– Он уже близко, он уже близко! – Том бегает по комнате взад-вперед, хлопая руками по коленкам, будто играя на барабане.

Это обусловлено его заболеванием: физическая активность, говорят специалисты, успокаивает больного (и треплет нервы окружающим).

– Вон его машина! Мам, вон машина!

Присутствие Росса всегда производит на мальчика такой эффект. Если мы с Эдом и сделали что-то правильно, так это выбрали крестного для Тома.

Меня немного успокоило то, как Росс был шокирован новостью, что Эд бросил меня ради Карлы, да еще и потребовал дом.

– Насчет неприемлемого поведения – это бред, – сказал он, когда я зашла к нему на следующий день с опухшим лицом (слезы текли рекой).

Я пожала плечами, незаметно оглядывая квартиру. Стиральная машинка с оторванной дверцей лежала на боку на кухонном столе, будто ожидая, чтобы кто-то вызвал мастера. В мойке громоздились тарелки, на полу у мусорного ведра высилась стопка газет. Наполовину пустая бутылка «Джек Дэниэлс» стояла в стороне. При этом сам Росс всегда был одет в стильный костюм с модным галстуком. Мне в сотый раз пришло в голову, что никто по-настоящему не знает другого человека и еще меньше знает себя. Каждый из нас – ходячий клубок противоречий.

– На каком основании он ссылается на неприемлемое поведение? – спросил Росс.

– Постоянно задерживаюсь на работе, не беру отпуск и тому подобное, – криво усмехнулась я. – Неприемлемое поведение имеет очень широкий спектр значений. У меня одна клиентка добилась развода, потому что муж перекопал ее огород, не спросив разрешения. – Я схватилась за край кремовой столешницы. Представляю, что начнется, если адвокаты Эда узнают правду… Нет, приказала я себе, не думай об этом.

– Что вы намерены делать? – спросил Росс, подходя ближе.

Мне показалось, он хочет меня обнять. До сих пор мы лишь обменивались дежурными поцелуями в щеку. Я отступила на шаг назад со странным чувством.

– Не знаю. – Я могла думать только о геометрическом узоре на терракотовом полу. Со вчерашнего вечера маленькие детали казались очень важными – может, так мозг борется со стрессом?

– У меня идея. – Росс подошел к окну и стал смотреть на улицу. Он живет в Холлоуэе, и вид из окна здесь не так хорош, как из нашего дома в Ноттинг-Хилл. «Нашего» скоро превратится в «их»…

– Уезжайте из Лондона. Начните все заново. Откройте практику в Девоне, будьте поближе к Тому. Вы ведь с Эдом, кажется, когда-то говорили об этом?

Я вздрогнула при имени мужа.

– Это серьезный шаг. А если клиенты не захотят ездить ко мне в Девон?

По лицу Росса я видела, что такую возможность исключать нельзя.

– А вы сообщите своей фирме, что хотели бы открыть «дочку» на юго-западе Англии, тогда они сами предложат вам взять у них часть дел.

Я колебалась. Уехать из Лондона? Поселиться в городке, куда я поклялась не возвращаться после смерти Дэниэла? Однако доводы Росса не лишены логики. Между мною и Этой Женщиной образуется дистанция. Мне удастся облегчить бремя, лежащее на моих родителях. Учиться Том по-прежнему будет в интернате, но не могу же я требовать от папы с мамой до бесконечности приглядывать за ним по выходным!

Вот так все и произошло. Даже сейчас, когда я вымыла особые нож и вилку Тома и положила их обратно на стол под его бдительным взглядом, я не совсем понимала, как нам удалось справиться в первые недели. Компания пошла мне навстречу: как Росс и предполагал, их заинтересовало предложение открыть филиал на юго-западе страны. Родители радушно приняли меня под свой кров, хоть мне и странно было вернуться в свою старую комнату, где в ящике стола все еще лежали бордовые с синим декоративные розетки Пони-клуба.

– Только пока я не подыщу себе жилье, – сказала я.

Однако легче оказалось остаться, жить в коконе родительской заботы. Под их защитой. В надежде, что уж теперь-то Джо Томас оставит меня в покое.

Никто, сказала я себе, не должен знать правды.

Стук дверного кольца вывел меня из задумчивости, когда я помешивала суп. Тыквенный. Из мускатной тыквы. Успокаивающий. Умиротворяющий. В Девоне зимой гораздо темнее и холоднее, чем в Лондоне, но я понемногу привыкаю. Мне по душе заведенный порядок, когда прилив сменяется отливом с неизменной регулярностью: это успокаивает, как ровное тиканье напольных часов.

Я всегда любила море. Том его тоже любит. Когда он приезжает домой на выходные, мы по нескольку часов гуляем по пляжу, ища выброшенный на берег топляк. Мама купила внуку собаку, маленького шнауцера, похожего на старичка с бородой. Том часами говорит с Сэмми, совсем как Дэниэл говорил с Мерлином. Иногда я спохватываюсь, что тоже разговариваю с собакой.

– Он здесь, он здесь! – радостно кричал Том, прыгая вокруг меня.

«Он никогда не устраивает такой суматохи, когда приезжает его отец», – подумала я, пересекая холл. Когда Эд приезжает к Тому, я отступаю на задний план. После постановления о разводе наши встречи сводятся к краткому кивку у дверей, когда Эд забирает сына на весь остаток дня.

Могу только представить, чем они занимаются в эти часы: разведенному родителю достаточно трудно развлекать детей вне дома, а с таким ребенком, как Том, еще сложнее. Интересно, как дела у Карлы? Надеюсь, не очень хорошо. Несмотря на слухи о помолвке – один из партнеров фирмы смущенно показал мне таблоид, – объявления о свадьбе еще не появилось.

Я восприняла это с облегчением, хотя и сержусь на себя за это. Эд наверняка колеблется, зато Карла, не сомневаюсь, не упустит шанса заполучить золотое колечко на безымянный палец.

– Забудьте о нем, – говорит Росс. – Вы слишком хороши для него.

Я понимаю, что он просто старается меня поддержать, но ценю эту попытку. В этой новой жизни Росс для нас очень важен. Том обожает, когда крестный приезжает в гости, и не в последнюю очередь потому, что тот всякий раз привозит кучу подарков, как на Рождество. Мои родители тоже его любят.

– Не понимаю, почему он не женится, – твердит моя мать.

– Привет! – сияющий Росс стоял на пороге, пошатываясь под грузом букетов и коробок. – Как тут мои самые любимые друзья?

Том нахмурился:

– Как это – самые любимые? Самый любимый может быть только один, надо говорить в единственном числе. Нельзя иметь много самых любимых, потому что тогда не будет ни одного настоящего самого любимого!

Подобные педантичные рассуждения, которым не откажешь в своеобразной логике, характерны для моего сына. Я от них устала, пусть они и неглупые, но Росс только улыбнулся. Он потянулся, чтобы взъерошить Тому волосы – по-свойски, как крестный крестнику, но вовремя остановился, вспомнив, что Том ненавидит, когда касаются его волос.

– Логично.

Сзади подошла обрадованная мама. Она сняла фартук и глазами показала мне сделать то же самое.

– Проходите, проходите же. Вы, должно быть, проголодались после поездки. Ужин почти готов.

Росс подмигнул Тому.

– Никому не говори, но я останавливался на шоссе и перехватил бургер. Но все равно голоден.

Том смеется. Этот разговор стал ритуалом, который повторяется при каждой встрече. Легенда успокаивает и меня, и моего сына, и даже моих родителей. Росс привносит в нашу семью «нормальность», о которой мы забываем, когда втроем пытаемся спасти Тома от него самого, отчаянно боремся, чтобы он не кончил, как Дэниэл. Это наш невысказанный страх. Наш дамоклов меч.

Никто, если у них нет такого ребенка, как Том, нас не поймет. Помню, когда Том был младше, я разговорилась с женщиной в очереди в супермаркете. Ее сын – лет десяти, с длинными тощими руками, которыми он беспрестанно размахивал, – сидел в инвалидном кресле. Люди уступали им дорогу и отнеслись сочувственно, когда мальчик смахнул консервные банки с ленты у кассы.

Хотя я и в страшном сне не желала Тому оказаться в инвалидном кресле, мне невольно подумалось, что в этом случае нас хотя бы понимали окружающие. Когда Том вытворяет свои фокусы в общественных местах (недавний пример – он наступил на бокал для вина в пиццерии, чтобы показать, сколько осколков может «сделать»), на меня смотрят так, словно хотят сказать: «Почему вы не приструните этого оболтуса?», или даже: «Такого под замком держать надо». От этого я начинаю закипать.

Я читала, что, когда дети с синдромом Аспергера становятся старше и перестают быть «забавными», их скандальность и вызывающее поведение настраивают против них окружающих. На днях в газете была статья о том, как владелец кафе вышвырнул за дверь подростка с аутизмом, когда тот устроил скандал: ему принесли кофе с молоком, а он заказывал черный. Подросток неловко упал и сломал руку.

Я бы своими руками убила того, кто попытался бы причинить вред моему сыну.

После ужина мы с Россом пошли гулять с собакой. Это тоже ритуал. Том обычно тоже просится с нами, но я боюсь его брать. Камни на краю пляжа очень высокие, и при свете луны трудно разглядеть, не лезет ли Том на один из валунов, откуда легко сорваться. Сегодня, к моему облегчению, сын объявил, что устал. Душ он примет утром (ванну он ненавидит), и если его особое полотенце с эмблемой «Манчестер юнайтед» не будет наготове, об этом услышит весь дом. Я понемногу привыкаю к этим «правилам», словно высеченным в граните.

Конечно, он сложный ребенок, но иногда я думаю, что мне повезло в том смысле, который не все поймут. Пусть Том необычный, зато с ним не соскучишься. У него пытливый ум. Он смотрит на жизнь так, как не умеют другие.

– Ты знала, что средний человек вырабатывает за жизнь достаточно слюны, чтобы наполнить два плавательных бассейна? – выдал он позавчера.

– Как вы? – спросил Росс, когда мы проходили под нависающей скалой, глядя на мигающие огоньки кораблей на горизонте. Мир словно становился другим, в котором мы жили нормальной жизнью.

– Спасибо, потихоньку. В школе Томом, тьфу-тьфу, довольны. У меня собирается весьма приличная клиентская база. Еще я записалась на велоаэробику, чтобы выкроить время для себя, как вы и предлагали.

Росс кивнул:

– Хорошо.

Что-то случилось, я чувствовала.

– Как вы сами, как работа?

– О’кей, хотя мне кажется, что и за стенами офиса существует жизнь.

– Как я вас понимаю…

Мы не спеша прошли мимо толстой чайки, клевавшей брошенный кем-то пакет чипсов. Навстречу нам попались двое молодых людей, идущих под руку. Они многозначительно кивнули: думают, что мы тоже пара. От этого я показалась себе мошенницей. Нужно успокоить Росса, чтобы он не думал, будто у меня к нему романтический интерес.

– Я очень ценю ваше внимательное отношение к Тому… – начала я.

– Я не только из-за Тома.

Я затаила дыхание.

– Я волнуюсь и за вас, Лили. – Он взял меня за руку, и я почувствовала, как по спине медленно растеклось тепло.

Я убеждаю себя, что научилась жить без Эда. Порой мне кажется, что Эд был в прошлой жизни, а иногда – что мы расстались только вчера. В такие дни мне хочется, чтобы он был рядом. Со мной.

– В этом нет нужды, – сказала я. – Все прекрасно, жизнь продолжается.

Это прозвучало настолько фальшиво, что даже море мне не поверило и сердито плеснуло волной о прибрежные скалы. Лгунья. Лгунья.

– Мне нужно кое-что вам сказать, – произнес Росс.

Из моря взметнулся султан пены. Мы побежали вперед – Росс тянул меня за руку, – но шальная волна оказалась быстрее, а я не из тех женщин, которым идут мокрые волосы.

Росс погладил меня по руке, как родитель, пытающийся успокоить ребенка.

– Эд и Карла назначили дату свадьбы.

Неужели он это сказал? Или это шум моря? Ш-ш-ш, ш-ш-ш, повторяли волны, словно напевая колыбельную.

– Что? Я не расслышала.

Росс посмотрел на меня. Как глупо с моей стороны: на его лице была написана жалость, а не восхищение.

– Эд женится на Карле.

Эд. Карла. Свадьба. Не просто помолвка, которую можно разорвать в любой момент.

Значит, она его все-таки заполучила, как получает все, чего захочет.

– И еще кое-что…

Меня начала бить дрожь от холода, мокрых волос и нехорошего предчувствия.

– Она беременна, Лили. Карла ждет ребенка.

Странно, но от новости Росса мне стало легче. Точно так же было, когда я застала Эда и Карлу у отеля. Шок не прошел до сих пор, однако я хотя бы получила наглядное подтверждение того, что не придумала пренебрежительного отношения ко мне Эда.

Предупреждение Росса о свадьбе – скоро об этом будут трубить все таблоиды – расставило все по своим местам. Заставило меня понять, что нам с Эдом не быть вместе, даже если бы я этого хотела. А я не хочу.

Есть и другая странность в завершении нашего долгого брака (по крайней мере, для меня): как бы плохо мы ни жили, бывали и хорошие моменты, и я лучше помню именно их. Не спрашивайте почему. Я не зацикливаюсь на ссорах, когда Эд бывал мрачен или пьян, или на том, как он выходил из себя, что я зарабатываю гораздо больше его, и закатывал истерики, если я поздно возвращалась с работы.

Нет. Я думаю о том, что было между ссорами и скандалами: как мы лежали на диване и смотрели любимый сериал или подолгу гуляли вдоль моря с нашим малышом, останавливаясь, чтобы показать Тому какую-нибудь особенную ракушку или краба, удирающего боком под камень.

У меня разрывается сердце при мысли, что Эд теперь занимается этим с Ней. Однажды я читала статью о женщине, чей бывший супруг женился снова. Меня поразили две вещи: во-первых, она была не в состоянии произнести имя его второй жены и называла ее исключительно «она». «Ее имя застревает у меня в горле, – пояснила героиня статьи. – Она начинает казаться слишком реальной». Это я могу понять.

А во-вторых, у экс-супруги никак не укладывалось в голове, как это другая взяла себе ту же фамилию и разделила те же привычки с прежде столь близким ей человеком.

Именно это я и ощущала. Удивительно странно, когда у твоего мужа другая жена. Карла скоро будет Карлой Макдональд. Мы обе будем миссис Макдональд. Она станет женой моего мужа: даже если официально Эд мне теперь не муж, пятнадцать лет брака не сотрешь, как мел с доски. Листок бумаги – это не ластик и не пузырек корректирующей жидкости. С юридической точки зрения он способен аннулировать «контракт» между двумя сторонами, но ему не под силу вытравить из памяти воспоминания, семейные традиции и привычки, каким бы удачным – или неудачным – ни оказался новый брак.

Это больно. Да, мне больно знать, что они с Эдом создают свои, новые традиции и привычки. Наверное, теперь Карла обвивает Эда ногами, когда они смотрят нашумевший новый телесериал. Они ходят на долгие прогулки вдоль полосы прибоя с моим сыном, пока я сижу в доме, говоря себе, что Тому нужно видеться с папой. При мысли о другой женщине, играющей в «маму», мне становится дурно. Временами Том такой наивный… А еще он запросто переносит привязанность на другой объект. После одного из визитов отца с его новой женой он постоянно говорил о ее волосах.

– Почему твои волосы не блестят, как у Карлы? – допытывался у меня сын. – Почему не у всех волосы, как у нее? А волосы вообще из чего?

Ну, понеслось… Один вопрос у него всегда обрушивает настоящую лавину последующих. Но я запнулась уже на первом. Я не хочу думать о волосах Карлы и о чем бы то ни было, связанном с ней.

Но сильнее всего меня задела последняя новость. Их общий ребенок. Ребенок, который, без сомнения, родится «нормальным». Ребенок, за которым не нужно будет следить двадцать четыре часа в сутки из опасения, что он навредит себе, а то и сделает что похуже. Ребенок, который не окажет чудовищного давления на их брак. Это несправедливо…

После откровенности Росса меня вдруг охватил гнев, который, согласно книгам о разводах из серии «Помоги себе сам», мне давно полагалось испытать. Эд поступил подло, однако он снова на коне: нашел себе другую, приезжает к сыну и берет его на несколько часов, пока Том в сносном состоянии. После его посещений мальчик всегда бывает перевозбужден, то есть мне, скорее всего, утром придется менять ему постель (вот уж чего не ждали. В одном исследовании пишут, что это распространенное явление у детей с синдромом Аспергера, хотя обычно все «само проходит» годам к десяти. Ну, будем надеяться).

А еще Эд счастливо избежал таких проблем, какие есть у меня. Например, с Джо Томасом.

Шли месяцы. Первое время после переезда в Девон я была как на иголках: вдруг Джо попытается на меня выйти? Я даже решилась предупредить маму, сказав, что один бывший клиент меня раньше преследовал и если он вдруг появится на пороге, его нельзя впускать ни под каким предлогом. Естественно, мама разволновалась.

– Но почему ты не заявишь в полицию? – спросила она дрожащим от беспокойства голосом. – Они-то с ним разберутся.

Признание вертелось у меня на языке, но это было бы чересчур – я и так свалилась родителям как снег на голову.

– Ты так считаешь? – переспросила я. – Да что они могут сделать…

Это правда. Когда-то я вела дело клиентки, которую преследовал бывший бойфренд, так вот нам удалось убедить полицию отнестись к этому серьезно, только наняв частного детектива и собрав доказательства, что с другими женщинами этот тип вел себя точно так же. И даже после этого он отделался предупреждением. Закон иногда диктует странные решения.

Признаться, мне только легче от того, что Джо не пытается нас найти. При мысли о бедном Мерлине мне до сих пор становится не по себе. Если Джо смог организовать такое, сидя в тюрьме, на что же он способен сейчас?

Страхи я прогоняла работой. Работа, работа и еще раз работа – это был единственный способ достичь относительного душевного равновесия, блокировав стресс от помолвки Эда и из-за Тома.

Первое время я боялась, что не наберу достаточно клиентов и партнеры решат, что субсидировать дополнительный офис слишком накладно. Но через пару недель ко мне обратились родители ребенка из интерната Тома. Они были убеждены, что эпилептические припадки у их ребенка вызваны грязной водой из старого колодца, которая попадает в водопровод. Знакомый специалист ответил мне, что это в принципе не исключено. Дело пошло в суд, и мы выиграли иск о возмещении ущерба – немного, но достаточно, чтобы доказать, что осложнения у «особенных детей» не всегда являются неизбежным следствием основного заболевания, их можно предотвратить.

Затем один папаша из той же школы попросил меня разобраться в загадочном исчезновении записей из медицинской карты его сына. Роды у его жены протекали с осложнениями, пуповина туго обвилась вокруг шеи ребенка, а специалиста на месте не оказалось. Исчезнувшие записи мы так и не нашли (наверняка их сразу же уничтожили), но нам удалось выявить несколько аналогичных случаев, и все произошли, когда дежурил один и тот же врач-консультант. Был подан коллективный иск, и компенсацию получил не только мой клиент, но и другие семьи.

«Вы скоро станете знаменитой, Лили, – написал мне на электронную почту мой самый первый шеф. Он давно удалился на заслуженный отдых, но мы переписываемся. – Хорошая работа».

Мне хотелось спросить, как дела у Карлы, останется ли она в бюро после рождения ребенка. Но у меня не хватило духу поднять эту тему.

Однажды утром, выйдя на пробежку, я услышала, что кто-то бежит сзади. Дело обычное, мало ли народу бегает в шесть утра. Мы все друг друга знаем. Есть даже молодая мамаша с опухшими от недосыпания глазами – она бегает прямо с коляской.

Но я интуитивно почувствовала: здесь что-то не так. Человек приноравливался к моему темпу. Замедлял шаги, когда я сбрасывала скорость, и ускорялся, когда я бежала быстрее.

– Лили, – послышался сзади голос, который я знала слишком хорошо. – Лили, подождите, пожалуйста. Я не причиню вам вреда.