успокоиться не получалось. Тогда он нервно скомкал уже начатый лист и швырнул в урну. Взглянул на высветившуюся частоту, отложил её в памяти и, решительно сбросив наушники, встал. Ведро дерьма вам на голову и на вашу работу – где этот глаз?! Кирилл разглядел под потолком стеклянный ободок и не менее живописно, чем Харрис, продемонстрировал оттопыренный средний палец. Этого ему показалось мало. Тогда он сжал правый кулак и ударом левой переломил руку в локте – вот так по-нашему! Гулко печатая в пол шаги, прошёл мимо коллег, удивлённо поглядывающих на часы, и хлопнул дверью. Он тоже имеет право на чувства!