В ту ночь, когда мы вернулись с Джоном Коффи в блок Е, тележка из роскоши превратилась в необходимость. Я очень сомневаюсь, что Джон сумел бы пройти весь тоннель. Идти согнувшись труднее, чем выпрямившись, а тоннель не проектировался в расчете на таких, как Джон Коффи. И мне не хотелось даже думать, что бы произошло, если б он рухнул на полпути. Как бы мы объясняли, почему он оказался в тоннеле, почему мы упаковали Перси в смирительную рубашку и бросили в изолятор?

Но, слава Богу, тележка у нас была и Джон Коффи возлежал на ней, как выбросившийся на берег кит, пока мы катили ее к лестнице, что вела в кладовую. Слез он с тележки без посторонней помощи и замер на месте, тяжело дыша. Кожа его стала такой серой, будто он вывалялся в муке. Я решил, что к полудню Джона наверняка переведут в лазарет… если к тому времени он еще будет жив.

Зверюга бросил на меня полный отчаяния взгляд. Я ответил таким же.

– Мы не можем перенести его наверх, но можем помочь ему подняться, – решил я. – Ты встанешь под его правую руку, я – под левую.

– А я? – спросил Гарри.

– Пойдешь позади. Если он будет заваливаться назад, толкни его вперед.

– А если не получится, присядь там, куда, по-твоему, он должен упасть, и смягчи удар, – добавил Зверюга.

– Тебе бы выступать по радио, Брут, – пробурчал Гарри. – Шутки у тебя отменные.

– Да уж, с чувством юмора у меня все в порядке, – признал Зверюга.

В конце концов нам удалось поднять Джона по ступенькам. Я очень опасался, что он лишится чувств, но обошлось.

– Пойдешь первым, – шепнул я Гарри. – Убедись, что в кладовой никого нет.

– А что мне делать, если есть? – полюбопытствовал Гарри, протискиваясь мимо меня. – Сказать «извините» и вернуться назад?

– Довольно острить, – ответствовал Зверюга.

Гарри приоткрыл дверь, всунулся в кладовую и, по моему разумению, слишком долго стоял, не меняя позы. Наконец улыбаясь повернулся к нам.

– Горизонт чист. Все спокойно.

– Будем надеяться, что так пойдет и дальше, – выразил наши общие чувства Зверюга. – Двинулись, Джон Коффи, ты почти что дома.

Он смог пересечь кладовую, но нам пришлось помогать ему подниматься по трем ступеням и проталкивать через низенькую дверь. В моем кабинете, выпрямившись, он уже едва дышал, его глаза начали стекленеть. Я с ужасом заметил, что правый угол рта Коффи опустился. Ту же асимметрию мы видели и у Мелинды, когда вошли в ее комнату.

Дин услышал нас и вскочил из-за стола.

– Слава Богу! Я думал, вы никогда не вернетесь. Я уж решил, что вас поймали, что Мурс приказал вас арестовать, что… – Он замолчал, увидев Джона. – Господи, что это с ним? Он что, умирает?

– Он не умирает… так ведь, Джон? – Зверюга взглядом показал Дину, что сначала надо думать, а уж потом говорить.

– Разумеется, нет… я выразился фигурально. – Дин нервно хохотнул. – Но он такой…

– Не бери в голову, – оборвал его я. – Лучше помоги препроводить его в камеру.

Вновь мы превратились в холмики, прилепившиеся к горе. Только эту гору миллионы лет разъедала эрозия, так что она могла развалиться в любую минуту. Джон Коффи шел медленно, дыша через рот, как глубокий старик, который слишком много курил, но шел.

– Как Перси? – спросил я. – Бушевал?

– Поначалу, – ответил Дин. – Пытался даже кричать, несмотря на ленту, которой ты залепил ему рот. Наверное, ругался.

– Как же мне повезло, – буркнул Зверюга. – Хорошо, что мои нежные уши всего этого не слышали.

– А потом время от времени пинал дверь, знаете ли, – затараторил Дин. Чувствовалось, что он страшно рад нашему появлению. Его очки сползли на мокрый от пота нос, он вернул их на место. Мы миновали камеру Уэртона. Никчемный парень лежал на спине, на этот раз с закрытыми глазами, и громко храпел.

Дин перехватил мой взгляд, брошенный на Уэртона, и рассмеялся.

– Вот уж кто не доставил мне никаких хлопот! Не шевельнулся с того момента, как улегся на койку. Спал как убитый. А то, что Перси колотился в дверь, даже и хорошо. Честно скажу, меня это радовало. Если б он затих, я бы начал волноваться, не задушил ли его кляп. Но знаете, в чем мне повезло? Я вам сейчас скажу. Всю ночь сюда никто не заходил! – И он закончил звенящим от радости голосом: – Мы выкрутились! Выкрутились!

Тут он вспомнил, ради чего все затевалось, и спросил о Мелинде.

– У нее все хорошо. – Мы добрались до камеры Джона. Вот тут до меня начал доходить смысл сказанного Дином: «Мы выкрутились! Выкрутились!»

– Это было… вы понимаете… как с мышонком? – спросил Дин. Он бросил быстрый взгляд на пустую камеру, которую занимали Делакруа и Мистер Джинглес, на изолятор, откуда впервые появился мышонок. Голос Дина упал до шепота, как случается, когда человек входит в большую церковь. – Это было… – Он шумно сглотнул. – Вы знаете, что я имею в виду… Это было чудо?

Мы трое переглянулись, словно хотели убедиться, что в этом вопросе расхождений у нас нет.

– Джон вытащил ее из могилы, вот что он сделал, – ответил за всех Гарри. – Да, это было чудо, по-другому и не скажешь.

Зверюга открыл оба замка, затем подтолкнул Джона к камере.

– Заходи, здоровяк. Немного отдохни. Ты это заслужил. А мы пока разберемся с Перси…

– Он – плохой человек, – автоматически пробубнил Джон.

– Ты прав, он злобный, как ворлок, – согласился Зверюга, в голосе его слышались успокаивающие интонации, – но тебе волноваться из-за него незачем. Мы его к тебе не подпустим. Ты ложись на койку, а я прямо сейчас принесу тебе кружку кофе. Горячего и крепкого. И ты сразу станешь другим человеком.

Джон тяжело опустился на койку. Я подумал, что он вытянется на ней и, как обычно, повернется лицом к стене, но он остался сидеть. Руки его как плети болтались между колен, он опустил голову и тяжело дышал открытым ртом. Медальон со святым Христофором, который дала ему Мелинда, вывалился из-под куртки и болтался в воздухе. Он убережет тебя, сказала она ему, но пока святой ничем не помог Джону. Он словно занял место Мелинды в могиле, о которой упоминал Гарри.

Но в тот момент я не мог позволить себе думать о Джоне Коффи. Я повернулся к остальным.

– Дин, достань револьвер и дубинку Перси.

– Хорошо. – Дин прошел к столу и отпер ящик, в котором лежали револьвер и дубинка, вытащил их.

– Готовы? – спросил я всех троих.

Они кивнули. Это были достойные люди, поведением которых в ту ночь я мог гордиться. Гарри и Дин немного нервничали, Зверюга же являл собой олимпийское спокойствие.

– Хорошо. Говорить буду я. Чем реже вы будете открывать рот, тем быстрее закончится наша беседа… хорошим или плохим. Согласны?

Вновь они кивнули. Я глубоко вздохнул и зашагал по Зеленой миле к изолятору.

Перси вскинул голову, прищурился от яркого света из коридора. Он сидел на полу и лизал кусок изоленты, которой я залепил ему рот. Второй кусок, круговой, отвалился (вероятно, пот или бриллиантин тому поспособствовали). Еще час – и он орал бы во весь голос.

Перебирая ногами, он подался от нас, но вскоре остановился, осознав, что деваться все равно некуда и дальше стены не уползешь.

Я взял у Дина револьвер и дубинку, показал Перси.

– Хочешь получить их назад?

Он подозрительно посмотрел на меня, потом кивнул.

– Зверюга, Гарри, поднимите его на ноги.

Они наклонились, подхватили Перси под упрятанные в брезент руки и поставили на ноги. Я подошел к нему вплотную. Мне в нос ударил запах пота, в котором Перси просто купался. И вспотел он не потому, что очень уж пытался вырваться из смирительной рубашки. Нет, он потел от страха, гадая, что мы сотворим с ним, когда вернемся.

Ничего плохого со мной не будет, наверное, думал Перси, они не убийцы… а потом вспоминал о Старой Замыкалке, и до него доходило, что в определенном смысле мы самые настоящие убийцы. Я лично отправил на тот свет семьдесят семь человек, больше, чем любой из тех, на чьей груди я закреплял ремень, больше, чем сержант Йорк, герой первой мировой войны. По логике, мы не могли убить Перси, но наши действия уже отличала алогичность, говорил он себе, сидя на полу со связанными руками и куском изоленты на физиономии. А кроме того, человеку трудно рассуждать логично, если он сидит в изоляторе, спеленутый смирительной рубашкой, словно муха, аккуратно упакованная в паутину.

Короче, момент для беседы с ним был самый подходящий.

– Я сниму изоленту, если ты пообещаешь, что не будешь вопить. Я хочу с тобой поговорить, так что крики мне ни к чему. Что скажешь? Обойдемся без них?

Я увидел облегчение в его глазах. Он понял: раз я хочу поговорить, значит, у него есть шанс остаться живым и невредимым. Перси кивнул.

– Если начнешь орать, изолента вернется на прежнее место, – предупредил я. – Это тебе понятно?

Второй кивок, более нетерпеливый.

Я поднял руку, схватился за уголок, дернул. Перси скривился от боли: лента прихватила с собой часть кожи, особенно на губах. Так что заговорил он не сразу.

– Снимите с меня смирительную рубашку, дылдоны паршивые, – выплюнул он.

– Снимем в свое время, – ответил я.

– Сейчас! Сейчас! Немед…

Я влепил ему оплеуху, прежде чем сообразил, что делаю… хотя, разумеется, я понимал, что может дойти и до такого. Понимал со времени моего разговора о Перси с начальником тюрьмы Мурсом, когда Хол порекомендовал отвести Перси более заметную роль в экзекуции Делакруа. Руку человека можно сравнить с наполовину прирученным животным. Большую часть времени она слушается, но иной раз вырывается из-под контроля и действует по своему разумению.

Треск пошел, как от ломающейся ветви. Дин ахнул. Перси вытаращился на меня, его глаза, круглые как плошки, едва не вылезли из орбит. Рот открывался и закрывался, открывался и закрывался, как у аквариумной рыбки, подплывшей к стеклу.

– Заткнись и слушай. Тебя следовало наказать за то, что ты сотворил с Делом, и мы воздали тебе по заслугам. Иначе мы наказать тебя не могли. Решение принималось единогласно, за исключением Дина, но ему пришлось идти у нас на поводу, потому что он бы горько пожалел, если б поступил иначе. Не так ли, Дин?

– Да, – прошептал Дин, бледный как молоко, – похоже на то.

– Если мы захотим, ты еще можешь пожалеть о том, что родился на свет, – продолжал я. – Мы постараемся, чтобы люди узнали, как ты чуть не сорвал экзекуцию Делакруа…

– Сорвал?..

– …И как по твоей милости едва не погиб Дин. Мы скажем достаточно для того, чтобы даже твой дядюшка не смог устроить тебя на работу.

Перси отчаянно замотал головой. Он в это не верил, возможно, не мог поверить. На его бледной щеке пламенел отпечаток моей пятерни.

– А кроме того, мы проследим, чтобы тебя избили до полусмерти. Мы сами марать об тебя руки не станем. У нас тоже есть связи, Перси. Едва ли ты настолько глуп, чтобы этого не понимать. Эти люди не занимают высоких постов, но знают, как решать некоторые вопросы. У этих людей в нашей тюрьме сидят друзья, братья, отцы. И они с радостью отрежут такому говнюку, как ты, нос или член. Отрежут только ради того, чтобы дорогой им человек мог каждую неделю проводить в тюремном дворе на три часа больше.

Перси перестал трясти головой. Только таращился на меня. В глазах его стояли слезы, но по щекам они еще не катились. Я думаю, это были слезы ярости и раздражения. Во всяком случае, мне хотелось так думать.

– А теперь, Перси, попробуем взглянуть на происходящее с другой стороны. Губы немного поболят, но новая кожа вместо той, что сошла с изолентой, нарастет быстро. Я полагаю, других травм у тебя нет, разве что мы уязвили твою гордость… но об этом никто не знает, кроме тех людей, что сейчас стоят перед тобой. А мы никому ничего не скажем, правда, парни?

Они покачали головами.

– Разумеется, нет, – прогудел Зверюга. – То, что происходит на Зеленой миле, никого не касается. Так было всегда.

– Ты отправишься в Брейр-Ридж, и мы до отъезда оставим тебя в покое. – Я выдержал паузу. – Остановимся на этом варианте, Перси, или ты хочешь сыграть с нами в другую игру?

Он долго-долго молчал, обдумывая мои слова. Я буквально слышал, как ворочаются его мозги в поисках оптимального решения. И наконец он осознал, что изоленту-то сняли, а вот смирительную рубашку оставили. Да и мочевой пузырь у него наверняка переполнился.

– Хорошо. Считаем вопрос закрытым. А теперь снимите с меня этот балахон. Я уже не чувствую плеч…

Зверюга выступил вперед, оттеснив меня в сторону, и его лапища легла на физиономию Перси: четыре пальца вжались в правую щеку, большой – в левую.

– Сейчас снимем. Но сначала послушай меня. Пол у нас большой босс, так что иной раз ему приходится говорить красиво.

Я попытался вспомнить, какие это я произносил красивости, но без особого успеха. Однако предпочел не комментировать слова Зверюги. Тем более что Перси просто обалдел от ужаса, поэтому не хотелось портить произведенный эффект.

– Люди не всегда понимают, что красивые слова не означают, будто у человека, который их говорит, мягкое сердце. Поэтому я счел нужным высказаться. Мне красивости ни к чему. Я привык говорить прямо. Поэтому послушай и меня. Если ты нарушишь свое обещание, мы хором выдерем тебя в жопу. Если ты даже убежишь в Россию, мы найдем тебя и там. А потом выдерем, да не только в жопу, но и во все остальные дырки. И будем драть до тех пор, пока ты не захочешь умереть, лишь бы это все прекратилось. После чего нальем уксуса в те места, откуда будет течь кровь. Ты меня понял?

Он кивнул. С пальцами Зверюги, впившимися ему в щеки, Перси очень напоминал старика Два Зуба.

Зверюга отпустил его и отступил на шаг. Я кивнул Гарри, тот обошел Перси сзади, начал расстегивать пуговицы, развязывать тесемки.

– Помни об этом, Перси, – процедил Гарри. – Помни об этом и не поминай прошлого.

Вроде бы мы выглядели достаточно внушительно, три надзирателя в синем… но я все равно почувствовал холодок, пробежавший по спине. Перси мог держать язык за зубами день или неделю, продолжая просчитывать вероятный исход различных раскладов, но в конце концов два момента окажутся решающими: его вера в родственные связи и неспособность найти достойный выход из создавшейся ситуации. Оставаться в проигравших ему точно не хотелось, потому он не мог не сорваться. Мы, конечно, спасли Мелли, привезя к ней Джона, и, будь у меня такая возможность, я бы не захотел ничего менять («даже за весь чай Китая», как мы говорили в те дни), но последний удар оставался за Перси, и уж после него мы бы оказались на полу, а рефери не осталось бы ничего другого, как открыть счет. Мы могли заставить Перси выполнить этот уговор лишь одним способом – убив его. Если он выходил из изолятора живым, мы больше не могли контролировать его действия.

Я искоса глянул на Зверюгу и увидел, что он все это понимает. Умом сына миссис Хоуэлл Бог не обидел. Зверюга пожал плечами. Что из того? – как бы говорил он мне. Разве есть другое решение, Пол? Мы сделали то, что должны были сделать, причем сделали все, что смогли.

Да. И добились неплохих результатов.

Гарри тем временем расстегнул последнюю пуговицу смирительной рубашки. С перекошенным от ярости лицом Перси скинул ее. На нас он смотреть не решался.

– Дайте мне револьвер и дубинку.

Я протянул ему и то и другое. Он бросил револьвер в кобуру, засунул дубинку в чехол.

– Перси, если ты подумаешь над…

– Этим я и намереваюсь заняться. – Он протиснулся мимо меня. – Я собираюсь хорошенько обо всем подумать. И начну прямо сейчас. По пути домой. Пусть кто-нибудь пропечатает мою контрольную карточку по окончании смены. – У двери изолятора он оглянулся, чтобы одарить нас взглядом, полным презрения и злости. – Если, конечно, вы не захотите объяснять, почему я ушел раньше положенного времени.

И он зашагал по Зеленой миле, начисто позабыв, почему покрытый линолеумом коридор сделан таким широким. Один раз Перси уже допустил такую ошибку, но тогда отделался более чем легко. Теперь же ему не повезло.

Я последовал за ним, стараясь найти слова, которые успокоили бы его. Мне не хотелось, чтобы он покидал блок Е в таком виде, озлобленный, взъерошенный, с красной отметиной от моей оплеухи на щеке. Гарри, Дин и Зверюга наступали мне на пятки.

Дальнейшее произошло очень быстро, думаю, в течение минуты. Однако я запомнил все в мельчайших подробностях, возможно, потому, что по возвращении домой дал Джейнис полный отчет. Последующие события: встреча на заре с Кертисом Андерсоном, расследование, пресс-конференция, организованная для нас Холом Мурсом (он к тому времени уже вернулся к руководству тюрьмой), заседания специальной комиссии в столице штата – все это стерлось за давностью лет. Но то, что произошло непосредственно на Зеленой миле, впечаталось в память навсегда.

Перси шагал по правой стороне Зеленой мили, наклонив голову, и я бы сказал, что обычный заключенный до него бы не достал. Но Джон Коффи не подпадал под понятие «обычный заключенный». Гигант с гигантскими руками.

Я увидел, как коричневая рука просунулась между прутьями, и крикнул: «Берегись, Перси! Берегись!» Перси начал поворачиваться, взялся за дубинку. Но тут Коффи схватил его и притянул к решетке своей камеры с такой силой, что правая щека Перси впечаталась в прутья.

Он вскрикнул от неожиданности и повернулся к Коффи, поднимая дубинку. Джон стоял, прижимаясь к прутьям лицом, давя на них с такой силой, словно пытался просунуть голову в коридор. Разумеется, он бы не смог раздвинуть прутья, но создавалось впечатление, что еще чуть-чуть – и они поддадутся. Но этого не потребовалось. Правой рукой Коффи обхватил Перси за шею и рывком подтянул его голову к своей. Перси просунул руку с дубинкой через решетку и ударил Коффи в висок. Брызнула кровь, но Джон словно и не заметил удара. Он прижался ртом ко рту Перси. Я услышал похожий на хлопок звук, словно кто-то долго-долго сдерживал дыхание, а потом выдохнул. Перси бился, словно рыба на крючке, пытаясь вырваться, но у него не было ни единого шанса. Правая рука Джона, обвив шею Перси, крепко держала его. Их лица слились, как сливаются в страстном поцелуе лица любовников, разделенных решеткой.

Перси сдавленно вскрикнул, отпрянул назад. На мгновение губы их разделились, и я увидел черный поток, переливающийся из Джона Коффи в Перси Уэтмора. Затем правая рука напряглась, и рот Перси вновь прижался ко рту Джона, буквально исчез в нем.

Я рванулся вперед, схватился за револьвер, который никак не желал вылезать из кобуры. Пол подо мной затрясся точно так же, как в доме Мурсов. Лопнула одна из ламп под потолком. Осколки посыпались вниз. Изумленно вскрикнул Гарри.

Наконец мне удалось выхватить револьвер, но еще раньше Джон отшвырнул от себя Перси и отступил в глубь камеры, морща нос и потирая губы, словно отведал чего-то отвратительного на вкус.

– Что он сделал? – прокричал Зверюга. – Что он сделал, Пол?

Перси стоял, прижавшись спиной к решетке камеры Дела. С широко раскрытыми, пустыми глазами. Я осторожно приблизился к нему, ожидая, что сейчас он начнет задыхаться и кашлять, как случилось с Джоном после того, как он высосал опухоль из Мелинды. Но этого не произошло. Перси застыл, как изваяние.

Я щелкнул пальцами у него перед глазами.

– Перси! Эй, Перси! Просыпайся!

Никакой реакции. Ко мне присоединился Зверюга, помахал двумя руками.

– Ничего не выйдет. – Я покачал головой.

Словно не услышав меня, Зверюга дважды громко хлопнул в ладоши у самого носа Перси. И вот это сработало. Дрогнули веки, Перси огляделся вокруг в полном замешательстве, словно приходя в себя после нокаута. Посмотрел на Зверюгу, потом на меня. Теперь-то, по прошествии стольких лет, я абсолютно уверен, что нас он не увидел. Тогда же мне казалось, что увидел, я решил, будто он приходит в себя.

Перси оттолкнулся спиной от решетки, его повело в сторону. Зверюга поддержал его.

– Спокойно, парень, спокойно, с тобой все в порядке?

Перси не ответил и повернулся к столу дежурного. Его уже не шатало.

Зверюга протянул к нему руку, но я перехватил ее.

– Оставь его в покое.

Произнес бы я эти слова, если б знал, что произойдет потом? С осени 1932 года я задавал себе этот вопрос тысячу раз. Но ответа у меня так и нет.

Перси продвинулся к столу дежурного на двенадцать или четырнадцать шагов и остановился, низко опустив голову, как раз у камеры Дикого Билла Уэртона. Уэртон по-прежнему храпел. Он все проспал, даже собственную смерть, так что, по моему разумению, ему повезло гораздо больше, чем другим обитателям блока Е. Больше, чем он того заслуживал.

Прежде чем мы успели сообразить, что к чему, Перси выхватил револьвер, шагнул к решетке и выпустил шесть пуль в спящего. Одну за другой, чуть ли не очередью. От грохота мы чуть не оглохли. Даже утром, когда я рассказывал Джейнис о ночных приключениях, у меня так звенело в ушах, что я едва слышал свой голос.

Мы побежали к нему, все четверо. Дин успел первым. Как – не знаю, потому что он стоял за моей спиной, когда Коффи прижимал Перси к себе, но успел. Он схватил Перси за запястье, чтобы вырвать у него револьвер, но применять силу не пришлось. Пальцы Перси разжались, и револьвер вывалился на пол. Перси окинул нас плавающим взглядом. Что-то зашипело, и остро запахло аммиаком: опорожнился мочевой пузырь Перси. Потом раздалось: бр-р-р-рап, и вонь резко усилилась. Перси наполнил штаны уже и сзади. Взгляд его устремился в дальний конец коридора. Только глаза Перси, похоже, ничего не видели. Ближе к началу этого повествования я отмечал, что через два месяца после описываемых событий, когда Зверюга нашел щепки от раскрашенной катушки Мистера Джинглеса, Перси находился в Брейр-Ридже, и в этом я не солгал. Только отдельный кабинет с личным вентилятором ему не достался. Не попал он и в компанию к сумасшедшим. Думаю, ему выделили отдельную палату.

Все-таки у него были влиятельные родственники.

Уэртон лежал на боку, спиной к стене. Тогда я многого не увидел, только кровь, пропитавшую простыню и залившую бетонный пол, но коронер сказал, что стрелял Перси отменно. Меня это не удивило, я помнил рассказ Дина о том, с какой точностью Перси метал дубинку. На этот раз расстояние было меньше, а цель не шевелилась. Уэртон получил по пуле в пах, живот и грудь, три последние угодили в голову.

Зверюга кашлял, разгоняя рукой пороховой дым. Я тоже кашлял, но заметил это только теперь.

– Приехали. – Голос Зверюги звучал ровно и спокойно, но в глазах застыла обреченность.

Я посмотрел на камеру Джона Коффи. Тот сидел на койке, сцепив руки, с поднятой головой, полностью оправившись от болезни. Он мне кивнул, а я, удивляясь самому себе, как и в тот день, когда я протянул ему руку, кивнул в ответ.

– Что же нам делать? – заверещал Гарри. – Господи, что же нам теперь делать?

– Тут уж ничего не поделаешь, – продолжал Зверюга тем же голосом. – Мы обречены. Так ведь, Пол?

И тут меня осенило. Я посмотрел на Гарри и Дина, которые уставились на меня, как испуганные дети. На Перси, стоящего с отвисшей челюстью и болтающимися как плети руками. На моего близкого друга Брута Хоуэлла.

– Волноваться нам не о чем.

Перси наконец зашелся кашлем. Он согнулся пополам, лицо его побагровело. Я уже раскрыл рот, чтобы приказать остальным отойти, но не успел вымолвить ни слова. Изо рта Перси хлынул черный рой насекомых. Такой густой, что на какие-то мгновения скрыл от нас голову Перси.

– Спаси нас, Господи! – выдохнул Гарри.

А насекомые уже побелели, сверкнув, словно снег под январским солнцем, и исчезли. Перси медленно выпрямился и вновь уставился невидящими глазами в конец Зеленой мили.

– Мы этого не видели, правда, Пол? – спросил меня Зверюга.

– Нет. Я не видел, и ты не видел. Ты это видел, Гарри?

– Нет.

– А ты, Дин?

– Видел что? – Дин снял очки и начал их протирать. Я было подумал, что сейчас он их уронит, так дрожали его руки, но обошлось.

– Это хороший вопрос. Можно сказать, попадание в десятку. А теперь слушайте своего учителя, парни, и слушайте внимательно, потому что повторять времени у меня не будет. История эта простая. И не будем ее усложнять.