«Я умру, и не останется никого, кто мог бы ей помочь. Никто уже не помнит о существовании Марьи Хендрикс».

Уайлен хотел быть храбрым, но ему было холодно, он был весь в кровоподтеках, и хуже всего – его окружали самые отважные люди, каких он только знал, но было видно, что все они перенесли сильное потрясение.

Они медленно плыли по каналам, останавливаясь под мостами и в темных колодцах тени, чтобы переждать, пока сапоги отрядов городской стражи прогремят над головами или вдоль водных путей. Сегодня власти города отправили на патруль все свои силы, их лодки медленно плыли по воде с яркими фонарями на носах. Что-то изменилось за то короткое время после событий на Гудмедбридже. Город ожил, и он был зол.

– Гриши… – попыталась начать Нина.

Но Каз быстро ее оборвал:

– Либо они в безопасности в посольстве, либо мы ничем не можем им помочь. Они сами о себе позаботятся. Мы заляжем на дно.

И тут Уайлен понял, в какой беде они оказались, потому что Нина не стала спорить. Она просто схватилась руками за голову и замолчала.

– С ними все будет хорошо, – сказала Инеж, обнимая подругу за плечи. – И с ним тоже.

Но ее движения были неуверенными, и Уайлен увидел кровь на одежде девушки.

После этого никто не произносил ни слова. Периодически Каз и Ротти начинали грести, выводя их в более тихие и узкие каналы, а потом бесшумно плыли по течению, если была такая возможность. Затем они завернули за поворот у Шунштрата, и Каз приказал: «Останавливаемся». Они с Ротти уперлись веслами в дно, придвигая гондолу вплотную к боку канала, и спрятались за лодкой поставщика. Что бы ни продавал плавучий магазин, его прилавки были крепко заперты, чтобы защитить товар.

На мосту над их головами копошилась городская стража, две их лодки закрывали проход внизу.

– Они ставят блокады, – прокомментировал Каз.

Отбросы бросили свою гондолу и продолжили путь пешком.

Уайлен знал, что они направлялись к новому конспиративному дому, но Бреккер сам сказал: «Нет такого понятия, как «безопасность». Где они могут спрятаться? Пекка Роллинс работал с его отцом. Каждый из них владел половиной города. Уайлена поймают. А что потом? Никто не поверит, что он сын Яна Ван Эка. Может, отец Уайлена Ван Эка и ненавидел его, но у его сына были права, о которых не мог мечтать ни один шуханский преступник. Окажется ли он в Хеллгейте? Найдет ли его отец способ казнить его?

Чем больше они отдалялись от производственного района и Бочки, тем реже встречались патрули, и Уайлен понял, что городская стража, должно быть, сосредотачивает свои силы на менее респектабельных частях города. Однако они все равно двигались рывками, проскакивая переулки, о существовании которых Уайлен не знал, изредка пробираясь через пустые магазины или нижние этажи незанятых домов, чтобы срезать путь к следующей улице. Казалось, у Каза была тайная карта Кеттердама, которая показывала забытые места города.

Будет ли их ждать Джеспер, когда они наконец-то доберутся до нужной точки? Или он лежал раненный и истекал кровью на полу гробницы, и никто не приходил к нему на помощь? Уайлен отказывался в это верить. Чем меньше шансов, тем яростней будет бороться Джеспер. Он вспомнил, как стрелок обращался с мольбами к Колму: «Я знаю, что подвел тебя. Просто дай мне еще один шанс». Сколько раз Уайлен произносил почти те же слова своему отцу, всегда надеясь, что сдержит их? Джеспер должен выжить. Как и все они.

Уайлену вспомнилась их первая встреча со стрелком. Он казался существом из иного мира в своем лаймово-зеленом и лимонно-желтом наряде, двигаясь широкими шагами, слегка подпрыгивая: как будто выскакивал из бутылки с узким горлышком.

В свою первую ночь в Бочке Уайлен бродил по улицам со стучащими от холода зубами, не сомневаясь, что его вот-вот ограбят. Наконец, когда его кожа начала синеть и парень перестал чувствовать собственные пальцы, он набрался храбрости и заговорил с мужчиной, курящим трубку на крыльце дома: «Не подскажете, где можно снять комнату?»

«Да прямо вон там написано «свободно», – ответил он, указывая трубкой на противоположную сторону улицы. – Ты что, слепой?»

«Должно быть, я не заметил», – сухо сказал Уайлен.

Пансионат был грязным, но поразительно дешевым. Он снял комнату за десять крюге и заплатил за горячую ванну. Знал, что не стоит сорить деньгами, но если он заболеет воспалением легких в первую же ночь, то у него появятся проблемы посерьезней, чем недостаток средств. Парень взял небольшое полотенце в ванну в конце коридора и быстро вымылся. Вода была достаточно горячей, но Уайлен не чувствовал себя в безопасности, сидя голышом в комнате без замка на двери. Затем, как мог, высушил одежду, но она все еще была влажной, когда он надел ее на себя.

Уайлен провел ночь, лежа на тонком, как бумага, матраце, уставившись в потолок и слушая звуки, доносящиеся из соседних комнат. На улице Гельштрат ночи были тихими, так что можно было услышать плеск воды об стены эллинга. Но здесь стоял такой шум, будто на дворе царил день. Через грязное окно просачивалась музыка. Люди общались, смеялись, хлопали дверьми. Пара в комнате над ним ссорилась. Пара в комнате под ним определенно занималась чем-то другим.

Уайлен коснулся пальцами синяков на шее и подумал: «Жаль, что я не могу заказать чай». Именно в этот момент он по-настоящему запаниковал. Насколько же он жалок! Отец пытался его убить. У него почти не было денег, и он лежал на койке, вонявшей химикатами для выведения вшей из матраца. Ему бы стоило задуматься, что делать дальше, возможно, вынашивать план отмщения, собраться с мыслями, оценить свои возможности. А что делал он? Ныл, что не может заказать чай. Возможно, Уайлен не был счастлив в доме отца, но ему никогда не приходилось работать. У него была прислуга, горячая еда, чистая одежда. Уайлен не знал, что требовалось, чтобы выжить в Бочке, но он знал, что этого у него нет.

Он лежал и пытался найти какое-то объяснение произошедшему. Разумеется, во всем виноваты Миггсон и Прайор; его отец ничего об этом не знал. Или они не так поняли приказ Ван Эка. Все это просто ужасная ошибка. Уайлен встал и засунул руку во влажный карман пальто. Его документы о поступлении в музыкальную школу Белендта все еще лежали там.

Как только он достал плотный конверт, то понял, что отец виновен. Бумага намокла и пахла каналом, но ее цвет не изменился. Чернила с предполагаемых документов внутри не потекли. Уайлен все равно открыл конверт. Стопка сложенных бумаг слиплась в мокрый ком, но парень отделил каждый листочек. Все страницы оказались пустыми. Его отец даже не потрудился создать убедительную фальшивку. Знал, что Уайлен не попытается прочесть документы. И что его легковерный сын никогда не заподозрит отца в обмане. Какой же ты жалкий.

Уайлен прятался в комнате два дня, испытывая ужас. Но на третье утро он так проголодался, что запах жареной картошки, поднимающийся с улицы, вывел его из норы. Он купил бумажный кулек с картошкой и с такой жадностью поглотил ее, что обжег язык. А затем заставил себя идти.

Его денег хватало только на то, чтобы снимать комнату еще неделю, даже меньше, если он будет есть. Нужно найти работу, но Уайлен понятия не имел, с чего начать. Он не был достаточно крупным или сильным, чтобы трудиться на складах или верфи. Более легкая работа потребовала бы от него навыков чтения. Может ли так случиться, что одному из игорных домов или даже домов удовольствий требуется музыкант, который играл бы у них в гостиной? У него все еще была флейта. Парень прошелся по Восточному Обручу и вдоль более освещенных боковых улочек. Когда начало смеркаться, вернулся в пансион, чувствуя полное поражение. Мужчина с трубкой все так же стоял на крыльце и курил. Насколько Уайлен знал, он никогда не покидал своего поста.

– Я ищу работу, – сказал ему Уайлен. – Вы знаете кого-нибудь, кому требовался бы помощник?

Мужчина посмотрел на него сквозь облачко дыма.

– Такая горка сливок, как ты, может неплохо подзаработать в Западном Обруче.

– Честную работу.

Мужчина так хохотал, что аж закашлялся, но, в конце концов, отправил Уайлена на юг к кожевенным заводам.

За смешивание красителей и чистку чанов платили гроши. Остальными рабочими, по большей части, были женщины и дети, а также несколько таких же худощавых молодых людей, как он. Они мало общались, слишком уставая и плохо себя чувствуя от химических веществ, чтобы делать что-то большее, чем завершать работу и получать заработанные деньги. Им не выдавали ни перчаток, ни масок, и Уайлен был уверен, что умрет от отравления прежде, чем придется беспокоиться, куда идти с его скудными сбережениями.

Однажды днем он услышал, как начальник цеха жаловался, что они теряли галлоны краски из-за испарения от слишком горячих котлов. Он ругался из-за цены, которую ему пришлось заплатить за починку двух из них, и как мало это принесло пользы.

Уайлен замялся, но затем предложил добавить в чаны морскую воду.

«И на кой черт мне это делать?» – поинтересовался начальник.

«Это повысит температуру кипения, – ответил Уайлен, гадая, с чего он вдруг взял, что заговорить будет хорошей идеей. – Краске потребуется больше жара, чтобы закипеть, и тогда меньше будет испаряться. Вам нужно чуть изменить формулу, поскольку физраствор быстро накапливается, и регулярно чистить чаны, так как соль может вызвать коррозию».

Начальник просто сплюнул комок юрды на пол и ничего не ответил. Но на следующей неделе они попробовали использовать соленую воду в одном из котлов. Через пару дней смесь соленой воды уже использовалась во всех котлах, и начальник начал приходить к Уайлену за советами. Как сделать так, чтобы красная краска не затвердевала на шкурах? Как сократить время обработки и сушки? Может ли Уайлен сделать смолу, чтобы краска не смывалась?

Через неделю после этого Уайлен стоял у чанов со своим деревянным веслом, ошалевший от красок, со слезящимися глазами, и думал, можно ли попросить повысить жалованье за помощь начальнику. Тут к нему подошел парень. Он был высоким, долговязым, с темно-коричневой земенской кожей и выглядел до смешного не к месту на этом вымирающем предприятии. Не только из-за клетчатого лаймового жилета и желтых штанов, но и потому, что излучал уверенность, будто не было такого места, где он предпочел бы быть, вместо жалкого, дурно пахнущего кожевенного завода. Словно он только что пришел на вечеринку, которой долго ждал. Он был тощим, но его тело отличалось необыкновенной гибкостью и легкостью. Обычно начальнику не нравилось, когда к ним приходили незнакомцы, но он и слова не сказал этому парню с револьверами на бедрах. Просто почтительно приподнял шляпу и ретировался.

Первая мысль Уайлена была о том, что губы этого парня – самой прекрасной формы, которую он когда-либо видел. Вторая – что отец послал кого-то еще, чтобы убить его. Он впился пальцами в весло. Этот парень что, осмелится застрелить его средь бела дня? Неужели люди так поступают?

Но тот сказал:

– Слышал, ты хорошо знаешь химию.

– Что? Я… да. Немного, – выдавил Уайлен.

– Немного?

У него появилось чувство, что его следующий ответ очень важен.

– У меня была хорошая подготовка. – Он увлекался наукой и математикой и старательно им обучался, надеясь таким образом компенсировать свои недостатки.

Парень вручил Уайлену сложенный листок бумаги.

– Тогда приходи по этому адресу, когда закончишь смену. У нас есть для тебя работа. – Он оглянулся, словно только заметил чаны и бледных рабочих, склонившихся над ними. – Настоящая работа.

Уайлен уставился на бумажку, буквы спутывались перед его глазами.

– Я… Я не знаю, где это.

Парень раздраженно вздохнул.

– Ты не местный, так? – Уайлен покачал головой. – Ладно, я отведу тебя. Мне же совершенно нечего делать, кроме как вербовать новичков в городе. Уайлен, верно? – тот кивнул. – Уайлен кто?

– Уайлен… Хендрикс.

– Что-нибудь смыслишь во взрывчатке, Уайлен Хендрикс?

– Взрывчатке?

– Бум, бам, кремни и фитили?

Уайлен совершенно не разбирался в таких вещах, но догадывался, что признаться в этом будет ошибкой.

– Конечно, – ответил он с напускной уверенностью.

Парень окинул его скептическим взглядом.

– Что ж, увидим. Будь у выхода к шестому удару часов. И не бери оружия, если не хочешь неприятностей.

– Конечно же, нет.

Парень закатил серые глаза и пробурчал:

– Похоже, Каз совсем слетел с катушек.

К шестому удару Джеспер пришел забрать Уайлена в магазин рыболовных товаров в Бочке. Уайлену было стыдно за мятую одежду, но другой у него не имелось, а парализующий страх, что это еще одна хитроумная ловушка, подстроенная его отцом, в какой-то мере отвлек его и избавил от смущения. В задней комнатке магазина он познакомился с Казом и Инеж. Они объяснили, что им требовались фотобомбы и, возможно, что-то более изощренное. Уайлен отказался.

В ту ночь он вернулся в пансион и обнаружил первое письмо. Единственные слова, которые он узнал, были именем отправителя: Ян Ван Эк.

Он не спал всю ночь, ожидая, что в любой момент в дверь ворвется Прайор и сомкнет свои мясистые руки на его шее. Думал о побеге, но у него едва хватало денег, чтобы заплатить за комнату, не то что купить билет из города. Да и на что он мог там надеяться? Никто и не подумает нанять его работать на ферме. На следующий день он отправился к Казу, и той же ночью изготовил свою первую бомбу для Отбросов. Знал, что его деятельность незаконна, но зато получал вдвое больше за пару часов работы, чем за неделю на кожевенном заводе.

Письма от отца продолжали приходить, иногда раз, иногда дважды в неделю. Уайлен не знал, что и думать. Там была угроза? Насмешки? Он собирал их в стопку под матрацем и порой, лежа в кровати, чувствовал, как чернила просачиваются сквозь страницы и матрац прямо в его сердце, словно темный яд.

Но чем больше проходило времени и чем чаще он выполнял поручения для Каза, тем меньше боялся. Он заработает денег, уедет из города и никогда больше не произнесет фамилию Ван Эк. А если отец решит устранить его до этого момента, что ж, ничего не поделаешь. Его одежда потрепалась и износилась. Парень так исхудал, что пришлось проделывать новые дырки в ремне. Но он скорее продаст себя одному из домов удовольствий Западного Обруча, чем будет молить о милосердии своего отца.

Тогда Уайлен этого не понял, но Каз с самого начала знал, кто он на самом деле. Грязные Руки следил за всеми, кто селился в Бочке, и забрал Уайлена под крылышко Отбросов, думая, что однажды сын богатого купца ему пригодится.

Уайлен не питал иллюзий насчет того, почему Каз за ним приглядывал, но также знал, что ни за что бы не выжил без его помощи. Бреккеру плевать, умеет ли он читать. Каз и остальные дразнили его, но они дали ему возможность проявить себя. Они ценили его за то, что он мог сделать, вместо того чтобы наказывать за то, чего он не мог.

Уайлен верил, что Каз отомстит за его маму. Верил, что, несмотря на богатство и влияние его отца, эта банда – его банда – сможет соперничать с Яном Ван Эком. Но теперь его отец нашел очередной способ посмеяться над сыном.

Когда они дошли до финансового района, было уже далеко за полночь. Они прибыли в один из самых богатых районов города и находились неподалеку от Биржи и Штадхолла. Здесь присутствие его отца казалось более осязаемым, и Уайлен недоумевал, почему Каз привел их в эту часть города. Бреккер повел их через переулок к задней стороне большого здания с приоткрытой дверью, и они попали на лестничную клетку, построенную вокруг огромного железного лифта. Ребята зашли внутрь, а Ротти остался позади, предположительно чтобы следить за входом. Ворота лифта захлопнулись, и они поднялись на последний этаж, пятнадцатый, после чего вышли в коридор с полом, выложенным узорами из лакированной твердой древесины, и потолком, окрашенным бледной пенистой лавандовой краской.

«Мы в отеле, – догадался Уайлен. – Это был вход для прислуги и служебный лифт».

Отбросы постучали в белые двойные двери. Им открыл Колм Фахи в длинной ночной рубашке и пальто, накинутом сверху. Они в «Гельдреннере».

– Остальные уже здесь, – устало произнес мужчина.

Колм не тратил время на вопросы, просто указал на ванную и налил себе чашку чая, пока они размазывали грязь и мучения по фиолетовому ковру. Когда Матиас увидел Нину, то вскочил с большого красно-лилового дивана и заключил ее в объятиях.

– Мы не смогли прорваться через блокаду к Сладкому Рифу, – сказал он. – Я боялся худшего.

Все принялись обниматься, и Уайлен с ужасом понял, что его глаза наполняются слезами. Попытался сморгнуть их. Последнее, что он хотел, – это чтобы Джеспер снова увидел его плачущим. Стрелок был покрыт сажей, и от него пахло горелой древесиной, но его чудесные глаза снова блестели, как всегда после драки. Все, что Уайлену было нужно, – это стоять к нему как можно ближе и знать, что он в безопасности.

До этого момента он не до конца понимал, как много эти люди для него значат. Отец скривился бы при виде этих бандитов и воров, опального солдата и игрока, которому все время не везет. Но они – его первые и единственные друзья, и Уайлен знал, даже если бы ему дали возможность выбирать из тысячи товарищей, он бы все равно выбрал именно этих ребят.

Только Каз держался в стороне от всех, молча глядя в окно на темные улицы внизу.

– Каз, – обратилась Нина. – Может, ты и не рад, что мы живы, но мы рады, что жив ты. Иди к нам!

– Не трогай его, – тихо прошептала Инеж.

– Святые, Призрак, – воскликнул Джеспер. – У тебя кровь идет!

– Мне позвать врача? – обеспокоенно спросил отец Джеспера.

– Нет! – ответили все в унисон.

– Ну, конечно. Может, кофе заказать?

– Да, пожалуйста, – кивнула Нина.

Колм заказал кофе, вафли и бутылку бренди, и, пока они ждали, Нина привлекла друзей, чтобы найти какие-нибудь ножницы, порезать гостиничные полотенца и сделать из них повязки. Обнаружив все необходимое, девушка отвела Инеж в ванную, чтобы позаботиться о ее ранах.

Все напряглись, когда в дверь номера постучали, но это оказался всего лишь ужин. Колм встретил горничную в дверях и настоял, что сам может завезти тележку внутрь, чтобы она не увидела странную компанию, собравшуюся в его комнате. Как только дверь закрылась, Джеспер помог отцу затащить тележку с серебряным подносом, нагруженным едой и стопкой таких роскошных фарфоровых тарелок, что они казались почти прозрачными. Уайлен не ел с такой дорогой посуды с тех пор, как покинул отцовский дом. Он понял, что на Джеспере, должно быть, одна из рубашек Колма; та была слишком большой в плечах и короткой в рукавах.

– Что это вообще за место? – поинтересовался Уайлен, рассматривая просторную комнату, почти полностью окрашенную в фиолетовые тона.

– Кеттердамский номер люкс, я полагаю, – ответил Колм, почесывая затылок. – Он значительно лучше, чем моя комната в гостинице университетского района.

Девушки вышли из ванной. Нина навалила себе еды в тарелку и уселась рядом с Матиасом на диване. Затем сложила одну из вафель пополам и откусила большой кусок, шевеля пальцами ног от блаженства.

– Прости, Матиас, – сказала она с полным ртом. – Я решила сбежать с отцом Джеспера. Он обеспечивает меня вкусностями, я к ним уже привыкла.

Инеж сняла тунику и оставила лишь стеганую жилетку, оголив свои коричневые руки. На ее плече, предплечьях, правом бедре и левой голени были перевязки из кусков полотенца.

– Что с тобой случилось? – поинтересовался у нее Джеспер, вручая отцу чашку кофе на тонком блюдечке.

Инеж устроилась в кресле неподалеку от Кювея, сидевшего на полу.

– Завела новую знакомую.

Джеспер распластался на диванчике, а Уайлен занял стул, поставив на колено тарелку с вафлями. В обеденной комнате находился прекрасный стол и стулья, но, судя по всему, никто не проявил к нему интерес. Только Колм ушел туда вместе с кофе и бутылкой коньяка. Каз остался у окна, и Уайлен гадал, что же такого увлекательного он увидел в окне.

– Итак, – продолжил Джеспер, подсыпая сахар в кофе, – что, черт возьми, там произошло, помимо того, что Инеж завела новую подружку?

– Давайте-ка посмотрим, – отозвалась Нина. – Инеж упала с двадцатого этажа.

– Мы проделали огромную дыру в потолке обеденного зала моего отца, – вставил Уайлен.

– Нина может воскрешать мертвых, – добавила Инеж.

Чашка Матиаса стукнулась об блюдце. Оно выглядело нелепо в его огромных ручищах.

– Я не могу их воскрешать. В смысле, они оживают, но не полностью. По крайней мере, мне так кажется. Точно не знаю.

– Ты серьезно?! – изумился Джеспер.

Инеж кивнула.

– Я все видела собственными глазами, хотя и не могу этого объяснить.

Матиас нахмурился.

– Когда мы были в равкианском квартале, ты умудрилась притянуть кусочки костей.

Джеспер сделал большой глоток кофе.

– А как же домик на озере? Ты контролировала ту пыль?

– Какую пыль? – полюбопытствовала Инеж.

– Она не просто убила стражника. Нина удушила его облаком пыли.

– Неподалеку от дома Хендриксов есть фамильное кладбище, – сказал Уайлен, вспоминая огороженную делянку, упиравшуюся в западную стену. – Что, если пыль была… ну, костями? Останками людей?

Нина отставила тарелку.

– Вы почти отбили у меня аппетит, – затем снова взяла ее. – Почти.

– Вот почему ты спрашивал, может ли парем изменить силу гриша? – обратился Кювей к Матиасу.

Нина посмотрела на него.

– А что, может?

– Я не знаю. Ты приняла наркотик лишь раз. Пережила ломку. Ты – редкость.

– Повезло мне.

– Неужели все так плохо? – спросил Матиас.

Нина собрала крошки с колен и вернула их на тарелку.

– Цитируя одну блондинистую гору мышц – это неестественно. – Ее голос лишился радостной теплоты. Девушка просто выглядела грустной.

– Может, и так, – ответил Матиас. – Разве корпориалы не называют себя Орденом Живых и Мертвых?

– Сила гриша не должна работать подобным образом.

– Нина, – ласково позвала Инеж. – Из-за парема ты оказалась на грани смерти. Может, ты прихватила что-то с собой?

– Ну, сувенирчик так себе.

– Или, возможно, Джель погасил один свет и зажег новый, – предположил фьерданец.

Нина покосилась на него.

– Тебя что, по голове стукнули?

Он взял ее за руку. Уайлен внезапно почувствовал, будто он вторгается во что-то личное.

– Я благодарен, что ты жива, – сказал Матиас. – Благодарен, что ты со мной. Я благодарен, что ты ешь.

Девушка опустила голову ему на плечо.

– Ты лучше, чем вафли, Матиас Хельвар.

Губы дрюскеля изогнулись в слабой улыбке.

– Давай не будем кидаться словами, которые не подразумеваем всерьез, любовь моя.

Кто-то легонько постучал в дверь. В ту же секунду все потянулись за оружием. Колм замер в кресле.

Каз жестом показал ему оставаться на месте и бесшумно подошел к двери. Затем посмотрел в глазок.

– Это Шпект.

Все расслабились, и Каз открыл дверь. Отбросы молча наблюдали, как парни быстро перешептываются; потом Шпект кивнул и направился обратно к лифту.

– С этого этажа есть доступ к часовой башне? – спросил Каз у Колма.

– В конце коридора. Я туда не поднимался. Лестница слишком крутая.

Каз ушел, не произнеся больше ни слова. Все с минуту смотрели друг на друга, а затем последовали за ним мимо Колма, наблюдавшего за ними усталыми глазами.

Когда они прошли к концу коридора, Уайлен понял, что весь этаж был под стать роскоши номера. Если он и умрет, то, наверное, это не худшее место, чтобы провести последнюю ночь.

Один за другим они взобрались по винтовой железной лестнице к часовой башне и вышли через люк. Комната наверху была большой и холодной, и большую ее часть занимал гигантский часовой механизм. Четыре циферблата приглядывали за Кеттердамом и серым рассветным небом.

На юге поднимался шлейф дыма от острова Черной Вуали. Посмотрев на северо-восток, Уайлен увидел Гельдканал, лодки пожарной бригады и городскую стражу, окружавшую территорию дома отца. Он вспомнил шокированное выражение лица Яна Ван Эка, когда они приземлились на середину обеденного стола. Не будь тогда Уайлен так напуган, он бы разразился смехом. «Именно стыд пожирает людей целиком». Жаль, что они не подожгли весь дом.

Далеко-далеко гавани изобиловали лодками и фургонами городской стражи. Город был покрыт фиолетовой формой, словно подхватил какую-то болячку.

– Шпект сказал, что все гавани перекрыли и доступ к судам закрыт, – сказал Каз. – Они опечатывают город. Никто не сможет ни приплыть, ни уплыть.

– Кеттердам этого не потерпит, – возразила Инеж. – Люди поднимут бунт.

– Они не станут винить Ван Эка.

Уайлен почувствовал легкую тошноту.

– Они обвинят нас.

Джеспер покачал головой.

– Даже если они всех стражников до последнего ворчуна выведут на улицу, им не хватит людей, чтобы перекрыть город и искать нас.

– Разве? – поднял бровь Каз. – Посмотри внимательней.

Стрелок подошел к западному окну, у которого стоял Бреккер.

– Ради всех святых и тети Евы, – шумно выдохнул он.

– Что там? – спросил Уайлен, пока все напряженно смотрели в окно.

На востоке Бочки, по району Зельвер, шла толпа.

– Что это за сборище? – спросила Инеж.

– Скорее, парад, – ответил Каз.

– Почему городская стража их не останавливает? – удивился Уайлен, когда поток людей беспрепятственно проходил от моста к мосту через каждую баррикаду. – Почему их пропускают?

– Наверное, потому, что так им приказал твой отец.

Когда толпа приблизилась, Уайлен услышал песни, крики и бой барабанов. Действительно похоже на парад. Люди гурьбой высыпали на Хельвербридж, потоком прошли мимо отеля и направились к площади перед Биржей. Во главе марша Уайлен рассмотрел банду Пекки Роллинса. Кто бы ни шел первым, на нем была шкура льва с поддельной золотой короной, вшитой в голову.

– Портовые Лезвия, – сказала Инеж, указывая на людей за Грошовыми Львами. – А вон – Обломщики.

– Псы Харли, – продолжил перечислять Джеспер. – Черные Пики.

– Все здесь, – подытожил Каз.

– Что значат эти фиолетовые повязки? – спросил Кювей.

У каждого в толпе была фиолетовая повязка на левом предплечье.

– Их назначили официальными помощниками, – пояснил Каз. – Шпект сказал, что об этом трубили по всей Бочке. Хорошая новость заключается в том, что теперь мы нужны им живыми – даже Матиас. Плохая – они прибавили награду за шуханских близнецов, с которыми мы путешествуем, так что лица Кювея и Уайлена теперь тоже украшают стены города.

– И ваш Торговый совет это одобряет? – спросил Матиас. – Что, если они начнут мародерствовать или поднимут мятеж?

– Ничего из этого не случится. Роллинс знает свое дело. Если бы городская стража попыталась закрыть Бочку, банды настроились бы против них. Теперь они на стороне закона, а у Ван Эка есть две армии. Кольцо сжимается.

Инеж резко втянула воздух.

– Что? – спросил Уайлен, но, посмотрев вниз на площадь, и сам все понял. В поле их зрения появилась заключительная группа парада. Их предводителем выступал старик в пестрой шляпе, и они каркали во всю глотку – как вороны. Отбросы, банда Каза. Они восстали против него.

Джеспер врезал кулаком по стене.

– Неблагодарные скивы!

Каз ничего не сказал, просто смотрел, как толпа проходит мимо отеля – банды, сгруппированные разноцветными стаями, которые обменивались оскорблениями и радостно повизгивали, как если бы принимали участие в каком-то празднике. Даже когда они ушли, их крики остались висеть в воздухе. Может, они промаршируют до самого Штадхолла.

– Что будет дальше? – спросил Кювей.

– На нас начнет охотится вся городская стража и бандиты Бочки, и они не остановятся, пока не найдут, – ответил Каз. – Теперь из Кеттердама не сбежать. Уж точно не с тобой на буксире.

– Мы не можем просто ждать здесь? С господином Фахи?

– Ждать чего? Пока кто-то не спасет нас?

Джеспер прижался лбом к стеклу.

– Мой отец… Его тоже схватят и обвинят в укрывательстве преступников.

– Нет, – внезапно перебил Кювей. – Нет! Отдайте меня Ван Эку.

– Это даже не обсуждается, – строго заявила Нина.

Мальчишка резко рассек воздух рукой.

– Вы освободили меня от фьерданцев. Если мы не начнем действовать, меня все равно поймают.

– Значит, все было зря? – спросил Уайлен, удивившись собственной злости. – Риск, на который мы пошли? Наши победы в Ледовом Дворе? Все страдания, которые пережили Инеж и Нина, чтобы вытащить нас оттуда?

– Но если я сдамся Ван Эку, вас перестанут искать, – настаивал Кювей.

– Это не так, малыш, – покачал головой Джеспер. – У Пекки появился шанс избавиться от Каза, и его поддерживает вся Бочка. Да и Ван Эк ни за какие коврижки не даст нам свободно бродить по городу, не зная, что мы задумаем. Теперь дело уже не только в тебе.

Кювей застонал и сполз по стене. Затем кинул мрачный взгляд на Нину.

– Зря ты не убила меня в Ледовом Дворе.

Та пожала плечами.

– Но тогда Каз убил бы меня, а Матиас убил бы Каза, и все это вылилось бы в большую бойню.

– Не могу поверить, что мы сбежали из Ледового Двора лишь для того, чтобы попасть в ловушку собственного города, – выпалил Уайлен. Все это казалось неправильным.

– Ага, – кивнул Джеспер. – Нам каюк.

Каз нарисовал пальцем круг на окне.

– Пока нет. Я заставлю городскую стражу отступить.

– Нет, – быстро отозвалась Инеж.

– Сдамся властям.

– Но Кювей… – начала Нина.

– Городская стража не знает о Кювее. Они думают, что ищут Уайлена. Поэтому я скажу им, что он мертв. Признаюсь в его убийстве.

– Ты совсем свихнулся? – полюбопытствовал Джеспер.

– Каз, – обратилась Инеж. – Тебя отправят на виселицу.

– Сначала будет судебное разбирательство.

– Ты сгниешь в тюрьме задолго до него, – сказал Матиас. – Ван Эк ни за что не позволит тебе выступить в зале суда.

– Ты всерьез решил, что их камера сможет меня сдержать?

– Ван Эк знает, насколько хорошо ты управляешься с замками, – сердито произнесла Инеж. – Ты умрешь, не добравшись даже до тюрьмы.

– Все это глупо! – воскликнул Джеспер. – Ты не станешь брать удар на себя. Никто не станет. Мы разделимся. Пойдем парами, придумаем, как проникнуть через блокады, спрячемся где-то за городом.

– Это мой город, – прорычал Бреккер. – Я не покину его, поджав хвост.

Джеспер раздраженно фыркнул.

– Если это и твой город, то что от него осталось? Акции «Клуба Воронов» и Пятой гавани проданы. У тебя больше нет банды. Даже если ты сбежишь, Ван Эк и Роллинс снова направят в погоню городскую стражу и половину Бочки. Тебе не победить их всех.

– Это мы еще посмотрим.

– Черт возьми, Каз! Что ты всегда мне говоришь? Уходи от проигрышной колоды.

– Я даю тебе возможность уйти. Хватайся за нее.

– Почему ты относишься к нам как к кучке желтопузых скивов?

Бреккер повернулся к нему.

– Это ты готов сделать ноги, Джеспер. Ты просто хочешь, чтобы я сбежал с тобой, и потом тебе не было стыдно. Как бы ты ни любил драки, именно ты всегда первым ищешь укрытия.

– Потому что я хочу выжить!

– Ради чего? – спросил Каз, сверкнув глазами. – Чтобы сыграть еще одну партию за столом? Найти очередной способ разочаровать отца и подвести друзей? Ты рассказал ему, что ты – причина, по которой он потеряет ферму? Рассказал Инеж, что именно из-за тебя она чуть не умерла от ножа Омена? Что из-за тебя мы все чуть не умерли?

Плечи Джеспера напряглись, но парень не отступал.

– Я совершил ошибку. Позволил худшему в себе возобладать над лучшим. Но, ради всех святых, Каз, как долго ты будешь заставлять меня платить, чтобы получить хоть небольшое прощение?

– И как, по-твоему, выглядит мое прощение, Джорди?

– Кто, черт возьми, такой Джорди?

На долю секунды лицо Бреккера обмякло, стало недоуменным, в темных глазах мелькнул чуть ли не испуг… а затем все исчезло, так быстро, что Уайлен засомневался, не привиделось ли ему.

– Чего ты от меня хочешь? – рявкнул Каз со своим типичным отстраненным, жестоким выражением лица. – Доверия? Оно у тебя было, и ты размазал его по стенке, потому что не мог держать рот на замке.

– Один раз. Сколько раз я прикрывал твою спину в бою? Сколько раз я делал все правильно? Это не в счет? – Джеспер всплеснул руками. – Мне тебя не победить. Как и любому другому.

– Верно. Тебе не победить. Ты считаешь себя игроком, но на самом деле ты просто прирожденный неудачник. Драки. Карты. Парни. Девушки. Ты продолжаешь играть, пока не проиграешь, так что хоть раз в жизни сделай себе одолжение и просто уйди.

Джеспер замахнулся кулаком. Каз увернулся вправо, и они сцепились в драке. Парни врезались в стенку, бились о нее головами и превратились в размытое пятно из пинков, ударов и захватов.

Уайлен повернулся к Инеж, ожидая, когда она прекратит все это, когда Матиас разнимет их, когда кто-то сделает хоть что-то, но остальные просто отошли, чтобы освободить им место. Только Кювей выглядел хоть немного обеспокоенным.

Джеспер и Каз метнулись по комнате, врезались в механизм часов и быстро восстановили равновесие. Это был не бой, а уличная драка – бесстыдная путаница из локтей и кулаков.

– Ради Гезена, остановите же их! – с отчаянием потребовал Уайлен.

– Джеспер в него не выстрелил, – заметила Нина.

– Каз не использует трость, – добавила Инеж.

– Думаете, они не убьют друг друга голыми руками?

У обоих шла кровь – у Джеспера из пореза на губе, а у Каза откуда-то рядом с бровью. Рубашка стрелка была наполовину натянута на голову, а рукав Бреккера разошелся по шву.

Люк распахнулся, и из него высунулась голова Колма Фахи. Его румяные щеки покраснели еще больше.

– Довольно, Джеспер Луэллин Фахи! – проревел мужчина.

Джеспер и Каз замерли, а затем, к глубокому удивлению Уайлена, разошлись по сторонам с виноватым видом.

– Что здесь происходит? – сердито спросил Колм. – Я думал, вы друзья.

Джеспер провел рукой по затылку с таким видом, словно хотел просочиться сквозь половицы.

– Мы… э-э… у нас появилось разногласие.

– Это я вижу. Я был очень терпеливым, Джеспер, но и у меня есть предел. Считаю до десяти. Если не спустишься к тому времени, я задам тебе такую трепку, что ты еще две недели не сможешь сидеть нормально.

Голова Колма исчезла внизу. Молчание затянулось.

Затем Нина хихикнула.

– У тебя большие неприятности.

Джеспер насупился.

– Матиас, а Нина позволила Корнелису Смиту лапать ее за зад!

Смех девушки оборвался.

– Я выверну твои зубы наизнанку.

– Это физически невозможно.

– Я только что воскресила мертвых. Уверен, что хочешь со мной поспорить?

Инеж склонила голову вбок.

– Джеспер Луэллин Фахи?

– Заткнись, – проворчал тот. – Это родовое имя.

Сулийка торжественно поклонилась.

– Как скажешь, Луэллин.

– Каз? – тихо позвал Джеспер.

Но тот смотрел куда-то вдаль. Уайлен знал этот взгляд.

– Он?.. – начал парень.

– Что-то замышляет? – предположил Джеспер.

Матиас кивнул.

– Определенно.

– Я знаю, как это сделать, – медленно протянул Каз. – Как вывезти Кювея и гришей, забрать наши деньги, обставить Ван Эка и заставить этого сукиного сына Пекку Роллинса поплатиться за все.

Нина подняла бровь.

– Весь список огласил?

– Как? – поинтересовалась Инеж.

– Все это время мы играли по правилам Ван Эка. Мы прятались. С этим покончено. Мы организуем небольшой аукцион. У всех на виду. – Бреккер повернулся к ним лицом, и его блестящие глаза стали бездонными и черными, как у акулы. – И поскольку Кювею так не терпится пожертвовать собой, он будет призом.