Бич Джерниган радовался «обращению», как никто другой в Хейвене. Явись перед ним томминокеры Гарда с ядерным оружием под мышкой и предложи разместить по бомбе в семи крупнейших городах мира, он бы, не задумываясь, кинулся обзванивать агентства по продаже авиабилетов. Даже на фоне жителей городка, проникнутого духом безбожного фанатизма, Бич выделялся чрезмерным рвением. Если бы он только узнал о растущих сомнениях Гарденера, то убрал бы его с дороги. Причем навсегда и сразу же. Или быстрее.

На это у Джернигана были свои веские причины. В мае, где-то после дня рождения Хилли Брауна, Бич обзавелся беспрестанным отрывистым сухим кашлем. Что самое страшное – без насморка и повышения температуры. Потом стало еще хуже, когда в мокроте начали появляться капельки крови. Когда содержишь закусочную, кашель тебе вообще ни к чему. Посетителям это не по нраву. На нервы действует. Рано или поздно кто-нибудь сообщит в отдел здравоохранения, и заведение прикроют на несколько дней до выяснения результатов медобследования. «Хейвен-ленч» и так-то еле держался на плаву (Бич по двенадцать часов в сутки подавал блюда быстрого приготовления и с трудом наскребал шестьдесят пять долларов в неделю; не будь он единоличным хозяином – давно прогорел бы), так что терять летние дни Джернигану совсем не хотелось. А лето было уже не за горами. И он обратился к доктору Уорвику. Старина Уорвик направил Бича в Дерри-Хоум на рентгенографию грудной клетки. Получив снимок, доктор изучал его добрых двадцать секунд, потом вызвал пациента и напрямик заявил:

– Бич, у меня плохие новости. Лучше сядь.

Тот сел. А мог бы и просто свалиться на пол, не окажись рядом стула. Ноги вдруг подкосились. В мае жители Хейвена еще не пользовались телепатией, но Бичу хватило и средних человеческих способностей, чтобы все понять, прежде чем врач произнес хоть слово. У него даже не туберкулез. Рак легких. С большой буквы «Р».

Но то в мае. Теперь же, в июле, Бич был здоров как бык. Доктор Уорвик обещал ему госпитализацию не позже пятнадцатого числа, однако все сроки вышли, а несостоявшийся больной ел за семерых, пялился на женщин, ревел на подчиненных медведем и вообще чувствовал себя так, словно был готов обогнать самого Бобби Тремейна. На повторный рентген он решил не ходить. Зачем? Джерниган и так знал, что темное пятнышко в левом легком бесследно исчезло. Да и в конце концов, если возникнет нужда, он возьмет отгул и сам соберет рентгеновский аппарат. Что там собирать-то?

Однако теперь, после взрыва, нужно было мастерить совсем другие приборы… и срочно.

Горожане провели всеобщее собрание. Не так, как раньше – в ратуше; теперь этого не требовалось. Бич продолжал поджаривать гамбургеры в «Хейвен-ленче», Нэнси Восс – сортировать марки на почте, Бобби Тремейн торчал под своим «Челленджером», прилаживая акваланг с обратной тягой, благодаря которому сможет покрывать семьдесят миль на одном галлоне топлива. Не бензиновая таблетка Бобби Андерсон, но все же. Ньют Беррингер, чертовски ясно понимавший, что времени почти не осталось, во всю мочь гнал к магазинчику Эплгейта. Неважно, кто где находился и чем занимался в это время, – все они были вместе, в сети безмолвных голосов – тех, что до смерти перепугали Рут.

Не прошло и сорока пяти минут после взрыва, как у Генри Эплгейта собрались человек семьдесят. С тех пор как заправка «Шелл» осталась практически без оборудования для ремонта и тюнинга, заведение Генри считалось самой крупной и солидно оснащенной мастерской в городе. Примерно два часа спустя Кристина Линдли, в свои семнадцать успевшая победить на четырнадцатом ежегодном конкурсе фотографов штата Мэн, вернулась из города перепуганная, запыхавшаяся (и возбужденная, если на то пошло) после поездки с Бобом Тремейном на скорости больше ста десяти миль. Когда Бобби как следует разгонял свой «додж», тот обращался в размытую желтую полосу над дорогой.

Девушка получила задание напечатать два снимка ратуши. Весьма деликатное дело: ведь здание превратилось в кучу кирпичных обломков и штукатурки с покореженным часовым механизмом посередине, а значит, новую фотографию предстояло скопировать с уже имеющейся. Кристина в спешке перелистала альбом с вырезанными из прессы видами города (Ньют мысленно подсказал ей искать не где-нибудь, а в личном офисе Рут Маккосланд). Два снимка хорошего качества пришлось сразу отвергнуть: они были черно-белыми. А замысел заключался в том, чтобы построить иллюзию – ратушу, которую все бы видели… но сквозь которую смог бы пролететь самолет.

Словом, жители Хейвена намеревались спроецировать прямо в небо гигантский слайд.

Превосходный фокус.

Хилли Браун бы обзавидовался.

Уже начиная терять надежду, Кристина вдруг обнаружила великолепное, отчетливое фото ратуши, да еще и сделанное под нужным углом, так что видны были сразу две стороны. Отлично, это придаст изображению глубину. Внизу аккуратным почерком Рут было написано, что снимок взят из «Янки мэгазин», пятый номер за восемьдесят седьмой год.

«Нам пора, Крис», – напомнил Бобби, даже не потрудившись разжать губы и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, словно малыш, которому приспичило в туалет.

«Да, конечно. Сейчас…»

Она осеклась.

«Ох ты… Ой, мамочки!»

Бобби Тремейн поспешил подойти. «Да что такое?!»

Кристина молча указала на фотографию.

– ВОТ ЧЕРТ! – вслух вырвалось у мужчины.

Девушка только кивнула.

К семи часам вечера горожане, действуя быстро и молча (разве что кто-нибудь раздраженно рявкал на замешкавшегося товарища), соорудили что-то вроде огромного проектора для слайдов, взгромоздив его на промышленный пылесос.

Прибор запустили для проверки, и в небе над участком Генри возникло гигантское застывшее лицо. Собравшиеся не говоря ни слова, но с одобрением смотрели на покойную бабушку Эплгейта. Машинка исправно работала. Оставалось дождаться девушку с фотографией ратуши – точнее, с фотографиями, поскольку речь шла о стереоскопической модели, – и можно было…

Тут до них долетел ее голос – слабый, но подкрепленный силой мысли Тремейна.

Скверные новости.

«В чем дело? – обратился Кайл Арчинбург к Ньюту. – Я не все разобрал».

«Оглох, что ли? – рявкнул Энди Бейкер. – Боже, когда эта старая сука подорвала нашу ратушу, грохот слышали за три округа. Миль за двести…»

Он сжал кулаки.

«Уймитесь, вы оба, – отрезала Хейзел Маккриди. И повернулась к Кайлу: – Девочка отлично сделала свое дело… – Она специально почти кричала в надежде не просто растолковать Кайлу Арчинбургу возникшую проблему, но и дотянуться до Кристины Линдли, подбодрить ее. В голосе (мыслях) девушки звучало смятение на грани истерики; только этого сейчас не хватало, когда на счету каждая драгоценная минута. – Не ее вина, что на снимке видны часы».

«Не понимаю», – приподнял брови Кайл.

«Кристина откопала цветное фото с таким ракурсом, что лучше и пожелать нельзя, – продолжала Хейзел. – Очень четкий вид от церкви и кладбища, только возле дороги немного размыто. Придется пару дней не пускать чужаков на другую сторону, пока Крис не дорисует остальное, но ведь они заинтересуются неисправной печью… и участью Рут… Хотя, думаю, с этим мы тоже разберемся. Может, закрыть некоторые трассы?» С этими словами она посмотрела на Ньюта.

«Отрежем, – бросил тот. – Как нечего делать».

«А в чем загвоздка-то?» – нахмурился Кайл.

«Ну и дебил!» – возмутился Энди Бейкер.

Кайл свирепо двинулся на механика, но теперь уже Ньют обронил: «Да уймитесь, вы оба! – И пояснил: – Загвоздка в том, что Рут взорвала башню в три ноль пять пополудни. А на единственном отчетливом снимке, который нашла Кристина, можно разглядеть циферблат. И стрелки показывают без четверти десять».

«Ох! – Кайл покрылся блестящей испариной. И, достав носовой платок, утер лицо. – Вот влипли. Что теперь делать?»

«Импровизировать», – невозмутимо ответила Хейзел.

«Старая сука! – рявкнул Бейкер. – Жаль, что сдохла уже, а то бы я своими руками ее сейчас…»

«Энди, ты же знаешь, Рут любил весь город».

«Ага. Надеюсь, черти ее ворочают длинными вилами», – проворчал тот и выключил прибор.

Бабушка Генри исчезла. Хейзел с облегчением выдохнула: ее немного пугало это каменное лицо в идеальном объемном изображении, зависшее над лугом, сквозь которое время от времени проходили пасущиеся коровы (их, кстати, давно пора было загонять обратно в хлев), исчезая из виду за старомодной брошью на высоком воротничке.

«Все будет отлично», – внезапно произнесла в тишине Бобби Андерсон. Услышав ее, все – и даже Кристина Линдли – сразу же успокоились.

– Отвези меня домой, – сказала девушка Бобби Тремейну. – Быстрее. Я знаю, что делать.

– Ты уже дома. – Тот взял ее за руку и потянул к выходу.

– Подожди.

– Ну?

– Ты ничего не забыл? Надо взять… фотографию… – с трудом закончила она.

– А, чтоб меня! – Бобби хлопнул себя по лбу.

Тем временем Дик Эллисон, шеф добровольной пожарной команды, сидел у себя в кабинете, обливался ручьями пота, несмотря на включенный кондиционер, и отвечал на звонки. Первый был от констебля Трои, второй – от начальника объединенной полиции, третий – из полиции штата, четвертый – от главы воздушного патруля.

Наверное, Эллисон потел бы в любом случае, но кондиционер не помогал еще и потому, что дверь кабинета сорвало с петель при взрыве. Стены остались практически без штукатурки, арматура торчала из них наружу подобно ребрам полусгнившего зверя. А Дик сидел на руинах и отвечал звонившим, что, мол, конечно, шарахнуло сильно, и вроде бы даже имеется одна жертва, однако все не так страшно, как им могло показаться. И вот, пока он навешивал эту лапшу на уши парню из «Бангор дейли ньюс» по имени Джон Леандро, на голову ему упала пробковая панель с потолка. Эллисон зарычал по-волчьи и отшвырнул ее прочь. Взял трубку, неискренне хохотнул: о нет, дескать, это всего лишь доска для объявлений. Представляете, мол, опять свалилась. Она же на присосках держалась, да-да, ну а что вы хотите, скупой платит дважды, это все с детства знают, и вот пожалуйста… Дик нес эту чепуху еще минут пять, после чего заскучавший Леандро наконец-то повесил трубку. Когда Эллисон опускал свою, в коридоре за дверью бо́льшая часть потолка с шумом обрушилась.

– ДА ЧТО Ж ЭТО, МАТЬ ВАШУ ВО ВСЕ ДЫРЫ, ТАКОЕ?! – Дик со всей мочи грохнул по столу левым кулаком.

Он сломал себе сразу четыре пальца, но даже и не заметил этого в пылу гнева. Зайди сейчас кто-нибудь в кабинет, Эллисон вскрыл бы посетителю глотку зубами, чтобы набрать полный рот теплой крови и выплюнуть умирающему в лицо. Он визжал, сквернословил и даже топал ногой об пол подобно капризному малышу, которого не берут на прогулку.

Да, у него был глупый ребяческий вид.

Но в то же самое время – опасный до крайности.

«В мою дверь томминокер стучит и стучит…»

В промежутке между звонками Дик наведался в офис Хейзел, достал из ящика упаковку «Мидола» и принял шесть шипучих таблеток. Затем туго забинтовал распухшую кисть и тут же забыл о ней. Оставайся он до сих пор человеком, это было бы невозможно; о сломанных пальцах так быстро не забывают. Но Эллисон уже «обратился». И в качестве одного из побочных эффектов получил способность отключаться от боли волевым усилием.

Как раз то, что нужно.

В перерывах между разговорами – а то и во время них – Дик общался с горожанами, которые не покладая рук трудились у Эплгейта. Эллисон сообщил им, что к половине пятого, самое позднее к пяти должен нагрянуть небольшой наряд полиции штата. Нельзя ли, мол, к тому времени включить проектор? Узнав о возникшей проблеме, Дик снова разбушевался – теперь уже не столько от ярости, сколько от страха. Тогда Хейзел объяснила ему задумку Линдли, и Эллисона отпустило… самую малость. Кристина в домашней фотолаборатории осторожно отпечатает негатив снимка из «Янки», слегка его увеличит, но вовсе не для проектора (наоборот, излишнее увеличение сделает картинку ратуши зернистой, некачественной), а для удобства собственной работы. Затем перевернет негатив, заретуширует стрелки на циферблате, а Бобби Тремейн нанесет их снова при помощи рентгеновского «ножа», так чтобы на часах было, скажем, три ноль пять. У него твердая рука и небольшой талант, продолжала мысленно рассказывать Хейзел. Причем первое в данную минуту даже важнее второго.

«Я думал, что негативы с готовых снимков выходят не очень четкими, – озадачился Эллисон. – Особенно в цвете».

«Она внесла кое-какие изменения в свое оборудование…» Хейзел даже не нужно было прибавлять, что семнадцатилетняя Линдли на сегодняшний день владела чуть ли не лучшей фотолабораторией в мире.

«Итак, когда?»

«Скорее всего, к полуночи», – отозвалась Хейзел.

«Мать моя женщина!» – мысленно вскрикнул Эллисон, так что горожане, собравшиеся у Эплгейта, поморщились.

«Нам понадобятся D-батарейки, штук тридцать, – невозмутимо вмешалась Бобби Андерсон. – Будь паинькой, Дик, позаботься об этом. Мы все понимаем твою тревогу из-за полиции. Обдури их как-нибудь, ладно?»

Тот помолчал.

«Хорошо. Это будут Бак и Рой, оба молокососы».

«Вот именно. Задержи их. Больше всего меня волнуют рации, а не сами копы – сколько там для начала пришлют? Один-два наряда? Но если они увидят… если доложат начальству…»

Послышался гул одобрения, похожий на шум океана в большой ракушке.

«Ты найдешь способ заглушить передатчики?» – осведомилась Бобби.

Тут в беседу радостно вклинился Энди Бейкер: «Стойте, у меня идея получше. Пусть Бак Питерс сейчас же тащит свою жирную задницу на заправку…»

«Точно! – взвизгнула от восхищения Бобби. – Здорово! Великолепно! А на выезде их кто-нибудь… Может, Бич…»

Тот был польщен оказанной честью.

Бент Роджерс и Джинглс Гэббонс из полиции штата Мэн прибыли в Хейвен к пяти пятнадцати. Они ожидали найти скучную дымящуюся стену, поврежденную взрывом печи, видавшую виды пожарную машину рядом и два-три десятка ротозеев, бестолково толпящихся на обочине. Но вместо этого обнаружили, что городскую башню разорвало, как римскую свечку во время салюта. По улицам были разбросаны осколки кирпичей, повсюду зияли провалы выбитых окон, валялись останки растерзанных кукол… А многочисленные горожане, чтоб их, спешили по своим делам как ни в чем не бывало.

Эллисон встретил полисменов с необыкновенной сердечностью, словно они явились на ужин для республиканцев, а не на место катастрофы впечатляющего масштаба.

– Господи, это что же здесь такое произошло? – выдохнул Бент.

– Понимаете, все на самом деле чуть хуже, чем я докладывал, – произнес Дик, отвернувшись к усеянной кирпичами улице, а потом одарил обоих улыбкой нашкодившего мальчишки. – Мне показалось, никто все равно не поверит, пока не увидит своими глазами…

– Черт, я вижу – и то не верю, – пробормотал Джинглс.

И они повернулись к Дику спиной. Что взять с этого провинциального трепача, запутавшегося в собственной лжи, а то и просто тронувшегося умом с перепуга? Эллисону только это и было надо. Забыв о нем, полисмены округлившимися глазами обозревали последствия катастрофы. Постепенно радушная улыбка исчезла с лица Дика, сменившись холодным и злым выражением.

Тут Родес разглядел среди крохотных игрушечных ручек и ножек настоящую человеческую руку. Побледнев еще сильнее, он повернулся к Эллисону.

– Где миссис Маккосланд? – Его голос невольно сорвался на последнем слоге.

– Ну, понимаете, это еще одна наша проблема, – затянул свое Дик. – Видите ли…

Эллисон продержал их в городе сколько смог, не навлекая на себя подозрений. Полисмены уехали без четверти восемь, когда на город уже надвигались сумерки. И то потому, что, промедлив еще немного, они бы начали удивляться, почему так и не явилось вызванное по рации подкрепление. Оба переговорили с базой в Дерри – и оба ходили потом с озадаченным, отстраненным видом. На том конце отвечали верно, разве что с голосом было что-то не так. Но кого могут волновать подобные мелочи, тем более в таких обстоятельствах? Полицейским и так хватало забот. Во-первых, масштабы произошедшей трагедии. Во-вторых, личное знакомство с жертвой. Мысли о том, как бы ухитриться заложить фундамент потенциально крупного дела, чтобы в будущем избежать процедурных рогаток, которые помешают расследованию, – это в-третьих.

Кроме того, на них уже начинало сказываться пребывание в Хейвене. Полисмены чувствовали себя так, словно целый день настилали виниловые полы в помещении без вентиляции… или незаметно для себя напились. Нет, они не начали слышать голоса́ – до этого не дойдет, их уберут намного раньше, – но ощущали себя как-то странно, заторможенно, будто с огромным трудом преодолевали барьер, хотя всего лишь занимались своей повседневной работой.

Все это Дик Эллисон выудил из их голов, попивая кофе в «Хейвен-ленче» через дорогу. Ну да, парни были слишком загружены хлопотами и сбиты с толку, вот и не обратили внимания, что голос

(Тага Эллендера)

диспетчера звучал не совсем обычно. Причем по довольно простой причине: полицейские говорили не с Тагом Эллендером. Им отвечал Бак Питерс; сигналы поступали не в Дерри, а в гараж на заправке Элта Баркера, и приходили оттуда же. Бак Питерс потел, согнувшись в три погибели над микрофоном. Рядом сидел Энди Бейкер. Бак посылал сообщения и указания по приемнику Энди, который тот смастерил для себя от скуки (и по которому можно было связаться даже с Ураном, найдись там представители разумной жизни, желающие послать землянам пламенный привет). Горожане изо всех сил сосредоточились на мыслях Бента Родеса и Джинглса Гэббонса. Попутно Баку передавали все, что было известно о Таге Эллендере, с которым якобы говорили теперь чужаки. Бак Питерс обладал некоторым талантом к перевоплощению (на местных конкурсах самодеятельности он всегда становился любимцем публики, подражая голосам популярных актеров вроде Джеймса Кэгни и Джона Уэйна и непременно пародируя очередного президента). До Рича Литтла ему, конечно, было далековато. Однако если уж Бак изображал кого-нибудь, слушатели без труда понимали, кого он имеет в виду. В большинстве случаев.

Но главное, слухачи подсказывали Баку, как ему реагировать на каждую фразу; ведь говорящий обычно заранее рассчитывает получить определенный ответ на свой вопрос или утверждение. Если Бент и Джинглс купились на этот обман (а так оно в общем-то и произошло), то не столько благодаря талантам Питерса, сколько из-за собственных ожиданий, которые полностью оправдались. Кроме того, Энди ухитрялся включать помехи – не такие сильные, какие они будут слышать на обратной дороге в Дерри, но в самый раз, чтобы исказить передачу, как только в голове одного из полисменов проскакивала глупость вроде: «Господи, что у Тага с голосом? Простыл, наверное?»

В четверть восьмого, когда Бич принес Дику новую чашку кофе, тот спросил:

– Все готово?

– А как же!

– Ты уверен, что машина сработает?

– Она прекрасно работает… Хочешь взглянуть? – Бич разве что хвостом не вилял.

– Нет. Некогда. Что там с оленем? Достали?

– Ага. Билл Элдерли пристрелил, а Дэйв Рутледж освежевал тушу.

– Отлично. Тогда за дело.

– Хорошо, Дик.

Бич снял фартук, повесил его на гвоздь за стойкой. Перевернул табличку над входом надписью «ЗАКРЫТО» к прохожим (из-за выбитого стекла та раскачивалась и крутилась даже на легком ветру). Затем, помедлив, взглянул на Дика сощуренными от плохо скрываемой злости глазами.

– Ей не велели выкидывать этот фокус.

Дик только плечами пожал; какая разница, сделанного все равно не воротишь.

– Ее уже нет. Это главное. Детишки там разберутся с картинкой… А таких, как Рут, в городе больше и не осталось.

– Еще тот парень на ферме старого Гаррика.

– Он вечно в стельку. И ведь копает же. Иди, Бич. Они скоро уедут, а все должно случиться как можно дальше отсюда.

– Ладно, Дик. Ты уж поаккуратнее тут.

Тот ухмыльнулся:

– Нам всем теперь надо быть аккуратнее. Дело-то щекотливое.

Провожая глазами пикап (Бич осторожно, медленно объезжал кучи мусора и осколков), Эллисон заметил тень под навесом кузова и в глубине – что-то плотно завернутое в непрозрачную пленку. Это был самый крупный олень, какого Билл Элдерли сумел раздобыть за столь короткое время. Охота на них в июле категорически нарушала законы штата.

Когда пикап скрылся из виду, вильнув задней дверью с наклейкой: «ЗАНИМАЙТЕСЬ ЛЮБОВЬЮ, А НЕ ВОЙНОЙ. ГОТОВЬТЕСЬ К ТОМУ И К ДРУГОМУ. НАЦИОНАЛЬНАЯ СТРЕЛКОВАЯ АССОЦИАЦИЯ», Дик вернулся к стойке допить кофе – как всегда в этом заведении, хороший и крепкий. Вот чего ему сейчас не хватало. Эллисон не просто устал; он был вымотан. Хотя еще не стемнело, а Дик относился к людям, которые засыпают не раньше, чем услышат последнюю ноту национального гимна перед отключением любимого телеканала, сейчас ему хотелось лишь одного – оказаться в своей постели. День выдался напряженный, даже пугающий, – и он не закончится, пока Бич не доложит, что справился с поручением. Да и потом, убрать двоих копов – еще не значит избавиться от беспорядка, который устроила Рут. Можно скрыть очень многое, но не тот простой непреложный факт, что два полисмена погибли на обратном пути из Хейвена, где перед этим убило еще одного полисмена, пусть даже рядового констебля, зато, как назло, вдову Ральфа Маккосланда.

Короче говоря, настоящее веселье еще даже не начиналось.

– Ага, если это можно назвать весельем, – кисло буркнул Дик, обращаясь в пустоту. – Я уж точно не назову, пес меня дери.

Кофе довел до изжоги, но Эллисон продолжал его пить.

Снаружи взревел мотор. Дик резко развернулся на стуле и увидел, как уезжают копы. Мигалка на крыше патрульной машины отбрасывала на городские руины синие всполохи вперемешку с черными тенями.

Кристина Линдли и Бобби Тремейн стояли бок о бок в проявочной и не дыша ожидали, когда же на чистом листе проступит изображение – и проступит ли вообще.

Мало-помалу реактивы начали действовать.

На снимке появилась башня городской ратуши. Сочные, живые цвета. Стрелки на циферблате показывали пять минут четвертого. Бобби медленно и тихо выдохнул.

– Превосходно.

– Это не все, – сказала Кристина. – Осталось еще…

– Что? Что не так? – повернулся он к ней в тревоге.

– Да нет, все в порядке. Но мы кое-чего не сделали.

Она не была уродлива, хотя и считала себя такой из-за очков и мышиного цвета волос. Хотя Кристине стукнуло семнадцать, ей еще даже свиданий не назначали. Но теперь это было совершенно неважно. Девушка расстегнула юбку и стянула ее вместе с хлопчатобумажными трусиками, купленными в Дерри со скидкой. Переступила через них, бережно вынула фотографию из ванночки с проявителем и повесила сушиться (для этого ей пришлось встать на цыпочки, сжав гладкие ягодицы). Затем повернулась к Бобби, раздвинула ноги.

– Мне надо.

Он взял ее стоя. У стенки. Когда прорвалась девственная плева, Кристина впилась Бобби зубами в плечо, так что и у него пошла кровь. Они закончили вместе, рыча и терзая друг друга ногтями, и это было ужасно приятно.

«Как в старые добрые времена, – промелькнуло в голове Бобби уже на обратном пути к Эплгейту. – К чему это я? – спохватился он. – А впрочем, какая разница?»

Бич разогнал свой пикап «шевроле» до максимально возможных шестидесяти пяти – тот аж скрипел на ходу. Допотопный бомбовоз – единственное, что никак не удавалось усовершенствовать, несмотря на фантастические новые познания. Однако Джерниган верил, что нужная идея придет к нему в нужный момент, а пока что «Старушка Бетси» в очередной раз исправно сослужит службу. Неподалеку от Трои, не услышав полицейской сирены и не увидев сзади мигалок, Бич снизил скорость до пятидесяти пяти (кстати, вовремя: мотору грозил перегрев), а при въезде в Ньюпорт – до сорока пяти миль в час. К тому времени темнота быстро сгущалась. Пересекая границу Дерри, он уже всерьез волновался: вдруг этих чертовых копов понесло на другую дорогу? Хотя вряд ли: этот путь – самый короткий. Господи, но куда же они тогда подевались? Тут Бич уловил неразборчивый шелест их мыслей.

Он вырулил к обочине и какое-то время тихо сидел, вскинув голову, полуприкрыв глаза, вслушиваясь, проверяя: нет ли ошибки? Его морщинистый впалый рот, лишенный зубов, придавал Бичу вид очень дряхлого старика. Мысли были о

(родинках)

Рут. Да, точно. Расслышав яснее,

(родинки проглядывали даже сквозь кровь)

Бич удовлетворенно кивнул. Это полисмены, можно не сомневаться. Мчались они довольно быстро. Время еще оставалось, но поспешить не мешало бы.

Джерниган проехал еще с четверть мили. За очередным поворотом перед ним открылся последний отрезок трассы номер 3, ведущей в Дерри. Тут он развернул пикап боком и перегородил дорогу. Снял брезент с оружия в кузове, нервно распутывая веревочные узлы. Голоса в голове становились все громче и все отчетливее.

Когда вспышки мигалок осветили кроны деревьев по эту сторону поворота, Бич пригнул голову, потянулся к шести паровозикам-трансформерам, которые прикрутил к доске (а ту, в свою очередь, к кузову, чтобы не соскочила), и включил их один за другим. Игрушечные двигатели завелись, зажужжали… а потом этот звук, как и все другие, потонул в визге тормозов и покрышек. Теперь пикап залил ослепительно белый свет, прорезаемый синими вспышками. Бич вжался в дно и закрыл руками голову, думая, что провалил задание, остановился слишком близко от поворота; теперь они обязательно врежутся и, может, получат ранения, а уж он-то точно погибнет. Копы найдут остатки оружия, скажут: «Хм, интересно, что это тут у нас?» И… и…

Ты облажался, Бич, они спасли твою шкуру, а ты облажался… О, черт… Черт… Черт…

Потом визг покрышек затих. Воздух наполнил удушливый запах жженой резины, но грохота столкновения, к которому приготовился Джерниган, не последовало. Мигалки продолжали работать. Из полицейских раций доносились помехи.

Бич смутно расслышал, как хриплый голос проговорил:

– Что за черт?

Джерниган на дрожащих руках, по-девчачьи отжался от пола и с большой осторожностью выглянул наружу. Патрульный автомобиль стоял в конце длинного двойного следа от шин. Черные полосы на асфальте были заметны даже при звездном свете. Машина замерла под непривычным углом менее чем в девяти футах от пикапа. Если бы полицейские гнали на пять миль быстрее…

Да, но ведь обошлось.

Звуки. Двойной стук захлопнувшихся дверей: копы вышли из автомобиля. Слабое, однообразное гудение трансформеров, наполняющих энергией смертоносное изобретение, которое, в сущности, мало чем отличалось от приборчиков, ставших начинкой любимых кукол Рут. И мерное, назойливое жужжание. Мухи. Учуяли свежую кровь, а пробраться сквозь целлофан к оленьей туше не могут.

«Ничего, скоро попируете, – ухмыльнулся Бич. – Жаль только, что этих парней вам попробовать не доведется».

– Бент, а я видел эту машину в Хейвене, – произнес хриплый голос. – На парковке у закусочной.

Бич медленно повернул отрезок водосточной трубы на опоре. Сквозь него было видно обоих. Впрочем, даже если один отклонится от линии прицела, ничего страшного; его все равно заденет.

«Отойдите же от машины, ребята, – мысленно взмолился Бич, поднимая кнопку дверного звонка и опуская на нее большой палец. Его губы растянулись в беззубой ухмылке. – Автомобиль задевать не велено, ясно вам? Отойдите!»

– Кто здесь? – выкрикнул второй полицейский.

«Томминокер в дверь стучится, придурки вы длинноносые!» – подумал Бич и вдруг захихикал. А остановиться не смог. Его так и разбирало.

– Эй, если здесь кто-то есть, лучше отзовитесь!

Он захихикал громче, просто не удержался. Пожалуй, оно и к лучшему: копы переглянулись и двинулись к пикапу, вытаскивая на ходу пистолеты. Чем ближе к цели, тем дальше от патрульной машины.

Бич выждал еще немного, опасаясь, как бы вспышка не задела автомобиль (его велели сохранить целым и невредимым, не оставив даже царапины на хромированном бампере), и в нужный момент нажал на кнопку дверного звонка. «Здравствуйте! Не хотите ли посмотреть новый каталог «Эйвон»?» – подумал он и на этот раз уже не хихикал, а в голос заржал. Толстый столп зеленого пламени прорезал ночную тьму и поглотил полицейских. Бич заметил в огне какие-то желтые искры: это один из копов неистово разряжал пистолет. От трансформеров густо потянуло паленой пластмассой. Один из них взорвался с гулким хлопком и взвился крутящимся фейерверком искр. Некоторые попали мужчине на руку, больно защипали кожу, и он их стряхнул. Зеленый луч из трубы наконец погас. Полисмены исчезли… Почти исчезли.

Бич проворно выпрыгнул из кузова. Здесь, конечно, не главная магистраль, и вряд ли кого-нибудь понесет в такой час в Дерри за покупками, но рано или поздно кто-нибудь непременно проедет мимо. Надо срочно…

На обочине дымился одиноко стоящий ботинок. Джерниган поднял его и едва не выронил от удивления: тяжелый, зараза! А заглянув внутрь, сразу понял, в чем дело. Внутри по-прежнему оставалась ступня в носке.

Бич отнес ее к своему пикапу и бросил в кабину. Вернется в город – избавится и от этой улики. Даже закапывать не придется; в Хейвене знают более эффективные способы. «Услышала бы итальянская мафия, чем мы, провинциальные янки, тут обладаем…» – подумал Джерниган и снова затрясся от беззвучного смеха.

Он вытащил костыльки из петель задней двери кузова, и когда та с ржавым скрипом откинулась вниз, попытался взять запеленутую оленью тушу. «Интересно, кому первому пришла в голову эта мысль? – пронеслось у него в голове. – Может, старине Дэйву? А, неважно. В Хейвене больше нет личных мыслей, все – общие».

Сверток оказался тяжелым, почти неподъемным. Бич ухватился за задние ноги и выволок тушу из кузова. Мертвая голова глухо стукнулась об асфальт. Джерниган огляделся – не загорятся ли впереди или сзади фары, – ничего не увидел и быстро, как только мог, потащил оленя через дорогу. Там опустил его, перевернул, освободил от целлофана и вновь поднял на руки освежеванную, выпотрошенную тушу. Жилы на шее вздулись, словно корабельные тросы. Он ухмылялся так, что можно было бы увидеть до единого зубы, будь они еще там. Оленья голова с наполовину отросшими рогами свесилась у Бича с правой руки. Мутные глаза уставились в ночную тьму.

Пошатываясь, Бич спустился на три неровных шага по пологому склону и сбросил тушу в канаву. Послышался глухой удар. Бич поднял целлофан, отнес его к пикапу и, свернув, сунул на пассажирское сиденье. Лучше бы в кузов, конечно: кабина теперь пропитается вонью, – но с другой стороны, оттуда его может сдуть на дорогу, а там кто-нибудь подберет… Бич поспешил обойти машину. На ходу он, слегка поморщившись, стянул с себя вымокшую в оленьей крови рубашку. Дома надо будет первым делом переодеться в чистое.

Бич забрался в кабину, завел мотор «Старушки Бетси», дал задний ход и развернулся в сторону Хейвена, затем на минуту остановился, чтобы изучить обстановку: все ли правильно? Кажется, да. Вот пустой патрульный автомобиль, брошенный посреди дороги, вот явные следы резкого торможения. Мотор заглушен, мигалка крутится. Рядом в канаве – освежеванная туша упитанного оленя. Такое не останется незамеченным долго, особенно в июле.

Разве хоть что-нибудь в этой истории указывает на Хейвен?

Бич так не думал. Здесь все говорило о двух полицейских, которые возвращались к себе в казармы после осмотра места происшествия, повлекшего одну-единственную человеческую жертву, и совершенно случайно наткнулись на браконьеров, сдирающих шкуру с незаконной добычи. Что было дальше с этими копами? Хороший вопрос. И ответ на него с каждым днем будет все очевиднее, все страшнее. В отчетах будут фигурировать некие браконьеры, со страху пристрелившие двух копов и закопавшие их в лесу. При чем здесь Хейвен? Бич надеялся, что никому не придет в голову искать взаимосвязь между двумя вполне будничными историями.

Тут он заметил в зеркале заднего вида свет приближающихся фар. Бич медленно объехал полицейскую машину, которая шесть раз окатила его голубым огнем, точно пульс отсчитывала, и наконец оставил ее позади. Бич покосился направо, на казенный черный ботинок, из которого торчал форменный синий носок, и усмехнулся. «Спорим, утром ты надевал его, мистер Всемогущий Охранник Порядка, и думать не думал, где он закончит сегодняшний вечер».

Тут опять хохотнул и резко включил вторую скорость. Джерниган ехал домой. Будь он проклят, если хоть когда-нибудь в жизни чувствовал себя лучше.