Книга: Бардазар
Назад: Глава 7. Вечер в столице
Дальше: Глава 9. К своим пенатам

Глава 8. Новое свойство Спинозы

Я сегодня не такой, как вчера —
Свежий ветер мои крылья поднял.
Кожу старую взрывая на швах,
Новой кожей я все небо обнял.
Из песни Темных веков

 

 

– Академики сообщили, что транспортник опять нашелся! – громогласно объявил Добрыня Кожемяка, войдя в кают-компанию, где пили кофе оба мага и Станис Дасаль. Бенедикт Спиноза традиционно был представлен тут воздушным развездчиком. Воздушный разведчик кофе не пил.
– Где нашелся? – встрепенулся Хорригор. – В той же системе?
– Нет, не в той же, – мотнул головой Добрыня Кожемяка. – Теперь – в системе Тулунду. Это Северный сектор.
– И как там? – осведомился Аллатон. – Все живы-здоровы?
– Трудно сказать, – развел руками командир фрегата. – Собственно, вся связь с транспортником ограничилась парой слов: «Слушаю, Мурманский». И пропала. Конечно, расположение источника выяснили, и направление движения тоже, стали прочесывать – но пока ничего не обнаружили.
– И это называется – «транспортник нашелся»? – пробурчал Хорригор.
– Во всяком случае, дал о себе знать, – парировал Кожемяка. – А это, согласитесь, уже кое-что.
– Да уж, конечно, лучше, чем ничего, – не стал спорить Хорригор.
– Швыряет его по всей Галактике… – задумчиво произнес Аллатон.
– Причем не через Дыры, – заметил Кожемяка.
А Станис Дасаль продолжал молча пить кофе. С тех пор, как Шерлок Тумберг покинул фрегат, Умелец чувствовал себя свободней, но все-таки без особой нужды в разговоры не лез.
Пока военный корабль шел от Лабеи к Земле, Стимс Дышкел поставил находившихся на борту фрегата в известность о том, что транспортник Ярилы Мурманского обнаружен в системе Менпархо – об этом ученому сообщили из Дальразведки. И к нему, опередив спасателей, отправился кто-то из членов экипажа оказавшегося поблизости рейсового дальнолета. Эти парни пробрались на транспортник – и тут он вновь куда-то провалился…
Вернее, не «куда-то», а в систему Тулунду. И опять исчез.
– Причем не через Дыры, – все тем же задумчивым голосом повторил Аллатон слова Кожемяки. – Интересный феномен… Надо будет обсудить это с Дышкелом. Кстати, далеко еще до Земли?
– Сейчас пройдем мимо Марса, – ответил командир фрегата, – а там рукой подать… О, Марс! Чуть не забыл! – Кожемяка, хлопнув себя по лбу, выскочил из кают-компании.
Маги и Умелец некоторое время пили кофе, а потом Аллатон, так и не утративший задумчивости, произнес:
– Как бы в третий раз их не выбросило на краю Вселенной… Родные будут волноваться…
– А я бы не прочь оказаться на краю Вселенной, – как обычно, пошел поперек Хорригор. – Неплохо бы вообще во всех ее уголках побывать… а тут никак не могу Союз до конца объехать: вечно что-то мешает!

 

Я бесконечно буду рад пути любому,

Но лишь когда конечен он и возвращает к дому.

 

Спиноза, как обычно, не забывал выдавать что-либо поэтическое.
– Хорошо сказано, – одобрил Аллатон. – Не теряете форму, Бенедикт.
– Это не мое, это я нашел у Алькора, – сообщил супертанк.
– Я годами дома не бывал, – все-таки не остался в стороне от разговора Умелец. – То в одно место занесет, то в другое. Годами! И ничего, живу нормально.
Аллатон укоризненно посмотрел на него:
– Странно, что вы этим, похоже, гордитесь. По-моему, гордиться тут нечем. У вас же есть родные?
Дасаль не ответил, только дернул плечом и чуть ли не втиснул свое блинообразное лицо в чашку с кофе. Кажется, слова главы пандигиев его задели.
А из воздушного разведчика раздались новые рифмованные строки:

 

Мой дом везде, где есть небесный свод,

Где только слышны звуки песен,

Все, в чем есть искра жизни, в нем живет,

Но для поэта он не тесен.

 

– Вот! – Умелец вынул лицо из чашки. – Везде! Наш длинноствольный поэт дело говорит.
– Это говорил Лермонтов, еще в Темные века, – внес ясность Спиноза.
– А как же, слышал о таком! – победоносно заявил груйк. – Беня Хипеж упоминал.
– А вот другой поэт Темных веков, Рябинин, говорил иначе, – продолжал супертанк.

 

Родительский дом, начало начал,

Ты в жизни моей надежный причал.

 

– Именно! – с напором произнес Аллатон. – Надежный причал! А что такое причал? Место, куда причаливают. И если потом и уходят, то все равно время от времени возвращаются.
Дасаль вновь дернул плечом и сделал вид, что смакует кофе. А супертанк каким-то странным голосом произнес:
– Хотел бы я побывать на Уралии. Прокатиться по Челябе, посетить завод… Родной дом как-никак…
– Да, родной дом это родной дом, – задумчиво покивал Аллатон. – Если он сохранился…
…Фрегат совершил посадку на том самом военном космодроме «Вознесенск», откуда недавно уходил в экспедицию транспортник Т-24СДР. Техники экозащиты основательно все проверили и, в отличие от своих коллег на Лабее, не стали устраивать возвращенцам карантин. Маги Умелец и Спиноза попрощались с экипажем и покинули борт.
Еще на подлете к Земле состоялся очередной разговор с Дышкелом. Договорились о том, что участники экспедиции прибудут в Лисавет своим ходом, а уже в Академии наук их встретят. Супертанк спокойно мог обходиться без экипажа, поэтому маги и Дасаль забрались в него и покинули космодром. Карта местности у Спинозы, разумеется, имелась, да и до столицы было рукой подать – так что до Лисавета добрались без проблем. И когда уже потянулись мимо разномастные, ласкающие взор своими формами здания первых городских кварталов, Станис Дасаль вдруг попросил Спинозу сделать остановку.
– Я здесь выскочу, – сказал груйк. – Мне с головастиками тереть не о чем, лучше в порт двину – и дальше заряжу по своей программе.
Маги не стали уговаривать его ехать в Академию – понимали, что Дасаль вовсе не горит желанием встречаться с учеными после всех дел, что он натворил на Гренделе.
– Там вроде мне премиальные положены, за выдающийся вклад и все такое, – продолжал Умелец. – Ну, и суточные, и прочее… Так вы за меня получайте и делите между собой, я обойдусь. И за консультации ничего брать не буду – пусть головастики считают это моим вкладом в развитие науки. Экономия, думаю, получится немалая. Так и передайте.
– Хорошо, передадим, – кивнул Хорригор.
А руководитель пандигиев промолчал – он просто оторопел от слов Станиса Дасаля. И пришел в себя уже после того, как груйк покинул боевую машину.
– Что-то не припомню я никаких консультаций, забодай меня макор… – пробормотал он. – А ты, Хор? Может, я что-то пропустил?
– Тогда и я тоже пропустил, – усмехнулся иргарий.
– И я, – подхватил Бенедикт Спиноза. – И вряд ли он консультировал нашего следователя.
– Вот и хорошо, что он с нами распрощался, – подвел черту Хорригор. – А то мы все такого бы наслушались…
Комплекс зданий союзной Академии наук являл собой зрелище величественное и великолепное. Эти здания единой стеной тянулись вдоль набережной Ингола – неширокой реки с удивительно прозрачной водой, – постепенно заворачивая к роскошной парковой зоне. В этих краях было еще тепло, и зелени хватало. Супертанк, сопровождаемый восхищенными взглядами горожан, проехал по мосту, повернул на набережную и оставил позади чуть ли не километр, прежде чем очутился у нужного подъезда. Там уже стоял Стимс Дышкел: невысокий, бородатый, с узким лицом, но большой головой, в простеньком свитерке и потертых джинсах – внешним своим видом он, как и положено истинному ученому, был озабочен несравненно меньше, чем постижением всяких тайн природы.
– С возвращением! – произнес Дышкел, щурясь от солнца, когда оба мага вышли из танка. – Идемте, коллеги уже собрались. Кто будет докладывать?
– Я! – сказал Хорригор.
– Я! – почти одновременно с ним сказал Аллатон. Под мышкой он держал диск воздушного разведчика.
– А я дополню, – сказал Спиноза.
– Замечательно! – кивнул ученый. – Значит, вопрос будет освещен обстоятельно, подробно и со всех сторон. Только у подъезда не стойте, коллега. Отъедьте вон туда, в сторонку, там как раз тенечек.
– Слушаюсь! – бросил супертанк и поехал парковаться.
А Дышкел повел магов в Академию.
Уютный конференц-зал на шестнадцатом этаже был заполнен ученым людом, одетым кто во что, и отличался высочайшей концентрацией бород разного цвета и формы, а также обилием широченных лбов. Были тут и женщины – разумеется, безбородые, однако они явно проигрывали мужчинам в количественном отношении. Приветствовать магов аплодисментами не стали, тут такое было не принято, – но прекратили всякие ученые разговоры, от которых в зале только что стоял изрядный гул. Маги же поздоровались, и Хорригор сразу приступил к делу: встал за трибуну и повел рассказ о работе экспедиции на Гренделе. Затем его сменил Аллатон и повторил то же самое, только немного другими словами и со всякими философскими, социологическими и прочими вкраплениями.
В отличие от руководителя пандигиев, Спиноза, представленный воздушным разведчиком, больше упирал на разные количественные характеристики, типа температуры, давления, размеров, объемов, скорости ветра и так далее. Кроме того, супертанк изложил собравшимся рассказ командира фрегата Добрыни Кожемяки о черной пирамиде и поделился описанием обряда «Юизы Бардазар», о котором поведала Маркасса Диони. Просто изложил, предоставив ученым самим делать какие-то выводы. Правда, довел до сведения мужей науки мнение Шерлока Тумберга насчет Основы – мол, она не уничтожена, а вернулась в глубины валов Можая. И Огненный источник Спиноза тоже упомянул.
Эту тему подхватил вновь взявший слово Аллатон. Он представил на суд ученых свое предположение о связи валов Можая, Авалона и Металища с Огненным источником и обрисовал перспективы Огненного источника как поставщика энергии для всего Межзвездного Союза. Академии наук совместно с Дальразведкой надо бы заняться его поиском – так закончил свое выступление руководитель пандигиев.
Никто из докладчиков не заострял внимание присутствующих на той роли, которую сыграл в экспедиции на Грендель Станис Дасаль – сделанного все равно нельзя было вернуть, да и выходки Умельца бросали тень на руководителей миссии – как они могли допустить такое? Поэтому вместо утверждения: «Дасаль повернул рукоятку, пытаясь ее оторвать и разжиться раритетом», прозвучало другое: «Вероятно, кто-то из нас случайно задел какую-то рукоятку. Или же она повернулась автоматически. Или даже магически».
После этих выступлений посыпались вопросы, а потом началось обсуждение. Судя по нему, говорить ученые любили и умели, причем многие ухитрялись не только выдвинуть пяток – десяток гипотез, но и тут же в пух и прах собственноручно разбить каждую из них. И перейти к новой. Обсуждение незаметно перетекло в споры, уровень шума возрастал, атмосфера накалялась, и кое-кто уже готов был вцепиться оппоненту в бороду. Но тут с самой лучшей стороны проявил себя Стимс Дышкел. Действуя исключительно вербальными средствами, он сумел утихомирить разошедшихся коллег, включая женщин, – а они пререкались особенно активно – и начал подводить итоги этого научного мероприятия.
Его короткая речь свелась к следующим положениям. Объекта под названием «Металище», или «Основа», скорее всего, уже не существует. Транспортник расплющил этот объект, и тот перешел в какое-то иное агрегатное состояние и развеялся по Вселенной. А потому угроза Северного Ветра исчезла.
Однако, подчеркнул Дышкел, тут мы имеем дело с такой новой для нас гранью реальности, как магия, в которой мы пока разбираться не умеем. Надо будет ставить вопрос о переименовании Академии наук в Академию наук и магии, добиваться дополнительного финансирования, увеличения штата и много чего еще. И просить присутствующих здесь уважаемых магов оказать помощь в формировании этого направления работы.
А поскольку Металище, Северный Ветер и валы Можая имеют самое непосредственное отношение к магии, расслабляться ни в коем случае нельзя. Вдруг валы породят новое Металище? Поэтому исследовательские работы на Можае, в Тагаре Багаре, нужно продолжать, держать эту местность под постоянным контролем и поднимать вопрос об увеличении ассигнования работающей там экспедиции под руководством коллеги Гасана.
Вторую часть своего выступления Стимс Дышкел посвятил проблеме арендованного у Дальразведки транспортника Т-24СДР. Тут дело было сложнее, поскольку никто не мог сказать, где появится это судно и появится ли вообще. Во всяком случае, забывать о нем не стоило. Взаимодействовать с Дальразведкой, спасателями и прочими службами и постараться если и не удержать транспортник, то хотя бы эвакуировать с него находящихся там лиц.
В третьей же части своей речи Дышкел высказал личное отношение к гипотезе Аллатона и идее организации поиска Огненного источника. Собственно, к самой гипотезе он отнесся нейтрально, отметив, что она требует наполнения фактическим содержанием. А насчет Огненного источника – все упирается в ту же проблему финансирования. Это же совершенно новое направление работы, как и магия, ни в каких перспективных планах оно не значится, и нужно приложить очень много усилий, чтобы привлечь к нему внимание высших эшелонов власти. Да, дело это не безнадежное, но явно не сегодняшнего и даже не завтрашнего дня. Но мы будем работать над этим, подчеркнул Дышкел.
Свое выступление ученый закончил призывом к коллегам не рубить с плеча, не делать поспешных выводов и не давать скоропалительных рекомендаций. Думать, думать и еще раз думать. Работать головой. Шевелить мозгами. Раскидывать умом. Уставить, как говорится, брады свои…
С тем и разошлись.
А Стимс Дышкел повел магов к себе в кабинет – попить кофе. Воздушный разведчик в руки Аллатону не дался, а последовал за троицей своим ходом, заглядывая во все двери и ловя обрывки разговоров – Спинозе было очень интересно послушать ученых. И не провинциальных, а из самой главной Академии наук!
Из окна просторного кабинета Дышкела открывался прекрасный вид на уходящую за горизонт столицу, залитую солнцем. До исторического центра было не более километра, и отсюда хорошо различалась вознесшаяся над площадью с фонтанами статуя древней правительницы, по воле которой и возник тут город. Дышкел усадил магов в кресла, мигом соорудил кофе и тоже сел рядом с ними. Дверь в кабинет он оставил приоткрытой, чтобы не создавать неудобств задержавшемуся где-то воздушному разведчику.
Под кофе поговорили о погоде и ценах на продукты питания. Дышкел рассказал о проблемах с водоснабжением столицы и посетовал на дефицит рабочего пространства в Академии, мешающий повышать эффективность научной деятельности. Судя по всему, он был настроен мусолить эту тему долго, оставив в стороне все другие вопросы. В том числе и те, которые касались финансового и прочего поощрения участников экспедиции. Наконец Хорригор, давно уже нетерпеливо ерзающий в кресле, улучил момент, когда ученый делал очередной глоток, и намекающе сообщил:
– Кстати, консультант наш, Дасаль, просил передать, что отказывается от положенного ему вознаграждения за экспедицию в пользу других ее участников. По-моему, очень благородный поступок. Он торопился по делам, поэтому отправился сразу в порт.
– Отказывается? – Дышкел покачал чашкой, усваивая это сообщение. – Да, весьма благородный поступок. Экономия средств нам очень кстати, при наших-то сложностях с финансированием.
– Почему – экономия? – удивился Хорригор. – Откуда возьмется экономия?
– Потому что эти деньги останутся у нас, в Академии, – пояснил Дышкел. – Бухгалтерия не может делить деньги, которые не получило какое-то одно лицо, между другими лицами. Это будет грубым нарушением финансовой дисциплины. Со всеми вытекающими. А вот вы, уважаемые маги, сможете получить то, что вам причитается. Но не сейчас.
– Почему?! – чуть не взвился под потолок Хорригор.
– Там надо все подсчитать, рассчитать, – невозмутимо ответил Дышкел. – Коэффициенты всякие… В общем, много чего. Да, и еще отчет нужно составить о результатах экспедиции, чтобы у бухгалтерии были основания. И подробно все об этих нигдянах расписать – случай-то уникальный!
– А кто должен составить отчет? – ничем не выдавая своих чувств, осведомился Аллатон.
– Руководитель экспедиции. В нашем случае – руководители, – сказал Дышкел и повел бородой на него, а потом на Хорригора. Иргарий видом своим очень напоминал вот-вот готовый закипеть чайник. – Плюс заключение комиссии на предмет надбавки за непредвиденные условия работы. А комиссия собирается раз в квартал, и в этом квартале уже проводила заседание.
– Мда, процедура, судя по всему, длительная, – констатировал Аллатон.
– Длительная, – охотно согласился ученый. – В этом году уже не получится. Но таков порядок, ничего не поделаешь. Тем более у нас серьезное заведение. Как-никак не одноразовые стаканчики клепаем, а двигаем вперед науку! В непрерывном поиске находимся, на переднем крае!
– А как насчет благодарственных писем? – процедил Хорригор, все-таки сумев сдержать свои эмоции. – Для писем-то не нужно ничего подсчитывать и отчеты составлять. Или нужно?
– Нет-нет, письма можно и без отчетов, – успокоил его жрец высокой науки. – Только надо текст набросать, а то я как-то закрутился, не успел. Столько проблем, вы и представить себе не можете, уважаемые маги! Да еще этот транспортник…
– А сувенирчик? – сварливо напомнил Хорригор. – Вы же обещали мне сувенирчик!
– А меня вписать золотыми буквами на скрижали истории, – добавил Аллатон. – Или без комиссии тоже никак? Хотя мне, в общем-то, не горит.
Стимс Дышкел озадаченно посмотрел на магов и запустил пальцы в бороду.
– Сувенирчик… – с легкой растерянностью повторил он, поднес ко рту чашку, но там было уже пусто.
– Да, сувенирчик! – с напористым сарказмом подтвердил Хорригор. – Я его, кстати, не выпрашивал, вы сами предложили.
Дышкел задумался, устремив блуждающий взор в заоконные дали, но почти тут же широкий лоб его разгладился, глаза заблестели, как у Пифагора, только что доказавшего собственную теорему, и ученый победоносно воскликнул:
– Эврика, будет вам сувенирчик! И даже два! Я сейчас!
Дышкел сорвался с кресла и с чашкой в руке выскочил из кабинета.
– И все-таки я его дожал! – удовлетворенно произнес Хорригор и хлопнул ладонью по подлокотнику. – Вот и тебе что-то перепадет.
– Почему-то он насчет скрижалей промолчал, – озабоченно заметил руководитель пандигиев. – Не расслышал, что ли?
– Я ему еще раз скажу, – заявил Хорригор. – И я, между прочим, тоже хочу на скрижали!
– Надо было сразу заявку подавать, как я, – охладил его пыл Аллатон. – Не думаю, что это такое простое дело. Так что пока довольствуйся тем, что есть.
– Да ведь пока ничего нет, – буркнул иргарий.
– Ну, что-то да будет, – успокоил его пандигий. – Не вернется же он с пустыми руками.
– Так он и убежал не с пустыми, – проворчал Хорригор. – С чашкой он убежал.
– Значит, кроме чашки, принесет что-то еще, – заверил коллегу Аллатон.
И не ошибся.
В коридоре раздались быстрые приближающие шаги, и в кабинет ворвался Дышкел. Остановившись посредине, он с торжественным видом поднял руку с чашкой. И теперь чашка не пустовала – из нее что-то высовывалось.
– Уважаемые маги, – задыхающимся голосом начал ученый, – разрешите мне от имени союзной Академии наук вручить вам в качестве сувениров, в знак глубочайшей признательности за ваш беспримерный труд во имя Ее Величества Науки… э-э… вручить вам воистину бесценные реликвии, которые хранились в нашем музее истории науки. Думаю, что передача вам этих реликвий… да что там «думаю» – так оно и есть! Э-э… передача вам этих реликвий имеет огромное символическое значение, она подчеркивает преемственность науки, ее развитие, углубление и расширение… э-э… и возвышение… и будет стимулировать вас на новые свершения и улучшения. Вот это, – Дышкел извлек из чашки какой-то сморщенный относительно шарообразный предмет, – не простое яблоко, как может показаться на первый взгляд. На второй же взгляд всем, кто в курсе и в теме, кто причастен и приобщен к науке, становится ясно, что у меня в руке то самое яблоко, которое некогда упало на голову великому Ньютону, послужив невиданным стимулятором мозговой деятельности, дав мощный толчок и прочее, что привело науку на новые высоты. Этот уникальный плод решено вручить вам, господин Хорригор!
– Неужели то самое яблоко? – недоверчиво спросил иргарий и встал.
– То самое! – радостно подтвердил Дышкел. – Великий Ньютон лично подобрал его с земли и сохранил для потомков, поместив в специальный мумифицирующий раствор, изобретенный им в тот же день, ближе к вечеру. Или наутро – тут мнения исследователей расходятся.
– Это очень и очень! – с уважением произнес Хорригор и шагнул к Дышкелу. – Весьма польщен!
– Подождите! – остановил его Стимс Дышкел. – Я еще не рассказал о реликвии, которую наша Академия дарит вашему коллеге, уважаемому Аллатону.
Руководитель пандигиев тоже поднялся на ноги, а ученый засунул яблоко в нагрудный карман и осторожно взял пальцами высовывающийся из чашки кончик какого-то другого предмета. Поднял его над собой и покрутил, давая магам возможность обозреть нечто продолговатое, зеленоватое и, судя по всему, давным-давно безнадежно засохшее.
– А вот другая наша бесценная реликвия, – провозгласил Дышкел. – Это один из тех соленых огурчиков, которыми закусывал… э-э… которые любил жевать, размышляя над научными проблемами, Дмитрий Паламарчук – основатель теории Дыр! Огурец этот сохранил для истории один из собутыль… э-э… собеседников господина Паламарчука.
– Неприхотлив в еде, как истинный ученый, – заметил Аллатон.
– Неприхотливость в еде не относится к атрибутам истинного ученого, – возразил Хорригор. – Вот взять, например, меня.
– У каждого свои привычки, коллеги, – в зародыше пресек спор Дышкел.
Он наклонился и поставил чашку на пол. Затем вытащил из кармана яблоко Ньютона и, держа его в левой руке, а огурец Паламарчука в правой, торжественным шагом приблизился к Хорригору и Аллатону.
– Вручаю вам эти реликвии, господа! Вы их достойны!
Маги аккуратно приняли из рук Дышкела уникальные экспонаты музея истории науки и начали благоговейно их осматривать, ощупывать и обнюхивать. А Дышкел, забрав с пола чашку, продолжил:
– Поскольку эти вещи нуждаются в особом температурном режиме, регулярном пропитывании мумифицирующим раствором и должном присмотре, предлагаю такой вариант: вы возвращаете их мне, а я возвращаю их в наш музей, где они и продолжат по-прежнему храниться. Но и яблоко Ньютона, и огурец Паламарчука отныне являются вашей собственностью, о чем и будет сделана соответствующая надпись на поясняющей табличке. Думаю, у вас нет причин возражать, уважаемые коллеги. Ведь вы же понимаете, что эти экспонаты необходимо сохранить для последующих поколений.
На некоторое время в кабинете воцарилось молчание.
– Разумеется, нужно сохранить, – наконец пробормотал Аллатон.
Хорригор же только сопел и крутил яблоко в пальцах.
– Я так и думал, что мы достигнем полного понимания в этом вопросе! – воскликнул Дышкел.
Еще не договорив, он ловко забрал реликвии у слегка поблекших лицом магов и положил в чашку.
– Возможно, я всегда неправильно толковал слово «сувенир», – вздохнул Аллатон. – Мне казалось, что это типа подарка, которым я могу распоряжаться по собственному усмотрению.
– Это зависит от категории подарка, – возразил Дышкел. – Вот тут, – он потряс чашкой, – лежат вещи общесоюзного значения. Но ничего, – утешил он магов, – вы можете приходить сюда в любое время и беспрепятственно наслаждаться созерцанием вашей собственности. – И уточнил: – Ну, естественно, когда музей открыт для посетителей.
– О, это коренным образом меняет дело, – безжизненным голосом произнес Хорригор.
– Да, я бы сказал, радикально меняет и наполняет наши сердца радостью, – поддакнул Аллатон. – А что там со скрижалями?
– Со скрижалями без проблем! – расцвел Дышкел. – Я приглашаю вас в наш Зал славы, уважаемые коллеги!
Он поставил чашку с бесценными экспонатами на стол и жестом предложил магам выйти в коридор.
– Золотыми буквами? – осторожно поинтересовался Аллатон.
– А другими буквами на скрижали истории и не записывают, – с сияющим видом ответил Дышкел. – Только золотыми! Сейчас сами увидите, уважаемые коллеги!
По пути к лифту к ним присоединился выскользнувший откуда-то воздушный разведчик.
– Мне здесь нравится! – с ходу заявил он голосом Бенедикта Спинозы. – Все эти ученые разговоры… Поиски абсолютной истины… Этакая атмосфера…
– Стараемся по мере сил проникнуть в тайны мироздания, – скромно сказал Дышкел. – Если бы еще и с финансированием получше было… Как говорится, дайте нам денег, и мы перевернем Вселенную! Во всяком случае, изрядно в ней покопаемся.
– Или, как говорили классики, – добавил супертанк, – делаем так:

 

В целях природы обуздания,

В целях рассеять неученья

Тьму

Берем картину мироздания – да!

И тупо смотрим, что к чему…

 

– Бывает и такое, – согласился Дышкел. – Именно тупо смотрим. Потому что у нас нет многих необходимых инструментов для проникновения. И вопрос, опять же, упирается в деньги.
Выйдя из лифта, они очутились в украшенном всякой зеленью холле. На внушительных размеров двери сверкало: «Зал славы». За дверью действительно обнаружился обширный круглый зал. Его розоватые стены, высотой никак не меньше пяти этажей, были снизу доверху усеяны рядами небольших белых прямоугольных плит. Эти плиты блистали золотыми буквами. Правда, и свободного места оставалось еще немало.
– Архимед… Герон… Ипатия… – забубнил Спиноза. – Кеплер… Ньютон… Лоренц… Эйнштейн… Басов… Квакин… Мальцева-Воробьева… Монолос… Паламарчук… Матрикандиленди…
Стимс Дышкел подошел к стене и ткнул пальцем под нижнюю плиту с надписью: «Огел Донб. За эффект Огела Донба».
– Вот! Тут будут ваши имена, уважаемые маги, обещаю! – Он помялся и добавил: – Но не в этом квартале. Сами понимаете, конец года и все такое…
– Что ж тут не понять, – усмехнулся Аллатон. – «Все такое» – это неотразимый аргумент.
– И с ним волей-неволей приходится считаться, – подхватил Хорригор. Но не с усмешкой, а, скорее, наоборот. – И на том спасибо, уважаемый коллега.
– А вот благодарственные письма сделаем гораздо быстрее! – оживленно заверил Дышкел. – Сейчас вернемся ко мне в кабинет и набросаем текст. А я потом его подработаю, обговорю с коллегами, отдам на подпись президенту – и при ближайшем удобном случае мы эти письма вам вручим. Вероятно, уже в первом квартале следующего года. Это вопрос не просто решаемый, а даже как бы и вовсе не вопрос. Считайте, что письма уже у вас.
Маги переглянулись, и лица их стали еще больше напоминать пожухлую траву, выгоревшую под безжалостным солнцем.
А из воздушного разведчика раздалось:

 

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои…

 

Это прозвучало столь многозначительно, что Дышкел поднял глаза к темному диску и сказал:
– Мне ваше кредо, коллега, не представляется рациональным.
– Если это и кредо, то не мое, – возразил Спиноза. – Тютчев так советовал, древний поэт.
– В данном случае, стоит к этому прислушаться, – уныло изрек в пространство Аллатон.
А Хорригор вновь молча засопел.
Однако по возвращении в кабинет Стимса Дышкела он стал самым разговорчивым, внося все новые и новые поправки в текст благодарственного письма, сочинять которое принялся ученый. Так, формулировка «за мужество, проявленное в ходе экспедиции на Грендель» была расширена и приняла следующий вид: «За беспримерное мужество и исключительный героизм, проявленные в ходе первой научной экспедиции на таинственную и коварную планету Грендель». «Весомый вклад в развитие науки» преобразился в «бесценный и неизмеримый вклад в развитие всей мировой науки». Когда Хорригор с помощью Спинозы принялся дополнять и отшлифовывать фразу о значении этой экспедиции для Межзвездного Союза и безмерно благодарных потомках, Стимсу Дышкелу пришло сообщение о кочующем транспортнике Т-24СДР. С кораблем вновь на несколько мгновений восстановилась связь, и стало ясно, что он переместился из системы Тулунду в систему Ирко. Там его успела засечь одна из местных навигационных служб… и он вновь пропал неведомым образом, без Дыр и космоворотов.
На этот раз командир транспортника успел произнести больше слов, чем в прошлый раз. Кроме «слушаю, Мурманский», он сказал: «Апатит-твою-хибины-через-кордильеры-гиндукушем-по-эльбрусу-аж-тибет-твою…» – и связь прервалась.
– Так-так-так… – зачастил Стимс Дышкел, водя пальцами над своим рабочим столом. – И что мы теперь имеем, господа?
В воздухе над столешницей возникла сфера, искрящаяся точками-звездами. Дышкел продолжал пошевеливать пальцами, и рядом со схемой Галактики появились надписи:
«Грендель – Менпархо – 279,4 пк».
«Менпархо – Тулунду – 867,3 пк».
«Тулунду – Ирко – 625,9 пк».
– В этот раз транспортник забросило дальше, чем при первом перемещении, – с сосредоточенным видом изрек ученый, – но не так далеко, как при втором перемещении. Можно ли установить тут какую-то закономерность? Попробуем. Если округлять, то соотношение расстояний выглядит так: три – девять – шесть. Делим на три и получаем один – три – два. Добавив справа икс и проанализировав эти цифры, можно с большой долей вероятности утверждать, что очередное перемещение будет произведено на расстояние шестисот с лишним парсеков. Правда, неизвестно, в какую сторону. Но это можно будет установить после нового сеанса связи! – Дышкел обвел присутствующих победным взглядом.
Маги молчали в своих креслах – видимо, их просто потрясли рассуждения деятеля союзной Академии наук. А Бенедикт Спиноза самым невинным голосом внес предложение:
– А если соединить эти четыре точки линиями и посмотреть, что получится?
– Возможно, что-то в этом есть, – задумчиво сказал Дышкел и повел пальцем над столом. – Во всяком случае, нужно рассматривать любые замечания. Именно такая позиция чаще всего дает положительный результат. Или отрицательный, неважно. Главное – дает результат.
От Гренделя к Менпархо потянулась светящаяся линия. Остановилась на миг и поползла дальше, подчиняясь манипуляциям Стимса Дышкела. Добралась до блестящей точки – звезды Тулунду, вновь задержалась – и устремилась к звезде Ирко, в окрестностях которой был в последний раз засечен транспортник Т-24СДР.
– Коллеги, да ведь это же прямая! – потрясенно воскликнул Дышкел. – Самая настоящая классическая геометрическая прямая!
– И если ее продолжить… – подсказал Спиноза.
– То она окажется у Можая! – констатировал ученый, протянув линию через несколько десятков звездных систем. – Несомненно, транспортник несет именно туда!
– Вывод на уровне высот мировой науки, – заметил Хорригор. – Так и просится на скрижали. Можно разместить прямо под нашими с Алом именами.
Стимс Дышкел поставил локти на стол, подпер кулаками щеки, и его блуждающий взгляд выдавал напряженную мыслительную работу. Слов иргария он будто и не расслышал.
– Транспортник сел на Грендель… Прямо на Основу… Расплющил… Выдавил ее с Гренделя… – Судя по всему, ученый говорил сам с собой. – Основу в каком-то ином состоянии понесло на Можай… скорее всего, прямиком в валы… а транспортник повлекло следом за ней. – Он наконец посмотрел на магов и воскликнул: – Как в водовороте! Понимаете, коллеги?
– Думаю, такое предположение имеет право на существование, – важно кивнул Хорригор.
– Я тоже так считаю, – присоединился к нему Аллатон.
– Если Основа угодила в валы, то это должна была зафиксировать аппаратура, – подал голос Спиноза.
Дышкел некоторое время таращился на диск воздушного разведчика, а потом стремительно подался к стоящему на углу стола ДС-комму. Маги переглянулись, догадываясь о намерениях ученого. И возникшее на экране знакомое лицо подтвердило их догадку. Это был Лойх Гасан – начальник работающей у валов Можая экспедиции. Из его роскошной черной бороды торчал кусок какой-то проволоки, а к уху прилепилось серое перышко.
– Здравствуйте, коллега, – торопливо поприветствовал его Стимс Дышкел. – Сразу к делу: вы за последнее время фиксировали что-либо необычное?
– Да, – без промедления ответил Гасан. – В пятницу, после завтрака, имело место локальное повышение температуры воздуха над третьим валом. До плюс пятидесяти двух градусов. Согласно показаниям термометра. Другие приборы в это время ничего аномального не отмечали. И визуально – тоже ничего особенного.
– Как долго держалась повышенная температура? – быстро спросил Дышкел.
– Тринадцать секунд, – тут же ответил Гасан. – Причину выяснить не смогли.
– Не смогли, – повторил Дышкел. – Это была единственная аномалия?
– Да, единственная, – кивнул начальник экспедиции. – Могу предоставить показания всех приборов за любой период.
– В этом нет необходимости, коллега, – отказался Дышкел. – Э-э… Как у вас с психологическим климатом в коллективе?
– Все полны энтузиазма и отступать не намерены, – отрапортовал Лойх Гасан. – Отступать – не в наших привычках! Валы Можая это вызов, и мы его приняли, и мы с ним справимся!
– Поведение, достойное истинных ученых, – одобрил Стимс Дышкел. – Успехов, коллега!
– Спасибо! – поблагодарил Гасан. – А позвольте узнать: с чем связан ваш первый вопрос?
– Есть кое-какие соображения, – уклончиво ответил Дышкел. – Но пока на стадии проработки.
Лойх Гасан, осмысливая эти слова, потеребил бороду и наткнулся на проволоку. Извлек ее, осмотрел с удивлением и рассеянно засунул под воротник комбинезона.
– При необходимости мы вас проинформируем, коллега, – добавил Дышкел, отключил связь и взглянул на магов. – Повышение температуры доказывает, что Основа превратилась в поток излучения, и это излучение ушло в валы. Вы согласны с такой интерпретацией?
– Вполне возможно, – сказал Аллатон.
– Возможно. Вполне, – изложил свою точку зрения Хорригор. – Такой вывод тоже, по-моему, заслуживает занесения на скрижали. Золотыми буквами.
И вновь слова о скрижалях прошли мимо слуха деятеля союзной Академии наук.
– Но если некая сила тянет транспортник за трансформировавшейся Основой, то он может рухнуть на валы! – вдруг вскричал Дышкел. – Не совершить посадку, а именно рухнуть! Со всеми трагическими последствиями!
– Ну, это вряд ли, – успокоил его Аллатон. – Валы приняли то, что некогда вышло из них – Основу, пропитанную магией. Транспортник – чужеродное явление для валов. Зачем он валам? Но даже если вы правы, что вам мешает принять меры предосторожности? Зная, что корабль тут появится, можно перехватить его на подходе к Можаю, а то и в атмосфере. Есть же у вас такие средства?
– Средства-то есть, – нервно ответил ученый. – Но вдруг он выскочит за десяток миллионов километров от планеты, а потом вновь провалится и впечатается прямо в валы?
– Разместить вокруг валов антигравитеры, – подсказал Спиноза. – И никто никуда не рухнет.
Дышкел одной рукой потер лоб, другой потеребил бороду – и лицо его просветлело.
– А ведь действительно… Нужно срочно организовать установку антигравитеров! Коллега, вы достойны занесения на скрижали истории!
– Мне хватит устной благодарности, – отказался Спиноза. – И даже не обязательно в первом квартале следующего года.
Впрочем, Дышкел его не слушал. Он уже звонил кому-то по комму и отдавал распоряжение насчет антигравитеров. А потом с утомленным видом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Но уже через несколько секунд встрепенулся, вновь принял деловитую позу и сказал, глядя на магов:
– Будем считать, что этот вопрос мы утрясли. Хорошо бы еще утрясти и проблему валов… – Лицо его стало задумчивым. – Валы… Что они таят в себе? Как туда проникнуть? Это был бы такой прорыв, такой прорыв…
– Что да, то да, – кивнул Аллатон.
– Ни на какие скрижали не влезло бы, – добавил Хорригор.
– Ради такого мы создали бы еще один Зал славы, – вкрадчиво произнес ученый. – И там, на всех стенах, – только имена первопроходцев в глубины валов. Огромными буквами, такими золотыми, что дальше некуда. – Он сделал паузу и просительно взглянул на магов. – Может, еще раз попытаетесь проникнуть в валы, уважаемые коллеги? Ради прогресса и процветания. Во имя и во благо. Придумайте, как обойти этот сверток непосед, чтобы не трогать скомпактифицированные измерения.
– Легко сказать, – усмехнулся Аллатон. – Боюсь, это невыполнимая задача. Для нас невыполнимая. И я уже об этом говорил. А вот поиском Огненного источника я бы, пожалуй, занялся.
– Нет у нас в планах никакого Огненного источника, – вздохнул Дышкел. Вид у него был такой разочарованный, словно он только что узнал о невозможности определить точное значение числа «пи». – И вы такого же мнения, уважаемый коллега? – Этот вопрос был адресован Хорригору. – Вы тоже пасуете перед валами?
– Я не пасую, – буркнул иргарий. – Но есть задачи, которые не имеют решения. Во всяком случае, мы с Алом такого решения не видим. Непоседы, судя по их деятельности, были посильнее нас обоих. Да и что вы, собственно, уперлись в эти валы? Ведь и так уже известно, что они сооружены для создания Ролу Гона – Северного Ветра.
– А если это только одна из их функций? – возразил Дышкел. – Да и вообще, неужели вам не интересно посмотреть, как там все устроено?
– Интересно, – кивнул Хорригор. – Но я на этом не зацикливаюсь. В мире вообще много интересного, и все объять невозможно.
– Но если ваши научные кадры, – добавил Аллатон, – все-таки смогут теоретически доказать возможность проникновения в валы в обход свертка непосед, лично я готов проверить эту теорию на практике. И поделиться с этими выдающимися умами огурцом Паламарчука.
– А я – яблоком Ньютона! – поддержал коллегу Хорригор.
Стимс Дышкел издал протяжный, с пристаныванием, вздох, сгорбился в кресле и погрузился в уныние.
И тут вновь заговорил Бенедикт Спиноза, и слова его были подобны раскатам грома над безнадежно знойной пустыней, никогда не ведавшей о том, что такое дождь.
– Господа, – сказал он, – я могу попробовать проникнуть сквозь сверток непосед, не разворачивая его. Я долго прислушивался к себе, проверял себя и теперь окончательно убедился в том, что во мне произошли изменения. Поскольку, как я уже говорил, я перестал считать себя поэтом – и это тоже одно из последствий, – я процитирую истинного поэта. То, что сказано в Темные века Валерием Брюсовым, в полной мере можно отнести и ко мне:

 

Пусть много гимнов не допето

И не исчерпано блаженств,

Но чую блеск иного света,

Возможность новых совершенств!

 

Ученый и оба мага во все глаза смотрели на диск воздушного разведчика, из которого звучал голос супертанка.
– Я изменился, господа, – повторил Спиноза. – У меня появились новые способности и новые силы. С такими способностями и силами я готов идти на штурм валов Можая и проникнуть в их глубины. Получится ли проникнуть – это другой вопрос, но оснований для успеха теперь гораздо больше, чем раньше. Тщательно все проанализировав, я установил исходную точку этой метаморфозы и ее причину. Несомненно, когда мы прорывались под щит над Гренделем, меня зацепил поток излучения, пришедшего с Можая.
– И вы приобрели магические свойства! – воскликнул Аллатон.
– Вот что значит энергия свамов! – провозгласил Хорригор. – Наша с Алом магия вам нипочем, а вот свамская все-таки повлияла.
– И еще как повлияла, – подтвердил Спиноза. – Вот только что чистомой прошел из моей башни на кухню прямо сквозь стенку. И это далеко не все. Расход топлива с самого Гренделя у меня практически нулевой. Вода в туалете самоочищается до уровня питьевой. Я чувствую, что способен полноценно летать, причем не только в атмосфере, но и в космосе. Стопроцентно поражать цели. Восстанавливать собственную броню. Кроме того, магия оказала воздействие и на мою квазиинтеллектуальную систему, причем в лучшую сторону. Теперь я соображаю быстрее и лучше – и так далее, и так далее, и так далее. В общем, я перешел на новый уровень, и с таким уровнем, повторяю, можно пробиваться в глубины валов Можая.
– Потрясающе! – Стимс Дышкел едва не задохнулся от восторга. – Что же вы до сих пор молчали, голубчик? А мы-то чуть здесь не перессорились.
– У меня не было полной уверенности, – ответил Спиноза. – Точнее, я многократно все перепроверял.
– Мы с Хором тоже вас проверим, Бенедикт, – пообещал Аллатон. – Своими методами, магическими. Чтобы убрать всякие сомнения. Если ваша омагиченность подтвердится, то это будет очень и очень солидный плюс.
– Погоняем по полной программе, – добавил Хорригор. – Получите массу новых ощущений.
– Всегда готов! – отчеканил супертанк.
Стимс Дышкел встал, подошел к магам и вкрадчиво спросил:
– Ну что, коллеги? Надо понимать так, что, с учетом новых обстоятельств, вы согласны вновь заняться валами Можая?
– Если гарантируете, что это будет отражено на ваших скрижалях, – поставил условие Хорригор.
– Нет ничего проще! – развел руками Дышкел. – Гарантирую!
– Тогда я не против, – сказал иргарий. – И текст благодарственного письма нужно будет дополнить.
– Дополним, не проблема, – еще больше просиял ученый.
– Разумеется, я тоже приму участие, – произнес Аллатон. – Но сначала – магическая проверка уважаемого Бенедикта.
– Вот и договорились! – весело улыбнулся Стимс Дышкел.
Дверь кабинета по-прежнему была открыта, и до ушей присутствующих донесся далекий крик: «Эврика! Эврика-а-а!» – и кто-то, судя по звукам, куда-то побежал. Возможно, выскочив из ванной.
– Работают коллеги, – гордо произнес ученый. – Дают результат. И так практически каждый день! Наука!
Маги уважительно покивали, а Спиноза изрек:
– Как справедливо говорили в Темные века, «без науки жизнь подобна смерти». И я все больше склоняюсь к тому, что мое истинное призвание – именно наука. Поиск и познание нового. Размышления. Расширение круга наших знаний. Мое место не на стоянке в воинской части, а на границе с неведомым. Для начала – хотя бы здесь, во дворе Академии. Это можно устроить, господин Дышкел?
– Провентилируем вопрос, – не сразу отозвался ученый, явно размышляя о другом.
– Вряд ли военные согласятся отдать вас, – скептически заметил Хорригор. – Отдать такую… такого…
– Ну, это мы еще посмотрим, – сказал супербронеход.
Дышкел, заложив руки за спину, прошелся от стены к стене и вновь остановился перед Аллатоном и Хорригором.
– Принимаю решение, – заявил он. – День вам на эту вашу магическую проверку, еще день на отдых и – вперед, на Можай!
– А танкисты? – вспомнил Хорригор. – С ними надежней.
– Скорее, привычней, – поправил его Спиноза. – Надежность я обеспечиваю и без наличия экипажа. Другое дело – они могут обидеться, что обошлись без них.
– Танкистов доставим с Лабеи прямо на Можай, – сказал Дышкел. – С их командованием вопрос решим. В общем, я займусь всеми оргвопросами.
В кабинете вдруг потемнело, словно туча закрыла солнце. Но это была не туча – просто все окно загородил розовый бок супертанка.
– Я летаю! – сообщил он. – Причем без расхода бантина!
– Возвращайтесь на стоянку, коллега, – посоветовал Стимс Дышкел. – Иначе могут возникнуть проблемы с полицией.
Назад: Глава 7. Вечер в столице
Дальше: Глава 9. К своим пенатам