Экономия военного времени мало отразилась на Сохо — квартале красных фонарей, расположенном в самом сердце лондонского Уэст-Энда. По улицам, потягивая пиво, шатались те же самые группы молодых людей — правда, большинство из них были в военной форме. Все те же крашеные девицы в обтягивающих платьях прогуливались по тротуарам, выискивая взглядом потенциальных клиентов. Из-за затемнения светящиеся вывески на клубах и барах были выключены, но все заведения были открыты.

Марк и Флик прибыли в клуб «Крест-накрест» в десять часов вечера. Управляющий, молодой человек в смокинге с красным галстуком-бабочкой, встретил Марка как старого друга. Настроение у Флик было приподнятым. Марк знает женщину — телефонного мастера, и Флик сейчас с ней встретится, так что она испытывала прилив оптимизма. Марк сказал о ней немного, только то, что ее зовут Грета — как кинозвезду. Когда Флик попыталась его расспросить, он только сказал: «Ты сама должна ее увидеть».

После того как Марк уплатил входную плату и обменялся любезностями с управляющим, Флик заметила, что он изменился. Он стал более раскованным, жесты — театральными, а голос зазвучал мелодичнее. Похоже, у брата есть вторая личина, которую он надевает на себя после заката, подумала Флик.

По лестнице они спустились в подвал, тускло освещенный и прокуренный. Можно было разглядеть низкую эстраду с оркестром из пяти человек, небольшой танцпол, разбросанные по залу столики и кабинки по темному периметру помещения. Флик думала, что это чисто мужской клуб, место, которое посещают ребята вроде Марка, «не из тех, кто женится». Тем не менее, хотя посетителями были в основном мужчины, их общество разбавляло немалое количество девушек, в том числе весьма шикарно одетых.

— Привет, Марки! — сказал официант и положил руку на плечо Марка, одарив Флик враждебным взглядом.

— Робби, познакомься с моей сестрой, — сказал Марк. — Ее зовут Фелисити, но мы всегда звали ее Флик.

Отношение официанта сразу изменилось, он дружески улыбнулся Флик.

— Очень рад с вами познакомиться, — сказал он и указал на свободный столик.

Как догадалась Флик, Робби заподозрил, что она подружка Марка, и возмущался тем, что она, так сказать, заставила его перейти в другой лагерь. А узнав, что она сестра Марка, сразу помягчел.

— Как там Кит? — улыбнувшись Робби, спросил Марк.

— О, я полагаю, с ним все в порядке, — с некоторым раздражением ответил Робби.

— Вы что, поссорились?

Марк был очарователен, он почти флиртовал. Эту сторону его характера Флик никогда еще не наблюдала. Собственно, думала она, возможно, это и есть настоящий Марк, а его скромное дневное «я» может быть всего лишь притворством.

— А когда мы не ссорились?

— Он тебя не ценит, — с преувеличенной меланхолией сказал Марк, дотронувшись до его руки.

— Ты прав, благослови тебя Бог! Что будете пить?

Флик заказала скотч, а Марк — мартини.

Флик почти ничего не знала о подобных людях. Она была представлена другу Марка, Стиву, и посетила квартиру, где они жили, но никогда не встречала его друзей. Хотя их мир ее сильно интересовал, казалось неприличным задавать какие-либо вопросы.

Она даже не знала, как они себя называют. Все те слова, которые она знала, были не слишком приятными — голубые, гомосексуалисты, педерасты и так далее.

— Марк! — сказала она. — Как вы называете мужчин, которые, ну, предпочитают мужчин?

Он усмехнулся.

— Музыкальными, дорогая, — сказал он, женственно махнув рукой.

«Нужно это запомнить, — подумала Флик. — Теперь я могу спросить Марка: „Он музыкальный?“». Она узнала первое слово из их секретного кода.

Под бурю аплодисментов на эстраду выскочила высокая блондинка в красном платье для коктейлей.

— Это Грета, — сказал Марк. — Днем она телефонный мастер.

— Никто не хочет тебя знать, когда тебе плохо, — запела Грета. У нее был сильный блюзовый голос, но Флик сразу заметила, что в нем звучит немецкий акцент. Перекрывая грохот оркестра, она прокричала на ухо Марку:

— Мне показалось, ты сказал, что она француженка.

— Она говорит по-французски, — поправил он. — Но она немка.

Флик была горько разочарована. Это нехорошо. Когда она заговорит по-французски, немецкий акцент тоже будет заметен.

Аудитория, которой явно любила Грету, встречала каждый номер бурными аплодисментами, кричала и свистела, когда та сопровождала музыку эротическим танцем. Однако Флик никак не могла успокоиться и просто смотреть представление. На душе у нее было слишком неспокойно. У нее до сих пор нет телефонного мастера, а на сумасбродную затею она потратила половину вечера.

Но что же ей теперь делать? Она попыталась представить, сколько времени займет изучение основ телефонии. С техникой у нее не было проблем — во время обучения в школе она даже собрала радиоприемник. Собственно, ей всего лишь нужно узнать, как эффективно вывести из строя оборудование. Может, ей пройти двухдневный курс, скажем, на Главном почтамте?

Проблема заключалась в том, что никто не мог с уверенностью представить, какое именно оборудование диверсанты обнаружат в шато. Оно могло быть французским или немецким, могло быть смесью того и другого, могло даже включать в себя импортное американское оборудование — в области телефонии США далеко опережали Францию. Существовало много разновидностей оборудования, а шато выполняло несколько различных функций. Здесь находились ручной коммутатор, автоматический коммутатор, узловая телефонная станция для связи между другими коммутаторами и усилительная станция для чрезвычайно важной новой магистральной линии в Германию. И лишь опытный телефонный мастер мог с уверенностью сказать, что перед ним находится.

Конечно, во Франции были телефонные мастера, и Флик могла бы найти среди них женщину — если бы она располагала временем. Идея была не слишком перспективная, но Флик стала ее обдумывать. УСО может направить сообщение во все ячейки Сопротивления. Если найдется женщина, которая соответствует этой заявке, за день или два ее можно доставить в Реймс, и тогда все в порядке. Но этот план страдал серьезной неопределенностью. Есть ли во французском Сопротивлении женщина — телефонный мастер? Если нет, то Флик потратила два дня на то, чтобы убедиться, что операция обречена на провал.

Нет, ей нужно нечто более определенное. Она снова подумала о Грете. За француженку она явно не сойдет. Гестаповцы могут не заметить ее акцент, потому что они сами говорят точно так же, а вот французская полиция может. Но нужно ли ей выдавать себя за француженку? Во Франции сейчас много немок — жены офицеров, молодые женщины, находящиеся на военной службе: водители, машинистки и радистки. Флик снова почувствовала волнение. Почему бы и нет? Грету можно выдать за секретаршу. Нет, это может создать проблемы — какой-нибудь офицер вдруг станет отдавать ей распоряжение. Будет безопаснее выдать ее за гражданскую. Она может быть молодой женой офицера, которая живет со своим мужем в Париже — нет, в Виши, это гораздо дальше. Нужно будет объяснить, почему она перемещается с группой француженок. Возможно, кого-то из членов команды можно будет представить как ее служанку.

Но как быть в тот момент, когда они будут входить в шато? Флик была совершенно уверена, что уборщиц-немок во Франции нет. Как избежать подозрений? Немцы опять-таки могут не заметить ее акцент, но французы обязательно заметят. Может ли она избежать любых разговоров с французами? Скажем, сделать вид, будто у нее ларингит?

Такой маневр даст ей несколько минут, подумала Флик.

Это хоть и не безупречное решение, но лучше любого другого.

Грета закончила выступление веселым блюзом под названием «Повар», полным двусмысленностей. Аудитории очень понравились строки «Когда я ем его пончики, то оставляю только дырки». Грета покинула сцену под бурные аплодисменты. Марк встал.

— Мы можем поговорить с ней в ее гримерке.

За дверью возле сцены находился вонючий бетонный коридор, пройдя по которому они попали в грязное помещение, заставленное картонными коробками с пивом и джином. Все это напоминало подвал в захудалом пабе.

Подойдя к двери, на которой была прибита кнопками вырезанная из бумаги розовая звезда, Марк постучал и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь.

В крошечной комнате находились туалетный столик, зеркало с яркими лампами по бокам, табуретка и киноафиша с Гретой Гарбо в фильме «Двуличная женщина». На подставке, сделанной в форме человеческой головы, размещался шикарный светлый парик. На вбитом в стену крючке висело красное платье, которое Грета надевала, выходя на сцену. К своему крайнему изумлению, Флик увидела, что на табуретке перед зеркалом сидел молодой человек с волосатой грудью.

Она ахнула.

Несомненно, это была Грета. Крупное лицо с яркой помадой и накладными ресницами, выщипанные брови и слой косметики, скрывающий тень от растущей бороды. Волосы были подстрижены очень коротко — несомненно, для того, чтобы удобнее надевать парик. Фальшивая грудь, вероятно, находилась внутри платья, тем не менее на Грете были надеты нижняя юбка, чулки и красные туфли на высоких каблуках.

Флик круто обернулась к Марку.

— Ты мне этого не говорил! — возмутилась она.

Он весело рассмеялся.

— Флик, познакомься с Герхардом, — сказал он. — Ему нравится, когда люди не понимают, кто он такой.

У Герхарда был довольный вид. Конечно, он должен быть счастлив от того, что его принимают за настоящую женщину — значит, такова сила его искусства. Не стоит беспокоиться о том, что она может его оскорбить.

Тем не менее он мужчина. А ей нужна женщина — телефонный мастер.

Флик была горько разочарована. Грета должна была стать последним кусочком головоломки, с ней группа была бы полностью укомплектована. А теперь успех операции снова находится под сомнением.

Она злилась на Марка.

— С твоей стороны это так некрасиво! — сказала она. — Я думала, что ты решил мою проблему, а ты просто пошутил.

— Это не шутка! — с возмущением сказал Марк. — Если тебе нужна женщина, возьми Грету.

— Не могу, — сказала Флик. — Это нелепая идея.

А собственно, почему? Ее-то ведь Грета убедила — значит, сможет убедить и гестапо. Если ее арестуют и разденут, то, конечно, узнают правду, но если дело дойдет до этого, все так или иначе уже будет кончено.

Флик подумала о начальстве в УСО и Саймоне Фортескью из МИ-6.

— Начальство никогда на это не пойдет.

— А ты им не говори, — посоветовал Марк.

— Не говорить? — Флик сначала была шокирована, но потом эта мысль ее заинтриговала. Если Грета сможет одурачить гестапо, то сможет обмануть и любой чин в УСО.

— А почему бы и нет? — сказал Марк.

— Почему бы и нет? — повторила Флик.

— Марк, милый, о чем идет речь? — спросил Герхард. Его немецкий акцент сейчас ощущался сильнее, чем в песнях.

— Я точно не знаю, — ответил Марк. — Моя сестра занимается чем-то страшно секретным.

— Я объясню, — сказала Флик. — Но сначала расскажите о себе. Как вы попали в Лондон?

— Ну, душечка, с чего же начать? — Герхард закурил сигарету. — Я из Гамбурга. Двенадцать лет назад, когда я был шестнадцатилетним мальчиком и учеником телефонного мастера, это был чудесный город, бары и ночные клубы заполняли матросы, которые проводили там увольнение на берег. Я прекрасно проводил там время. А в восемнадцать лет я встретил любовь всей своей жизни. Его звали Манфред.

Из глаз Герхарда потекли слезы, и Марк взял его за руку.

Совершенно не по-женски фыркнув, Герхард продолжал свой рассказ:

— Я уже тогда обожал женскую одежду, кружевное нижнее белье и высокие каблуки, шляпы и сумочки. Мне нравилось, как шелестит юбка. Только тогда я все делал очень примитивно. Я даже толком не знал, как подводить глаза. Манфред всему меня научил. Знаете, он ведь сам не переодевался в женское платье. — На лице Герхарда появилась нежная улыбка. — Собственно, он был чрезвычайно мужественным. Он работал в доках, портовым грузчиком. Но он любил, когда я переодевался во все женское, и научил меня, как правильно это делать.

— Почему вы уехали?

— Они забрали Манфреда, душечка, эти противные гребаные нацисты. Мы пять лет провели вместе, но однажды ночью они пришли за ним, и я больше его не видел. Наверное, он умер, я думаю, тюрьма убила его, но я ничего не знаю точно. — Слезы растворили тушь и теперь черными струйками стекали по его напудренным щекам. — А знаете, может, он еще жив и находится в одном из их противных гребаных лагерей.

Его скорбь была заразительна, и Флик вдруг почувствовала, что и сама готова заплакать. Что заставляет людей преследовать друг друга? — спрашивала она себя. Что заставило нацистов мучить таких безобидных чудаков, как этот Герхард?

— И вот я приехал в Лондон, — сказал Герхард. — Мой отец англичанин, матрос из Ливерпуля. Как-то раз он сошел с корабля в Гамбурге, влюбился в хорошенькую немецкую девушку и женился на ней. Он умер, когда мне было два года, так что я его по-настоящему и не знал, но он дал мне свою фамилию, О’Рейли, и у меня всегда было двойное гражданство. Чтобы получить паспорт, мне в 1939 году пришлось потратить все свои сбережения, но, как оказалось, дело того стоило. К счастью, для телефонного мастера в любом городе всегда найдется работа. А здесь я местная достопримечательность, аномальная дива.

— Печальная история, — сказала Флик. — Я очень вам сочувствую.

— Спасибо, душечка. Но сейчас в мире полно печальных историй, почему же вас заинтересовала именно моя?

— Мне нужна женщина — телефонный мастер.

— Господи, да зачем?

— Я не могу многого вам рассказать, как сказал Марк, это страшная тайна. Одно могу сказать — эта работа очень опасна. Вас могут убить.

— Просто жуть! Но вы должны понять, что физическое насилие — это не для меня. Мне сказали, что я психологически непригоден для службы в армии, и они чертовски правы. Половина новобранцев захочет меня покалечить, а другая половина — затащить в постель.

— Крутых солдат у меня хватает. От вас мне нужна лишь ваша квалификация.

— Значит, у меня будет шанс навредить этим противным гребаным нацистам?

— Безусловно. Если мы добьемся успеха, это нанесет огромный ущерб гитлеровскому режиму.

— Тогда, милая, я — ваша девушка.

Флик улыбнулась. «Боже мой, — подумала она, — у меня получилось!»