– Теперь я не могу ею есть. – Том яростно уставился на меня. – Ты ее передвинула. Смотри! – Он сердито указал на вилку, которую я сдвинула на пару дюймов влево, чтобы освободить место для еще одного прибора. Я уже давно общаюсь с Томом, чтобы усвоить – этого делать нельзя, но время от времени забываю. Результаты бывают весьма зрелищными, вот как сейчас.

Треск… Мы с мамой подскочили на стульях, схватившись друг за друга. Со стола слетела не только вилка, но и соседняя тарелка и красивый бокал для вина из набора, подаренного нам на свадьбу.

Когда мы с Эдом расстались и начали делить имущество (рвать надвое свое сердце несравненно тяжелее), я не могла не усмехнуться иронии судьбы: свадебные подарки пережили сам брак.

К моему ужасу, от слез защипало глаза. Слезы я обычно сдерживаю на том основании, что ни к чему хорошему они не приводят. Да и кому нужны неверные мужья? Вот хорошие бокалы для вина куда полезнее.

– Зачем ты это сделал? – заорала я, не обращая внимание на предупреждающий взгляд мамы «не спрашивай и не спорь – его не переспорить». Во время развода, который произошел с неприличной поспешностью (совсем как свидание в гостинице), Эд заявил, что с адвокатом спорить «бесполезно». То есть такие, как я, все равно не слушают других, у них на все свои ответы.

Может, это у меня Том перенял свою способность видеть только собственную точку зрения и больше ничью?

– Ты трогала мой нож, – деловито констатировал он, щурясь сквозь новые очки в толстой оправе. – А я тебе уже говорил – не люблю.

Нагнувшись, я заметала осколки.

– Ведешь себя, как трехлетний, – пробормотала я.

– Ш-ш-ш, – поспешила сгладить ситуацию мама.

Обычно я не поднимаю шума. Вернувшись в Девон, поближе к Тому, я решила терпеть. Но время от времени я взрываюсь – что-то срабатывает, как спусковой крючок. Сегодня это был лишний прибор на столе. Напоминание о прежней жизни, которая закончилась, когда я увидела Эда и Карлу целующимися возле отеля на Стрэнде. Даже сейчас меня передергивает, если при мне произносят слово «отель». Оно отбрасывает меня в тот момент, от него у меня сжимается под ложечкой, вызывая рвотные спазмы, – вырвало же меня тогда на тротуар от ощущения предательства и нереальности происходящего.

Как ни странно, после первых болезненных моментов гнева во мне не осталось. И до сих пор нет никакой злости. Если бы я злилась, мне было бы легче. Мама говорит, это я до сих пор не разобралась со своими чувствами. Может, она права, но даже если так, когда же я с ними разберусь? Прошло уже несколько месяцев, а больно так, словно все случилось вчера.

Ночь я провела в профессиональной организации, членом которой являюсь, – в университетском женском клубе, где случайно нашлась свободная комната, а на следующий день позвонила в бюро и сказалась больной. Мне не выдержать встречи с Карлой, а с нее станется заявиться в офис как ни в чем не бывало.

Днем у меня зазвонил мобильный.

Эд. Эд?!

– Нам надо поговорить, – сказал он. Доброжелательно, не вызывающим тоном, который был у него накануне. Может, потому, что он сейчас один?

– Карла там?

– Нет.

Значит, он может говорить без помех. Надежда распирала горло, словно в нем встал воздушный шар. Эд хочет, чтобы я вернулась. Ну конечно! У нас же общий ребенок, особенный, не такой, как большинство детей. И сейчас, в отрезвляющем свете дня, Эд понял, что нам нужно быть вместе ради Тома.

У меня нет своих ключей, спохватилась я, поднявшись по лестнице. Пришлось звонить, чувствуя себя посторонней на собственном крыльце. Эд встретил меня с бокалом виски в руке, хотя не было еще и десяти утра.

Я сразу перешла к делу:

– Слушай, мне очень обидно из-за Карлы, но я готова простить тебя ради Тома. Давай начнем все заново. – И с отчаянием добавила: – Один раз у нас это получилось!

Эд потрепал меня по руке, будто маленькую девочку.

– Да ладно, Лили. Понятно, что тебе страшно. – Глаза его поблескивали, как у шалуна, которого застали с рукой в банке с конфетами.

Он в эйфории – без сомнения, подогретой виски. Это мы проходили много раз: вскоре эйфория сменится глубокой депрессией.

Видите? Я знаю его лучше, чем Карла. Ну вот как она справится?

– Ты еще достаточно молода, чтобы начать все заново, Лили. Ты зарабатываешь куда больше меня и…

– Как ты можешь говорить о деньгах? – Я встала и направилась в кухню, к одной из висящих там картин. Маленький белый отель, в котором мы жили в медовый месяц.

Эту картину Эд помог мне скопировать, показав, как нужно смешивать краски, чтобы получить неуловимый оттенок синего, переходящего в зеленый. Я хорошо помню, как он водил моей рукой и его прикосновение вызывало в теле щекочущее волнение.

– Неплохо, – говорил он, гордясь моими стараниями, и в поощрение повесил мою картину на стену рядом со своей.

– Давай поговорим о практических материях, – продолжал он. – Я хочу оставить за собой дом и выкупить твою половину.

– На какие средства?

Эд всегда был беспомощен, когда дело касалось денег.

– У меня же скоро выставка! А ты себе что-нибудь подыщешь. В Девон к Тому будем ездить по очереди…

– Я смотрю, вы все продумали, – пытаясь справиться со страхом, перебила я. – Ты и твоя итальянская сучка.

Лицо Эда потемнело.

– Не называй ее так! Я от тебя много лет не видел любви, тебя только твоя работа интересует!

Ложь! Я действительно с ног валюсь после рабочего дня, но ведь так все живут! А когда в воскресенье утром я начинала ласкаться, Эд всякий раз отодвигался, говоря, что у него спина болит или что мы разбудим Карлу, спящую за тонкой перегородкой. Как я могла быть такой дурой?

Мне снова вспомнилась Карла в Клэпхеме. Девочка, попросившая солгать о пенале. Ребенок, чья мамаша кувыркалась с «Ларри», наврав, что идет на работу. Яблоко от яблони…

– Ты что творишь? – заорал Эд.

Я плохо сознавала, что делаю. Позже я смутно вспомнила, как подбежала к стене, к картинам с изображением отеля для новобрачных. Схватив картину Эда, я швырнула ее на пол и принялась топтать ногами. Оттолкнув мужа, я в слезах выбежала из дома и плакала на бегу всю дорогу.

На следующий день в офис с посыльным доставили письмо о начале процедуры развода на основании моего «неприемлемого поведения».

Но было и кое-что еще, о чем я начала думать только сейчас. Если честно, у нас с Эдом давно не ладилось, но я не могла уйти от него из-за Тома. Может, я безотчетно отказывалась замечать знаки привязанности между итальянской «гостьей» и моим мужем? Может, подсознательно мне хотелось, чтобы между ними что-то произошло и я получила бы обоснованный пропуск на выход из брака?

Не так уж нелогично вывести «неприемлемое поведение» из слов «не принимать».