Глава 5
Старик Два Зуба со своей тележкой в последний раз заглянул в блок Е примерно в четверть десятого. Мы накупили достаточно еды, чтобы удовлетворить его жадность.
– Вы сегодня видели мышонка? – с улыбкой спросил он.
Мы покачали головами.
– Может, его видел Красавчик? – Он посмотрел в сторону кладовой, где Перси то ли мыл пол, то ли писал рапорт, то ли ковырял в заднице.
– А тебе что до этого? – осадил его Зверюга. – Это не твое дело, старик. Вали отсюда со своей телегой. И так все провонял.
Старик Два Зуба шумно втянул воздух в ноздри.
– Это не мой запах. Это Дел прощается с вами.
Хохотнув, он покатил тележку к двери, ведущей во двор. Потом старик Два Зуба катал ее еще десять лет. После того как я ушел со службы, черт, после того как закрылась «Холодная гора», он уже в другой тюрьме продавал пирожки и попкорн надзирателям и тем заключенным, которые могли себе это позволить. Иногда во сне я слышу его голос, он кричит: «Меня поджаривают! Поджаривают! Поджаривают! Индейка уже готова!»
После ухода старика время потянулось медленно, стрелки часов просто не желали двигаться. Полтора часа мы слушали радио. Уэртон покатывался со смеху чуть ли не от каждой фразы Фреда Аллена, а я ну никак не понимал его шуток. Джон Коффи все так же сидел на койке, сцепив руки перед собой, и ловил взглядом всякого, кто садился за стол дежурного. Люди точно так же ведут себя на автовокзалах, ожидая, когда объявят посадку на их автобус.
Перси появился из кладовой без четверти одиннадцать и протянул мне рапорт, написанный карандашом. Многочисленные грязные пятна показывали, сколь часто он брал в руки ластик. Перси увидел, как мой палец застыл над первым пятном, и затараторил:
– Это черновик. Я все перепишу. Что вы скажете?
Я мог бы сказать, что подобной лжи мне читать еще не доводилось. Но сказал, что все нормально, и он отошел весьма довольный.
Дин и Гарри играли в криббидж, громко переговариваясь, споря по любому поводу, и каждые пять секунд поглядывали на стрелки часов. Я буквально чувствовал, как воздух сгустился от напряжения. И мне казалось удивительным, что ни Перси, ни Дикий Билл ничего не замечают.
Без десяти минут двенадцать я не выдержал и кивнул Дину. Он удалился в мой кабинет с бутылочкой «эр-си колы», купленной у старика Два Зуба, и через пару минут вернулся. «Кола» уже плескалась в жестяной кружке, которую заключенный не мог разбить. Не смог бы он с ее помощью и перерезать себе горло.
Я взял кружку, огляделся. Гарри, Дин и Зверюга не отрывали от меня глаз. Как и Джон Коффи. Перси вернулся в кладовую, в эту ночь ему явно не хотелось составлять нам компанию. Я поднес кружку к носу. Пахло «эр-си колой» и ничем больше, чуть странноватый, но приятный запах корицы.
С кружкой в руке я подошел к камере Уэртона. Он лежал на койке. Не онанировал пока, но член его уже встал и подрагивал, словно натянутая струна, по которой проходятся пальцы гитариста.
– Крошка, – позвал я его.
– Отстаньте от меня.
– Как скажешь, – согласился я. – Я принес тебе «колу» в награду за примерное поведение, для тебя сегодняшний вечер просто рекорд, но теперь выпью ее сам.
И я поднес кружку к губам. Уэртон вскочил в мгновение ока. Меня это не удивило. Большинство опасных преступников, приговоренных к большим срокам, пожизненному заключению, смертной казни, – страшные сладкоежки, и Уэртон не был исключением из общего правила.
– Давай сюда. – Обычно таким тоном надсмотрщик говорит с ленивым рабом. – Дай кружку Крошке.
Кружка в моей руке застыла перед прутьями, чтобы Уэртон мог просунуть руку сквозь решетку и взять ее. Только так можно было избежать неприятностей, и это подтвердит вам любой умудренный опытом надзиратель. Многое мы проделывали автоматически, не задумываясь. К примеру, не позволяли заключенным звать нас по именам. Нам было известно, что звон ключей означает – в блоке чрезвычайное происшествие, ведь ключи звенят на бегу, а в тюрьмах надзиратели ни с того ни с сего по коридорам не бегают. Не доходило все это лишь до таких, как Перси.
Сегодня, однако, Уэртон не выказывал желания кого-то схватить или придушить. Он осторожно взял кружку, в три глотка осушил ее и удовлетворенно рыгнул.
– Великолепно!
Я протянул руку.
– Кружку.
В его глазах зажглись насмешливые огоньки.
– А если я оставлю ее у себя?
Я пожал плечами.
– Мы придем и заберем ее. А ты отправишься в ту маленькую комнатушку и больше не увидишь «эр-си» как своих ушей. Если только тебя не попотчуют ею в аду.
Улыбка поблекла.
– Не нравятся мне шутки насчет ада. – Он просунул кружку между прутьев решетки. – Вот. Берите.
Я взял.
А за спиной раздался голос Перси:
– С чего это вы поите этого дылдона «колой»?
«Потому что в ней растворено достаточно снотворного, чтобы он проспал добрых сорок восемь часов», – мысленно ответил я.
– Милосердие Пола безгранично, – вслух ответил ему Зверюга. – Оно все равно что теплый дождь в пустыне.
– Чего-чего? – переспросил Перси.
– Я хочу сказать, что он еще не потерял веры в человечество. Боюсь, никогда не потеряет. Хочешь сыграть в «курицу», Перси?
Перси фыркнул.
– Дурацкая игра. Глупее разве что «ведьма».
– Поэтому я и предложил тебе составить нам компанию, – улыбнулся Зверюга.
– Все шутите, – буркнул Перси и ретировался в мой кабинет.
Мне, конечно, не хотелось, чтобы эта крыса протирала задницей мой стул, но я промолчал.
Время ползло. Двадцать минут первого. Половина. В двенадцать сорок Джон Коффи поднялся с койки и, подойдя к решетке, схватился руками за прутья. Зверюга и я заглянули в камеру Уэртона. Тот лежал на спине, улыбаясь потолку. С открытыми глазами, напоминающими большие стеклянные шары. Одна рука покоилась на груди, вторая свешивалась до пола.
– Не прошло и часа, а Крошка Билл уже превратился в Мечтателя Уилла, – хмыкнул Зверюга. – Интересно, сколько таблеток снотворного растворил Дин в «коле».
– Достаточно. – Голос мой чуть дрожал. Не знаю, почувствовал ли это Зверюга, но я сам эту дрожь расслышал. – Пошли. Надо довести дело до конца.
– Ты не хочешь подождать, пока он окончательно отключится?
– Он уже отключился, Брут. Просто забыл закрыть глаза.
– Босс у нас ты. – Зверюга огляделся в поисках Гарри, но тот уже стоял рядом. А Дин сидел за столом дежурного, тасуя карточную колоду и то и дело поглядывая на дверь моего кабинета – присматривал за Перси.
– Время? – Лицо Гарри над синей униформой побледнело, но говорил он решительно.
– Да. Если уж решили начинать, то пора.
Гарри перекрестился и поцеловал большой палец. Потом направился к изолятору, открыл дверь и вошел, чтобы тут же выйти со смирительной рубашкой. Протянул ее Зверюге. И втроем мы зашагали по Зеленой миле. Коффи стоял у решетки, наблюдая за нами, но не произнес ни слова. Когда мы достигли стола дежурного, Зверюга убрал смирительную рубашку за спину, достаточно широкую, чтобы полностью скрыть ее.
– Удачи, – выдохнул Дин, такой же бледный, как и Гарри, и не менее решительный.
Перси сидел за моим столом, в моем кресле и штудировал книгу, на этот раз не «Фрегат» или «Мужское приключение», а «Уход за душевнобольными в клинике». По затравленному взгляду, брошенному на нас, можно было подумать, что читает он «Последние дни Содома и Гоморры».
– Что такое? – Он торопливо захлопнул книгу. – Что вы хотите?
– Поговорить с тобой, Перси, – ответил я. – Только и всего.
Но на наших лицах он прочел нечто большее, чем желание поговорить, и торопливо вскочил, чтобы метнуться к открытой двери в кладовую. Он подумал, мы пришли затем, чтобы устроить ему хорошую выволочку.
Гарри опередил его, застыв перед дверью со сложенными на груди руками.
– Говорите! – Перси смотрел на меня, изо всех сил стараясь не выказать страха. – В чем дело?
– Не спрашивай, Перси. – Я-то думал, что все придет в норму, как только мы перейдем к реализации этого безумного плана, но так не получилось. Я все еще не мог поверить, что все это происходит наяву. Что это не дурной сон. Я ожидал, что жена вот-вот тряхнет меня за плечо и скажет, что я слишком громко стонал во сне. – Будет лучше, если ты сделаешь все, что тебе скажут.
– А что у Зверюги за спиной? – осипшим голосом спросил Перси.
– Ничего, – ответил Зверюга. – Кроме… вот этого…
Он выхватил из-за спины смирительную рубашку и потряс ею, как матадор плащом, призывая быка броситься на него.
Глаза Перси широко раскрылись, и он метнулся в сторону. Однако убежать ему не удалось, потому что Гарри схватил его за локти.
– Отпустите меня! – завопил Перси, пытаясь вырваться.
Такого, конечно, быть не могло, Гарри превосходил его и весом, и силой, бицепсы у него были как у человека, все свободное время пашущего землю плугом и рубящего дрова, но Перси удалось дотащить Гарри за собой до злосчастного зеленого ковра, который я давно собирался поменять. На мгновение мне показалось, что он сумел вырвать одну руку: паника явно прибавила Перси сил.
– Успокойся, Перси, – попытался остановить его я. – Будет лучше…
– Незачем мне успокаиваться! – Перси все вырывался и вырывался. – Отстаньте от меня! Все отстаньте! У меня есть связи! Большие связи! Если вы все это не прекратите, отправитесь в кандалах в Южную Каролину!
Еще рывок, и бедром Перси ударился о мой стол. Книга, которую он читал, «Уход за душевнобольными в клинике», подпрыгнула, и из нее выскочила другая, маленькая, размером с брошюру. Не «Последние дни Содома и Гоморры», но одна из тех, что мы даем заключенным, если их сексуальное возбуждение перехлестывает через край, но они отличаются примерным поведением.
Я опечалился, увидев, что Перси уединился в моем кабинете, чтобы читать порнуху; Гарри, заглянув через плечо Перси, скривился от отвращения, а вот Зверюга загоготал, отчего весь запал вышел из Перси, по крайней мере на время, как пар из свистка.
– Ох, Перси. – Зверюга покачал головой. – Что скажет твоя мама? А губернатор?
Перси покраснел как помидор.
– Заткнитесь. И оставьте в покое мою мать.
Зверюга бросил мне смирительную рубашку и наклонился к Перси.
– Ты прав. А теперь вытяни вперед руки и будь хорошим мальчиком.
Губы у Перси дрожали, глаза подозрительно блестели. Я понял, что он сейчас расплачется.
– Не вытяну. – Мальчишеский, полный обиды голос. – И вам меня не заставить. – Тут он сорвался на крик, зовя на помощь. Гарри дернулся. Я тоже. Пожалуй, в тот момент мы были ближе всего к тому, чтобы поставить точку на наших планах. Мы – да, но не Зверюга. Он не колебался ни секунды. Зашел за спину Перси, встав плечом к плечу к Гарри, который по-прежнему держал Перси за руки, и крепко ухватил его за уши.
– Прекрати орать, – процедил Зверюга. – Или у тебя будут самые большие в мире уши.
Вопли прекратились. Перси застыл, уставившись на картинку в брошюре, на которой персонажи делали нечто очень интересное, на что в жизни я никогда не решался.
– Вытяни руки, – продолжал Зверюга, – и довольно глупостей. Быстро!
– Нет, – упрямился Перси. – Не вытяну, и вы меня не заставите.
– Вот тут ты ошибаешься. – И Зверюга крутанул уши Перси, как крутят вентили на газовой плите, чтобы добавить или уменьшить напор газа. Раздался крик боли и изумления. Но не только боли и изумления. Понимания. Впервые в жизни Перси осознал, что плохое случается не только с теми людьми, которые не состоят в родстве с губернатором. Мне хотелось сказать Зверюге, чтобы он это прекратил, но я, естественно, промолчал. Мы зашли слишком далеко, чтобы давать задний ход. Я напомнил себе, на какие муки Перси обрек Делакруа только потому, что тот посмеялся над ним. И воспоминания эти еще больше укрепили меня в мысли, что негоже поворачивать назад.
– Вытягивай ручки, милый, – проворковал Зверюга, – а не то придется повторить.
Гарри уже отпустил юного мистера Уэтмора. Всхлипывая, как мальчишка, со слезами, катившимися по щекам, Перси протянул руки, словно лунатик в кинокомедии. Смирительную рубашку я уже держал наготове. Не успели руки Перси нырнуть в рукава, как Зверюга отпустил его уши и схватился за завязки, свисающие с манжет. Мгновение спустя руки Перси были крест-накрест крепко прижаты к груди. Гарри тем временем застегивал пуговицы на спине. Поскольку Перси перестал сопротивляться, мы управились с ним за десять секунд.
– Хорошо, цыпленок. – Зверюга хлопнул его по плечу. – А теперь топай к гнездышку.
Но Перси не потопал. Он посмотрел на Зверюгу, потом повернулся ко мне. В его глазах застыл ужас. Он уже забыл о своих связях, об обещании отправить нас в Южную Каролину. Перси думал совсем о другом.
– Пожалуйста, – хрипло прошептал он. – Не сажайте меня к нему, Пол.
Тут я понял, чего он так перепугался, почему сопротивлялся изо всех сил. Он думал, что мы посадим его в камеру к Дикому Биллу Уэртону, отомстив за сухую губку тем, что убийца-психопат выдерет его в задницу. Я почувствовал к Перси еще большее отвращение и решил во что бы то ни стало довести задуманное до конца. Ведь Перси судил нас по своим меркам, именно так он поступил бы с нами, поменяйся мы местами.
– Мы посадим тебя не к Уэртону, – ответил я, – а в изолятор. Там ты проведешь три или четыре часа один, в темноте, обдумывая все то, что ты сделал с Делом. Возможно, тебя уже поздно учить хорошим манерам. Брут, во всяком случае, думает именно так, но я оптимист. А теперь шевелись.
Он подчинился, бормоча себе под нос, что мы об этом пожалеем, еще как пожалеем, что он нам этого не простит, но при этом чувствовалось, что у него отлегло от сердца.
Когда мы вывели Перси в коридор, Дин с таким изумлением глянул на нас, что я едва не рассмеялся.
– Послушайте, вам не кажется, что шутка зашла слишком далеко? – спросил Дин.
– А ты молчи, если не хочешь составить ему компанию, – прорычал Зверюга.
Этот диалог мы отрепетировали, и мне он показался искусственным, но только так мы могли уберечь Дина Стэнтона от серьезных неприятностей, если бы наша авантюра закончилась провалом. Впрочем, если говорить начистоту, я сомневался, что он сумеет выйти сухим из воды.
Мы погнали Перси по Зеленой миле. Он несколько раз спотыкался и наверняка бы упал, если б мы не удержали его. Уэртон лежал на койке, но мы слишком быстро пронеслись мимо его камеры, и я не успел заметить, спит он или бодрствует. Джон Коффи стоял у решетки и наблюдал.
– Ты – плохой человек и заслуживаешь того, чтобы тебя посадили в темную комнату, – напутствовал он Перси, но я не думаю, что тот услышал хоть слово.
Когда мы завели Перси в изолятор, его глаза уже покраснели от слез, а растрепанные волосы падали на лоб. Гарри одной рукой вытащил револьвер Перси, другой – дубинку.
– Мы тебе их вернем, не волнуйся.
– А вот о вашей работе я такого сказать не могу. Вы не имеете права так поступать со мной! Не имеете права!
Он бы мог еще много чего сказать, да только времени слушать у нас не было. Я достал из кармана моток широкой изоляционной ленты. Перси увидел ее и попятился. Но Зверюга схватил его и держал, пока я не залепил ему рот, а потом для надежности не закрепил кляп, обвязав ленту вокруг головы. Я понимал, что Перси лишится нескольких прядей волос, когда мы будем снимать ленту, но решил, что он это переживет. Очень уж достал меня этот Перси Уэтмор. Зато нам можно было не беспокоиться о том, что его крики привлекут чье-либо внимание.
Мы попятились к двери, а Перси остался стоять посреди изолятора, под лампочкой, что висела под потолком. Он шумно дышал через нос, пытался что-то мычать. В общем, ничем не отличался от других заключенных, которых мы определяли в изолятор.
– Чем тише ты будешь сидеть, тем скорее выйдешь отсюда, – на прощание посоветовал ему я. – Запомни это, Перси.
– А если тебе станет одиноко, вспоминай о тех картинках, которые ты так усердно рассматривал в кабинете босса, – добавил Гарри.
Мы вышли. Я закрыл дверь, Зверюга ее запер. Дин стоял на Миле рядом с камерой Коффи. Он уже вставил ключ в замок. Мы все переглянулись, но никто не произнес ни слова. О чем мы могли говорить? Маховик закрутился. Оставалось только надеяться, что все пройдет так, как мы задумали.
– Ты по-прежнему хочешь проехаться с нами, Джон? – спросил Зверюга.
– Да, босс, – ответил Коффи. – Полагаю, что да.
– Хорошо. – Дин открыл первый замок, вынул ключ, вставил его во второй.
– Нужно ли нам заковывать тебя в цепи, Джон? – спросил я.
Коффи обдумал мой вопрос.
– Можете, если хотите, – наконец ответил он. – Необходимости в этом нет.
Я кивнул Зверюге, тот откатил дверь камеры, потом повернулся к Гарри, который нацелил револьвер Перси (сорок пятого калибра) на выходящего из камеры Коффи.
– Отдай все это Дину.
Гарри мигнул, словно мои слова вырвали его из сна, увидел, что держит в руках револьвер и дубинку Перси, и передал их Дину. Коффи уже стоял в коридоре, едва не доставая лысой головой до лампочек, ссутулившись, с висящими словно плети руками. Как и при своем появлении в блоке, он более всего напоминал мне гигантского пойманного медведя.
– До нашего возвращения держи игрушки Перси в ящике стола дежурного, – распорядился я, посмотрев на Дина.
– Если мы вернемся, – добавил Гарри.
– Хорошо, – кивнул Дин, пропустив мимо ушей реплику Гарри.
– Если кто-то зайдет, скорее всего такого не будет, но вдруг, что ты скажешь?
– Около полуночи Коффи начал буянить. – Дин отвечал, как студент на экзамене. – Нам пришлось обрядить его в смирительную рубашку и отправить в изолятор. Если кто-то что-то услышит, то подумает, что это он никак не может угомониться. – И Дин мотнул головой в сторону Коффи.
– А что насчет нас? – спросил Зверюга.
– Пол в административном корпусе просматривает личное дело Дела и список свидетелей казни. Это очень важно, потому что экзекуция прошла не так, как положено. Он сказал, что, возможно, вернется только к концу смены. Ты, Гарри и Перси в прачечной, стираете одежду.
Именно так ответили бы в любом блоке, если б проверяющий недосчитался надзирателей. По ночам в прачечной играли в карты, блэкджек или покер. О тех надзирателях, которые принимали участие в игре, говорили, что они стирают одежду. Обычно за игрой выпивали, иной раз и курили травку. Полагаю, то же самое происходило в любой тюрьме, с того момента как человек изобрел тюрьмы. Когда проводишь столько времени, охраняя нарушителей закона, трудно самому остаться незапятнанным. В любом случае проверять, стирали мы одежду или нет, никто бы не стал. На ночные постирушки начальство предпочитало закрывать глаза.
– Не придерешься. – Я подтолкнул Коффи к своему кабинету и повернулся к Дину. – Если мы попадемся, Дин, ты ничего не знаешь.
– Сказать-то легко, но…
В этот момент костлявая рука высунулась из камеры Уэртона и схватила Коффи за бицепс. Мы ахнули от неожиданности. Уэртон должен был отключиться, но он стоял у решетки, качаясь из стороны в сторону, словно боксер, пропустивший сильный удар, и лыбился во весь рот.
Коффи отреагировал более чем необычно. Он не отпрянул в сторону, лишь шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы. Скривился, словно его коснулось что-то холодное и скользкое. Глаза его широко раскрылись, будто Уэртона он увидел впервые, будто они не вставали вместе каждое утро и не ложились спать каждый вечер. А лицо его стало точно таким же, как в тот момент, когда он захотел, чтобы я вошел к нему в камеру. С тем чтобы помочь мне. И еще раз я видел у него такое лицо, когда он протягивал руки, чтобы я положил в них Мистера Джинглеса. Вот и теперь лицо его как бы осветилось изнутри, словно кто-то внезапно зажег лампу у него в мозгу. Только выражение лица было другим. Можно сказать – жестким и холодным, и впервые я подумал: а что произойдет, если Джон Коффи вздумает бежать? У нас револьверы, мы могли пристрелить его, но даже с оружием завалить его – задача не из простых.
Схожие мысли я прочитал и на лице Зверюги, но Уэртон лишь продолжал лыбиться.
– Куда это вы собрались? – спросил он. Язык его заплетался, получилось: «Куд эт овы сбрались?»
Коффи стоял не шевелясь, потом повернулся к Уэртону, посмотрел сначала на его руку, затем на его лицо. Я не мог понять, что означают эти взгляды. Чувствовал, они что-то означают, но понять, что именно, не мог. Что же касается Уэртона, то он меня не волновал. Потом он бы все равно ничего не вспомнил. Как лунатик.
– Ты – плохой человек, – прошептал Коффи, и я не могу с уверенностью сказать, что услышал я в его голосе: боль, злость или страх. А может, все вместе. Коффи вновь посмотрел на руку, вцепившуюся в его бицепс. Как смотрят на насекомое, которое может больно укусить.
– Ты прав, ниггер. – Уэртон самодовольно улыбнулся. – Плохой для таких, как ты.
Тут я понял, что сейчас может случиться что-то ужасное, способное полностью изменить намеченный план, точно так же, как землетрясение меняет русло реки. И ни я, ни кто-то другой не в силах что-либо изменить.
Но Зверюга придерживался иного мнения. Он оторвал руку Уэртона от бицепса Коффи, и ощущение безысходности исчезло. Я уже упоминал, что за время моей службы в блоке Е телефон губернатора никогда не звонил. Все так, но если б он зазвонил, я испытал бы точно такое же облегчение, как в тот момент, когда Зверюга разъединил руку Уэртона и бицепс черного гиганта. Глаза Коффи сразу затуманились. Свет внутри погас.
– Ложись на койку, Билли, – порекомендовал Уэртону Зверюга. – Отдохни.
Обычная фраза, которую мы не раз говорили нашим подопечным, но сейчас она пришлась как нельзя кстати.
– Может, и лягу. – Уэртон отступил на шаг, повернулся, его повело в сторону, но он не упал, в последний момент сумел удержаться на ногах. – Ну и ну! Все плывет перед глазами. Как после крепкой выпивки.
Уэртон поплелся к койке.
– Ниггеров надо сажать на отдельный электрический стул, – успел пробормотать он, прежде чем уперся коленями в край и рухнул на койку. Захрапел Уэртон еще до того, как его голова коснулась тюремной подушки.
– Господи, да как он смог встать после такой дозы снотворного? – прошептал Дин.
– Это неважно, главное – он отключился, – ответил я. – Если зашевелится – дай ему еще одну таблетку, растворенную в стакане воды. Но не больше. Убивать его нам ни к чему.
– Такое чудовище таблетками не убьешь, – пробурчал Зверюга, искоса глянув на Уэртона. – Таблетки им только на пользу.
– Он – плохой человек, – повторил Коффи чуть ли не шепотом, с некоторой неуверенностью, словно не очень-то знал, что означают его слова.
– Совершенно верно, – кивнул Зверюга. – Очень плохой. Но мы о нем можем уже забыть. Сегодня он нам не помешает. – И мы двинулись дальше, окружив Коффи, словно обожатели – идола. – Скажи мне, Джон, ты знаешь, почему мы взяли тебя с собой?
– Чтобы помочь, – ответил он. – Я думаю… чтобы помочь… даме?
Он вопросительно взглянул на Зверюгу.
Тот кивнул.
– Совершенно верно. Но как ты узнал об этом? Откуда тебе это известно?
Джон Коффи обдумал вопрос, потом покачал головой.
– Я не знаю. Говорю вам правду, босс. Я многого не знаю. И никогда не знал.
Другого объяснения мы от него так и не услышали.
