Все это я рассказал Джейнис около одиннадцати часов утра, я чуть не написал «утра следующего дня», но, разумеется, речь шла все о том же дне. Несомненно, самом длинном дне в моей жизни. Рассказал все то, что изложил на предыдущих страницах, закончив описанием лежащего на койке трупа Уильяма Уэртона, нашпигованного свинцом.

Нет, не совсем так. В конце я рассказал ей о тех насекомых, что вылетели изо рта Перси. Говорить об этом нелегко, даже если тебя слушает только жена, но я нашел в себе силы рассказать все без утайки.

Пока я говорил, она налила мне полчашки черного кофе: у меня слишком дрожали руки, и целую я бы расплескал. Когда же я выговорился, дрожь унялась, и мне даже захотелось есть. Во всяком случае, я бы не отказался от яйца, а может, и от супа.

– Нас спасло то, что нам не пришлось лгать.

– Вы просто сказали не всю правду, – покивала Джейнис. – Оставили за кадром кое-какие мелочи. Не упомянули о том, что вывезли из тюрьмы убийцу, приговоренного к смертной казни, дабы он излечил умирающую женщину. Или о том, как он свел Перси Уэтмора с ума, затолкав ему в горло опухоль, отсосанную из мозга женщины?

– Может, и так, Джен. Но если ты и дальше будешь развивать эту тему, суп тебе придется или съесть самой, или отдать собаке.

– Извини. Но ведь я права?

– Да. Но зато нам сошло с рук… – Что? Что сошло нам с рук? Побегом это назвать нельзя. Увольнительной – тоже. – Нам сошло с рук ночное путешествие. Даже Перси ничего не сможет им сказать, если к нему и вернется рассудок.

– Если вернется, – эхом отозвалась Джейнис. – Каковы шансы?

Я покачал головой, показывая, что не имею ни малейшего понятия. Но на самом деле я знал точный ответ – никогда. Ни в тридцать втором году, ни в сорок втором, ни даже в пятьдесят втором. И в этом я не ошибся.

Перси Уэтмор оставался в Брейр-Ридж, пока больница не сгорела дотла в 1944 году. Семнадцать человек погибло при пожаре, но не Перси. Он по-прежнему ни на что не реагировал – такое состояние врачи называют кататоническим, но один из санитаров вывел Перси из крыла, где находилась его палата, задолго до того, как туда добрался огонь. Его перевели в другую больницу (названия я не помню, да и особого значения это не имеет), где он и умер в 1965 году. Насколько я могу судить, его последними словами стала просьба о том, чтобы мы отбили его контрольную карточку по окончании смены… если только мы не захотим объяснять, почему он ушел раньше.

Ирония ситуации состояла в том, что нам и не пришлось ничего объяснять. Перси сошел с ума и застрелил Уильяма Уэртона. Именно это услышали от нас руководство тюрьмы, журналисты, члены комиссии, и мы говорили правду, и только правду. Когда Андерсон спросил Зверюгу, как вел себя Перси перед тем как начал стрелять, Зверюга ответил одним словом: «Тихо». И я с неимоверным трудом подавил желание расхохотаться. Потому что и здесь Зверюга не погрешил против истины. Перси действительно вел себя тихо, просидев большую часть смены в смирительной рубашке, с заклеенным изоляционной лентой ртом. Максимум, что он мог сказать, это мммп, мммп, мммп.

Кертис продержал Перси в моем кабинете до восьми утра, пока не прибыл Хол Мурс, мрачный, но уверенный в себе, готовый вновь возглавить вверенное ему государственное учреждение. Кертис Андерсон не возражал, более того, передал ему бразды правления со вздохом облегчения, который не услышал бы только глухой. Потерявший ориентацию, растерянный старичок, каким Мурс предстал перед нами ночью, исчез, к Перси решительным шагом подошел начальник тюрьмы, схватил его за плечи большими руками, крепко тряхнул.

– Сынок! – крикнул он в ничего не видящие, пустые глаза Перси. – Сынок! Ты меня слышишь? Ответь мне, если ты меня слышишь! Я хочу знать, что произошло!

Разумеется, ответа от Перси он не дождался. Андерсон хотел отвести начальника тюрьмы в сторону, чтобы обсудить дальнейшую линию поведения, все-таки дело касалось близкого родственника губернатора, но Мурс отмахнулся и увел меня на Зеленую милю к камере Джона Коффи. Тот, как обычно, лежал на койке лицом к стене, со свешивающимися ногами. Вроде бы спал… может, и спал, но с Джоном Коффи увиденное глазом далеко не всегда следовало принимать на веру.

– Случившееся в моем доме имеет отношение к тому, что произошло здесь после вашего возвращения? – тихим голосом спросил Мурс. – Я буду прикрывать вас как только смогу, даже если это будет стоить мне работы, но я должен знать.

Я покачал головой и ответил тоже шепотом. У начала Зеленой мили толпились не меньше дюжины надзирателей. Еще один фотографировал тело Уэртона. Андерсон давал ему ценные указания, так что в тот момент с нас не сводил глаз только Зверюга.

– Нет, сэр. Мы привели Джона в его камеру, вы это видите собственными глазами, а Перси выпустили из изолятора, куда посадили, чтобы он не путался под ногами. Мы думали, что Перси будет кипеть от ярости, однако ошиблись. Он лишь попросил вернуть ему оружие и дубинку. Ничего не сказал, зашагал по коридору. А поравнявшись с камерой Уэртона, выхватил револьвер и открыл стрельбу.

– Ты думаешь, что пребывание в изоляторе… как-то подействовало на него?

– Нет, сэр!

– Вы надевали на него смирительную рубашку?

– Нет, сэр. Не было необходимости.

– Он вел себя спокойно? Не бросался на вас?

– Нет, сэр.

– Даже когда понял, что вы намерены запереть его в изолятор, он сохранял спокойствие и не оказал сопротивления?

– Совершенно верно. – Я решил, что тут необходимы небольшие пояснения. Самые простенькие. – Он даже слова не сказал. Прошел в угол у дальней стены и сел там.

– Уэртону он тогда ничего не сказал?

– Нет, сэр.

– И с Коффи не разговаривал?

Я покачал головой.

– Мог Перси затаить зло на Уэртона? Тот чем-то досаждал Перси?

– Возможно. – Я еще понизил голос. – Перси пренебрегал инструкцией, шагая по коридору, Хол. Однажды Уэртон схватил его, подтащил к решетке и… скажем, облапал.

– Ничего больше? Только… облапал? Это все?

– Да, но Перси принял это близко к сердцу. Уэртон также сказал, что скорее оттрахал бы Перси, чем его сестру.

– Ага. – Мурс все поглядывал на Джона Коффи, словно еще и еще раз хотел убедиться, что Коффи – реальный человек, а не плод его воображения. – Этим не объяснишь случившегося с Перси, но мне хотя бы понятно, почему он расстрелял Уэртона, а не Коффи или кого-то из твоих людей. Пол, они будут говорить то же самое?

– Да, сэр, – подтвердил я.

– И они скажут, – заявил я Джейнис, глядя в тарелку супа, которую она поставила передо мной. – Я за этим прослежу.

– Ты солгал, – заметила она. – Ты солгал Холу.

Что ж, на то человеку и дана жена, не так ли? Всегда ищет проеденные молью дырки на твоем лучшем костюме и зачастую находит.

– Полагаю, что да, хотя все зависит от того, с какой стороны посмотреть. Но я не сказал ему ничего такого, что камнем легло бы на его совесть. Я думаю, Хол в этой истории чист. В конце концов, в блоке Е его и не было. Он находился дома, ухаживая за женой. В тюрьму его выдернул звонок Кертиса.

– Он что-нибудь сказал о Мелинде?

– В тот момент нет, было не до этого, но мы перекинулись несколькими словами, когда я и Зверюга уходили домой. Мелинда мало что помнит, чувствует себя хорошо. Ходит и разговаривает. Подробно рассказала Холу, какие цветы посадит на клумбах следующей весной.

Какое-то время жена молча наблюдала, как я ем.

– Хол знает, что произошло чудо, Пол? – наконец спросила она. – Он это понимает?

– Да. Мы все понимаем, все, кто там был.

– С одной стороны, мне тоже хотелось присутствовать при этом, но с другой – я рада, что меня там не было. Если б я увидела, как Саул прозрел на дороге в Дамаск, то, наверное, умерла бы от сердечного приступа.

– Нет. – Я наклонил тарелку, чтобы добрать последние капли. – Скорее всего ты сварила бы ему суп. Такой же вкусный, как этот, цыпленок.

– Я рада, что суп тебе понравился. – Но думала она не о супе, не о готовке, даже не о прозрении Саула на дамасской дороге. Она смотрела в окно на далекие холмы, опершись подбородком на руку, и глаза у нее туманились, как те самые холмы по утрам в разгар лета, обещая жаркий день. Как в то утро, когда нашли близняшек Деттериков, подумал я не знаю уж по какой причине. И задался вопросом: а почему они не кричали? Похититель причинил им боль, на веранде и ступенях остались капли крови. Так почему же они не кричали?

– Ты действительно думаешь, что Джон Коффи убил этого Уэртона? – спросила Джейнис, отвернувшись от окна. – Что его смерть не случайна? Ты думаешь, он использовал Перси Уэтмора?

– Да.

– Почему?

– Не знаю.

– Расскажи мне еще раз о том, что произошло, когда вы уводили Коффи с Мили. Только об этом.

Я рассказал. О том, как костлявая рука, просунувшаяся между прутьями решетки и схватившая Джона Коффи, напомнила мне змею, водяную змею, каких мы очень боялись в детстве, когда шли купаться на реку. О том, как Джон назвал Уэртона плохим человеком. Тихим голосом, чуть ли не шепотом.

– А Уэртон ответил?.. – Моя жена вновь смотрела в окно, но слушала внимательно.

– Уэртон ответил: «Ты прав, ниггер. Плохой для таких, как ты».

– И все?

– Да. У меня возникло ощущение, будто сейчас что-то должно случиться, но ничего не произошло. Зверюга оторвал руку Уэртона от Джона и велел ему лечь на койку, что Уэртон и сделал. Он же едва держался на ногах. Уэртон пробурчал что-то вроде того, что неграм следует завести отдельный электрический стул, и отключился. А мы поехали к Мурсам.

– Джон Коффи назвал Уэртона плохим человеком?

– Да. То же самое он однажды сказал и о Перси. Пожалуй, несколько раз. Точно не помню когда, но знаю, что говорил.

– Но Уэртон не сделал Коффи ничего плохого, так ведь? В отличие, скажем, от Перси.

– Именно так. Их камеры располагались в разных концах Зеленой мили, Уэртона – у стола дежурного, Джона – ближе к изолятору. Даже видеть друг друга они могли, лишь подойдя к решетке.

– Еще раз расскажи мне, как выглядел Коффи, когда Уэртон схватил его.

– Джейнис, толку от этого не будет.

– Как знать. Расскажи, как он выглядел.

Я вздохнул.

– Я бы сказал, потрясенным. Но при этом не отскочил, а лишь втянул воздух сквозь сжатые зубы. Как сделала бы ты, если б лежала на пляже и загорала, а я тихонечко подошел и плеснул тебе на спину холодной воды. Наверное, он отреагировал бы точно так же, если бы ему ни с того ни с сего отвесили пощечину.

– Да, конечно, – кивнула Джейнис. – За руку его схватили неожиданно, вот он и вздрогнул, на мгновение пробудился.

– Да, – согласился я и тут же добавил: – Нет.

– Так все-таки да или нет?

– Скорее нет, чем да. Нельзя сказать, что Джон вздрогнул от неожиданности. Скорее ситуация напоминала ту, когда он хотел, чтобы я вошел к нему в камеру, после чего Джон излечил меня от урологической инфекции. Или когда хотел, чтобы я передал ему мышонка. Он изумился, но не тому, что к нему прикоснулись… во всяком случае, не только этому… Господи, Джен, я не знаю.

– Хорошо, не будем об этом. Я просто не могу понять, почему Джон это сделал, только и всего. По своей природе он не насильник. Отсюда другой вопрос, Пол. Как ты сможешь отправить его на тот свет, если ты уверен, что девочек он не убивал? Как ты можешь посадить его на электрический стул, если кто-то другой?..

Я аж подпрыгнул. Локтем задел тарелку, она полетела на пол и разбилась. Меня словно громом поразило. Разумеется, сработала интуиция, а не логика, но многое говорило за то, что я попал в десятку.

– Пол? – встревожилась Джейнис. – Что с тобой?

– Не знаю. Точно ничего не знаю, но собираюсь выяснить все, что смогу.