Глава 4
Сарай
1
Наступило четырнадцатое августа. Гард подсчитал, что они с Бобби вместе уже сорок один день. Почти столько же блуждал по пустыне Иисус. Гарду казалось, что прошло гораздо больше времени, как будто за эти дни он прожил целую жизнь.
На ужин они разогрели замороженную пиццу, но почти не притронулись к ней.
– Я не откажусь от пива, – сказала Бобби, направляясь к холодильнику. – Будешь?
– Не, я пас.
Бобби вскинула брови. Достала баночку и отправилась на крыльцо. Скрипнуло ее любимое кресло. Гард нацедил из-под крана стакан холодной воды, вышел и устроился рядом с ней. Так они сидели и молчали, завороженные туманной тишиной уходящего дня.
– Мы с тобой так давно вместе, Бобби, – мечтательно проговорил он.
– Ага, давно. И такой странный финал, – добавила она.
– А это уже финал? – спросил Гард и в ожидании воззрился на Бобби. – Да? Все кончено?
Та чуть заметно пожала плечами и отвела взгляд.
– Ну, скажем, конец очередного этапа в отношениях. Так устроит?
– Что ж, устроит. И знаешь, если так, то это – единственное, что имеет значение. Не этому ли я тебя учил?
– Ага, «Бешеные псы и англичане», – засмеялась Бобби. – И учителя английского… На первом курсе.
– Еще бы!
– А то!
Прихлебывая пиво, Бобби посматривала на Олд-Дерри-роуд. Поджидает свою компашку, догадался Гард. Что ж, если после стольких лет им нечего сказать друг другу, он почти жалеет, что поддался импульсу и вообще сюда вернулся, независимо от причин и конечного результата. Многое их объединяло в свое время: дружба, любовь, постель; они прошли через невзгоды и потери, ссорились, мирились. Хилый конец бурных отношений. И не стоило приезжать: пустая трата времени, сил и нервов.
– Знай, что я всегда тебя любила, – задумчиво и нежно проговорила Бобби, не глядя на него. – И, что бы там ни было, люблю до сих пор.
Она взглянула на Гарда, и он увидел ее лицо. Вернее, не лицо, а жуткую пародию на него под густым слоем грима. Словно рядом была не Бобби, а какой-то клоун, отдаленно похожий на нее.
– И еще помни, что я не хотела спотыкаться об эту штуку. И что бы там ни говорили некоторые умники, я такую судьбу не выбирала.
– Но ведь ты могла и не раскапывать, – возразил Гарденер. Говорил он нежно и мягко, как и Бобби, хотя в сердце его уже прокрался предательский страх. Как понимать эту шуточку насчет свободы выбора? Может, это такой обходной маневр, извинение за то, что его вот-вот убьют?
Хватит, Гард. Завязывай уже со своей дурацкой мнительностью.
Хороша мнительность. А про машину, погребенную под кучей камней на Ниста-роуд, забыл уже?
Бобби нежно рассмеялась.
– Слушай, когда такое происходит, уже не имеет значения свобода воли. Мы же не на уроке риторики, мы здесь и сейчас. Ты всерьез веришь, что человек в таких обстоятельствах может выбирать? И если появился шанс прикоснуться к знанию, способен его добровольно отвергнуть?
– Как раз потому я и хожу на пикеты против строительства АЭС, – медленно ответил Гарденер.
Бобби отмахнулась.
– Ну, скажем, чисто ради спора я допускаю, что общество может решать, претворять в жизнь идеи или нет, хотя и это под вопросом. Ну а простые люди… Извини, но нет, не соглашусь. Когда обычный человек идет и видит, что что-то торчит из земли, он поневоле начнет раскапывать. А вдруг там сокровище?..
– И ты даже на секунду не задумалась, что произойдут какие-то, хм… – В голове крутились слова «вредные выбросы», но он подумал, что Бобби это покажется обидным. – Последствия?
Бобби улыбнулась чистой искренней улыбкой.
– Ни на секундочку.
– Но ведь Питеру твоя находка не понравилась.
– Ну да, не понравилась. Да только умер он не от этого.
Кто бы сомневался.
– Он был стар и умер своей смертью. А там, в лесу, зарыт корабль из другого мира. Не ящик Пандоры и не божественное Древо познания. Думаешь, раздался глас с небес и изрек «не вкушай от корабля сего или умрешь»? Как бы не так.
– Древо познания – корабль познания, – улыбнулся Гард.
– Наверное.
Видимо, не желая говорить на эту тему, Бобби уставилась на дорогу.
– Когда они должны подъехать? – поинтересовался Гард.
Фраза повисла в воздухе. Бобби кивнула в сторону дороги. Приближался «кадиллак» Кайла Арчинбурга, следом – старенький «форд» Эдли Маккина.
– А я – в дом, вздремну маленько, – бросил Гард, поднимаясь.
– Если захочешь с нами взглянуть на корабль, то милости просим.
– Если я пойду, то только с тобой. А с ними… – Гард ткнул большим пальцем в сторону приближающихся авто. – Я для них местный дурачок. Они меня на дух не переносят, потому что мои мысли для них – полная загадка.
– Если я им прикажу, то тебя возьмут.
– Да нет, спасибо. Я пас, – проговорил Гард. Встал, потянулся. – Они мне тоже поперек горла.
– Прости.
– Да не важно. Давай завтра. Только ты и я, ладно?
– По рукам.
– Передавай привет и напомни там лишний раз: с пластиной или без, а я тоже помогал.
– Напомню обязательно, – заверила Бобби, поспешно отводя взгляд, и Гарду это не понравилось. Ой как не понравилось.
2
Поначалу он решил, что первым делом они наведаются в сарай, но ошибся. Компания пошаталась возле дома, поговорила о чем-то, а потом Бобби, Фрэнк, Ньют, Дик Эллисон, Хейзел и остальные плотной группой направились в лес. Небо обагрилось лучами заходящего солнца, и большинство захватили с собой фонарики.
Гард смотрел им вслед и понимал, что прощается с Бобби навсегда. Теперь он зайдет в сарай и увидит, что там творится. Решающий миг настал.
«Я за большой зеленой дверью так хотел бы оказаться…»
Гард поднялся, прошел в кухню и встал у окна. Вереница огней, приплясывая на ходу, двигалась сквозь буйные заросли огорода. Он пересчитал всех по головам и, убедившись, что никто не задержался во дворе, пошел в подвал. Бобби хранила там запасной комплект ключей.
Гард открыл дверь и остановился в задумчивости, в последний раз взвешивая все «за» и «против».
Ты точно хочешь через это пройти?
Нет, конечно, не хочет. Но он это сделает. Неожиданно Гард понял, что к страху примешалось еще одно, довольно сильное, чувство. Чувство полного одиночества. Больше ему некого позвать на помощь. Сорок дней и сорок ночей странствовал он по пустыне на пару с Бобби Андерсон, а теперь он сам по себе. Господи, помоги.
Все, хватит, подумал он. Обратной дороги нет. Встаешь из окопа и вперед, в атаку, поднять бойцов и крикнуть: «Ну что, черти, вечно, что ль, жить собрались?»
Гарденер одолел первую ступень и стал спускаться.
3
Связка ключей, снабженных ярлычками, висела на гвозде – там, где ей и положено. Все хорошо, если б не одно «но»: ключа от сарая среди них не оказалось. Когда он видел его в последний раз? Гард попытался вспомнить и не смог. Неужели Бобби приняла меры предосторожности? Не исключено.
Он стоял в «новой и улучшенной» мастерской, пот струится по лбу, мошонка взмокла. Ключа не было. Просто отлично. И что прикажете делать? Схватить топор и рубить им все подряд, как Джек Николсон в «Сиянии»? «Хрясь – бряк – бремс». Берегись, Гард идет! Правда, трудно будет потом прибираться – никак не поспеть к возвращению пилигримов с паломничества по святым местам.
Время шло, сочилось, как песок сквозь пальцы, а он все стоял в мастерской, остро ощущая себя «старым и неулучшенным». Сколько они еще там пробудут? Да кто ж знает…
Ладно, куда люди обычно кладут ключи? Если допустить, что Бобби просто убрала их, чтоб не потерялись, а не прятала их от него специально.
И тут вдруг его осенила догадка, Гард хлопнул себя по лбу. Да не брала она этот ключ. И никто не собирался его прятать. Ключ исчез – когда? Когда Бобби предположительно отправилась подлечиться в стационар Дерри после солнечного удара. В этом он почти не сомневался. Там, где его подводила память, выручала логика.
Бобби не лежала ни в какой больнице, все это время она оставалась в сарае. И если кто-то туда наведывался, чтобы за ней ухаживать, то у него должен был быть свой ключ, запасной. А может, у каждого из них по дубликату. Да нет, к чему лишняя морока. Золотые времена настали в Хейвене, никто ни у кого не ворует. Все заняты только одним – «обращением». Так что единственная причина, почему они держали дверь на замке, – чтобы туда не проник Гарденер. Соответственно, можно было просто…
Тут же вспомнилось, как они приезжали после того, как что-то произошло с Бобби… Это «что-то» было куда серьезнее, чем обычный тепловой удар.
Гарденер закрыл глаза и мысленно увидел «кадиллак». «КАЙЛ-1». Вот они выходят и…
…и Арчинбург на пару секунд отделяется от общей группы. Ты сидишь, подперев лицо рукой, и смотришь на них в окно. Тебя посещает мимолетная мысль: наверное, он зашел за угол, чтобы облегчиться. Ан нет! Он зашел за угол, чтобы взять ключ. Точно, именно так.
Осененный догадкой, Гарденер сорвался с места. Взбежал по ступеням и устремился к двери, но тут же вернулся назад. Он вспомнил, что где-то в ванной, поверх аптечки, завалялись старые очки от солнца. Они обосновались там прочно, как это случается с мелкими предметами в холостяцких домах (как косметика покойной жены в доме Ньюта Беррингера). Гарденер схватил очки, сдул с них толстый слой пыли, протер, сложил и сунул в нагрудный карман.
Теперь можно и в сарай.
4
Гард остановился у дощатой двери с навесным замком, внимательно вглядываясь в предзакатный сумрак, туда, где через сад Бобби тянулась тропинка, ведущая к месту раскопок. Было довольно темно, и лес позади сада превратился в единую сине-серую массу. Как он ни вглядывался, вереницы огней не увидел: ничто не предвещало нежданных гостей.
Правда, они могут вернуться в любую минуту. «Придут и схватят тебя с поличным, пока ты уплетаешь варенье из стеклянной банки».
Скорее всего, они там млеют от восторга и возвращаться не спешат. Тем более что площадка освещена как днем.
«Эх, знать бы наверняка».
«Наверняка ничего знать нельзя».
Сквозь щели меж досок лился зеленый свет, но это было не единственной странностью сарая. Изнутри шел неприятный глухой звук, словно бы там, захлебываясь плотной пеной, вращался барабан допотопной стиральной машины, набитой бельем под завязку.
Да, пожалуй, там не одна машина, а целая батарея.
В едином ритме с басовитым хлюпаньем пульсировал свет.
«Я туда не хочу».
Оттуда чем-то пахло. Гарду показалось, запах немного мыльный. Приторный, с легкой прогорклостью. Запах старого рассохшегося мыла.
Да только звук издают не сами машины. Какой-то он органический, и пишущие машинки на телепатической тяге тут ни при чем, как и водонагреватели «новой усовершенствованной модели». Там явно что-то живое, и как же страшно туда заходить.
Страшно – не страшно, а придется. В конце-то концов, не затем ли ты вернулся с того света, чтобы заглянуть в сарай Бобби и застукать томминокеров, рассевшихся на своих странных низеньких лавчонках? Может, и затем.
Гард обогнул сарай. Там, на ржавом гвозде под самым козырьком, висел ключ. Гард потянулся и снял его дрожащей рукой. Попытался сглотнуть. В горле пересохло, оно – как наждак.
Выпить бы сейчас хоть один глоточек. Сбегать в дом, одна нога здесь, другая там. Хлопнуть рюмашку джина с содовой – и порядок.
Ага, звучит отлично. Просто здорово. Но Гард прекрасно понимал, что не станет этого делать. Дальше откладывать нельзя. Зажав ключ в потной руке, он шагнул к двери. В голове пронеслось: «Как же не хочется входить туда. Не знаю, смогу ли. Господи, как страшно…»
Ну хватит, пора покончить с этим. Подведи черту, пусть уже завершится «период томминокеров».
Он оглянулся, втайне надеясь узреть в темноте вереницу огней, движущихся из лесной чащи, услышать голоса.
Ну, на голоса ты особо не надейся – они же теперь молча разговаривают. Мысленно.
Ни огней, ни движения, ни звука. Стихли кузнечики, смолкли птичьи трели. В этой мертвом безмолвии лишь мерно жамкали стиральные машины.
Склисс-склисс-склисс…
Сквозь прорехи в стене пробивался пульсирующий зеленый свет. Гард сунул руку в карман и вынул очки от солнца.
Надел их и стал молиться. Он уж и позабыл, как это делается. Молитва была короткой, но искренней.
– Господи, пожалуйста, – проговорил Гард в тусклые летние сумерки и сунул ключ в замочную скважину.
5
Он втянул живот и затаил дыхание, как человек, опасающийся получить удар током. Гард боялся, что в голове, как обычно, грянет радио, но этого не случилось.
Облизал пересохшие губы и повернул ключ в замке.
Раздался щелчок, едва слышный на фоне гулкого чавканья.
Дужка отскочила. Негнущимися пальцами Гард вытащил замок, машинально защелкнул его и, не вынимая ключа, сунул в левый карман. Все происходило будто во сне, в безумном ночном кошмаре.
Воздух в сарае был нормальный. Во всяком случае, такой же, как и во всем Хейвене. Надо думать, иначе и быть не могло – сарай представлял собой настоящее решето, и если где-то и существовала идеальная среда для томминокеров, то уж точно не здесь. Ну, по крайней мере, так казалось Гарденеру.
И все же без предосторожностей не обойтись. И Гард это понимал. Он решил так: набрать полную грудь воздуха, задержать дыхание – и три шага вперед. Три, не больше! Ну так, на всякий пожарный. Осмотреться и пулей обратно.
Надеешься на что-то?
Да, надеюсь.
Оглянулся напоследок и, убедившись, что тропинка, ведущая к лесу, пуста, распахнул дверь.
…И будто шагнул внутрь солнца, зеленого, страшного солнца. Таким ярким было свечение, жалящее даже через темные очки.
6
Поначалу сложно было что-нибудь рассмотреть – яркий свет заливал все вокруг. Конечно, он уже видел этот свет, тогда он казался даже ярче, но никогда раньше Гард не подходил так близко. Сейчас же он был не просто близко – внутри! Если бы кто-нибудь стоял в проеме двери, то не заметил бы Гарда.
Подслеповато щурясь, Гард начал на ощупь пробираться внутрь. Шаг, другой, третий. Вытянув перед собой руки, он шарил ими в воздухе – как слепец. Черные очки лишь усиливали сходство.
«Склисс-склисс-склисс», – доносилось откуда-то слева. Гард повернулся на звук, но подходить не спешил. Ему вообще не хотелось двигаться вперед, он боялся наткнуться на что-нибудь страшное.
Глаза начали привыкать к свету, и среди зелени уже стали различаться какие-то темные очертания. Лавочка – правда, без томминокеров. Ее попросту отпихнули подальше, чтобы не мешалась в проходе. А еще…
Боже мой, стиральная машина! Самая натуральная!
Так и есть, машина. Старого образца, с валиком для отжима белья. Да только звук шел не от нее. Машину отодвинули к стене, и над ней явно кто-то начал работать в лучших традициях томминокеров. Впрочем, сейчас она была выключена.
Рядом притулился неуклюжий приземистый пылесос на колесиках, «Электролюкс». Низкая посадка – ну вылитая механическая такса. Чуть поодаль – цепная пила. Уйма детекторов дыма из магазина электроники, прямо нераспечатанных, в коробках. Несколько керосиновых бочек – все на колесиках, и шланги торчат в стороны, будто руки…
А-а, ну да, точно. Руки! Они же роботы. Роботы в процессе создания. И что-то не больно они похожи на белого голубя мира, так ведь, Гард?
Склисс-склисс-склисс…
Еще чуть левее – вот откуда светится.
Из горла вырвался задушенный писк. Словно шарик напоролся на ветку, и из него со свистом вышел воздух. У Гарда подкосились ноги. Вытянув руки перед собой, он слепо нашарил лавку и тут же плюхнулся на нее. Он не мог оторвать глаз от того, что увидел в левом углу сарая. Там, в оцинкованных душевых кабинках без дверей, точно мясные туши на крюках, висели Эв Хиллман, Энн Андерсон и добряк Питер, старый бигль Бобби. В них еще теплилась жизнь, Гард понял это сразу. Каким-то непонятным образом они оставались в живых.
Толстый черный кабель наподобие тех, что используют в высоковольтных линиях, торчал изо лба Энн Андерсон, ровнехонько по центру. Еще один тянулся из правого глаза старика. Что касается пса, то с его черепа срезали верхнюю часть, а обнаженный пульсирующий мозг был весь утыкан проводками поменьше.
Глаза Питера, чистые, без всякой катаракты, вдруг повернулись и воззрились на Гарда. Пес заскулил.
Боже… Боже, что это, боже…
Гард попробовал встать и не смог.
Теперь он разглядел, что и у старика, и у Энн тоже удалены фрагменты черепа. С душевых кабинок были сорваны двери, однако прозрачная жидкость, наполнявшая резервуары, почему-то не вытекала – наверное, ее удерживало силовое поле сродни тому, что окружало крохотное солнышко под раковиной Бобби. И если Гард попытается просунуть туда руку, то ощутит то же пружинящее сопротивление. Но проникнуть внутрь кабинки не сможет.
Что, внутрь захотелось? Да выбраться бы отсюда!
В голове крутились слова:
Боже-боже-боже… ты только посмотри…
Я не хочу на них смотреть.
Но он не мог отвести глаз.
Прозрачная жидкость была изумрудно-зеленого цвета. И она двигалась, издавая тот самый низкий и гулкий звук лопающейся пены. Гарду подумалось, что жидкость, хоть и прозрачная, скорее всего, тягучая и клейкая, и по консистенции напоминает средство для мытья посуды.
Как же они там дышат внутри? И отчего они до сих пор живы? А может, и нет, быть может, это просто колебания жидкости, и Гарду лишь померещилось. Обман зрения. Боже, пусть это будет обман зрения, умоляю.
А как же Питер… Ты ведь слышал, он скулил.
Померещилось. Простая иллюзия. Он висит на крюке в душевой кабинке, наполненной межзвездным аналогом геля для посуды, ну не может он там скулить. Просто пошли бы пузырьки, и все. А ты перепугался до чертиков, вот и мерещится всякое.
Да только дело не в испуге. Питер скулил. И Гард это уловил, хоть и не ушами.
Беспомощная мольба раненого существа исходила из того самого места, где временами звучали музыкальные радиоволны. Из центра мозга.
И тут Энн Андерсон открыла глаза.
«Вытащи меня отсюда! – заорала она. – Вытащи меня, я оставлю ее в покое. Я ничего не чувствую, а когда они приходят – делают больно, так больно, больно…»
Гарденер вновь попробовал подняться. Он вдруг осознал, что издал какой-то звук. Странный нечеловеческий писк. Такой, наверное, мог бы вылететь из горла сбитого машиной сурка.
В зеленом, подвижном вареве лицо сестрички окрасилось в жуткие землистые тона, как у жабы. Некогда голубые радужки стали белесыми, а язык вывалился изо рта и плавал в «бульоне» мясистой водорослью. Морщинистые посиневшие пальцы колыхало неспешным потоком.
«Я ничего не чувствую, пока они не делают больно…» – завывала Энн, и Гард не находил спасения от этого голоса. Невозможно было заткнуть уши, потому что зарождался он в его собственной черепной коробке.
Склисс-склисс-склисс.
Было даже что-то смешное в этих душевых кабинках, увенчанных замысловатыми медными трубками. Конструкции напоминали некий гибрид камеры Бака Роджерса и бредовых картинок из «Малыша Абнера».
У Питера лезла шерсть. Выпадала клоками. Живот прилип к позвоночнику. Ноги ритмично двигались, словно бы совершая длинные прыжки. Казалось, пес пытается убежать от кого-то во сне.
Как больно, больно, они делают мне больно!
Старик открыл нетронутый глаз.
Мальчик.
Эта мысль прозвучала в голове Гарденера совершенно ясно. И Гард неожиданно для себя вступил в диалог.
Какой мальчик?
Тут же последовал ответ, в первый момент удививший Гарденера.
Дэвид. Дэвид Браун.
Единственный глаз уставился на Гарда, сапфировый с изумрудным отливом.
Спаси мальчика.
Мальчика. Дэвида Брауна. Неужели и он каким-то образом причастен ко всей этой заварухе? Тот самый мальчик, которого все безуспешно искали в разгар жары? Как пить дать он. Похоже, и он тут косвенно замешан.
Где он? Гард направил эту мысль старику, парящему в бледно-зеленом растворе.
Склиссс-склиссс-склиссссс…
Альтаир-4, наконец ответил старик. Дэвид – на планете Альтаир-4. Спаси его, а потом убей нас. Это… Парень, это страшно. Очень страшно. Не получается умереть. Я пытался. Мы все пытались, каждый из нас, и даже…
(стервастерва)
…она. Здесь как в аду. Используй преобразователь, спаси Дэвида и кончай с этим. Перережь провода. Спали здесь все. Ты понял? Сожги.
Уже в третий раз Гарденер попытался встать и снова свалился на лавку. Ноги были будто ватные. Он заметил, что по полу разбросаны электропровода. В памяти всплыла рок-группа, которая подобрала его на автостраде, когда он возвращался из Нью-Хэмпшира. Пол в сетке проводов напоминал концертную площадку, сцену перед началом выступления. Ну или крупную телестудию. Все кабели, которые змеились по полу, тянулись в огромный ящик, заполненный электронными платами и видеомагнитофонами. Все они были соединены между собой. Гард поискал взглядом розетку, но так и не нашел. И тут вдруг его осенило: а зачем им ток, если у них все на батарейках?
От видеомагнитофонов провода отходили к нагромождению бытовых компьютеров – здесь были «Атарис», второй и третий «Эппл», TRS-80, «Коммодор». Один из мониторов светился, на нем то появлялась, то исчезала надпись.
ПРОГРАММА?
Позади переделанных компьютеров валялись платы, сотни плат. И весь этот конгломерат перешептывался, создавая тихий сонный фон, звук, который в сознании Гарда ассоциировался с каким-то
(используй преобразователь)
крупным электроприбором.
Из ящика и беспорядочно составленных рядом компьютеров лился пульсирующий зеленый свет. Причем между этой пульсацией и ритмичным хлюпаньем жидкости в душевых кабинках угадывалась явная взаимосвязь.
Вот он, командный центр, подумал Гард со слабым возбуждением. Связь с кораблем. Они приходят в сарай, чтобы им воспользоваться. Это – преобразователь, из него они черпают силы.
Используй преобразователь, спаси Дэвида.
Ага, еще попроси меня в истребителе полетать. А помудренее ничего не мог придумать? Предложил бы почитать Марка Твена или Эдгара По, а тут – да тут черт ногу сломит. Взрыв на электронной фабрике.
А как же мальчик?..
Сколько ему? Четыре-пять?
Господи, да куда его вообще отправили? Вариантам нет числа.
Спаси мальчика… используй преобразователь.
Сейчас, конечно, совсем не время с этим разбираться – вот-вот гости пожалуют. И все же единственный включенный видеотерминал приковал к себе его внимание.
ПРОГРАММА?
И тут он подумал: а если набить на клавиатуре «Альтаир-4», что тогда? Но здесь и клавиатуры-то никакой нет. И в ту же секунду надпись на мониторе сменилась.
«АЛЬТАИР-4», – прочел он.
«О боже, только не это!» – возопил рассудок.
Буквы заколыхались.
БОЖЕ ТОЛЬКО НЕ ЭТО
Гарденер взмок. «Отмена! Отмена!»
ОТМЕНА ОТМЕНА
Буквы мигали и гасли, мигали и гасли, Гарденер был в ужасе. Смотрел, не в силах отвести взгляд. Потом появилось слово:
ПРОГРАММА?
Усилием воли он поставил мысленный щит и вновь попробовал подняться. На этот раз попытка увенчалась успехом. Гард заметил, что от преобразователя тянутся и другие провода, гораздо более тонкие. Он насчитал восемь, и каждый оканчивался наушниками.
Наушники. Фриман Мосс. Как ловко тот вел своих механических слонов. Здесь несколько комплектов. Неожиданно вспомнился класс для занятий иностранным языком.
Они что здесь, учат языки?
Да. Нет. Они здесь учатся «обращаться». И машина им в этом помогает. Но где же аккумуляторы? Что-то я не приметил ни одного. Для такого агрегата понадобится дюжина автомобильных «Делко».
И тут его будто током ударило. Гард медленно поднял взгляд и воззрился на душевые кабинки.
Взглянул на кабели, торчащие изо лба женщины, из глаза старика. На Питера, который бежал во сне, на его двигающиеся лапы. Интересно, когда Бобби успела перепачкать шерстью платье? Производила замену инопланетного масла? Или, быть может, ее захлестнули простые человеческие эмоции? Любовь, жалость, стыд? Подержала его на руках, прежде чем погрузить в свежий раствор?
Вот они, батарейки. Органические долгоиграющие «Делко». Эти нелюди, вампиры приходят сюда и высасывают из них жизнь. Выпивают всю, без остатка.
Гарда захлестнула злоба. Она явилась на смену отвращению, изумлению и страху.
Они делают больно, больно… так больно…
Ее голос оборвался внезапно. Тихое урчанье преобразователя сменило тональность, вращение замедлилось. Свет в ящике стал чуть-чуть тусклее. Наверное, она провалилась в забытье, и производительность машины упала на сколько-то – чего там? Вольт? Дин? Ом? Кто их теперь разберет…
Кончай с этим, сынок. Спаси моего внука и покончи с этим.
Голос старика отчетливо прозвучал в голове Гарда. А потом замолк. Старик смежил веки.
Зеленое свечение заметно поблекло.
Когда я вошел, они проснулись – лихорадочно пронеслось в голове. Его колотило от злобы. Сам того не заметив, он выплюнул очередной зуб. Даже Питер как будто проснулся. А теперь они вновь погрузились в то состояние, сродни сну, в котором пребывали до моего вторжения. Только это не сон, что-то другое. Что-то типа глубокой консервации.
«Мечтают ли батарейки об электроовцах?» – подумал Гард. У него вырвался надтреснутый смешок.
Он стал пробираться назад, удаляясь от преобразователя
(а что он вообще преобразовывает как и зачем)
от душевых кабинок и сплетений кабеля. Взгляд скользнул в сторону. У дальней стены он увидел массу всевозможных приспособлений. Стиральная машина с отжимным валиком, увенчанная неким подобием телеантенны в форме бумеранга – такие часто крепят на багажники больших лимузинов. Чуть левее «стиралки» стояла педальная швейная машина с прицепленной к маховику стеклянной воронкой. Бочки из-под керосина со шлангами и железными руками… к одной из таких рук был приварен разделочный мясницкий нож.
Господи, это что еще такое? Для чего оно все?
Для защиты, прошептал внутренний голос. Эта механическая армия нужна на тот случай, если «полиция Далласа» нагрянет сюда до того, как они успеют завершить свои дела. Они переделали старые приборы. Стиральные машины со спутниковыми антеннами, «Электролюксы», циркулярные пилы на колесах. Чего здесь только нет!
Гарду казалось, он вот-вот лишится рассудка, слетит с катушек. Взгляд то и дело возвращался к Питеру со срезанной верхушкой черепа и пучком проводов, воткнутых в нежную мякоть, – в то немногое, что осталось от его головы. Обнаженный мозг был похож на бледную телячью поджарку, нашпигованную температурными датчиками.
Питер словно пытался убежать, рефлекторно двигая лапами в зеленой тягучей жидкости.
Ярость и отчаяние охватили Гарда. Господи, Бобби, как ты могла сделать такое с Питером? С людьми – ужасно, чудовищно, но с собакой – еще страшнее. А пес загребал и загребал лапами, словно пытаясь спастись от кого-то во сне.
Вот они, батареи. Живые органические батареи.
Пятясь, он на что-то наткнулся. За спиной что-то лязгнуло. Гард повернулся и увидел еще одну душевую кабинку. Двери тоже не было, на боковинах расцвела ржавчина. Сзади пробиты отверстия, а сквозь них пропущены провода с толстыми стальными штекерами на концах.
«А это для тебя, Гард», – возопил мозг. Как говорится, «утоли свою жажду». Раскрученный рекламный лозунг. Это не больно. Они просто крышечку спилят, ну, может, замкнут двигательные центры, чтобы не рыпался, а потом сунут стержень туда, откуда смогут цедить энергию. Собственным штекером разживешься за свои заслуги. Все уже готово, тебя дожидается.
Гард усилием воли подавил подступающую истерику. Нет, это не для него. По крайней мере, первоначально не для него. Резервуаром уже пользовались. В кабинке витал мягкий парфюмерный запах. Изнутри на стенах виднелись засохшие потеки – остатки той самой тягучей зеленой жижи. Смахивает на семя волшебника из страны Оз.
То есть Бобби засунула свою сестру в здоровенный банк спермы?
От этой мысли его разбирал смех. Нервы ни к черту. Пришлось буквально зажать рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос.
Невзначай он опустил взгляд: перед кабинкой стояли летние туфли Бобби. Нагнулся, поднял одну. Она была перемазана засохшей кровью.
Единственная пара приличных туфель. Можно сказать, выходных. Она надела их, когда собиралась на похороны.
Другая туфля тоже в крови. Заглянув за кабинку, Гард обнаружил сваленную в кучу одежду – ту самую, в которой Бобби была в тот день.
Все перемазано кровью.
Гарденеру не слишком хотелось прикасаться к окровавленной одежде, да только под ней проступали недвусмысленные контуры, и не заглянуть туда было нельзя. Брезгливо, двумя пальцами Гард поднял блузку. Под ней лежала темно-серая юбка.
Под юбкой покоился револьвер. Такие старые стволы Гард видел, пожалуй, лишь на картинках. Он взял его, покрутил цилиндр, пересчитал пули. Четыре. Двух не хватало.
Он готов был поспорить, что они достались Бобби.
Гард защелкнул цилиндр и сунул пистолет за пояс. И тут снова в голове прозвучал насмешливый голос. «Подстрелил жену… Ничего, бывает».
Да и плевать. Пистолет еще пригодится.
Но знаешь, Гард, как только они просекут, что ствол исчез, ты станешь первым подозреваемым. Тут же за тобой кинутся. Наверное, уже и сам просек?
Ну, о пропавшем стволе нужно волноваться в последнюю очередь. Увидят, что слова изменились на мониторе, – сразу заподозрят неладное. Вещи же пролежали здесь бог знает сколько. Наверное, как Бобби сняла их, так и не вспоминала больше.
Когда эта компашка оказывается здесь, они, наверное, настолько переполнены восторгом, что им не до какого-то там грязного белья. Слава богу, все мухи давно передохли, иначе черт знает, что бы тут творилось.
Рука вновь потянулась к пистолету, но теперь внутренний голос молчал. Видимо, решил, что во всей округе не осталось жен, о которых стоило бы волноваться.
А если тебе придется пристрелить Бобби, рука не дрогнет?
Этот вопрос пока оставался без ответа.
Склисс-склиссс-склиссс.
Давно ли они ушли, Бобби и ее компашка? Он не знал, не имел ни малейшего представления. Здесь, в сарае, времени как будто не существовало. Старик прав, это сущий ад. Неужели Питер до сих пор отвечает на ласки своей чудаковатой хозяйки, когда она сюда приходит?
Живот скрутило, Гард понял, что его вот-вот стошнит.
Надо выбираться – прямо сейчас. Гард будто очутился в страшной сказке. Мучимый жаждой познания, залез в тайник Синей Бороды. Вскарабкался по бобовому стеблю и попал в логово великана. Он держал в руках одежду, затвердевшую под коркой крови, и не в силах был шелохнуться. Как будто оцепенел. В прямом смысле слова.
«Где Бобби?»
«С ней случился солнечный удар».
Странный такой солнечный удар – полно кровищи, блузка вымокла насквозь. Гарденер давно питал нездоровый интерес к огнестрельному оружию и к тому, какой вред оно может причинить человеческому телу. И знал: если бы в Бобби попали из той здоровущей пушки, которую он теперь носил за поясом, то она бы не выжила – пусть даже ее мгновенно доставили бы в больницу, специализирующуюся на огнестрельных ранениях. Она бы в любом случае умерла.
«Поломанный вдребезги и в дребедень, в сарае поправился я через день».
Не для него. Старый душ приготовили не для него (у Гарденера было чувство, что от него избавятся быстро и окончательно). Нет, этот резервуар – для Бобби.
Ее приволокли сюда, а потом – что потом?
А потом подключили к питанию, что ж еще… Энн на ту пору не было в сарае, только Питер и старик Хиллман.
Он уронил блузку, заставил себя вновь взять ее в руки и положить на место, поверх юбки. Неясно было, насколько они забывают о внешнем мире, когда попадают сюда, – но ни к чему искушать судьбу.
Гард посмотрел на отверстия на задней стенке, на болтающиеся провода и стальные штекеры.
Зеленый свет начал пульсировать быстрее и ярче. Гард обернулся. Энн смотрела на него широко раскрытыми глазами. Короткие волосы парили вокруг ее головы. В глазах по-прежнему была бесконечная ненависть, но теперь смешанная с ужасом и растущей отчужденностью.
Изо рта вырвалась россыпь пузырьков.
Страшный крик взорвался в голове Гарда – то ли мысль, то ли звук.
Она орала.
Гарденер кинулся прочь.
7
Человек, испытавший неподдельный страх, теряет всякую возможность связно мыслить. В кровеносное русло впрыскиваются сильнодействующие вещества, щедро поставляемые эндокринными железами, сокращаются мускулы, ускоряется сердцебиение. Не помня себя от страха, на трясущихся ногах Гард выскочил из сарая Бобби Андерсон. Выглядел он как сущий идиот: бессмысленный взгляд, рот открыт, язык высунут. Живот подвело, он готов был наделать в штаны.
В воображении, подобно дискотечным огням, вспыхивали увиденные образы. Подвешенные на крюках тела напоминали насаженных на иглы насекомых, от скуки убитых злыми детьми. Беспокойно движущиеся лапы Питера. Перепачканная кровью простреленная блуза. Допотопная «стиралка» с бумерангом антенны. Но самым ужасным был пронзительный крик Энн, вырвавшийся из ее рта вместе с россыпью пузырьков и эхом отозвавшийся в его голове.
Пробравшись в дом, он побежал в уборную, рухнул на колени перед унитазом и попытался очистить желудок. Так хотелось извергнуть из себя все ужасы последних минут. Но его не рвало. Тщетно Гард рисовал в своем воображении омерзительные картины: кишащие опарышами хот-доги, пиццу в зеленой дымке плесени, розовый ситро с комками волос. Пришлось прибегнуть к старому доброму приему – два пальца в рот. Но и это не помогло. Он добился лишь пустой болезненной отрыжки.
Если меня не вырвет, я двинусь рассудком.
Двигайся сколько хочешь, только сначала сделай что должен. До тех пор уж продержись как-нибудь. Да, кстати, Гард, у тебя еще остались сомнения в том, что нужно предпринять?
Да какие уж тут сомнения. Питер, загребающий лапами во сне, был чрезвычайно убедителен, и струйка пузырьков изо рта Энн. Гард поражался: как мог он так долго сомневаться пред лицом этой силы, столь очевидно темной и порочной?
Да потому что ты был не в себе. Гард кивнул. Так и есть. Тут не нужны объяснения. Он спятил и пребывал в таком состоянии целый месяц. Ну а теперь очнулся и пришел в себя. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Этот звук. Склиссс-склиссс-склиссс.
И запах. Приторный мясной дух. Запах сырой телятины, стухшей в молоке.
Живот подвело. Горло обожгло едкой отрыжкой. Гарденер застонал.
И тут вновь его посетила одна идея, и он ухватился за нее. Да, можно будет остановить все это – ну или, по крайней мере, заморозить надолго. Если сработает.
Придется тебе забыть о судьбах мира и минутной стрелке на часах Судного дня.
Он вновь подумал о Тэде Ядерной Шишке, о том, как безумные военные организации, ошалев от жадности, сбагривают друг другу все более и более совершенные виды оружия, и в эту минуту вся яростная злость, что скопилась внутри, вырвалась наружу, в последний раз попытавшись одержать верх над рассудком.
Уймись уже, сказал ей Гарденер.
Он зашел в гостевую спальню, стянул рубашку и посмотрел в окно. У леса мелькали огоньки. Стемнело, и они возвращались. Возможно, зайдут в сарай и проведут небольшой сеанс. Встреча друзей среди душевых кабинок в зеленом сиянии изувеченных умов.
Приятных посиделок, подумал Гарденер. Сунул «кольт» под матрац в изножье кровати и расстегнул ремень. Может, в последний раз, так что…
Ненароком взглянул на рубашку – и обомлел. Из кармана торчала железная дужка. Замок, черт возьми. Это замок от сарая.
8
На миг, чудовищно долгий миг, Гард оцепенел. Ужас наполнил сердце. Казалось, он попал в какую-то кошмарную сказку. Как безучастному зрителю, напуганному донельзя, ему оставалось смотреть на эти медленно движущиеся по тропинке огни. Еще чуть-чуть – и они окажутся у сада, минуют его, пересекут двор и приблизятся к сараю. Увидят дверь без замка, а потом войдут в дом, и дальше одно из двух. Либо Джима Гарденера убьют, либо разберут на атомы и отправят в неведомую дыру, на Альтаир-4.
Но вот истошным криком прорвалась первая связная мысль: беги! Убирайся отсюда!
Дальше дрожащей походкой на сцену ступил здравый смысл: поставь щит. Если тебе когда и удавался этот фокус, действуй сейчас.
Он стоял, голый по пояс, со спущенными штанами и расстегнутым ремнем, и ошарашенно глазел на замок, торчащий из кармана рубашки.
Беги туда и верни его на место, БЫСТРО!
Нет. Слишком поздно. Я не успею. Они уже в саду.
Успеешь. Еще есть время. Ноги в руки и вперед!
Последним усилием воли он сбросил оцепенение, нагнулся, схватил замок с торчащим из него ключом и помчался, застегивая штаны на ходу. Выскочил через заднюю дверь, замер на миг и, когда последние два фонаря скрылись в саду, побежал к сараю.
Словно издалека до него доносились приглушенные мысленные голоса, исполненные суеверного трепета и ликования.
Он поставил щит.
Дверь в сарай была приоткрыта, из проема выбивался клин зеленого света.
«Господи, Гард, как можно быть таким недотепой?» – негодовал возмущенный рассудок, хотя в его оплошности и не было ничего сверхъестественного: как тут не забыть о замке, если ты только что видел двух людей на штырях с торчащими из головы проводами.
Они уже в саду – слышно, как шуршат гигантские стебли несъедобной кукурузы.
Он потянулся к щеколде и тут вдруг вспомнил, что машинально защелкнул замок, когда запихивал его в карман. Рука дернулась, Гард уронил замок. Тот глухо шлепнулся о землю.
Гард шарил по траве рукой – все, вот он. Нашелся. Обронил как раз возле узкого клина пульсирующего света. Замок-то на месте, да в нем нет ключа – тот вывалился при падении.
Боже-боже-боже, рыдал рассудок. Гарда прошиб холодный пот. Волосы лезли в глаза. Должно быть, он сейчас вонял, как обезьяна.
Уже громче шуршали стебли и листья. Кто-то тихо рассмеялся, до ужаса близко. Еще несколько секунд – и они выйдут из зарослей. Гард рухнул на четвереньки, схватил замок и принялся шарить руками в траве в поисках ключа.
Ну где ты, гад, ну где ты? Где же ты, гадина? Гаденыш такой! Ну где, где?
Он отдавал себе отчет, что даже сейчас машинально накинул на мысли экран. Действует ли он, Гард не имел понятия. И если он не найдет ключ, то какая вообще-то разница, так ведь?
Чуть поодаль от того места, где он шарил, блеснуло на земле что-то матовое – ключ отлетел гораздо дальше, чем он думал. Просто повезло, что попался на глаза; слепой случай сродни тому, как Бобби споткнулась о выступающий из-под земли край корабля.
Схватив ключ, Гард вскочил на ноги, развернулся пружиной. Времени оставалось в обрез: секунда – и они выйдут из-за угла, который пока скрывает его от посторонних глаз. Второго шанса не будет. Надо проделать все быстро, без осечки.
Как тяжко приходится современному человеку, изумленно подумал Гард. Ведь можно сказать, что на чаше весов оказалась жизнь всей планеты, и судьба мира зависит от того, сумеет ли он повесить замок на дверь с первой попытки.
В какой-то момент ему показалось, что он так и не сможет попасть в замочную скважину. Ключ, беспомощный пленник в его трясущихся руках, чиркал по металлу вокруг отверстия. И тут, когда Гард уже подумал, что все кончено, железка подалась и скользнула в паз. Один оборот – дужка замка откинулась в сторону, Гард быстро закрыл дверь, просунул дужку в петлю, щелкнул замком. Вынув ключ, зажал его в потной руке и тенью скользнул за сарай. И в этот момент из-за угла дома показались люди, побывавшие у корабля; следуя друг за другом, они заходили во двор.
Гарденер вытянул руку, чтобы повесить ключ обратно на гвоздь. Прошиб холодный пот – на миг показалось, что он сейчас снова уронит и придется искать его в высокой траве, которая росла у этой стены сарая. Гард насадил ключ на гвоздик и шумно выдохнул.
Хотелось замереть на месте и не дышать, но в этом был свой риск. Ведь он не знал, есть ли у Бобби собственный ключ.
Боком он продвигался вдоль стены. Задел лодыжкой за рукоять старой бороны и стиснул зубы, чтобы не закричать от боли. Перешагнул преграду и скользнул за угол, оказавшись позади сарая.
Здесь хлюпало до одури громко.
Я прямо за ними, за этими треклятыми кабинками, подумал Гард. До них – буквально несколько дюймов, рукой подать.
Зашелестела трава. Легонько чиркнул металл по металлу. Гарденеру хотелось одновременно кричать и смеяться: у Бобби не оказалось своего комплекта. Кто-то только что зашел за сарай и снял с гвоздя ключ, который Гарденер повесил туда всего несколько секунд назад. Может, даже сама Бобби.
Ты не ощутила на нем тепло моей руки, а, Бобби?
Ты не заметила? И, кстати, ты меня слышишь? Вы слышите меня? А вдруг сейчас кто-то – Эллисон или Арчинбург, или Беррингер – заглянет сюда и воскликнет: «Ку-ку, мы тебя видим!» Действует ли щит?
Он стоял и ждал, когда они придут и заберут его.
А они не пришли. И не забрали. Обычным летним вечером, когда воздух наполнен стрекотом сверчков, он, может, и не услышал бы, как щелкнул ключ в замке, как отпирали дверь. Теперь же не было сверчков. Скрипнули дверные петли – открылась дверь, скрипнули вновь – дверь закрылась. Они вошли.
И почти сразу быстрее замигал пробивающийся сквозь щели свет, разгораясь все ярче и ярче, и тут разум Гарда пронзил отчаянный крик:
Больно! Больно!
Он отпрянул от сарая и поспешил в дом.
9
Еще долго Гарденер не мог уснуть. Все ждал, когда они выйдут из сарая и станет ясно, раскрыли его или нет.
Ну, допустим, я могу попытаться остановить «обращение», думал он. Но для этого надо попасть внутрь корабля, иначе никак. В моих ли это силах?
Он не знал. Бобби, похоже, не беспокоится, Бобби с компашкой теперь другие. Да и сам он уже меняется. Доказательство тому – выпавшие зубы, способность к телепатии. Он даже изменил надпись на мониторе усилием мысли. Впрочем, не надо лелеять пустых надежд: он им не чета. Интересно, а что будет, если Бобби спокойно войдет в корабль, а ее приятель, старина Гард, упадет замертво? Хоть кто-то из них – даже сама Бобби – всплакнет? Вряд ли.
Может, они этого и хотят? Все они, включая Бобби. Чтобы ты вошел, и мозги твои взорвались от какофонии радиоволн. Тогда Бобби не придется марать руки. Убийство без слез.
Гард ничуть не сомневался, что его давно уже решили пустить в расход. Но он надеялся, что Бобби – та, прежняя Бобби – оставит его в живых еще на какое-то время и позволит заглянуть внутрь той штуковины, которую они так долго и мучительно откапывали. Это было бы справедливо. А по существу – какая разница? Если Бобби запланировала убийство, то вряд ли Гард сможет ей помешать, правда? Он должен попасть внутрь, и точка. Ведь если он не попадет туда, у него не будет шанса воплотить свою, пусть и безумную, идею.
Попробуй, Гард.
Он намеревался осуществить задуманное, как только они окажутся внутри корабля, то есть, скорее всего, завтра утром. А пока – не испытать ли ему удачу? Ведь если все пойдет по плану, то помочь мальчику он не успеет. Так что малышом надо заняться в первую очередь.
Гард, он наверняка уже мертв.
Скорее всего. Только старик убежден в обратном, он считает, что мальчика можно спасти.
Да что значит судьба одного ребенка по сравнению с этим? И ты ведь сам прекрасно знаешь, что Хейвен превратился в большой ядерный реактор, который вот-вот взорвется. Оболочка уже плавится, так сказать.
Да, логика проста, но это – логика банкомета. Логика убийцы. Логика Тэда Ядерной Шишки. И если ты решил играть по их правилам, то к чему вообще утруждаться?
Если махнуть рукой на паренька, тогда и все остальное пусть летит в тартарары.
Может, таким образом он даже спасет Бобби. Хотя нет – она зашла слишком далеко. Впрочем, попытаться стоит.
Эх, старина Гард, шансы слишком малы.
Да кто ж спорит. На часах минута до полуночи. Счет пошел на секунды.
С такими мыслями он провалился в сон. Ему привиделся кошмар, в котором он парил в прозрачной зеленой воде, опутанный проводами. Хотелось закричать – не вышло, потому что кабели тянулись изо рта.
