Конечно, Карла не всерьез говорила о невыносимой тоске по Поппи: ей нужно было любой ценой добиться от Лили согласия.

Впервые за много месяцев она чувствовала себя почти прежней. Со смертью Эда Карла перестала быть ребенком, который все делает неправильно. Теперь ей не приходилось круглые сутки слушать вопли Поппи, от которых звенело в ушах: дочь была лишь неприятным напоминанием (будто оно ей требовалось), что, не забеременев, Карла сохранила бы свободу. Она стала лучше высыпаться, хотя ей постоянно снилась мама. Иногда посреди ночи Карла резко садилась в кровати, уверенная, что Франческа жива, и лишь через несколько мгновений все вспоминала. Девушка плакала горючими слезами, жалея, что не повидалась с ней перед смертью! Но сейчас ей предстояло убедить судью в своей невиновности.

Нелегко быть ответчиком, а не адвокатом, как вскоре осознала безутешная Карла. Хоть бы разбираться в том, что происходит! Ну почему она не выбрала специальностью уголовное право, а пошла на гражданское?

Пока Лили готовилась к слушанию о залоге, где решится, останется ли Карла в тюрьме до суда, девушка пыталась припомнить все дела об убийствах, которые изучала в колледже.

– Мне же только и надо, что заявить «невиновна», – говорила она, сидя в изоляторе.

– Все не так просто. – Лили посмотрела в свои записи. – Судья рассмотрит доказательства – на дверях парадного и черного ходов нет следов взлома – и решит, представляешь ты опасность или нет.

– Опасность? – обиделась Карла. – Кому?

– Так ведь судья тебя не сто лет знает, ему лишь известно, что ты убила своего мужа. Обвиняемых в убийстве редко выпускают под залог, хотя такие случаи бывали.

Лили начала раздражаться. Карла это уловила и сочла за лучшее не давить. Ей до сих пор не верилось, что Лили согласилась взяться за ее дело. Ей очень повезло – по крайней мере, так сказала Лили, – что слушание о залоге назначили так скоро.

Когда Карла предстанет перед судьей, он увидит, что она никакая не убийца: Лили снабдила ее шампунем, феном и расческой, правда, узкой и круглой вместо привычной массажной. Еще Лили принесла ей скучную коричневую юбку до середины икры, хотя Карла подробно объяснила, что именно хочет надеть из своего гардероба.

– Эта уместнее, – отрезала Лили. – Сейчас каждая мелочь имеет значение.

Старается, с неохотой признала Карла. Неужели ей удалось пробудить в Лили сочувствие, назвав Эда козлом и рассказав жалостливую историю о младенце? Или решающую роль сыграл аргумент, что этот процесс поможет ее карьере? Или все понемногу?

Было бы куда проще, если бы Лили была любезнее, а не такой грубоватой и резкой. Холодной… Тело Эда уже остыло… Это казалось невозможным. Все случившееся казалось невозможным. Карла надеялась, что вот-вот проснется в своей комнате – не в доме Эда и Лили, а у себя дома. В Италии.

Солнечный свет льется сквозь ставни. Слышно, как дети идут мимо дома в школу. Живущий по соседству старик ворчит на туристов, и мама, красавица мама, зовет ее певучим голосом: «Карла! Карла!»

– Карла Джилиана Макдональд, вы признаете себя виновной?

Они уже стоят перед судьей? Карла оглядела зал. Как легко унестись мыслями в другую страну… Как легко отгородиться от действительности…

Все смотрели на нее. Издалека. Вблизи. Взгляды то наплывали, то удалялись. Комната покачивалась. Перекладина перед местом обвиняемого была скользкой – у Карлы вспотели ладони. В ушах звенело.

– Я невиновна, – через силу ответила она.

Комната заплясала, будто кто-то ее ритмично растягивал, как концертину, на которой играл какой-то старик у фонтана в Италии…

Открыв глаза, Карла увидела Лили в красивом темно-синем костюме, который казался почти черным, если не приглядываться.

– Удачно вышло, – сказала Лили.

Трудно было понять, сарказм это или нет. Карла огляделась, выигрывая время. Они не в камере и не в зале суда. Комната напоминала офис.

– Тебе удалось вызвать сочувствие судьи своим драматическим обмороком. К счастью, твой дед внес залог.

Нонно? Карлу бросило в пот.

– Дедушка уже знает?

– А это было в новостях. Вся городская пресса сейчас у здания суда, караулят с фотокамерами.

Глаза у Лили буквально горели – светились, как у животного, но Карла не могла понять, идет она по следу или сама уходит от погони. От этой мысли ей стало не по себе.

– «Menage á trois в зале суда», так они это назвали. Кто-то пронюхал, что у нас один муж на двоих. – Лили хрипло засмеялась. – Я бы не прочь поправить, что в разное время… но тут у нас неувязочка вышла.

– Простите меня.

– Ты что-то сказала? – Лили стояла над Карлой, как учительница. – Я не расслышала. Повтори!

– Я сказала, простите меня. Мне очень жаль.

Лили склонила голову набок:

– Неужели ты надеешься искупить вину одним извинением? Загладить развал в моей семье и то, как это сказалось на моем сыне?

– Замужем за Эдом тоже было несладко!

– Если будешь твердить это, как попугай, то все, включая меня, поверят, что Эда убила ты, – резко сказала Лили, но Карла чувствовала, что задела ее за живое. Для начала неплохо. Тише едешь, дальше будешь – этому она научилась, изучая гражданское законодательство. Начни с того, чтобы расположить к себе оппонента, особенно если это твой адвокат…

– Так. Пошли, пора. Когда выйдем, головой не вертеть, глядеть только перед собой и, что бы ни случилось, никому ничего не говорить. Готова?

Лили уверенно пошла первой – мимо полицейского у дверей зала суда, через вестибюль и на улицу. Сперва Карле показалось, что светит ослепительное солнце, но, опустив руку, она разглядела вспышки. Камеры. Море лиц. Хор голосов.

– Карла, это правда, что ваш адвокат раньше была замужем за вашем супругом?

– Карла, а кто убил вашего мужа, если не вы?

– Лили, почему вы взялись защищать новую жену вашего экс-супруга? Вы что, всегда были подругами?

Карла вздрогнула, когда Лили схватила ее выше локтя и сжала крепко.

– В машину. Быстрей.

Им удалось пробиться сквозь толпу, спуститься по ступенькам и сесть в поджидавшую серебристую машину.

– У вас все схвачено, – с невольным восхищением сказала Карла.

Лили, сидя впереди, смотрела куда-то вбок, вглядываясь в людское море. Вдруг она словно окаменела на мгновение.

– Что? – забеспокоилась Карла.

Лили порозовела.

– Ничего, – бросила она и отвернулась.

«Лили кого-то увидела среди собравшихся, – сказала себе Карла. – Кого?» Она обвела толпу глазами, но машина тронулась с места и набрала скорость, плавно петляя в плотном потоке выезжавших из Лондона автомобилей.

Лили сказала, что будет лучше, если Карла пока поживет в Девоне. Там спокойнее, меньше назойливых журналистов. Они смогут работать над делом вместе. Если Карла захочет, можно даже подать прошение, чтобы Поппи разрешили жить с ними.

– Вы сделаете это для меня? Чтобы ребенок Эда жил с нами?

У Карлы упало сердце: Поппи с ее ярко-голубыми, все замечающими глазками – последнее, что ей сейчас нужно. С ней Карла снова может стать сама не своя.

– Отчего же нет? Малышка ни в чем не виновата.

У Лили все продумано. Знала бы она…