Глава 8
День рождения.
Когда-то мы отмечали его совсем иначе. Рядом всегда была бабушка. И дарила она мне то, чего больше всего хотелось. Не платья или украшения, а толстенные книги, лекарские инструменты, иногда — симпатичные игрушки, и всегда угадывала. И как ей это удавалось?
Родители на наши дни рождения внимание обращали редко — столица, развлечения, гости, только у младшей сестренки удавался праздник, и то потому, что приходился на солнцеворот. А родители всегда на солнцеворот закатывали бал, ну и Лаурин день рождения заодно отмечали.
А сейчас я одна.
И отмечать тоже буду сама.
Что там надо?
Угощение для всех, кто заглянет, можно простенькие подарки — и церемониальный пирог.
Печется пирог с гречневой кашей и куриными яйцами, а на закате его относят к реке и бросают в воду. И гадают по нему. Потонет — плохой год будет, поплывет — жди перемен, рыбы начнут кормиться — год обильный будет…
Там много примет.
Мы с бабушкой ходили, гадали, а сейчас не с кем.
Но отнести пирог к морю, и бросить в воду мне никто не помешает.
Тесто я еще с вечера поставила, меня бабушка научила. Она вообще настаивала, что пироги печь надо уметь. Умения и знания лишними никогда не бывают.
Ну вот и…
В одной миске ждала своего часа ягодная начинка, во второй — рубленое мясо, в третьей рыба, в четвертой — гречка с яйцами…
А что мне — ради одного пирога затеваться?
Нет уж!
Пироги я планировала взять с собой на работу. Выходной-то у меня еще не скоро!
* * *
В лечебнице я угостила коллег и служителей, выслушала поздравления, и опять принялась за работу. Долго мы не праздновали, некогда. Я отнесла пироги Харни Растуму, удостоилась масляного взгляда (ах, какая женщина, какие пироги), услышала, что если день рождения, то так и быть, завтра могу денек отдохнуть, и пошла работать дальше. Болезни-то никто не отменяет. Если ты лекарь — тебя и со свадьбы сдернут, и с похорон, и откуда угодно.
Я обходила палаты, выслушивала жалобы больных, назначала лечение, проверяла, перевязывала, ассистировала Карнешу там, где не справилась бы сама, и все это время мысли мои были не о дне рождения. О нем мне думать, как раз не хотелось.
И о прошлом в том числе.
Когда мне исполнилось девятнадцать, бабушка была жива. Она подарила мне роскошную книгу о лекарственных травах, пирог мы пекли вместе и относили тоже вместе. И бабушка тогда смеялась, видя, как пирог атаковали даже не рыбы — невесть откуда взявшиеся на пруду утки. «Даже не к богатству — и правнукам твоим потратить не хватит…». И потом уже серьезно: «ты помни, деньги не главное, заработать ты всегда сможешь, с голоду не помрешь. А вот живая душа человеческая — это сокровище».
Чтобы не вспоминать, и не вытирать ежедневно слезы, я выбросила все из головы, и сосредоточилась на визите ночного гостя. Точило мыслью неприятное совпадение.
Линда жаловалась, что у нее ухажер пропал. Может, сбежал, всякое бывает.
Теперь у мужчины сын пропал. Тоже сбежал?
И все что-то убегают, как из лечебницы выйдут? Чтобы точно сюда не попасть?
Ой, неубедительно.
А сколько тех, о ком никто не думает?
Нищие, попрошайки, бродяги, рофтеры, люди без дома и родины которых хватает в любом городе, о которых никто и не задумается… только кому и зачем они нужны? Ритуалы есть разные, но сколько их можно проводить? И сколько человек должно пропасть?
Я подумала, и решила для начала поговорить с Линдой.
Госпожа Морли отнеслась к моим словам серьезно.
— Вы знаете, госпожа Ветана, я думала, что он просто сбежал. Но если что случилось…
— Я и не знаю, могло ли с ним что-то случиться. Линда, ты не приглядишься к лежащим здесь людям? Я тоже буду присматриваться, кому есть куда идти, кому некуда… есть у нас сейчас такие?
— А то как же. Целых три человека. Показать?
— Покажи…
Оказались двое мужчин и женщина. Из мужчин один был стариком, лет шестидесяти (считай, ему и пятидесяти нет, улица не щадит), второй явно моряк, крепкий, лет двадцати, парень, со сломанной рукой, я его помнила, отвратительный перелом, если его не лечить, так и калекой остаться можно, так что корабль ушел без него, а третья — явно девица легкого поведения, избитая сутенером. Такие к нам тоже попадают, эта еще не старая, лет двадцати, наверное, тоже, а выглядит уже на пять лет старше меня.
Я бы сказала, что из этих троих… а для чего вообще могут пригодиться люди?
Молодой парень, моряк средних лет, кто еще?
Линда пожала плечами, и сказала, что порасспрашивает. И мне все расскажет послезавтра. На том и порешили.
Домой я шла намного медленнее, чем на работу. Грусть опять накатила.
Год назад, в этот день, родители были в столице, и бабушка придумала развлечение. Мы с ней отправились на пикник. Взяли с собой корзинку с разными вкусностями, сидели под большим деревом на природе, потом пошли собирать ежевику, я запуталась в колючем кусте косищей, и бабушка со смехом отпутывала меня от игольчатых плетей, а я грозилась отрезать клятые лохмы…
Но ежевика была удивительно крупной и вкусной…
Бабушка, родная, что же случилось тогда на дороге?
А если…
Мысль ударила молнией. Заставила вздрогнуть, остановиться на месте.
Если это — барон Артау?
Подонок знал, что бабушка не в восторге от сватовства, знал, что она собирается просить денег у друзей, что свадьба наверняка сорвется, и… мог он? Или не мог?
Раньше я бы о таком не подумала, но я повзрослела… надеюсь. Я многое видела, я живу своим трудом, я стала совсем иной. Какое отношение госпожа Ветана имеет к… не думать!
Даже не вспоминать, и имени не произносить!
Не было такой…
Я купила у уличного торговца корзиночку с крупной ежевикой, и решительно зашагала домой.
* * *
Дома было тихо и спокойно, уютно и тепло. Пахло пирогами и травами.
Я присела за стол, налила себе в большую чашку малинового киселя, бросила в рот ягоду.
Уммм…
Люблю ягоду.
Гадальный пирог остывал на подоконнике, накрытый полотенцем.
Что-то меня ждет в этом году? А, что бы ни случилось, это будут только мои решения! Мои решения, мой ответ…
Я справлюсь.
* * *
До вечера у меня в гостях побывала госпожа Лимира, подарила роскошное вышитое шелком покрывало. Осенние листья в лесу.
Огненный ковер раскинулся на моей кровати, я потерлась об него щекой и зажмурила глаза.
Как живые…
— Спасибо.
— Тебе спасибо, Веточка, что ты у нас есть.
— Это же ужасно дорого.
— Сами шили. А самое дорогое у нас жизнь и здоровье. Остальное купим, выбросим, починим или вовсе забудем. Так-то…
И я была с ней согласна.
Отдарилась травяным сбором по своему рецепту, попила с гостьей взвара с пирогами, выслушала жалобы. Дети Таниль были невыносимы, дочка с ног сбивалась, зятю тоже было тяжко…
Да еще эта курица с каторги письмо прислала, дескать, заболела и серьезно, если что — не оставьте деточек милостью.
Зять весь взметался, ехать к ней хочет, помилования добиваться, а она, небось, Карису не помиловала, травила без жалости! Но не скажешь ведь такое в глаза зятю-то…
Я согласилась, что мужчины иногда бывают очень глупыми. Прислушалась к себе.
А ведь лечить Таниль мне вовсе не хочется. Почему?
Потому что она — убийца?
Наверное, да.
Она приняла решение убить человека, хладнокровно и безжалостно, она травила жену и мать, и знала, что дети Карисы останутся сиротами… она просто мразь.
А самое печальное то, что появись она на моем пороге — и я буду лечить ее. Это моя судьба. Хочется, не хочется, а надо.
Есть дар, но есть и обязанности. И одного без другого не бывает.
* * *
Бертен постучался ко незадолго до заката.
Пришел, принес букет цветов и маленький шелковый шарфик, как раз на грани приличия. Что-то более серьезное я принять бы уже не смогла, но цветы, сладости, те же перчатки — спокойно.
Так что я поблагодарила.
Шарфик был красивым, голубым…
— С ним твои глаза становятся небесными, — коряво выразился Бертен.
Я мило улыбнулась в ответ. Назвать мои глаза небесными — это было сильное преувеличение. Они ведь самые обычные, серые. Иногда чуть светлее, иногда темнее, но голубого оттенка в них точно не было.
За мной ухаживают, и это приятно.
Мы как раз пили взвар и обсуждали интересного больного со странными болями в желудке, когда в дверь постучали. Я развела руками, и отправилась открывать. Ох, зря я в окно не посмотрела, а так — застыла на пороге дура дурой, и смотрела круглыми глазами.
А в мой дом входил один из самых опасных людей королевства.
Герцог Моринар.
Белесый палач.
— И как-то так у него ловко получилось, что я и не поняла, когда оказалась за столом, а герцог уже дружески (этак вежливо-гадючьи) улыбался Бертену.
— Работаете вместе с госпожой? И навещаете ее в свободное время? Похвально, очень похвально…
И так это прозвучало, словно мы тут оргии устраивали.
Я стиснула зубы, но помогло откровенно плохо.
— Ваша светлость, счастлива видеть вас… что-то случилось?
— Что вы, госпожа Ветана. Разве к такой очаровательной женщине приходят с проблемами?
С-сволочь.
— К женщине сюда не приходят, — скрежетнула я голосом. — Только к лекарю.
Герцог одарил меня еще одной наглой улыбочкой, за которую захотелось ему в глаза вцепиться. Да что ж такое!?
Если я не маркиза, то и не человек уже!?
— Госпожа Ветана, к лекарю я не прихожу. Его ко мне приводят. А лично я пришел поздравить вас с днем рождения. У вас ведь он сегодня?
На стол мягко опустился футляр для драгоценностей. Дорогой, из черного дерева, с инкрустацией перламутром. Посмотреть очень захотелось, но я даже руки за спину спрятала, чтобы не поддаться искушению.
— Благодарю за внимание, ваша светлость. К сожалению, мы не настолько хорошо знакомы, чтобы я могла принять от вас подарок.
— Разве это подарок? Так, безделушка… Серебро, хризолиты… думаю, даже господин лекарь может подарить нечто подобное.
Герцог усмехнулся, протянул руку, и нажал на одну из завитушек. Крышка футляра откинулась.
Браслет, лежащий на черном бархате, мог бы показаться безделушкой. Мог бы — но кому-то другому. А я отлично разбиралась.
Это не серебро, это платина. И камни не самые простые. Лиственный изумруд редкого оттенка, я знаю. У меня мать отлично в этом разбирается, еще и других поучить может. Ювелирам до нее далеко, может, тоже дар?
— Ваша светлость, за эту скромную безделушку можно купить несколько лечебниц. Это впору носить королеве.
Герцог подвинул ко мне футляр.
— У нас разные представления о дорогом, госпожа Ветана. Королева такое не наденет.
Бертен посмотрел на меня. Браслет действительно выглядел безыскусным. Простое плетение, скромная застежка… не только купить несколько лечебниц, но и безбедно содержать их лет так десять.
— Ваша светлость, прошу вас не оскорблять меня подобными подарками, — сухо произнесла я.
— И что же тут оскорбительного?
Сказать все напрямую?
Ах, как бы это было соблазнительно.
Ваша светлость, ваш подарок стоит, как треть Желтого города. Если я возьму его, на мне повиснет долг перед вами, а чем его отдавать — я не знаю. И мне это не нравится…
Только вслух такое не произносят.
— Ваша светлость…
— Можете называть меня просто Рамон…
Бертен перевел на меня удивленный взгляд. Я ответила таким же.
Да что здесь, Темного крабом, происходит?!
— Это недопустимая фамильярность между герцогом и простой девушкой, ваша светлость, — отрезала я.
В темных глазах поблескивали искры.
Я… я тут нервничаю, переживаю, а он… забавляется!?
Мои руки невольно сжались в кулаки.
— Госпожа Ветана… я могу называть вас просто — Вета?
— Ваша светлость, не в моей власти запретить что-либо второму лицу после короля, — я опустила глаза, скрывая злость и бессилие.
— Отлично. Вета, я надеюсь, что вы примете этот подарок в знак моей искренней симпатии.
Яснее сказать было нельзя.
Я выпрямилась. Шутки кончились.
— Ваша светлость, если вы действительно питаете ко мне какую-либо симпатию, я надеюсь, что эта встреча станет для нас последней.
— И почему же?
Герцог и не думал оскорбляться. Сидел за столом, смотрел насмешливо.
— Не думала, что мне придется объяснять вам очевидные вещи, ваша светлость.
— А вы попробуйте, Вета. Господи лекарь сейчас нас оставит, а вы мне объясните…
— Бертен поднял голову, хмуро посмотрел на герцога.
— Я никуда не уйду.
— Да неужели?
— Вы, ваша светлость, можете меня хоть на каторге сгноить, хоть заживо сжечь, — в воздухе так и повисло злое «вам не привыкать». — Но ведете вы себя непорядочно. Ворвались в дом к девушке, оскорбляете ее…
— Подарить подарок на день рождения — считается теперь оскорблением?
— Вы знаете, о чем я, ваша светлость.
Герцог прекратил улыбаться. Лицо стало жестким.
— Знаю. А потому сейчас ты выйдешь отсюда на своих ногах. И пойдешь домой, а не на каторгу. А узнаю, что ты питаешь к девушке какой-либо интерес, кроме служебного…
Угроза не успела прозвучать. Меня уже затрясло всерьез. В таком состоянии я сама себя боялась.
— Ваша светлость, извольте покинуть мой дом.
Герцог даже не шевельнулся.
— Вета, вы девушка умная, и отлично понимаете, что я никуда не уйду, пока не получу того, что мне требуется.
— И что же вам требуется?
— Поговорить с вами. Пока — просто поговорить.
Я вдохнула. Медленно выдохнула. Разжала кулаки.
— Берт, я прошу тебя подождать пару минут? Господи герцог скажет мне все, что хотел, и уйдет восвояси?
Бертен посмотрел на меня, на герцога…
— Вета…
— У господина герцога не лучшая репутация, — мой голос был нарочито спокоен, но я надеюсь, что он не опустится до низких поступков?
— Разумеется, не опущусь. Идите, молодой человек, дама просит.
Рамон сделал жест кистью, словно собаку разгонял.
Бертен вспыхнул.
— Вы… вы…
— Я — герцог Моринар. И вы знаете, что я могу с вами сделать.
Бертен знал. Это было видно по его глазам, по жестам, он явно думал, как бы уйти, не потеряв лица. Осознавал, что они с герцогом несопоставимы, но…
А вот до конца не выстоял, — подсказал противный внутренний голос. — Он милый, добрый, отличный лекарь, но не герой. Увы…
Я улыбнулась Бертену, и мужчина-таки вышел из дома, бросив на меня извиняющийся взгляд. А чего я ожидала?
Не знаю. Но привкус от ситуации противный. Словно я дешевого мыла наелась.
Я посмотрела на герцога, молча предлагая ему начинать разговор.
Герцог молчал.
Я тоже, поскольку опасалась открыть рот. Здесь и сейчас я себя почти не контролировала, а это было опасно, очень опасно. Молчи, Вета, молчи…
Наконец герцог нарушил тишину.
— Вы меня заинтересовали, Вета. Скажите, сколько вы хотите?
— Поясните?
— Сколько вы хотите, чтобы с полгода побыть моей любовницей?
* * *
Я вцепилась в стол, чтобы не упасть. Перед глазами поплыли красные круги.
Да я…
Да как он…
Что за наглость!?
— Вон из моего дома…
Я услышала низкий холодный голос, и даже не сразу сообразила, что это рычу — я.
— Свой дом в Белом городе? Драгоценности? Титул?
Герцога спасла только отличная реакция. Взвар был еще горячим, а рука у меня не дрогнула. Сама покалечу, сама и вылечу.
Мразссссь!
Моринар увернулся, а спустя минуту меня прижали к твердой груди, да так крепко, что нос почти сроднился с золотой пуговицей.
— Все. Успокойся.
— Пусссссти, — от ярости получалось только шипеть.
Герцог и не подумал слушаться.
— Сначала успокойтесь, потом отпущу.
Вырываться было бесполезно, я это оценила. С тем же успехом можно было уговаривать водоворот отпустить тебя. Я медленно вдохнула и выдохнула. Раз, другой, третий…
Руки герцога разжались, когда я расслабила сведенные судорогой мышцы. Меня отпустили, и смотрели с интересом.
— Садитесь, госпожа Ветана.
Я осталась стоять, где и была. Герцог покачал головой.
— Садитесь.
На этот раз я опустилась за стол. После волны бешенства пойдет откат, я знаю. Как бы не упасть… колени уже ощутимо дрожали.
Герцог смотрел совсем иначе. Холодно, рассудочно. Какие там грязные намерения?
— Кто вы, госпожа Ветана?
— Что?!
— Хватит этой комедии масок. Кто вы?
Я помотала головой.
— Ваша светлость? Я не понимаю…
— Если будете уверять меня, что вы лекарка из бедных травниц, прикажу оттащить вас в тюрьму на пару дней. Или больше — как получится. Хватит вранья.
Меня затрясло уже вовсе непритворно.
— С чего вы…
— Вета… это ваше настоящее имя?
— Да.
— А полностью?
Я вдохнула. Выдохнула. Представила себе, как рассказываю герцогу всю правду — и уперлась намертво. Плеввать уже на все, мне что так, что этак не выжить.
— Это неважно.
— Мне кликнуть стражу?
— Зовите, — согласилась я. — Чай, и в тюрьме люди живут. И на каторге.
Герцог усмехнулся.
— Вета, вы кто угодно, только не простолюдинка. Вы неплохо играете свою роль, но некоторые детали выдают вас с головой. Вы узнали платину с изумрудами, не стоит отказываться. Вы не приняли с благодарностью украшение, вы не кричали, не кокетничали, не пытались пользоваться своей красотой… вы даже сейчас не пытаетесь сказать что-нибудь глупое. У вас слишком много выдержки и воспитания, свойственных лишь аристократам.
— Поверьте, ваша светлость, благородство — привилегия не одних только герцогов.
— Фамильярность, извольте покинуть, репутация, низкие поступки…
— Что в этом удивительного?
— Простонародье выражается иначе. Так как, госпожа Ветана?
Я опустила голову на сплетенные пальцы.
— Если я скажу правду — вы уйдете?
— Возможно.
— Только возможно?
— Не зная правды, я не могу дать ответ. Но узнаю я ее в любом случае. Вы меня заинтриговали, Вета. Алетар — мой дом, а я не люблю загадок в своем доме.
Я вздохнула. Выдохнула.
— Я старшая дочь, ваша светлость, но никогда не наследую титула. Любвеобильность аристократов известна крестьянам не понаслышке. И иногда она приносит плоды.
— И?
— Мой отец — граф. Меня воспитывали, учили, мной занимались в меру сил, мне дали возможность получить знания и умения… я уехала, чтобы не бросать тень на свою семью.
— Вашу семью?
— В нас одна кровь. Признают меня — или нет, не так важно. Вы должны знать, что за совершенное одним членом семьи, своей репутацией расплачиваются все.
Моринар задумчиво кивнул.
— Имен вы, конечно, мне сейчас не назовете.
— Нет, ваша светлость.
— Даже если я буду угрожать.
Я позволила себе поднять голову и улыбнуться. Уже спокойнее.
Поверил. Да я и не лгала.
Я — старшая. Я никогда не наследую титул, потому что есть мой брат. Наследник — он. И остальное так же верно. Просто толковать можно по-разному.
— Я уехала, когда умер близкий мне человек. Мой мир рухнул, бегство было самым лучшим выходом. Вы можете не просто угрожать, вы можете и выполнить свои угрозы. Наверное, я сломаюсь, но не сразу. Надеюсь, что не сразу.
— Пытать вас — это ломать интересную игрушку, — усмехнулся герцог. — Извините, что спровоцировал.
Я повела рукой, что значило: «какие пустяки». Или «не стоит извинений». Можно подумать ко мне тут по три раза на дню врываются герцоги с изумрудами наперевес, и хамят в лицо.
— Ваша светлость, загадка разгадана?
Моринар сдвинул брови.
— Надеетесь избавиться от моего внимания, госпожа Ветана?
Я промолчала.
Надеюсь?
Век бы вас не видеть, жить и радоваться!
Герцог прочел мои мысли, потому что укоризненно покачал головой.
— А если вам потребуется моя помощь? Не стоит зарекаться, госпожа Ветана, не стоит…
Я хотела гордо отказаться, но вспомнила про барона Артау…
— Ваша светлость, никто из нас не знает, что принесет нам завтрашний день. Возможно, это вам потребуется моя помощь.
Улыбка у герцога оказалась неприятной. Блеснули белые зубы на очень загорелом лице, но глаза оставались холодными.
— Все возможно, госпожа Ветана. Все возможно.
Я так же улыбнулась в ответ, одними губами.
— А потому… это, конечно, не изумруды…
Фуляр скрылся в кармане камзола. Вместо этого на стол лег простенький медальон, уже не платина. Золото, простая цепочка с пластинкой на которой выбит герб Моринаров.
— Наденьте. По предъявлении медальона, вас пропустят ко мне в любое время дня и ночи.
Я взяла цепочку в руки.
Не слишком толстая, витая, порваться не должна, пластинка небольшая, как половина ивового листа, с одной стороны выбит герб Моринаров, с другой три буквы:
Р.А.М.
Инициалы?
Я кивнула.
— Благодарю, ваша светлость.
— Думаю, от этого подарка вы не откажетесь. И прошу простить мое поведение.
Я выдохнула.
Ладно. Провокацию я прощу. Но не забуду.
— Ваша светлость, я могу понять ваши мотивы. Вы не хотели причинить мне вред, вы хотели знать правду — и только.
— Очень точно подмечено, госпожа Ветана. Я знаю, что вы неглупы. И все же, если хотите выдавать себя за простолюдинку, прикладывайте больше усилий. Заглянуть за вашу маску очень просто…
— Ваше сиятельство, вы первый, кому это понадобилось.
— Алетар — мой дом. А вы мне решительно непонятны.
— Мне поклясться, что я не замышляю ничего дурного ни Алетару, ни его правителю, ни лично вам?
— Поклянитесь?
Я подняла правую руку. Положила на сердце, ощутив под пальцами сильные быстрые удары.
— Ваша светлость, я клянусь своей кровью и родом, что не злоумышляю против Алетара или его граждан. Я просто хотела жить здесь. Я приехала не со злом. Да услышит Светлый мою клятву.
Моринар испытующе посмотрел на меня.
— Верю.
Я опустила руки.
— И все же, госпожа Ветана, вы кажетесь чужеродным элементом в Желтом городе. Здесь одно простонародье, им вы торчите из рисунка, как драгоценный камень из песка.
Я не смогла удержаться.
— Ваша светлость, за все время, которое я живу среди простых и грубых людей, никто не оскорблял меня так изощренно, как аристократы.
Моринар откинул голову и расхохотался.
— Госпожа Ветана, вы уверены, что не хотите… скрасить мое одиночество?
Я усмехнулась в ответ.
— Простите, ваша светлость. Думаю, на такую завидную добычу и без меня охотницы найдутся. А я не буду становиться у них на пути. Тут и моего таланта лекаря может не хватить.
Герцог помрачнел, но ненадолго.
— Поверьте, репутация палача и мерзавца надежно защищает меня от охотниц.
Я покачала головой.
— Уж позвольте не поверить, ваша светлость. Вы слишком выгодная партия.
— Хм… госпожа Ветана, а вы точно бастард? Как-то слишком хорошо вы осведомлены о нравах высшего света.
Я заставила себя усмехнуться.
— Разумеется, я не бастард, герцог. Я благородная дама, из приличной семьи, а в Желтом городе практикую развлечения ради.
И улыбку насмешливее.
Герцог покачал головой. Не поверил.
— Госпожа Ветана, я надеюсь, что мы друг друга поняли.
Я заправила медальон под одежду.
— Вы выразились вполне ясно, ваша светлость.
— Тогда позвольте мне откланяться.
Я встала из-за стола, провожая гостя. Герцог склонился к моей руке, коснулся губами запястья. Выпрямился.
— Найдите мне хоть одну простолюдинку, Вета, которая не покраснеет, когда герцог поцелует ее руку? Не смутится? Не…
Я вздохнула.
— Ваша светлость, я все понимаю. Мне уехать из Алетара?
— Это как вы сами решите. Но если останетесь — я буду рад.
Я улыбнулась и присела в поклоне, мысленно желая герцогу провалиться в самую глубокую яму самого глубокого омута.
Какое?! Его!? Дело!?
День рождения, определенно, не удался.
* * *
Бертен ждал за оградой.
Ждал все-таки. Не ушел.
Я понимаю, что он не решился бы противостоять герцогу, но и меня одну не оставил. А это уже неплохо.
— Вета?
Я улыбнулась. Аристократы привыкают играть, держать маски — и это хорошо.
— Герцог больше не вернется. Могу угостить тебя взваром?
— Буду благодарен.
И все же, я заметила, как взгляд Бертена обежал комнату, остановился на открытой двери в спальню. Интересно, чего он ждал? Что я здесь и сейчас отдамся герцогу?
Фу.
Пятно взвара привлекало внимание. Интересно, удастся ли мне спасти коврик? Он уютный такой, связан из лент…
— Вета?
— Герцог сделал мне недопустимое предложение, — сухо произнесла я. — Я повела себя не лучшим образом, и не смогла сдержать гнев.
— Ты в него кинула кувшином?
Я опустила глаза.
Да, кинула. И жаль, что не попала.
— Вета, он…
— Не причинил мне вреда. Слова не считаются.
Бертен кивнул. Ну да, у аристократов не считается зазорным плохо подумать о человеке, предложить нечто недопустимое, а я…
Здесь и сейчас — я простолюдинка. И все же, все же, как бы мне хотелось увидеть герцога, будучи самой собой. В блеске украшений, титула…
Но — кого увидит он?
Я и в рубище, и в золоте останусь все та же… если уважают не меня, а титул, кому нужно такое уважение?
Точно не мне.
Гадко.
— Он… больше не придет?
— Надеюсь.
— Палач что-то сказал? Дал тебе слово?
Я удержала брезгливую гримасу. Сказал, сделал… я понимаю, что герцог и ты, Бертен, это величины несопоставимые, что ты сделал все возможное, что от других я бы и этого не дождалась, но почему мне так гадко?
— Все будет в порядке, Берт, — мягко произнесла я. — Герцог — человек чести.
Бертен ощутимо расслабился. Как же люди любят слышать то, что им нравится, удобно, приятно…
— Я рад, что это… так.
— Я тоже рада, что все хорошо кончается, — согласилась я.
Бертен посмотрел на пятно.
— Принести воды?
— Да, пожалуйста.
Мы вместе оттерли пятно, замочили коврик, выпили еще взвара… потом Бертен ушел, а я завернула гадальный пирог в полотенце, и отправилась к морю.
* * *
Закат…
Солнце медленно опускается в море, и оно окрашивается бездонно-алым, темно-багровым, вскипает и кажется, что в него пролилась кровь миллионов людей. Все мы вышли из моря, и уйдем в море, и волны смоют наши следы на песке. А что останется?
Суета, и пустота, и тишина.
И только плеск накатывающихся на берег пенных барашков.
Я выбрала небольшой мыс, выдающийся в море. И прогуляюсь, и успокоюсь, и пирог бросать удобнее. Обратно не приплывет.
Я развернула пирог, размахнулась…
До воды он, кажется, так и не долетел. На лету его подхватила какая-то птица… чайка? Альбатрос? Кто-то еще?
Я плохо в них разбираюсь.
Во всяком случае, у этого летучего хищника сегодня будет хороший ужин.
А у меня?
Думаю, это значит, что моя судьба еще не определена, вот и все. Я с дрожью вспомнила про барона Артау…
Золотая пластинка под платьем показалась теплой. Я невольно коснулась ее рукой.
Что ж…
Ваша светлость, вы сегодня взбесили меня до предела. Но… если вы поможете избавиться от барона, я прощу вам многое. Только вот как выдать Артау, не выдавая себя?
Не знаю…
Но я обязательно что-нибудь придумаю! Сестренку я ему не отдам! Вот!
* * *
Рамон Моринар с удовольствием вспоминал сегодняшний вечер.
Забавно?
И даже очень.
Можно было приказать схватить непонятную девчонку, выбить из нее информацию, но мужчине захотелось развлечься…
М-да, развлекся. Чуть кувшином голову не проломили.
И… он был бы разочарован, согласись девчонка на его предложение. Это как… золотая монета вдруг оказалась бы фальшивой. Обидно почти до слез. Но — нет. Игрушка обещала много интересного.
Смешная девочка. Но разозлилась она не на шутку. И не назвала ни имени, ни рода, к которому принадлежит. Не врала, но и называть их не стала.
Что ж, он все равно узнает правду.
Хотя… какой из нее бастард? Это просто смешно. Незаконные дети реагируют совсем иначе, если они, конечно, не королевские отпрыски. У нее слишком много гордости, слишком много самоуважения, она совершенно не стесняется и не боится… нет, она определенно, законный ребенок. Графский?
Да, вполне возможно.
И как она пыталась лгать ему в лицо. Ему! Смешная девочка! Но стойкость заслуживала только похвалы. Хотя… сильно он не давил, но ведь она не первая. Рамон отлично понимал, кто сломается, а кто нет… Ветана не сломалась бы. Дави, не дави… она бы не дрогнула. Выстояла. Интересно, откуда у соплюшки такой внутренний стержень?
И откуда она сама?
Рамон подумал еще недолго, а потом решил начать проверку с соседних государств. Дать задание, и пусть проверят, не пропадали ли в Риолоне, Теварре или Мироле девушки-дворянки?
Все возможно…
Скажи кто-то герцогу, что его игрушки — живые, что им больно, что…
Он бы искренне удивился. Такие мысли в голову Рамона Моринара не приходили уже очень давно.
