Работа над портретом тянулась недели и месяцы. Пролетела Пасха с кивающими желтыми нарциссами, и уже расцвели ранние летние розы на маленьком клочке земли за домом. Расцвела и Карла.

Я с возрастающим удивлением и уважением смотрела, как на холсте Эда проступает наша «постоялица». Рука моего мужа, давно утратившая твердость – отчасти из-за неуверенности, отчасти, будем честны, из-за пьянства, – будто обрела собственную, отдельную верность и точность.

Прекрасные миндалевидные глаза Карлы на ангельском личике непрестанно следили за мной, стоило взглянуть на мольберт. Теперь она все время была рядом – непременный живой атрибут студии с окном в сад, потому что там больше света, и домашний дух, который принимает мое пальто, когда я прихожу с работы, сообщает, что ужин почти готов, – и вызывает повышенный интерес.

– Вы снова пишете эту итальянскую девочку? – спросил журналист, зашедший взять интервью «в домашней обстановке» (подсуетился агент Эда).

Я стояла у холста, который муж демонстративно оставил на виду, хотя обычно прячет неоконченные работы.

– Да, – с деланой небрежностью ответил Эд. – Соседская малышка, за которой мы с женой присматривали, когда еще только поженились, вернулась в нашу жизнь. Карле сейчас двадцать четыре года, она, кстати, учится на юриста и любезно разрешила ее снова нарисовать.

После выхода интервью слухи распространились как пожар. Телефон не умолкал – не только потому, что миру искусства (и журналистам) понравилась история о маленькой модели, которая выросла, но и оттого, что картина Эда была прекрасна. Карла на ней как живая, словно вот-вот шагнет с холста в комнату. Гладкая прическа, контрастирующая с буйными детскими кудрями, дает понять, что перед нами стильная молодая женщина, а с приоткрытых губ, кажется, в следующий миг сорвется фраза: «Вот и я. Я вернулась».

Иногда фраза звучит резче: «Как можно быть такой никудышной женой? И перестань третировать Тома!»

В последние недели во мне крепнет ощущение, что я ей не нравлюсь, хотя Карла по-прежнему заботливо принимает у меня пальто и каждый вечер готовит ужин (по собственной инициативе). Она не одобряет, что Том не живет с нами.

– Разве вам не жаль уезжать от него каждое воскресенье? – не раз говорила она.

– Жаль, конечно. Но у Тома особые потребности, которые его школа в состоянии удовлетворить лучше, чем мы.

Эти вопросы задает не только Карла. Только родители такого же ребенка, как наш, могут понять нестерпимую боль от невозможности что-то улучшить и искреннее желание поступить правильно.

Эд ни разу меня не поддержал, молчаливо соглашаясь с Карлой. Хотя Том отлично обжился на пятидневке и инцидентов с нападением на учителей больше не случалось, мужу не нравится, что его сын всю неделю находится, по его выражению, в «казарме».

Но ведь это совсем не так – я видела уютную комнату с прекрасными кроватями и гордо выставленными напоказ плюшевыми мишками (один из одноклассников Тома наотрез отказался ехать в интернат без своих игрушек, хотя парню почти тринадцать. Он бредит плюшевыми мишками и усаживает их на кровати вдоль стены. Не дай бог их тронуть – у мальчика начинается форменная истерика). Обостренная реакция Эда берет начало в его детских переживаниях, когда он тоже учился в интернате и очень тосковал по дому.

Неодобрение Карлы вызывает у меня иронию, учитывая, сколько я для нее сделала.

– Карле нужен контракт на профессиональное обучение, она уже заканчивает курс, – заявил муж однажды за ужином. – Я обещал, что ты поможешь.

Мы ели итальянское блюдо – вкуснейшую смесь белой фасоли и салата, которая обычно похожа на кукурузную кашу, но в руках Карлы превратилась во что-то необыкновенное. Я помогу?! Пусть я один из партнеров фирмы, но разве что мой муж может нафантазировать, будто я в состоянии повлиять на подбор стажера: у меня целая страница имейлов от желающих.

– У нас очень много заявлений, – сдержанно ответила я, – но я посмотрю, что можно сделать.

Это будет нелегко – в последнее время мою работу блестящей не назовешь. За год я проиграла не меньше трети дел, причем как те, с которыми выступала в суде сама, так и те, где только готовила защиту. Очень хочется свалить вину на барристеров, но это неправда. Если я не предоставлю адвокату нужную информацию или достаточно доказательств, ему не с чем будет выступать в суде.

Я убеждаю себя, что снижение результатов не связано с анонимными подсказками, которые я получаю по почте и продолжаю игнорировать. Я стараюсь даже не смотреть на них, но не могу не проверить, от него письмо или нет. Послания Джо Томаса неизменно заканчиваются вопросом: «Как там Том?.

Сколь бы полезными ни были его сведения, я отправляю их в шредер, говоря себе, что обойдусь и без Джо Томаса. Не хочу знать, как он добывает свои улики, но мне интересно, откуда он все знает. С кем из секретарей он встречается? Или это ложь и информацию ему сливает кто-то другой? От мысли, что Джо следит за мной, мне не по себе.

Поэтому, когда Эд пригласил Карлу в Девон на выходные, а она отказалась, я ощутила немалое облегчение: это возможность побыть вдвоем с мужем, снова привлечь Эда на свою сторону.