ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КЛЮЧ
Шуршал, шуршал по стеклам дождь, словно, цокая коготками, без устали кружил в пространстве, ограниченном оконной рамой, невидимый маленький зверек. За стеной нараспев бубнили чьи-то бесцветные голоса, иногда обессиленно затихая и вновь принимаясь разматывать блеклую вереницу непонятных слов. Сквозь щели просачивался оттуда тусклый свет, дрожа от слабости припадал к полу, покрытому узким грубым половиком, ведущим от запертой двери к кровати. На стене висела небольшая темная доска с нарисованным изображением худощавого мужчины с длинными вьющимися волосами и бородкой, с золотистым кругом над головой. Лицо мужчины было задумчивым и слегка утомленным, большие глаза смотрели строго, их взгляд настигал в любом углу. Наверное, это был чудаковатый Иисус Христос. Кровать и табурет у окна составляли всю обстановку комнаты. За маленькими стеклянными квадратиками окна, обрамленными узкими деревянными планками, быстро погружалась в темноту стена дома, за дорогой — грязным месивом, в котором едва угадывались две извилистые, залитые дождем колеи.
Темная фигура, возникшая за окном словно ниоткуда, заставила Джудит вздрогнуть, вместе с табуретом качнуться вперед, прижаться лицом к деревянным планкам. Она разглядела смутно белеющее лицо, черный платок на голове, длинную темную одежду с широкими рукавами. Фигура приблизилась, подняла руки. Хлопнули, закрываясь, ставни, в ответ задребезжало окно, стукнул засов — и в комнате стало еще темнее. Голоса за стеной на мгновение стихли, а затем опять затянули заунывное полупение-полупричитание.
Джудит вздохнула, поднялась с табурета и пересела на жесткую кровать, застеленную колючим одеялом, подобрала под себя босые ноги и облокотилась на плоскую, тоже колючую подушку. Хотелось плакать. Опять хотелось плакать. Вновь накатывалось привычное и такое давным-давно опостылевшее глухое отчаяние, как и раньше, длинными-длинными ночами, когда утомленно стихала музыка, утыкались носами в столы все эти упившиеся зануды, разгребая пустые стаканы, и она спускалась со сцены, надевала платье и брела домой, и, словно в колодец, погружалась в равнодушную тишину спальни.
Никому не нужны были ее танцы, тот неповторимый ритм, что рождался в ней на замызганной сцене, те движения, что приходили будто ниоткуда, сами собой, когда тело начинало жить своей особенной жизнью и плыло, летело сквозь музыку, содрогаясь от творимого в этот миг танца, стремясь зажечь сидящих за столами унылых подобий людей. Она мечтала о Сфере Владык, где все должно быть совсем по-другому, она отчаянно верила, что ей повезет…
Повезло… Джудит уткнулась лицом в подушку. Явился некто с живыми глазами, некто чувствующий и думающий, сильный и смелый, некто, готовый перевернуть вверх дном, сотрясти и разбудить все миры — и пропал. Осталось унылое бормотанье за стеной, запертая комната, дождь и грязь в темноте за окном. Вторая ночь навалилась — и если он не придет…
Нет! Девушка стукнула ладонью по подушке. Только не раскисать! Пусть только отбормочут и заснут эти унылые женщины в черных платках — и она попробует выбраться отсюда. Плечом разобьет окно, кулаком вышибет ставни. А пока…
Она подтянула к лицу подол платья, оторвала зубами длинную полосу. Белое платье… Ох, подвело ее белое платье! Любое другое, только не светлое — и она могла бы остаться незамеченной в темноте, когда ворвались на площадь с разных сторон. Не хватило ей выдержки, бросилась от забора, прочь от чавкающего топота, от плеска потревоженных луж. Догнали, схватили, сопя, что-то возбужденно говоря приглушенными голосами на незнакомом языке. Царапала заросшие жесткими волосами лица, кусала чужие кисло воняющие руки, но вцепились сзади в ее длинные волосы, ударили по пояснице, а потом в живот, так, что ночь словно стала еще темнее. Дальше мокрый холодный каменный пол, и опять вокруг темнота. И наконец, уже утром, двое здоровяков в коротких штанах, серых вязаных свитерах и грязных сапогах до колен повели ее, босую, непролазными кривыми улочками, похохатывая, переговариваясь, помахивая длинными ножами и шаря жадными взглядами по разорванному на груди платью.
И вот — унылое низкое строение, просторный двор, темные платки в два ряда, до самых дверей, а под платками бесцветные женские лица. Полупустая комната. Бородатый Христос на темной доске. Клетчатое окно. И тоскливое бормотанье за стеной — весь день, до вечера. И даже сейчас, ночью…
Он придет, он конечно придет, он сильный, от его взгляда падают деревья! Что эти громилы против него? Разве помогут их ножи? Он просто до сих пор ищет ее, ищет ее в этом грязном сером городе с подслеповатыми окнами. И сейчас она попробует подать ему знак.
Джудит спрыгнула с кровати, подошла к окну. Ломая ногти, попыталась потянуть на себя узкую планку, удерживающую маленький квадратик стекла. Планка долго не поддавалась, хотя и пошатывалась, а потом вдруг легко отскочила, с негромким стуком упав на пол. Девушка принялась за другие, настороженно прислушиваясь к тихим голосам за стеной. Из-под ногтей сочилась кровь, но все-таки ей удалось полностью освободить от переплета и вынуть стеклянный квадрат. Она опустила в образовавшееся отверстие длинный белый лоскут, разжала пальцы. Лоскут застрял между окном и ставнями и его пришлось протолкнуть оторванной планкой. Теперь он лежал под окном на земле, и Джудит верила, что Павел увидит его и все поймет. Если же не увидит… если он вообще… Она боялась своих мыслей, она просто не хотела ни о чем думать.
За стеной вдруг повисло длительное молчание. Потом заскрипели половицы, зашелестели слабые голоса. Робкий свет в щелях пропал, опять что-то заскрипело и раздался тихий стук. «Ушли, — подумала Джудит. Неужели наконец-то успокоятся, уснут?»
Она лежала ничком на колючем одеяле, положив голову на руку, и захлебывалась темнотой. Ей казалось, что она находится на дне глубокого черного колодца с гладкими стенами, под холодной толщей черной воды. Колодец вырыт в дремучем лесу, в самой его глубине, куда никогда не пробраться ни пешему, ни конному. Постепенно в этой безысходной черной толще началось едва заметное движение, колыхнувшее, приподнявшее, заставившее медленно вращаться ее тело, словно кто-то там, наверху, под солнцем, опустил в колодец огромную длинную ложку и принялся помешивать черную воду, стараясь растворить ее тело, как кристаллик соли в стакане.
Она плыла, вращалась в черноте, и вот уже исчезло, провалилось дно, и черный водоворот кружил ее все быстрее и быстрее, засасывая, затягивая в мертвую необъятную бездну… «Джуди… — далеким эхом раздавалось в бездне. — Джуди…»
Она открыла глаза, приподняла голову, ничего не соображая в темноте, с лихорадочно колотящимся сердцем вслушиваясь, стараясь уловить хотя бы слабый отзвук того чудесного голоса.
— Джуди, — опять прошептали за окном.
Девушка едва сдержала радостный крик, бросилась к окну, больно ударилась ногой о табурет, со стуком упавший на пол.
— Павел, милый, я знала… знала!..
Она протянула в окно руку и почувствовала нежное прикосновение его пальцев.
— Ты одна?
— Да. Выломай эти деревяшки, только тихо: я не знаю, где они спят.
— Кто? Тихие матери?
— Не знаю. Ну, эти, в черных платках.
— Сейчас, Джуди.
Павел, нажимая ладонью, быстро выдавил планки вместе со стеклами и подхватил на руки девушку. Она обняла его за шею, крепко поцеловала невидимое в темноте лицо, ощутив губами неожиданно гладкую щеку Павла.
— Ой, где же твоя борода?
— Пришлось менять внешность и одежду. И тебе тоже не помешает.
Он отпустил девушку, вложил ей в руку какой-то мягкий сверток.
— Держи. Плащ накинь на платье, сапожки тоже там, в рукаве. Думаю, должны подойти.
Пока Джудит надевала плащ, вытирала ладонями ноги и с трудом натягивала тесные сапожки, Павел закрыл ставни, задвинул засов и, взявшись обеими руками за нижние края ставней, рванул их на себя. Засов с треском отскочил, ставни опять распахнулись.
— Быстрей!
Он взял девушку за руку и уверенно повел прочь от дома. Джудит спешила за ним, поддерживая полы слишком длинного для нее плаща, оскальзываясь в грязи, но все-таки не удержавшись от вопроса:
— Зачем ты раскрыл окно?
— Они должны думать, что ты выбила ставни изнутри, без посторонней помощи. Они тут все очень заботятся о безопасности, только вот не знаю, кого они так опасаются. Так что искать будут тебя одну, искать здесь, в городе, и не сообразят, что надо блокировать остров.
— Какой остров? Куда мы сейчас? А тебя не будут искать?
Павел остановился, бережно провел ладонью по ее волосам.
— Джуди, вопросы потом, договорились? Давай доберемся до туннеля и там я тебе все расскажу. Если они нас узнают, и если у них есть автоматы мне же с ними не справиться.
Они торопливо шагали по скользкой жиже мимо домов и заборов, петляя по узким улочкам, и по уверенной походке Павла девушка поняла, что он знает путь. Дождь перестал, но воздух был сырым и прохладным. Темнота, казалось, немного расступилась и в небе то тут, то там тусклыми свечами замерцали звезды, рассматривая землю сквозь разрывы в черных облаках. Последние безмолвные дома остались позади, и Павел с Джудит вышли на равнину, окунувшись в тревожный шум невидимых деревьев, которым не давал спать порывистый влажный ветер.
Когда они молча миновали первую низину, Павел, слыша сбивчивое дыхание девушки, немного сбавил шаг. Звезды все настойчивее расталкивали облака, отвоевывая пространство, и по обеим сторонам дороги несмело замигали желтые огоньки каких-то растений, покрыв равнину дрожащими причудливыми узорами. Прокатилась слабая волна горьковатого запаха, выжимая слезы из глаз, потом повеяло чем-то острым и свежим.
В полной тишине они осторожно прошли по уже знакомому селению черные силуэты домов едва угадывались в темноте — и начали подниматься в гору.
— Хорошо бы зайти к другу Федору Карелину… — хмуро сказал Павел.
Джудит не ответила. Она, закусив губу, тяжело переставляла ноги, уцепившись за локоть Павла. Он молча взял девушку на руки, но она решительно оттолкнулась от его груди.
— Нет, я сама!
Но Павел сжал ее еще крепче, и Джудит, чувствуя, что ей не вырваться, перестала сопротивляться и виновато прошептала:
— Когда устанешь — отпусти.
— Обязательно, — заверил Павел. — Ты уж прости за эту спешку.
— Прощаю, — улыбнулась Джудит, со сладким замиранием сердца чувствуя, как поддерживают и несут ее крепкие руки.
Потом она сидела на траве, укутанная поверх своего плаща плащом Павла. Сапожки она, морщась от боли, сняла и забросила в темноту. Белое пятно рубашки медленно перемещалось возле деревьев. Там шуршало и трещало, словно Павел боролся с невидимым врагом.
Белое пятно приблизилось, Павел присел на корточки рядом с ней.
— Нет там никакого автомата. Наверное, не то место, не разберешь в потемках. — Он помолчал, дотронулся до ее волос. — Как ты?
— Все в порядке.
— Отлично. — Павел резко поднялся. — Ладно, обойдемся без автомата. Если нужно будет — достанем другой. Пойдем искать плот.
Вид ночной реки заставил их остановиться.
— Как красиво! — вырвалось у Джудит, мгновенно забывшей о натертых ноющих ногах.
Неугомонно плескалась невидимая черная вода, и по всей реке беспрерывно вспыхивали и гасли зеленые огоньки, скользящие по течению, и это зеленое безмолвное мерцание завораживало и притягивало, приглашало погрузиться в него и плыть, плыть, плыть сквозь бесконечную равнину.
— Красиво… — тихо повторила Джудит и шагнула вперед, не в силах противиться странному наваждению.
Но Павел хорошо, до озноба помнил холодную глубину под обрывом здешнего Иордана, и неприятное слепое прикосновение густых водорослей к лицу. Он поежился и взял девушку за руку.
— Надо искать плот, он должен быть где-то здесь. Кстати, ты умеешь плавать?
Джудит, не отвечая, смотрела на искрящийся зеленью поток.
— Идем, — настойчиво сказал Павел и потряс ее ладонь. — Как у вас с плаваньем, в Новой Земле?
— Что? — наконец очнулась Джудит.
— Ты умеешь плавать?
— Немножко. В бассейне.
— Понятно.
Он решил ничего не говорить о гладких черных спинах речных обитателей. Он был просто обязан без происшествий переправить ее к туннелю. Вот только как довести ее до входа?..
— Идем, Джуди, — повторил Павел и повел девушку вдоль берега.
…И наконец настал момент, когда они, поднявшись на высокий противоположный берег, оказались среди кустов. Внизу сонно шумел Иордан, надежно защищая от возможных преследователей. Ночь не желала кончаться, отгоняя своими черными крыльями робкое утро, которое никак не могло пробиться из-за горизонта.
Павел снял мокрые ботинки, обнял одной рукой девушку, положившую голову ему на колени.
— Рассказывай, мой дважды спаситель, — сонно и устало сказала Джудит, устраиваясь поудобнее под плащами.
«Рассказывай…» Павел усмехнулся. Разве можно рассказать, что чувствует человек в зашитом мешке, когда его собираются бросить с обрыва в воду с камнем в ногах? Разве это расскажешь? И нужно ли рассказывать?
В голове его вновь зазвучал будничный голос палача.
— Бросаем, — сказал палач.
— Близко не подходи, — предостерег напарник. — Там трещина. Раскачаем.
Они говорили о Павле так, словно он уже был мертвецом. Его качнули два раза — раздалось короткое натужное «ы-ых!», вырвавшееся из двух глоток, — и Павел почувствовал, что летит вниз. Ударило холодом по ногам, мешок погрузился в воду, но Павел уже успел сделать глубокий вдох и, помня уроки Колдуна (спасибо, Колдун!), медленно, в несколько приемов, выпустил остатки воздуха сквозь сжатые губы. Тогда, в юности, он мог просидеть под водой довольно долго, так что нужно постараться… Нужно успеть!
Мешок опустился на дно, мокрая одежда прилипла к телу. Павел напряг мускулы, стараясь хоть немного ослабить размокшую веревку. Раз… Еще раз… Изо всех сил, до звона в ушах, до огненных кругов в голове. Так… Еще одно усилие… Теперь пошевелить рукой. Мышцы чуть не лопались от напряжения, тело налилось силой — организм при угрозе смерти ввел в бой все ресурсы. Еще немного…
И, уступив этой отчаянной силе, лопнула веревка. Павел продвинул руку вперед, протащил ее в тесноте мешка вверх вдоль тела, к голове, сорвал мешающую повязку и, не открывая глаз, поднял голову и попытался вцепить зубами в грубую ткань. Ткано ускользала, он никак не мог ухватить ее ртом, и тогда попробовал сделать по-другому: поднял над головой обе руки, нащупал пальцами шов и, собрав остаток сил, разорвал зашитый край. Выбрался из мешка, ощутил на лице противное прикосновение мохнатых водорослей и с трудом подавил желание рвануться наверх, к воздуху. Он приказал себе успокоиться и терпеть, и повис в глубине, отводя от лица водоросли, и молча внушая себе: «Не спеши! Не спеши. Не спеши…» Невысказанные слова гулко бухали в сознании и медленно замирали в такт редким коротким ударам сердца.
И только когда чуть закружилась голова и застучали в висках маленькие злые молоточки, он начал медленно всплывать, подняв вверх лицо. Бледный свет пробился сквозь воду. Там, наверху, где растекался этот свет, был воздух, была жизнь. Он без всплеска вынырнул у самого глинистого обрыва, отвесно уходящего в реку, жадно, до боли в груди, втянул сладкий воздух и вцепился пальцами в податливую глину. Шумело, шумело в голове, но отдышавшись и вновь обретя чувство собственной реальности в мире, он понял, что это дождь с шумом хлещет по серой текучей спине реки прутьями-струями, вырастающими из серого неба.
Он поплыл вдоль обрыва в поисках места, где можно выйти на берег. Нашел такое место — узкую отмель у оврага, промытого стекающими в Иордан дождевыми потоками, — выполз на мелкий, удивительно гладкий песок, нежный, как кожа девушки, перевернулся на спину и подставил лицо под ласковый дождь, брызжущий с доброго серого неба.
Теперь он отчетливо представлял, что будет делать дальше. Во-первых, вызволит Джудит. Во-вторых, вместе с ней отыщет в туннеле знак Земли, тот тупик, тот запертый выход — и постарается открыть его. Если получится. Страж утверждает, что это невозможно, но почему нужно верить Стражу? Можно ли верить этим нелюдям?
Но даже если ничего не получится — есть некий Страж некоего Змеиного городка, сказавший то, чего не должен был говорить. Страж был уверен в том, что с Павлом Корниловым покончено. Но с Павлом Корниловым не покончено. Если попытка открыть путь на Землю ни к чему не приведет, он, Павел Корнилов, разыщет Змеиный городок и добудет ключ. Любой ценой. Не может быть, чтобы они не общались с теми, другими, захватившими Землю. Ключ есть. Главное — открыть вход, а потом начать борьбу за возвращение Земли людям.
«Вся твоя беда, Павел Корнилов, заключается в том, что ты пришел слишком рано. Еще не время…» Выходит, если бы он пришел позже, в то самое неизвестное время, все было бы по-другому? Приняли бы по-другому? Почему? Какое время еще не пришло?
Это оставалось непонятным. Но он заставит Стража поделиться знаниями!
Джудит шевельнулась, сонно потерлась щекой о его колено. Он натянул на ее плечи сбившийся плащ, положил ладонь на теплую щеку девушки.
Дважды спаситель… А она разве не спасительница? Разве она не спасла его надежду, давнюю надежду на то, что должны, обязательно должны быть чувствующие, задающие вопросы, неудовлетворенные?
Вспомнилась вдруг Безумная Лариса. Отчего она повесилась там, в лесу? Сочиняла стихи… Может быть, Лариса тоже терзалась, думала, спрашивала себя и не находила ответа?..
Облака за рекой начали едва уловимо светлеть, сливаясь с туманом, закрывшим равнину. Давно унесло за поворот зеленые мигающие речные огоньки, поверхность реки потускнела и посерела. Иногда доносился оттуда громкий плеск, как будто падали камни в бегущую воду… «Или мешки с камнями», — подумал Павел. Отделялись, отслаивались от увядающей темноты силуэты черных колючих кустов. В подвижных небесных озерах, окаймленных стремящимися за горизонт облаками, догорали звезды. Мир казался пустым и заброшенным.
Павел осторожно, боясь потревожить девушку, высвободил затекшее колено и лег рядом, подложив руку под голову Джудит. Надо было хоть немного отдохнуть перед штурмом.
Ему казалось, что полет в черноте был бесконечным, но, открыв глаза, он понял, что спал совсем немного — стало чуть светлей, но звезды еще угадывались, и туман таким же плотным одеялом укрывал равнину, хотя и выступали уже из него верхушки деревьев. Оказывается, и во сне беспокоила мысль: как провести в туннель Джудит? Конечно, можно было просто запеленать ее в плащ, взять на руки и, не давая вырваться, перенести через невидимую черту, за которой обрушивался невыносимый страх. Но что, если она сойдет с ума от этого мутного страха? Нет, нужно придумать что-то другое… Сюда Джудит попала без труда, потому что выпила сонный отвар перед своим несостоявшимся сожжением. Попала спящей. Сможет ли он опять усыпить ее — так, как это делал Колдун с получившими увечья людьми? Надо попробовать…
— Ой, наконец-то стало светлее. — Девушка села, осмотрелась и повернулась к Павлу. — А мне снилось, что я танцую и вокруг тихая-тихая музыка. Не так, как Рыжий Тедди играет, а настоящая, понимаешь? — Она погладила Павла по плечу. — Прости, я уснула и так тебя и не выслушала. Рассказывай. Клянусь, больше не буду спать.
— А где твои сапожки? — только сейчас заметил пропажу Павел.
— Оставила еще там, на том берегу, — смущенно призналась Джудит.
Он посмотрел на девушку, нежно провел ладонью по ее босым ступням со стертой кожей.
— Достанем другие.
— Ну, рассказывай же, Павел.
— Может быть, сначала умоемся?
Джудит поежилась, сказала с сомнением, закутываясь в плащ:
— Вода, наверное, холодная? — но Павел вскочил, подхватил ее на руки и широкими шагами направился к реке, несмотря на шутливые протесты девушки.
Вода оказалась вполне подходящей, Павел даже разделся до пояса и с удовольствием ополоснулся, а Джудит оттерла с ног дорожную грязь.
— Сначала ты, — сказал Павел, когда они бок о бок сели на плот, который Павел оттащил подальше от воды. — Рассказывай. Как они с тобой обращались?
— Нормально. Особых почестей, конечно, не воздавали, но и не трогали. Сунули в какую-то каменную дыру, а потом с эскортом отвели к этим… певицам. Вот и все.
— Страж собирался с тобой побеседовать…
— Пусть беседует с кем-нибудь другим. А ты?
— У меня еще проще, разве что шишка на затылке. — Павел осторожно притронулся к голове. — Разговаривал со Стражем о всяких интересных вещах, только нам помешали. Наш знакомый из селения в низине, Федор Карелин, спутал меня с Христом, а жилье Стража с Гефсиманией, и привел господ офицеров. Не дали договорить. А потом совсем просто — мне их компания не понравилась, и мы распрощались. А поскольку вышло так, что они меня хорошо разглядели, а я их нет — решил не попадаться им в городе на глаза и навестил селение Федора. В заброшенном доме нашел вот это, — Павел кивнул на плащи, — побрился, а то все никак не удавалось, и к вечеру назад, за тобой. Встретил приличную горожанку, сказал, что с поручением к тихим матерям; из Змеиного городка, мол, иду — есть тут, оказывается, такой городок — и она рассказала, как пройти. А там твоя подсказка — лоскуток от платья… Вот и все. Но главное другое. Оказывается, есть в туннелях один ход, ведущий на землю. Страж, правда, сказал, что его нельзя открыть, но все-таки попытаюсь. Я не очень верю Стражу.
— А если не получится?
— Буду искать ключ.
— Мы будем, — уточнила девушка.
— Да, конечно. — Павел задумчиво отвел со лба волосы. — Если не откроем — наведаемся в гости к Стражу Змеиного городка, он много знает. Теперь мне легче — я для них мертвый. — Павел хмуро усмехнулся, и Джудит окончательно убедилась, что он сказал ей далеко не все. И его разбитые губы тоже что-то значили. — Теперь они будут думать, что им некого бояться — орудие сатаны уничтожено. Ошибаются. Если для того, чтобы узнать, где находится ключ, придется разрубить Стража на куски — видит Создатель, я это сделаю!
Девушка отстранилась. В ее больших темных глазах застыли недоверие и испуг.
— Ты… действительно способен… убить человека? Можешь убить человека?
Павел взял ее лицо в свои ладони, мрачно сказал, глядя прямо в глаза девушке:
— Стражи не люди. Не люди, я не предполагаю, я — знаю. — Джудит вздрогнула, а Павел продолжал монотонно чеканить, словно сам превратился в Стража: — Они выгнали наших предков с Земли, разбросали по разным мирам и сами теперь живут на Земле. На нашей Земле! — Маска Стража слетела с Павла, теперь он почти кричал. — Я должен хотя бы взглянуть на землю, потрогать ее, понимаешь? Увидеть этих тварей! Извести, истребить, сжечь, утопить, разрубить на куски — и вернуть Землю нам, людям! И я найду ключ…
— Но…
Джудит попыталась что-то возразить, ей стало холодно и жутко от немыслимых слов Павла, но Павел, еще крепче сжав лицо девушки в горячих ладонях, продолжал:
— Сейчас я попробую усыпить тебя и заберу в туннель. Ты будешь спать, а я постараюсь открыть вход на землю. Если Страж не лгал, и у меня действительно ничего не получится — мы пойдем дальше. Смотри мне прямо в глаза и слушай. Ни о чем больше не думай. Тебе хочется спать. Ты проснешься только тогда, когда я скажу: «Джуди, проснись». Ты поняла? Ты согласна?
— Я готова.
Она послушно легла на плот. Павел сел рядом, сосредоточил взгляд на точке чуть выше переносицы Джудит.
— Тебе хочется спать. Ты проснешься только после моих слов: «Джуди, проснись». Тебе хочется спать…
Он чувствовал, как копится, копится где-то внутри теплая тяжелая сила, поднимается, вспучивается гладь тихого озера, готового разразиться бурей, удлиняясь, течет в небеса, блестит под пронзительным маленьким солнышком, и падает, падает, проливаясь теплыми струями, на бледный лоб девушки, втекает в широко раскрытые глаза — и глаза глядят все туманней и отрешенней… закрываются… иссякает поток…
— Тебе хочется спать, Джуди… Тебе хочется спать…
Плавали, плавали в темноте золотистые искры, удалялись и приближались, кружились медленным хороводом, гасли и вновь появлялись в черном безмолвии. Он бесконечно долго висел в темноте, держа на руках застывшую, словно окаменевшую девушку, подобную оглянувшейся на испепеленный Содом Лотовой жене, и напряженно вглядывался в постоянно меняющиеся золотистые потоки. Время от времени потоки, как по команде, растворялись в черноте, оставляя после себя неподвижно висящие узоры; потом узоры медленно исчезали и их сменяли новые хороводы искр.
«Сколько же их? — потрясенно думал Павел. — Каждый новый узор — вход в новый мир, и везде, везде, везде — люди… Как могли придумать такое эти студенистые твари?»
Менялись, менялись узоры… Вот! Павел чуть не уронил девушку. В черноте то ли далеко, то ли близко, у самого лица, повисли три переплетенных кольца на полумесяце, вписанном в треугольник.
От напряжения застучало в висках. Вновь всколыхнулась, вспучилась тихая гладь, взметнулась к небу, к маленькому солнцу, пронзившему ее насквозь острыми лучами. Распрямился, наливался силой огромный, бешено вращающийся столб, протянувшийся от земли до солнца — и вспыхнул лесным пожаром, и всей своей клокочущей раскаленной силой рухнул на застывший узор.
«Откройся, откройся, откройся!..»
И столб взвивался в небо, и снова и снова падал, падал, пытаясь разбить узор, заставить рассыпаться мелкими искрами, и снова вздымался, все раскаляясь, сжигая солнце своей чудовищной силой.
«Откройся! Откройся…»
Но не дрогнул узор, выдержал отчаянный натиск. Медленно исчез — и вновь черноту заполнили беспорядочно кружащиеся искорки. Замок не открывался без ключа.
Дрожали руки. Пусто и холодно было в груди, а во лбу словно полыхал огромный костер, и пот стекал по щекам. Он собрал остаток сил, и когда золотистые потоки вновь иссякли, превратившись в треугольник — знак покинутого недавно Десятиградья, — еще раз послал мысленный приказ. Зашумело порывом ветра в лесу, невидимый каменный великан подтолкнул в спину твердой рукой. Павел вышел на свет, машинально подавив страх, не страх даже — брызги страха. Посмотрел на Джудит — лицо ее было спокойной холодной маской, волосы маленьким водопадом струились, текли к земле — и понес ее сквозь черные кусты к берегу Иордана.
Солнце уже поднялось высоко над островом, туман рассеялся, и река шумела умиротворенно, словно все-все на свете было прекрасно. Павел опустил Джудит на траву, сел рядом и склонился над девушкой.
— Джуди, проснись.
Смягчились застывшие черты, маска превратилась в живое лицо. Девушка очнулась легко, словно давно с нетерпением ожидала этих слов. Взгляд темных глаз остановился на Павле, взгляд был полон нетерпения и надежды.
— Нет, — вздохнув, ответил Павел на молчаливый вопрос девушки. — Не получилось. Я чуть не лопнул от напряжения, но ничего не мог сделать. Что ж, будем искать Змеиный городок.
Джудит сбросила плащ, заметила взгляд Павла и прижала руку к груди, к разорванному платью. Павел отвел глаза, пробормотал, чувствуя, как щекам становится жарко:
— Не бойся, свои способности проявлять не буду.
Девушка рассмеялась, отняла руку от груди и погладила его по колену.
— Я и не боюсь, глупенький ты мой спаситель.
Они помолчали, прислушиваясь к тихому свиристению какой-то пичуги. Солнце отражалось в реке, на пригорке оранжевыми факелами пылали высокие цветы.
— Королевство Ста Факелов, — задумчиво сказал Павел.
Девушка проследила за его взглядом, увидела цветы и улыбнулась.
— Король Павел Спаситель и его супруга королева Джудит Златовласая.
Павел улыбнулся в ответ.
— Это было бы неплохо. Только нам с тобой нужно земное королевство. Земной Эдем. — Он подумал и медленно добавил: — Ты посмотри, как все получается. Возможно, Библия вовсе не выдумка. Возможно, что-то именно так и было. Когда-то Господь изгнал Адама и Еву из Эдемского сада и поставил у входа херувима-стража и волшебный пламенный меч, чтобы не пускать людей к дереву жизни. С нашими предками поступили точно так же, только не Господь, а эти студенистые, Изгнали, приставили Стражей и закрыли ход к дереву нашей жизни… Не знаю, почему Адам подчинился и не пытался вернуться в Эдем — может быть, не хотел ссориться с Господом или боялся пламенного меча… Но мне бы только найти ключ — и какой бы там ни был меч…
— Боюсь, что мы не сможем…
— Должны. Идем, не терпится мне поговорить со Стражем.
— Только теперь я тебя одного не пущу.
— Посмотрим.
Плот лежал у воды, там, где они оставили его. Они вновь пересекли реку, и Павел, наконец, отыскал автомат. Однако ствол автомата выделялся под плащом — и Павел решил идти без оружия. В конце концов, главное оружие всегда было при нем, а случившиеся события научили его осторожности.
Выйдя на дорогу, они направились вверх по реке, удаляясь от несчастливого для них Города Святого Михаила и надеясь у кого-нибудь разузнать путь к Змеиному городку, где так славно гуляют господа офицеры. Вскоре им повезло. Маленький человечек в телеге, заваленной туго набитыми мешками, казался добродушным и безобидным, и Павел, прощупав фон, — фон был спокойным, — завел с ним разговор. В разговоре он очень удачно упомянул стеклодувов, упустивших коней в Протухшей низине, Игоря Литвинова, вывихнувшего ногу у Антоновых безбородых, и господ офицеров Корнеева и Синицына, пославших его с поручением в Змеиный городок вместе с этой вот девушкой.
Человечек, то и дело похлопывая вожжами по спине неспокойно рявкающей лошади, поведал, в свою очередь, о том, что держит путь из Голого Холма, везет сыпучку шептальщикам, и недоуменно спросил, почему хороший человек не свернул к Змеиному городку, а идет прямиком в Голый Холм? «Приказано ее там оставить», — быстро нашелся Павел, кивая на безмолвствующую Джудит. «А-а, стало быть, при отделе», — догадался человечек, степенно распрощался и поблагодарил Павла, вытолкнувшего из лужи тяжелую телегу.
Павел и Джудит вернулись к развилке и продолжили путь сквозь жаркий безветренный день. Вскоре местность стала понижаться, образуя лощину с пологими склонами, поросшими низким желто-зеленым кустарником. По дну лощины тек неширокий, в два шага, ручей. Пронизанный солнцем воздух дрожал и, казалось, сгущался, сиропом втекая в легкие, а солнце без устали возносилось все выше и выше в бледнеющую синеву. Кусты отпрянули в стороны, открыв склон, ныряющий в небольшое прозрачное озерцо. Над озером с криками носились длинноклювые птицы, планировали на воду, шумно хлопали крыльями, разбрасывая сверкающие брызги, ныряли, выскакивали на поверхность и вновь зигзагами устремлялись в воздух, роняя капли с широких перепончатых лапок. Ручей с тихим плеском падал в озеро с округлых белых камней, похожих на безволосую голову Стража Города Святого Михаила.
— Искупаться бы, — мечтательно сказала Джудит и посмотрела на Павла, вытирающего лоб рукавом.
Павел свернул с дороги, медленно прошел вдоль берега, внимательно глядя на воду и суетящихся крикливых птиц, потом так же внимательно оглядел кустарник. Девушка молча ждала его решения.
— Попробуем, — наконец ответил Павел. — Только так: далеко в воду не лезть, у берега. И купаемся вместе.
— Так-так, — лукаво прищурилась Джудит. — Значит, вместе? По соображениям безопасности.
— Именно. — Павел слегка покраснел. — Предлагаю такой вариант: я раздеваюсь, захожу в воду и отворачиваюсь, потом заходишь ты — н-ну, не рядом, а поблизости, а потом так же выходим. Устраивает?
— Вполне, — улыбнулась Джудит. — Можно внести дополнение? Я прополощу нашу одежду и эти плащи — а то от них… ну, как от залежалых вещей. Искупаюсь, разложу сушить и пойду в кусты. А ты можешь по соседству. Согласен?
— Ты решаешь не хуже нашего городского Совета и царя Соломона, шутливо ответил Павел, бросая плащи на траву.
Вода приятно холодила разгоряченное тело. Павел с удовольствием плавал и нырял, не забывая внимательно наблюдать за озером, кустарником, дорогой и Джудит, которая барахталась неподалеку, смеясь и шлепая ладонями по воде. Птицы, приветствуя их купание дружным криком, сбились в шумное белое облако и перелетели к дальнему берегу. Потом Павел по команде Джудит отвернулся и стоял, глядя на вновь ныряющих и взлетающих вдалеке птиц до тех пор, пока из кустарника не раздался звонкий голос девушки:
— Уже можно!
Павел направился к берегу, разводя ладонями прозрачную воду, всматриваясь в кусты, но Джудит не было видно.
— Джуди, где ты?
— Здесь, — откликнулась девушка из-за кустов. — Устраивайся.
Он лег на траву, подложив руки под голову. Закрыл глаза и ему сразу представилась обнаженная девушка, которая была совсем рядом, в нескольких шагах, за кустами. Он сделал несколько медленных глубоких вдохов-выдохов и позвал негромко:
— Джуди!
— Что? — очень быстро отозвалась она напряженным голосом.
Он сжал кулаки, помедлил с ответом, а потом сказал с напускной деловитостью:
— Можешь подремать, а я послежу за дорогой. А потом пойдем дальше. Я должен сегодня же найти этого…
Он натянул мокрые брюки и сел лицом к дороге. Осмелевшие птицы вернулись и вновь метались, кричали у берега. Он думал, что девушка действительно задремала, но она вдруг негромко сказала:
— Павел! Как они могли изгнать предков с Земли? Разве такое возможно?
— Возможно. — Он вспомнил свое давнее видение, переполненное необъяснимым страхом. — Понимаешь, они каким-то образом — это я так думаю — внушили людям страх, и еще внушили, что спасение возможно только в туннелях. Они открыли туннели, и люди бросились туда. И Земля досталась этим…
— Господи, — сказала Джудит после долгого молчания. — Я вот все думаю: откуда у тебя силы берутся, почему ты взялся за это? Почему ты такой… особенный? Мне ведь необыкновенно повезло, я ведь могла… Знаешь, когда ночь… Лежишь — и такая тоска… Почему ты необычный, Павел?
— В книгах пишут о том, что иногда рождаются необычные люди, медленно ответил Павел. — Почему? А почему среди цветков с пятью лепестками попадается один с семью? Очень редко, его трудно найти, — но попадается. Может быть, таких, как я, немного. Но дело в другом, Джуди: почему другие не такие, как я? Почему никому ни до чего нет дела? Какие-то бледные тени… Бесчувственные бледные тени.
Джудит молчала. Он вновь представил ее, и опять жарко стало щекам.
Озеро… Геннисаретское озеро и зеленые глаза. Наверное, действительно, не было болезни — опять вспомнились стихи Эмили. Время все-таки исцелило… Золотистые волосы представлялись ему, золотистые волосы спящей Венеры, спокойно лежащей совсем рядом.
— Ты не уснул? — тихо спросила невидимая девушка.
— Нет.
— Не сердись на меня, — тем же немного напряженным голосом произнесла Джудит. Потом заторопилась, заговорила сбивчиво: — Я все-все понимаю, только… Ты меня спас, ну и я вроде как должна отблагодарить… и вот поэтому не могу…
Павел нахмурился, но слушал ее, не перебивая.
— Ты будешь думать, что я… вроде как долг отдаю… за спасение. А я не хочу, чтобы ты так думал. Ну, как будто я специально — ты спас, а я одолжение делаю… Я ведь с этими никогда… Кажется, любила… одного… Не знаю. Он понимал хоть что-то… Только он ушел и… Наверное, любила. А ты… любил?
Зеленые глаза. Острый и сладкий запах зеленых роз на закате, поляна в Эдемском лесу. Татьяна-Ева…
— Любил, — ответил он коротко и резко, словно поставил точку. Последнюю точку.
И замолчал, потому что пришли воспоминания. Воспоминания были пронзительными и горьковатыми, воспоминания были тихими и чуть печальными, как ночной дождь за окном, как голоса женщин на кладбище за Лесным Ручьем.
«Хватит! — приказал он себе. — Надо идти. Подниматься и идти. Искать Стража. Нас оторвали от Земли, словно воздуха лишили. Это ведь все равно, как если бы отрубили руку и ждали, что рука будет жить самостоятельно, без тела… Надо искать Стража».
Павел ходил по комнате из угла в угол — прогибались прогнившие доски, качались под низким потолком какие-то пыльные гроздья. Полураскрытые перекошенные ставни едва держались на петлях, пышный куст затыкал оконный проем, оплетая подоконник тонкими гибкими ветвями. Ветви сползали на пол, пролезали в широкие щели между половицами и, казалось, сделав еще одно усилие, куст, перевалившись через подоконник, рухнет в комнату. В доме было еще одно окно, но оно выходило на улицу, вместе с покосившейся стеной нависая осколками стекол над протоптанной в грязи тропинкой. Появляться там Павел опасался — могли заметить, пригласить господ офицеров, чтобы выяснить, кто это там объявился в заброшенном доме на окраине? Стены комнаты потемнели от сырости, в углах под потолком лепилась скользкая на вид бурая плесень. Пахло кислым, пыльным, нежилым. Зато в доме было два выхода — один на улицу, а другой во двор, заросший кустами и отделенный полупроваленной изгородью от соседнего, тоже заброшенного двора. Миновав кусты и обогнув развалившийся сарай, можно было нырнуть в овраг и выбраться из города.
Он постоянно ощущал слабый фон Джудит и держал, держал его, не упуская из сознания. Хотелось действовать, подкрадываться, хватать Стража за горло — но приходилось прятаться в заброшенном доме, ожидая девушку. Накануне вечером дорога, наконец, привела их к неказистым домишкам на окраине какого-то то ли города, то ли селения. Они пробрались в это заброшенное строение и переночевали, завернувшись в плащи, и коротая ночь в разговорах, потому что трудно было заснуть на подгнивших, но все еще жестких половицах.
А наутро девушка ушла. Нужно было разведать, действительно ли они попали в Змеиный городок и где найти Стража. Павлу идти было нельзя — его могли узнать. Невзирая на протесты Джудит, Павел пожертвовал куском рубашки, и девушка скрыла под импровизированным платком свои золотистые волосы. Кто знает, может быть и сюда уже дошла весть об исчезнувшей пленнице тихих матерей?
И вот тянулось, тянулось время, и Павел измаялся уже вышагивать по комнате и тревожиться за девушку, а за окном то перекрикивались через изгородь женщины, то взревывали вдалеке диковинные здешние лошади, то доносился откуда-то протяжный звон. За ночь погода изменилась и в воздухе вновь висела водяная пыль.
Он постоянно чувствовал фон Джудит, и ему представлялось, что какой-то невидимый луч исходит от его головы и, пронизывая стены домов и заборы, освещает девушку. Луч этот перемещался вслед за Джудит, словно связывал их невидимой прочной нитью, и Джудит, освещенная этим лучом, могла понимать слова чужого для нее языка, потому что их понимал он, Павел. Эта связь открылась еще при разговоре с человечком из Голого Холма, когда Павел захотел, чтобы девушка тоже понимала их разговор. И — будто сдвинулось что-то в сознании, и пришла внезапная уверенность: надо просто направить на Джудит невидимый луч…
Он размышлял о той веренице удачных случайностей, которая в конечном итоге привела его сюда, к местному Стражу, владеющему ключом. Если бы не Небесный Гром… Не уроки Колдуна… Не слова, произнесенные Стражем Змеиного городка… Его пытались застрелить, пытались утопить. Но он добрался, он все-таки добрался до цели. А если бы Страж не произнес этих слов — что, так безуспешно и закончились бы поиски? Нет! Он прошел бы клетку за клеткой, мир за миром, нанизывая их, как черные медвежьи шкуры, на тесьму своего стремления, и раньше или позже — но все равно отыскал бы ключ. Или погиб.
Закачался, зашуршал куст возле дома, руки Джудит легли на подоконник. Павел подошел к окну, помог ей перебраться в комнату.
— Ну что?
— Все в порядке. — Девушка сняла платок и, досадливо сдвинув брови, осмотрела заляпанные грязью полы плаща. — Хоть бы доски какие-нибудь положили, что ли! Задание выполнено, господин Корнилов. — Ее глаза весело блеснули. — Страж живет, конечно же, в храме Господнем, через три дома от отдела безопасности, сегодня он принимал с самого утра. Сейчас отправился к возчикам.
— Молодец! — Павел обнял девушку за плечи и на мгновение прижал к себе. — Умница, Джуди. Откуда такие подробности?
— За конюшнями у них что-то вроде постоянного собрания. Знаешь, такие длинные скамейки под навесом, и сидят там с утра до вечера, делятся новостями. В основном, конечно, женщины, но и мужчины захаживают. Женщины вяжут, шьют… Кстати, — Джудит внимательно посмотрела на Павла, говорили, что позавчера утопили в Иордане у Последнего Обрыва посланника сатаны. Это, случайно, не о тебе?
Павел улыбнулся.
— Разве я похож на посланника сатаны?
— Возможно, тебя и послал кто-то, — медленно и серьезно ответила девушка. — По крайней мере, чтобы спасти меня. Да, возможно, ты действительно кем-то послан, только сам этого не знаешь. Смотри: никому и в голову не приходит искать Землю, а ты ищешь. И пока тебе везет. А вдруг ты — главная фигура в игре потусторонних сил, вдруг ты делаешь именно то, что нужно им, выполняешь их волю?. Представь…
Павел задумчиво потер колючий подбородок, ответил неуверенно:
— Потусторонние силы — это дело неясное… Может быть, Небесный Гром действительно… — Он помолчал и твердо закончил: — В таком случае, намерения потусторонних сил совпадают с моими собственными, так что нам по пути. А там посмотрим.
— Ох, Павел, поосторожней! Тебе не кажется, что за нами могут следить из Сферы Владык?
— Вот что, Джуди: давай пока забудем о Сфере Владык, о Создателе Мира и всяких потусторонних силах. Есть я, есть ты, есть Страж с ключом — и нам нужно этот ключ добыть. Будем действовать без оглядки на потустороннее. Хотя, вполне возможно, я и выполняю чей-то план… Ладно. — Павел махнул рукой. — Значит, о казни посланника сатаны здесь уже знают. А о побеге от тихих матерей?
— Никто ни слова.
— А как отнеслись к твоему появлению?
— Никак. Я ведь не сразу, сначала понаблюдала. Приходят и уходят, и не только местные там, но и пришлые, из Сергеевки, Голого Холма, Страж-города. Между прочим, вчера господа офицеры наказали двадцатью плетями какого-то парикмахера — за то, что по рассеянности назвал Страж-город старым именем.
— Это что — они в честь Стража название города поменяли? — поразился Павел.
Джудит пожала плечами.
— Я тоже удивилась. У нас даже наши зануды до такого бы не додумались.
— В общем, картина ясная, — подвел итог Павел. — Сидим до вечера, потом я иду и беседую со Стражем — дорогу ты мне покажешь. А ты ждешь…
— Нет! — Джудит решительно шагнула к нему. — Уже ждала, хватит. Идем только вместе. А то опять будут рассказывать, кого они там утопили.
— Но, Джуди…
— Нет, никаких «но». Беседовать можешь сам, но я буду рядом.
— Хорошо, — сдался Павел. — Постоишь у входа и предупредишь, если что. Думаю сделать так: мы придем к храму, когда начнет темнеть, с разных сторон, ты раньше, я — чуть позже. Зайду к нему, как простой человек, поделиться своими проблемами, а там уже начну действовать. Под люком в потолке постараюсь больше не стоять. И еще, Джуди: повяжи мне платок на лоб — хоть Страж и прибыл, когда я уже в мешке лежал, но лицо мое все-таки может знать. Думаю, мой портрет теперь есть у Стражей всех миров.
— Нагнись, — сказала Джудит, складывая в узкую полоску кусок белой ткани. — Давай твою отважную голову.
Он наклонился, его лицо оказалось напротив лица девушки, и совсем нечаянно сблизились их губы, и руки его, словно заблудившись, сомкнулись на спине Джудит, а теплые ладони девушки в поисках опоры обняли его шею. Их губы соприкоснулись…
— Ах, Павел, — переводя дыхание, прошептала Джудит, прижавшись щекой к его груди. — Так хочется танцевать…
— Ты обязательно станцуешь, — ответил он, пытаясь удержать несущуюся на него теплую волну.
Он прошел по тропинке вдоль покосившегося забора и остановился напротив храма. Покрытые потеками стены белели в серых сумерках, над запертыми двустворчатыми дверями растопыривал перекладины крест. Возле длинного приземистого дома неподалеку от храма терлись друг о друга узкими мордами привязанные к изгороди лошади. Пробирались по лужам две женщины, подобрав длинные юбки, балагурили с закрывавшим ставни высоким одноруким парнем. Из-за забора доносились глухие удары, словно кто-то изо всех сил колотил палкой по подушке.
Павел постоял немного, затем поправил повязку и неторопливо направился к храму. Джудит сидела на крыльце, сложив руки на коленях, и моментально вскочила, когда Павел показался из-за угла.
— Кажется, все спокойно, — тихо сказала она. — Только у отдела безопасности лошади, ты видел?
— Ничего. Спрячься за дверью и наблюдай. Если что — кричи, я успею. Нужно будет — весь этот городок разнесу по бревнышку.
— Павел, милый, будь внимателен. Мне ведь без тебя…
Павел провел ладонью по щеке девушки, заботливо поднял воротник ее плаща.
— На этот раз все будет в порядке, Джуди. Я теперь ученый. Обещаю быть внимательным, осторожным и больше не попадать в мешок. Там почему-то чувствуешь себя несколько неуютно. Все, вперед. Храни нас Создатель.
Они поднялись на крыльцо, вошли в темноту за дверью.
— Стой, смотри и слушай, — прошептал Павел и начал подниматься по слегка поскрипывающей лестнице.
Дверь у Стража была приоткрыта, оттуда на темные доски пола падала полоса света. Павел тихо приблизился к двери, заглянул в комнату, сразу заметив очертания люка в потолке. Обстановка жилища Стража Змеиного городка была такой же скудной, как и у Зеленого Стража: стол в углу, кресло с высокой спинкой, три табурета и несколько настенных полок у окна, заваленных какими-то кулечками и узелками. На столе горела толстая свеча и еще две — на стене, по обеим сторонам кресла. Страж в сером плаще неподвижно стоял боком к двери, упираясь ладонями в стол, и смотрел на голую стену напротив. Он казался большой страшной куклой для непослушных детей.
Павел постучал в дверь и негромко спросил:
— Можно войти?
Страж медленно повернул к нему бледное невыразительное лицо. «До чего же они все похожи, — подумал Павел. — Как бесконечные отражения…»
— Входи.
Павел плотно прикрыл за собой дверь и направился через комнату к столу Стража, на всякий случай поглядывая на люк. Страж продолжал стоять, согнувшись и опираясь на дощатую столешницу. Его широко раскрытые немигающие глаза наблюдали за приближающимся Павлом.
«Смотри, насмотрись напоследок, нелюдь…»
— Представлять не надо? — Павел холодно усмехнулся, сел на край стола, отрезав Стражу выход, и сорвал со лба повязку.
Страж медленно выпрямился, убрал руки за спину. Павел был готов поверить, что Стражи, как и люди, тоже могут от неожиданности потерять дар речи.
— Сядь! — приказал Павел. — Руки перед собой.
Страж молча повиновался и замер, обхватив ладонями подлокотники кресла. Страха на его лице не было, но обычная бесстрастная маска все-таки изменилась, словно поток, наконец, подточил скалистый берег. Павел пересел на другой край стола, спиной к закрытому ставнями окну, чтобы держать в поле зрения люк в потолке.
— Значит, ты остался жив, Павел Корнилов, — с запинкой проговорил Страж, и его серый капюшон дернулся, и дернулась тень на стене — и вновь застыла.
— Как видишь.
Павел подался к Стражу. Он хотел ошеломить, запугать его, кое-что присочинить, но только не дать Стражу прийти в себя.
— Меня не так легко убить, разве тебя не предупреждали? Учти, Страж, вы знаете обо мне далеко не все. Я могу не только открывать туннели, разрушать взглядом стены, не утонуть, не гореть в огне и оставаться живым, даже если меня застрелят и закопают в самой глубокой могиле. Я могу и другое. Например, уничтожить Змеиный городок. Весь, целиком, понимаешь? Сразу. Вместе с тобой, господами офицерами и всеми другими. Я не Господь, но Змеиный городок ваш превращу в пустыню, и сделаю это не хуже, чем он, когда пролил серу и огонь на Содом и Гоморру. Думаешь, я случайно дал себя утопить? Ошибаешься. Просто хотел, чтобы вы успокоились и прекратили меня искать. Я добился этого, не так ли?
Страж молчал, то ли все еще не придя в себя, то ли обдумывая все, сказанное Павлом.
— Я могу уничтожить любой город. Могу просто переходить из одного мира в другой и все уничтожать. Клетки вместе со Стражами. И это не все, что я могу.
— Чего ты хочешь?
В вопросе Стража Павлу почудилась тревога.
— Чего я хочу? Сейчас узнаешь. Только сначала послушай, что я сделаю, если ты ответишь отказом. Сначала я убью тебя, а потом пройду по всему Десятиградью и уничтожу других Стражей. Никакая охрана не поможет, уверяю тебя, Страж. Потом отправлюсь в другие миры и буду делать там то же самое. — Павел хорошо продумал разговор, вышагивая по комнате в ожидании Джудит, и поэтому говорил спокойно и убедительно. — А чтобы ускорить уничтожение тайной организации Стражей-нелюдей, неизвестно каким адом порожденной, я продемонстрирую людям свои способности. Я стану для людей новым Господом, и они поверят мне, и будут почитать и слушать меня, и перестанут бояться и боготворить вас, и преклоняться перед вами. Представляешь, Страж, я явлюсь перед городом, раздвинув воды реки или озера, от моего взгляда будут рушиться деревья, а из моей ладони вырвется молния и сожжет дом Стража. А потом возвещу всем, что нелюди-Стражи захватили родину наших предков, изгнав их с Земли. Как ты думаешь, мне поверят?
— Почему ты решил?..
— Подожди, Страж! Когда жители города, выслушав меня, растерзают своего Черного, Зеленого или Серого Стража и, не веря своим глазам, как я недавно не поверил своим, увидят этот серо-лиловый студень — как ты думаешь, буду ли я там еще нужен или смогу спокойно отправляться дальше? А, Страж?
Человекоподобное существо в сером плаще с капюшоном передернуло плечами и медленно подняло голову.
— Чего ты хочешь от меня, Павел Корнилов?
— А ты еще не догадался?
— Чего ты хочешь? — монотонно повторил Страж.
— Мне нужен ключ от входа на землю. Разве Зеленый Страж не передавал тебе содержание моего с ним разговора? Надеюсь, там у тебя не сидят господа офицеры? — Павел показал на люк. — Мне нужен ключ. Или мы вместе идем за ключом к туннелю — или я сломаю тебе шею, а потом сожгу тебя, чтобы ты не ожил.
— Какой ключ? Какой выход на землю? Изгнание, захват… Я тебя не совсем понимаю, Павел Корнилов.
— Не притворяйся, Страж! Ключ есть, он находится у тебя — я в этом уверен. Более того, я уверен, что такой ключ не только у тебя. Вдруг ты потеряешь его, уронишь в Иордан или вместе с ним провалишься в болото и сгинешь? Запасной ключ находится в другом месте, у другого Стража… а может быть и не один. Допускаю, что ты не знаешь — у кого именно. Но ты проговорился, когда меня собирались искупать в вашем Иордане. Поэтому слушай: сейчас я убью тебя и начну искать ключ здесь, в храме. Если не найду — продолжу поиски в других местах. Свой путь я тебе обрисовал довольно подробно. Или я получу ключ — или все Стражи будут уничтожены. А ключ я все равно найду, не сомневайся. Устраивает?
Страж долго смотрел на него.
— А если никакой Земли нет?
Павел начал терять терпение.
— Слушай, Страж, — процедил он, сжимая кулаки, — мне не нужны твои «если». Считаю до десяти. На счете «десять» я получу твое согласие или буду действовать уже без тебя. Я видел Землю, видел изгнание, понимаешь? Это были не сны, это были именно воспоминания.
— Генная память, — пробормотал Страж. — Телекинетическое воздействие… Биоэнергетические импульсы… Почти невероятно. Откуда все это у тебя, Павел Корнилов? Почему такая непредвиденная флуктуация? Ты не мог стать таким, Павел Корнилов. Это не укладывается в рамки вашего биосоциального развития…
— Возможно и не укладывается, — нетерпеливо согласился Павел, — но я именно такой, и я начинаю считать. Раз…
— Подожди. Попробую объяснить. Я знаю только то, что мне положено знать. На Земле нет никаких Стражей. Стражи не захватывали Землю. Моя функция — наблюдать за событиями здесь, в Змеином городке. Я создан для этой функции. Ну и еще, конечно, сбор информации из других мест и координация действий. Я биомашина. Другие биомашины выполняют такие же функции в других местах. На Земле нет биомашин, потому что пребывание на Земле не входит в наши функции…
— Стоп! — Павел жестом остановил Стража. — Что такое биомашина?
— Квазиживой организм, в определенной степени обладающий свободой воли, но созданный для выполнения ограниченных функций.
— Кем созданный?
— Я знаю только то, что мне положено знать, — повторил Страж. — Я создан с готовым набором данных, и весь мой приобретенный опыт нисколько не пополняет, а тем более не изменяет и не объясняет этих данных.
— Ясно, — кивнул Павел. — Завязанный мешок с разными предметами. Дальше.
— Действительно, выход на Землю можно открыть. Есть некая сложная структура, действующая на принципе фокусировки подпространственных лучепроекций, которую можно назвать ключом. Которая может выполнять функцию ключа — остановимся на этом названии. Возможно, подобные ключи есть и у других — мой набор данных не позволяет мне утвердительно или отрицательно ответить на этот вопрос.
— Что ты должен делать с ключом? Какое у тебя задание?
— В определенное время я должен открыть туннель и прибыть на землю. Там получу дальнейшую информацию.
— От кого? Когда придет это время?
— Источник информации мне неизвестен. Содержание тоже. Знаю только, что, получив информацию в виде определенной команды, либо вновь закрою туннель, либо оставлю его открытым. Данными о том, когда именно наступит время моих действий, также не располагаю. Ключ должен просигнализировать мне об этом моменте.
Все происходящее казалось Павлу совершенно нереальным; действительность как будто незаметно и плавно перетекала в сказку. Он чувствовал, что Страж не лжет и говорит о том, что знает. Но знает он далеко не все. Ключ, который сам скажет о нужном моменте… Созданная кем-то нелюдь, какая-то биомашина, живая машина, имеющая задание сторожить… Сотворенная кем-то биомашина… И сотворил Бог биомашину по образу своему, по образу Божию сотворил ее… Значит, этот бог и изгнал с земли людей?
— Кто и почему вынудил людей покинуть Землю?
Страж молча развел руками.
— Ладно, допустим, не знаешь. Почему стараетесь уничтожить меня, почему вообще пресекаете разговоры о Земле? Тоже не знаешь? Просто вложена такая команда?
— Ты прав, Павел Корнилов. События могут развиваться в двух направлениях. Осознание того, что Земля действительно существует, может привести либо к всеобщей апатии, деградации и, в конечном итоге, к вырождению, либо, напротив, послужит стимулом к ускоренному развитию и даст возможность вернуться на землю раньше определенного срока. Оба результата нежелательны.
— Так мы же все равно медленно вымираем! — раздраженно воскликнул Павел. — Я уже видел один мертвый мир. Мы в детстве ловили в лесу серых длинноносиков — таких пушистых зверьков, — сажали в клетки, кормили, таскали на руках, играли с ними — а они отказывались от еды, не хотели играть, понимаешь? Вот так и мы…
— Процесс неочевидный и длительный. По нашим данным, основная часть должна уцелеть.
— Основная часть! — горько усмехнулся Павел. — Скажи, Страж, ты можешь жить вечно?
— Я биомашина, созданная для определенного задания. Мы функционируем только потому, что задание пока не выполнено. Мы прекратим функционировать, когда задание будет выполнено.
— Так в чем же заключается это задание, скажи ради Создателя!
— Я не располагаю такой информацией. Возможно, данная информация находится на земле или заложена в ком-то из нас. Могу только предполагать. В соответствии с программой я периодически принимаю других Стражей и мы информируем друг друга о положении дел, но имеет ли кто-то задание, отличное от заданий других, — я не знаю.
— И все-таки вы смертны, — с угрозой сказал Павел. — Вас можно убить, не так ли?
— Да. Биомашины поддаются разрушению, хотя в определенной степени способны регенерировать. Слушай, Павел Корнилов. — Страж опустил голову и голос его стал приглушенным. — Биомашина не может страшиться разрушения, поэтому твои угрозы ничего не значат. Но твоя реализованная угроза сделает невозможным выполнение моей функции. Наших функций. Поэтому я вынужден принять твое требование, Павел Корнилов. Я открою туннель, ведущий на Землю.
Павел едва сдержал восторг. Ему хотелось смеяться, немедленно броситься к Джудит, чтобы сообщить радостную весть, схватить ключ и помчаться к туннелю. Но внешне он остался спокойным.
— Рад, что биомашина способна принимать разумные решения, — холодно сказал он. — Бери ключ и пойдешь вместе с нами. Я буду твоей тенью, пока не доберусь до Земли.
— С нами?
— Да, я не один. Со мной девушка. — Павел посмотрел на нахмурившегося Стража и многозначительно добавил: — Тоже… способная. Так что действуй без обмана.
— Хорошо. — Страж поднялся. — Жди меня здесь, я принесу ключ.
— Только вместе, — отрезал Павел и тоже встал. — Я же теперь твоя тень.
Страж обогнул стол и молча направился к узкой двери в стене. Павел, взяв свечу, последовал за ним.
Они прошли длинным коридором, спустились по лестнице и оказались в каком-то темном помещении. Босые ноги Павла холодил плотно утрамбованный земляной пол, белели высокие колонны, а стены и потолок терялись в темноте. Павел понял, что Страж привел его в зал богослужений и поднял свечу над головой. Дрогнули, передвинулись по полу тени от колонн, темнота вокруг колыхнулась и вновь застыла, и слабая свеча не могла справиться с ней. Они миновали колонны, подошли к стоящему на полу длинному узкому ящику, обтянутому черной материей и усыпанному засохшими цветами. На стене над ящиком чернел небольшой деревянный крест. Павел не сразу сообразил, что это не ящик, а гроб.
— Чей это? — спросил он, машинально крестясь.
— Строитель храма Андрей Пинаев. — Страж присел на корточки, просунул ладонь в гроб. — Почитается как Андрей Благодетельный. Тело залито воском из Чистой пещеры и не разлагается.
Гроб внезапно дрогнул, поехал в сторону — материя со зловещим шорохом терлась о стену — и остановился. Страж, сидя спиной к Павлу, согнулся, провел ладонью по полу. Что-то негромко щелкнуло, и Страж вдруг спрыгнул вниз, словно провалившись сквозь пол. Опять раздался щелчок. Павел растерянно шагнул вперед и увидел слабо отражающую пламя свечи стекловидную темную плиту. Страж обманул его и скрылся.
— Ах ты, сатана! — выругался Павел и начал поспешно мысленно концентрировать все силы.
Уже горячило кожу знакомое покалывание над переносицей, в черноте медленно, но неотвратимо разгоралось маленькое солнышко. Павел прищурился, собираясь обрушить на плиту всю свою необъяснимую чудесную мощь — и в этот миг вновь щелкнуло, плита отъехала в сторону, скрылась под земляным полом, и в темном отверстии показался остроконечный капюшон.
Страж выпрямился и легко выбрался из тайника. Плита закрыла отверстие и черный гроб с нетленным телом Андрея Благодетельного вернулся на место.
— Почему исчез? — Павел в сердцах замахнулся на Стража. — Почему без меня?
— Этого требовали заданные условия функционирования хранилища, — сухо отозвался Страж, подставляя под свечу раскрытую ладонь. — Вот ключ.
Павел на мгновение замер, потом медленно приблизил свечу к небольшому предмету в руке Стража и удивленно поднял брови.
— Это и есть тот самый ключ? Вот эта щепка и есть ключ?
На ладони Стража лежала короткая плоская палочка, клиновидно суженная с одного конца. Она вовсе не была похожа на ключ, каким он представлялся Павлу, она не могла быть ключом, которым можно открыть выход на благословенную Землю, и не могла она быть ключом от кладезя бездны, данным звезде, упавшей с неба после трубы пятого ангела, придуманного Иоанном Богословом или действительно ему явившегося, и не могла она быть золотым ключиком Буратино…
— Что ты мне показываешь, Страж? Разве это ключ?
— Ключ. Вернее, та часть ключа, которую можно фиксировать в пределах данного континуума. Остальное — в других измерениях.
— Поясни, — потребовал Павел.
Страж немного помолчал.
— Находясь на улице, ты видишь одну стену дома. Ты не видишь того, что находится внутри, и как выглядят остальные три стены, хотя они и существуют.
— Смотри, Страж! — угрожающе сказал Павел. — Если это не ключ…
— У меня нет оснований обманывать тебя.
— Проверим. Сейчас мы идем за Джуди, потом берем лошадей — и на остров, к туннелю. Учти: любое твое неосторожное движение, любое слово, попытка позвать на помощь — и мы с Джуди моментально превращаем городок в груду бревен. У меня тоже нет оснований обманывать тебя, так что поверь мы это сделаем. Ничто тебе не поможет. Где нам достать лошадей?
— Идем, Павел Корнилов. Я уже сказал, что подчиняюсь. Подчиняюсь, конечно, не тебе, а обстоятельствам. Сейчас лошади будут.
И мчались сквозь теплую ночь лошади, расплескивая лужи и хриплым голосом будоража мерцающую равнину, и с шорохом развевались плащи седоков, и обтекал лица мягкий ночной воздух.
Потом был быстрый Иордан, и Павлу пришлось раздеться и плыть, держась за плот, которым под надзором Джудит управлял Страж, потому что втроем они не помещались на плоту, а отпускать девушку одну с неведомой биомашиной Павел не решился. Брошенные на берегу кони тревожно рычали в темноте, словно просили взять их на Землю.
На острове Павел вновь усыпил Джудит и, подняв на руки, понес к туннелю, нетерпеливо подгоняя бредущего первым Стража.
И сгустилась томительная, томительная, томительная чернота, и невообразимо медленно возникали и рассыпались узоры, и Павел крепко держал Стража за широкий рукав плаща. Время, казалось, застыло, время погрузилось в черноту и бесследно кануло на вязкое дно, словно камень, брошенный в болото. Грохотало, надрывалось сердце, вопило беззвучным воплем, умоляло беззвучной мольбой, пытаясь разбудить время, оторвать от липкого черного дна и всплыть, подняться в бесконечное небо…
Сто дождей пролились над Лесной Страной, рухнули от древности стены города Великого Царя, прахом рассыпалась старая пагода, и пронзил душу ветер столетий, сгнил помост у костровища, соединяющего Новую Землю и Сферу Владык, сполз в овраг и по самые крыши зарос мерцающей травой Змеиный городок. Звезды и луны всех миров сгорели дотла и осыпались мелкими угольками на бескрайние леса безлюдных миров. Расползался под пальцами от ветхости скользкий и жесткий плащ Стража. Навсегда уснула Джудит…
Так казалось Павлу, застывшему в немыслимой черноте за пределами всех миров.
И все-таки возник, ослепительной вспышкой ударил в глаза причудливый узор — три переплетенных кольца на полумесяце, вписанном в треугольник! Загрохотало, зазвенело в ушах, горячие звезды безжалостно пронзали мозг и струились, струились, вращались в черноте, и кольца, полумесяц и треугольник вытягивались в один дрожащий сверкающий поток, пролившийся на засиявшую голубизной клиновидную палочку в руке Стража.
Отпрыгнула, мгновенно исчезла чернота, и бесконечным ласковым водопадом обрушился свет, свет, свет…
И все было, в общем-то, обычно. Было невесомое неярко-голубое высокое небо в легких разводах облаков, был прохладный ветер, пропитанный запахом сухих трав, и была вершина зеленого холма, который поднимался над столпившимися внизу деревьями. Зеленые, желтые, красные краски. Тонкие блестящие нити, плывущие в воздухе. Разноголосая птичья кутерьма. Деревья мощным валом устремлялись в долину, словно отталкиваясь от холма, и там, вдали, редели, разбегались мелкими группками, усеяв высокую траву грудами листьев. А дальше, за этой шелестящей, поющей, свистящей массой вздымались к небу высокие серые стены, оплетенные зелеными побегами, испещренные черными провалами окон. Многоэтажные здания печально смотрели на лес десятками погасших глаз.
И не было никакого страха, даже намека на страх, и не было никакой изгороди вокруг холма. Только высокая чуть пожелтевшая трава. Только разноцветные сухие листья. Этот туннель не был окружен кольцом страха.
Павел стоял, держа на руках девушку, чьи волосы были похожи на опавшие листья, стоял рядом с неподвижным Стражем и вдыхал, вдыхал незнакомый воздух. Он смотрел вокруг и вслушивался в себя, ожидая, что вот-вот память предков заполнит сознание и подскажет: да, это Земля.
Но память молчала. Сердце продолжало биться взволнованно и упоенно, прикосновения ветра холодили лицо. Память предков молчала, но Павел знал: это — Земля…
— Проснись, Джуди, — нежно сказал он и притронулся губами к ее губам. Словно коснулся лепестков цветка.
Девушка тихо вздохнула и открыла глаза — и в них отразились высокие облачные разводы. Сняла руку с шеи Павла, ступила босыми ногами на траву и огляделась. Задержала взгляд на веренице высоких серых зданий.
— Земля? Павел, Земля?..
— Земля, — ответил Страж, повернув к ней застывшее лицо. — Как видите, Стражей здесь нет.
— Стражей здесь нет, — медленно повторил Павел, вытягивая из-за пазухи две уздечки и подходя к Стражу. — Подставляй руки.
Страж шевельнул губами, но ничего не сказал и вытянул перед собой руки. Павел крепко связал их уздечкой.
— Садись.
— Твои действия безосновательны, Павел Корнилов, — медленно проговорил Страж, но покорно сел и дал связать себе ноги.
— Так надежней. — Павел усмехнулся. — Сейчас мы с Джуди пойдем и посмотрим, есть ли здесь кто-нибудь. А ты нас подождешь. Когда же ты получишь свою информацию?
— Не знаю.
— Ладно, жди. — Павел повернулся к зачарованно глядящей вдаль девушке. — Снимай плащ, Джуди.
Они бросили плащи в траву рядом с неподвижно лежащим Стражем и начали медленно спускаться по склону холма.
— Мне как-то странно, Павел, — тихо произнесла девушка. — Словно я еще сплю и снюсь себе… И все вокруг снится, и ты… И хочется танцевать…
Они ступали босыми ногами по ломким шуршащим листьям, и шумели деревья в вышине, и порхало, порхало в траву — красное, желтое… красное, желтое… Все вокруг было — особенное, незнакомое, но — желанное. Все обещало долгий-долгий покой…
— Помнишь, я обещала станцевать для тебя? — Джудит остановилась, прижалась к локтю Павла. — Я хочу танцевать для тебя. Сейчас. Здесь. На Земле.
Девушка легко отпрянула в сторону, прохрустев листьями, — и белое платье взметнулось над телом, повинуясь быстрым движением ее рук, и упало в траву. Павел прислонился спиной к стволу, чувствуя, как сердце подпрыгнуло к самому горлу, и жарко стало щекам.
Обнаженное тело девушки казалось беломраморным изваянием, созданным самым лучшим в мире скульптором. Изваяние застыло в густой траве, и только золотистые волосы, стекающие по плечам подобно потоку веселящего вина, пошевеливались под ветром. Неожиданно изваяние ожило, белый мрамор потеплел от солнечных лучей, пробивающихся сквозь листву. Дрогнули, качнулись бедра, руки плавно воспарили над головой, открылись глаза — и возникла улыбка. И словно нежные, непрерывно струящиеся, легкие волны поплыли по поляне, расширяя круги, — это танцевала под высоким небом прекрасная девушка с волосами цвета опадающих листьев, это скользила над травой, кружась и простирая к небу ладони, возвращенная на землю удивительная богиня Земли. Белое невесомое тело порхало под изумленно шуршащими деревьями, очарованные птицы затихли в ветвях, и ветер играл, играл золотистыми волосами, никак не решаясь унести богиню в безлюдный Эдемский сад…
Павел не мог оторваться от дерева и завороженно смотрел на танец богини, подобной Венере, пробудившейся наконец ото сна. Танец создавался на его глазах, чудесный плавный танец, сотканный из неба и шума крыльев, из прозрачного воздуха и падающей листвы, памяти о далеких краях и радости, ожидавшей в конце пути. Из темных глаз богини сотнями тысяч глаз смотрели на потерянный и вновь обретенный мир сотни тысяч предков, разбросанных по бесконечным чужим мирам. Шелестела трава, шуршали листья, шумел ветер, звенели птичьи голоса, сплетаясь, сливаясь, преображаясь в тихую музыку, словно медленно павшую с неба и объявшую поляну медленным своим колыханием. Музыка нарастала, расцветала все новыми и новыми красками и тонами, музыка звучала в голове Павла и, повинуясь ее бесконечному потоку, плыло, плыло над травой обнаженное прекрасное тело…
Музыка накатывалась, захлестывая его, рождая внутри волшебную теплую головокружительную волну. Волна подхватила и растворила его, и подогнулись ноги, и качнулась поляна, и совсем рядом он увидел вдруг ласковые задумчивые глаза. Он поднял руку — и коснулся кончиками пальцев теплого нежного лица богини.
…Ветер летел и никак не мог охладить их разгоряченные тела, листья падали и никак не могли закрыть их обнаженные тела, птицы кричали и никак не могли заглушить стук их сердец… Вокруг расстилалась Земля, и были они на Земле — Адамом и Евой, вернувшимися в Эдем, избегнув ударов пламенного меча обращающегося.
Голова девушки покоилась на его руке, а над головой сквозь ветви и листья неслышно текло, просачивалось, обнимало спокойное небо.
Потом они рядом шли по траве, и деревья расступались, открывая путь к серым зданиям. Они, взявшись за руки, подошли к дороге и остановились. Серое покрытие, которое он помнил по своим видениям, было испещрено широкими трещинами и ямами, и на дне ям желтел песок. Кое-где, разбросав куски покрытия, прямо из дороги тянулись вверх деревья. Здания за дорогой казались заброшенными. Черные окна, балконы в серых потеках, какие-то подобия покосившихся тонких крестов на крышах, заросших кустами; черные веревки, болтающиеся вдоль стен, ступени, ведущие в провалы подъездов, а вокруг — большие ржавые баки, скелеты автомобилей и колышущиеся под окнами удивительно красивые цветы. Диковинные высокие столбы фонарей и опять длинные веревки, свисающие с них на землю. Что-то громко хлопало на ветру, нарушая давнюю-давнюю тишину.
Павел и Джудит медленно углублялись в тихие сумерки древнего города-леса, давным-давно покинутого изгнанными отсюда людьми. Тихо, тихо было вокруг, словно город погрузился в бесконечный сон и снилось ему шумное, беспокойное, многоголосое прошлое, резко оборвавшееся в одно солнечное утро или дождливый вечер. И всходило солнце, и заходило солнце, и тягучим вязким потоком струились дни, и черными листьями падали и улетали под ветром немые ночи, и медленно дряхлело, рушилось, рассыпалось прахом все то, что было когда-то создано людьми, — и обновлялось, набирало силу, тянулось ввысь и вширь, захлестывало город все — другое, сотворенное в начале времен внезапным порывом того, кто был раньше неба и звезд, раньше рыб и птиц, кто вдохнул дыхание жизни в первого человека.
Так думал Павел, медленно продвигаясь рядом с Джудит по городу-лесу, обходя битые стекла, перешагивая через узкие канавы, промытые в сером покрытии дождевой водой. И город совсем не казался ему мертвым. Город просто спал, дожидаясь возвращения людей.
Тянулись, тянулись высокие здания, подобные зеленым холмам, перетекали одна в другую улицы, тесные от деревьев и кустов, исчезая в желто-красно-зеленой завесе поворотов, дробя город на пустынные кварталы. Павел и Джудит молчали, словно боялись неосторожно сказанным словом всколыхнуть дряхлого гиганта, который мог рассыпаться при пробуждении и с грохотом повергнуть свои оцепеневшие стены в буйную плоть растений. Город нужно было будить осторожно и не сразу…
В молчании вышли они к неширокой реке, ступили на теплые плиты набережной. Приземистый мост нависал над водой, на века уперев в дно крепкие каменные ноги, и его насупленный неприступный вид говорил о том, что стоять ему так — столетия, и вода не в силах что-либо сделать с ним. С полуразрушенных каменных берегов опускались в воду ветви кустов, и по темной воде неспешно плыли листья.
— Неужели здесь никого нет? — прошептала Джудит, тревожно вглядываясь в окна зданий за рекой.
— Пока только мы с тобой. Но скоро…
Павел внезапно замолчал и замер, глядя поверх головы девушки, и Джудит резко обернулась. По поросшим травой широким каменным ступеням, ведущим на набережную с моста, неторопливо спускался кто-то темноволосый, в распахнутой на груди белой рубашке. Ошеломленный Павел услышал короткий встревоженно-изумленный вскрик Джудит и почувствовал, как пальцы девушки впились в его руку. Ему казалось, что разум оставляет его. Неслышно ступая по выщербленным временем плитам, к ним приближался высокий плечистый парень с невероятно знакомым лицом. Павлу казалось, что кто-то придвигает все ближе и ближе невидимое зеркало, и отражение в зеркале все увеличивается. Именно отражение — потому что неторопливо идущий к ним длинноволосый человек в белой рубашке и черных брюках был абсолютно похож на него, Павла Корнилова! Откуда возникло здесь зеркальное королевство?..
— Кто это? — неестественно ровным голосом спросила Джудит и тут же не выдержала, перешла на крик. — Почему она так похожа на меня, почему?
Этот крик словно спустил какой-то курок, взведенный внутри. Павел сосредоточился взглядом на приближающемся белом пятне рубашки и рванулся в мысленную атаку. Невидимый залп пронзил воздух — и с треском рухнули деревья, а подобие Павла Корнилова продолжало подходить все ближе с легкой улыбкой на загорелом лице.
— Почему она улыбается? Павел, мне страшно, — прошептала Джудит, едва шевеля губами.
Но Павел уже не слышал ее. Слегка присев и оттолкнувшись от земли ногами, он одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от двойника, и нанес мощный удар, целясь в лицо и грудь невероятного видения.
Ему удалось сгруппироваться и относительно удачно встретить соприкосновение с землей. Проехав по траве, он вновь вскочил на ноги и повернулся к оцепеневшей Джудит и двойнику, смотревшему на него все с той же легкой улыбкой. Больше Павел нападать не собирался. Двойник был бестелесным — Павел просто пролетел сквозь него, не встретив ни малейшего сопротивления, — а значит, или просто снился, или казался — так может померещиться ночью или в тумане, — или же был настоящим ангелом. Как бороться с ангелами, Павел не знал, да и можно ли с ними бороться? Павел стоял напротив двойника, растерянно опустив руки, а девушка медленно пятилась от подобия Павла Корнилова, и лицо ее было таким же белым, как и платье…
И в голове Павла вдруг зазвучал голос. Спокойный негромкий голос.
— Вы пришли раньше срока.
Вероятно, Джудит тоже услышала этот голос, потому что перестала пятиться и широко открыла глаза.
— Кто ты? — выдохнул Павел, не зная, снится ему это или кажется, или действительно стоит напротив него в древнем земном городе его таинственный двойник.
Двойник перестал улыбаться, чуть сдвинул широкие брови и отошел к каменной ограде набережной. Павел заметил, что даже сухие листья не шевельнулись под ногами двойника, словно тот проплыл над землей.
— Я Наблюдатель, — ответил двойник, не размыкая губ.
— Павел, это мое отражение, — простонала Джудит, с усилием растирая пальцами виски. — Я, кажется, схожу с ума…
— Я наблюдатель, — вновь раздался в голове Павла голос двойника. — Я не зеркало и не сновидение. То, что каждый из вас сейчас воспринимает как свое собственное отражение, — не более, чем приемлемая для вас проекция одной из систем размещенного здесь контрольного устройства.
Павел внезапно успокоился. Ну конечно, Наблюдатель был просто хитроумной неосязаемой конструкцией захвативших Землю нелюдей! Он был бесплотен, а значит, не мог причинить вреда. И никаких ангелов или призраков отца принца Датского…
Он отряхнул с рубашки сухие травинки и, решительно подойдя к двойнику, попытался дотронуться до его плеча. Пальцы прошли сквозь плечо, ничего не ощутив.
— Подходи, — облегченно сказал Певал недоверчиво наблюдавшей за его действиями девушке. — Это же дым, отражение солнца в воде.
— В некоторой степени такое утверждение верно, — согласился Наблюдатель и вновь улыбнулся.
Джудит осторожно приблизилась, повторила жест Павла и легонько вскрикнула, когда ее рука тоже насквозь проткнула Наблюдателя.
— Зачем ты меня копируешь? — спросила она, держась на всякий случай за рукав Павла.
— Это приемлемая для тебя проекция, — повторил Наблюдатель. — Будь здесь кто-нибудь третий — он воспринял бы меня как свое собственное отражение. Но никого больше нет.
— Ты хочешь сказать, что Земля пуста? — насторожился Павел. — Ни людей, ни Стражей?
— Ни людей, ни Стражей, — подтвердил Наблюдатель. — С вами обменивается информацией посредством данной проекции одна из систем контрольного устройства. В силу всеобщей взаимосвязи элементов устройства система обладает информацией в том же объеме, в каком обладает информацией все устройство.
— Подожди, подожди. — Павел нахмурился, соображая. — Значит, тут никого нет? Тогда кто и зачем изгнал отсюда людей, зачем существует это контрольное устройство, и раньше какого срока мы сюда пришли? Кстати, ты не совсем точен. Кроме нас на земле находится по крайней мере один Страж. На холме у туннеля. Я его связан на всякий случай.
— И почему она говорит с закрытым ртом? — добавила Джудит. Девушка вновь владела собой и щеки ее приобрели нормальный цвет.
— Передаю необходимую информацию, — ответил Наблюдатель, никак не реагируя на то, что сквозь его тело спланировал на плиты засохший листок. — В настоящий момент кроме вас двоих на Земле больше нет ни одного разумного существа. Внешний элемент наблюдения, который вы называете Стражем, в прежнем своем виде ликвидирован и приобщен к системе непосредственно здесь, на Земле. Функции его преобразованы, поскольку он сработал раньше срока.
О сроке. Внешние элементы наблюдения, Стражи, должны войти в контакт с контрольным устройством только в определенный программой момент, который еще не наступил, и получить соответствующую команду: либо разблокировать все имеющиеся на земле туннели, либо отсрочить возвращение людей до очередного определенного программой момента.
— Кто все это придумал? — воскликнула Джудит.
— Контрольное устройство приступило к выполнению программы после ухода людей, хотя уход людей заложен в нее как исходные данные. Устройство действует в пределах программы и другой информацией не располагает.
Павел с отчаянием подумал о том, что Наблюдатель почти дословно повторяет объяснения Стража Змеиного городка. И тот, и другой знали свои задачи, но не знали, кто задал им такие задачи…
Ему вдруг стало холодно и жутко, словно порыв пронизывающего до самого мозга ветра подхватил его и бросил в бездонное ущелье, наполненное угрюмой темнотой. Ему представился безликий великан, распирающий небо, великан с огромной метлой в когтистых уродливых лапах. Великан шагал по земле, давя необъятными медвежьими ступнями застывшие от ужаса города, и своей метлой сметал людей к черным воронкам туннелей, как сметал сор с крыльца городского Совета рыжеусый Бормотун Соломон.
Кто-то или что-то безликое и страшное в своей нездешней силе вымело род человеческий с Земли, и приставило Стражей к развеянным в разные стороны сынам и дочерям человеческим, и соорудило на земле неведомое контрольное устройство. Такое было под силу библейскому Господу, изгнавшему Адама и Еву из сада Эдемского, но Павлу почему-то казалось, что не сказочный Господь устроил все это, а совсем другие могучие неведомые силы… — так ты и не объяснила, зачем существует контрольное устройство? — обратилась девушка к своему двойнику, бывшему одновременно отражениями Джудит Шерилл и Павла Корнилова, словно они оба с двух сторон смотрелись в приставленные друг к другу зеркала.
— Контрольное устройство, действуя через Наблюдателей, анализирует состояние биосферы и на основе этого анализа может в момент, определенный программой, дать команду внешним элементам открыть туннели. Состояние биосферы постепенно улучшается.
— Биосфера… — пробормотал Павел, чувствуя, как что-то обрывается и падает у него внутри. — Ведь это… Джуди, биосфера — это… это…
— Единая термодинамическая оболочка Земли, в которой сосредоточена жизнь и осуществляется постоянное взаимодействие всего живого с неорганическими условиями среды, — отчеканил Наблюдатель.
— Состояние постепенно улучшается, — медленно повторил Павел слова Наблюдателя. — Выходит, оно было плохим. И поэтому людей… метлой…
Он ухватился за Джудит, единственную опору в расползающемся, несущемся под откос мире.
— Совершенно верно, — подтвердил Наблюдатель. — Нужно было устранить основной вредоносный фактор. Он был устранен — и контрольное устройство приступило к выполнению программы. Сейчас можно говорить о преодолении критического состояния воздушной и водной оболочек, тенденции к восстановлению растительного покрова. Процесс регенерации биосферы протекает с максимальной интенсивностью, на пределе возможностей. Прогнозы положительные.
Вот оно что. Основной вредоносный фактор… Павел внезапно осознал всю истину. Он сел на теплые плиты набережной и закрыл глаза. Он не хотел больше открывать их, потому что и с открытыми глазами всю жизнь был слепым. Он размышлял, он строил самые разные предположения, пытался найти ответы на свои вопросы — но все равно был слепым.
— Павел, тебе плохо? — Джудит теребила его за плечо. — Как это людей — метлой? Почему? Какой такой вредоносный фактор?
— Вредоносный фактор — это люди. Наши предки, — ответил он, не поднимая головы. — Я тебе все объясню.
Когда-то в детстве он любил по утрам лежать, разглядывая стену возле кровати. На оструганных досках темнели пятна сучков, вились нити древесных волокон, виднелись следы рубанка. Он всматривался в эти пятна и линии, и в какой-то предвкушаемый им момент зрение словно преображалось — и переплетения линий и пятен превращались в головы медведей, лодки с гребцами, причудливых обитателей иорданских омутов, перекошенные незнакомые лица, странные цветы. Целый мир проступал из обыкновенной стены — стоило только внимательно приглядеться. Какой-то неуловимый миг — и из хаоса рождались картины…
И вот сейчас тоже — родилась картина. Нет, не Бог, и не безликий чудовищный великан изгнал людей с земли. Подметальщики вроде рыжеусого Бормотуна Соломона, совершая свой повторяющийся раз в миллионы лет обход всех миров, дошли до Земли и обнаружили, что воздух, вода и почва страшно загрязнены потомками некогда изгнанных из Эдемского сада Адама и Евы, и пересохли моря, и леса превратились в пустыни, и погибает зверье, и нечем дышать на Земле. Подметальщики заставили людей уйти по туннелям в другие миры, а чтобы люди не погибли там — избавили их от болезней и даровали способность почти не нуждаться в хлебе насущном. Да, люди медленно чахли, оторванные от родной почвы, но по-другому, наверное, было нельзя поступить. Подметальщики закрыли Землю, помогая природе залечивать тяжелые раны. Они спасали людей и спасали Землю от людей.
«Господи, я ведь не мог даже представить!.. — с отчаянием думал Павел. — Стражи здесь ни при чем, Стражи — просто слуги неведомых хозяев, и не Стражи виноваты, и не хозяева их, а мы, именно мы, люди, человечество, уничтожившее рай земной…»
Накатывалась горечь и ложился на плечи тяжелый груз вины. Общей вины.
Изгнали — виноватых. Никому не ведомо, кто были эти подметальщики может быть, подметальщики Господни? — и где они сейчас, и что побудило их наводить чистоту — но сделали они, вероятно, единственно правильный шаг. Просто вымели метлой, всех подчистую, всех неразумных людей, отравивших собственный единственный и неповторимый мир…
Кто они, неведомые подметальщики? Длится их день миллионы лет — и чистыми становятся миры. Вновь придет человек — чтобы все повторить?.. Человек вернется на землю — когда?
Павел поднял голову.
— А ключ? Ключ от туннеля остался?
Наблюдатель удивленно посмотрел на него, и так странно было видеть удивление на отражении своего собственного лица! Павел сбивчиво пояснил:
— Страж открыл туннель ключом — а где теперь ключ? Ведь Стража нет. Туннель открыт?
— Мы можем вернуться? — торопливо добавила Джудит.
Лицо Наблюдателя стало серьезным.
— Туннель закрыт. Закрыты все туннели. Тот артефакт, который вы называете ключом, больше не существует. Программой не предусмотрено возвращение людей на Землю раньше срока. После вашего появления, вероятность которого даже не предполагалась, проведена коррекция программы. Внешние элементы наблюдения, то есть Стражи, владеющие пятью остальными ключами, смогут открыть туннель только в срок, определенный программой.
— Значит, мы не сможем вернуться за другими? — растерянно спросил Павел.
— Именно так. Туннели откроются только в срок, определенный программой.
— Но когда, когда наступит этот срок? — Павел вскочил и оказался лицом к лицу со своим невозмутимым двойником. — Контрольное устройство, программа знает этот срок?
— Момент контакта внешних элементов наблюдения с остальной системой заложен в программу, но станет известен только при его наступлении.
— Понятно, — с горечью сказал Павел. — Другими словами, неизвестно, через сколько лет…
— Именно так.
«Совсем как начало сезона дождей», — обреченно подумал Павел. Раз в год под вечер наползают из-за Иордана тяжелые черные тучи, всегда появляясь со стороны геннисаретского озера, и растекаются по небу, и тащат за собой ночь. И два, и три, и четыре дня может быть затянутым небо, но земля еще остается сухой, и непонятно, когда же начнется долгий, долгий дождь. И только когда на обращенное к небу лицо упадет первая капля, и только когда зашуршит по деревьям, и застучит по крышам, и защелкает по капоту автомобиля во дворе, и забулькает в бочке с водой — станет, наконец понятно: начался сезон дождей.
Горько, горько, горько было на душе… Рушить преграды, лезть напролом, прощаться с жизнью — и в результате оказаться в одиночестве на долгожданной Земле. Сколько бродить им, одиноким, вырвавшимся из клеток, по пустым городам? До смерти? А как будет жить оставшийся в живых, и кто похоронит его?
«Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас». Выходит, ты прав, Проповедник? Вот появились вновь на Земле Адам и Ева, такие же одинокие, как те, самые первые люди, но кто расскажет о них, Павле и Джудит, пришедших на безлюдную Землю?.. И первым ли был Адам? Может быть, подобное уже было в веках, прошедших до того, как Господь вдунул в лицо его дыхание жизни?
Закрыты в Эдеме… Навсегда закрыты в Эдеме. Ну почему за грехи предков всегда приходится расплачиваться потомкам? Кто установил это несправедливое страшное правило? Почему, почему они должны страдать по вине тех, кто был до них на земле? И почему — кто ответит? — почему те, ушедшие, жили только своим днем? Почему не думали о тех, кто придет позже? Кто уже пришел…
Не было ответа…
Не хотелось верить. Ни о чем не хотелось думать. Бледное лицо двойника маячило рядом — и Павел замахнулся. И не смог удержаться от бесполезного удара по воздуху.
— Не верю! Я открою туннель! — выкрикнул он в неподвижное бледное лицо напротив и схватил за руку печальную девушку. — Вот увидишь, я открою туннель!
Он быстро зашагал по плитам, и Джудит молча последовала за ним. Прежде чем вновь углубиться в полумрак спящего города-леса, Павел оглянулся. Наблюдатель застыл у ограды набережной и смотрел им вслед. С сожалением?..
…В высокой траве, уже загладившей их утренние следы, лежали два плаща. Над холмом тараторили птицы, будоража пронизанный солнцем, но все же прохладный воздух. Холм казался самым обыкновенным, он молчаливо возвышался над деревьями, словно и ведать не ведал о каких-то туннелях, соединяющих миры.
— Ну, держись!..
Павел чувствовал, как копится, собирается сила, как разгоняет мрак пронзительное солнышко.
«Откройся! Откройся! Откройся!..»
Девушка смотрела на него со страхом и мольбой, и он неустанно посылал и посылал мысленные приказы — но холм ничуть не менялся, и все так же качалась под ветром желтеющая трава.
— Нам не вернуться, Джуди, — с отчаянием сказал он, вытирая горячий пот, разъедающий глаза. — Мы ничем не сможем им помочь. Я бессилен, понимаешь? Бессилен!..
И опять горечь, всепоглощающая горечь хлынула в сердце, и с ненавистью взглянул он на созданный бездумными предками дряхлый город, застывший под небом бесполезным нагромождением старых домов. Его ненависть ураганом промчалась над деревьями — и деревья падали, заставляя пестрым облаком упорхнуть в небо перепуганных птиц, его ненависть вгрызлась в равнину — и прочертили землю глубокие борозды, обнажая переплетения бурых корней, его ненависть обрушилась на серые здания — и рухнули старые стены, и клубящееся облако пыли встало на месте города и затмило солнце. Крик Джудит, ее расширенные от ужаса глаза, ее горячие руки, хватающие его за шею, пригибающие к земле… Грохот, треск… Слабее… слабее… Тишина…
Он обессиленно упал в траву и почувствовал, что превращается в облако серой пыли…
…И были какие-то долгие-долгие видения, проступали туманные бледные лица с глазами, переполненными печалью, и чьи-то руки неуверенно простирались к невидимому небу и бессильно опускались, пропадали в унылой мгле. Накатывался волнами печальный гул, то усиливаясь, то растворяясь в безмолвии. Стелилась над пустынным серым пространством унылая мгла, и холодом веяло от нее, холодом и безысходностью. Это длилось вечно…
Он рванулся, закричал, пытаясь выбраться из холодной мглы, — и вдруг почувствовал теплое прикосновение. Теплые руки обняли его, и возникло встревоженное лицо девушки, и длинные золотистые волосы щекотали его губы.
Он бережно и крепко прижал к себе Джудит — и печальный сон улетучился, исчез в утреннем воздухе. Занималось очередное чистое тихое утро и парили в небе розовые облака, и что-то серебрилось на траве под бледным солнцем. Утро было холодным, и близилось время зимы.
Они стояли на вершине холма, и печальное утро обтекало их, наливаясь светом, заполняясь проснувшимся ветром. Вокруг простирался Эдемский сад, и пусто, пусто было в саду, и не было Господа Бога — только холодное чистое небо, залечившее раны свои и давно забывшее тех, кто жил здесь когда-то.
Павел обвел взглядом деревья, поверженные его бессмысленным яростным порывом.
«Я должен вернуть людей. Я должен открыть туннель. Я должен вновь встретиться с Наблюдателем и разузнать все-все о контрольном устройстве, и открыть, обязательно открыть туннель. Постараться вернуть людям Землю…»
Он выпрямился навстречу ветру. Девушка с надеждой смотрела на него.
— Что будем делать, милый?
— Будем жить.
— Будем жить… — повторила Джудит и неуверенно улыбнулась.
Холодный ветер с разбега бросался на холм и шуршал, шуршал сухими листьями, и серая птица металась над ворохом сломанных ветвей и жалобно кричала, словно оплакивала гнездо, уничтоженное человеком, который вновь, после многих-многих лет, появился на Земле.
