Deus ex Machina
Все было кончено.
– Как это так? – Чистяков опустился в кресло. – Это как же это так?
Остановив на Председателе бессмысленный рыбий взгляд, он икнул и полез в штаны за корвалолом. Председатель, жирный функционер в железных, каких-то эсэсовских очках, пожал плечами.
– Ничего личного, Сергей Васильевич, – бесстрастно, бездушно даже произнес он. – Такие цифры.
– Не может быть таких цифр! Неоткуда таким цифрам взяться! – неуверенно сказал Сергей Васильевич. – У нас все за меня… Меня народ любит. Они за меня… Горы свернуть…
– Ошибки тут никакой нет. Машина выдала.
– Но это же… Это же все. Это приговор мне, понимаете? – неожиданно высоким голосом, будто это в нем пятилетний мальчишка заговорил, всхлипнул Чистяков.
– Не драматизируйте, – строго блеснул линзами Председатель. – Жизнь человека не заканчивается с уходом из…
– Не погубите! – Сергей Васильевич сполз на пол и на карачках двинулся вперед – в последний и решительный бой.
– Я ничего не могу сделать.
Функционер даже не шелохнулся – не сделал ни попытки поднять Сергея Васильевича, старика, с колен, ни убраться с его пути. Хоть отшатнулся бы! Ничуть не бывало. Сергей Васильевич, как подбитая фрицами тридцатьчетверка, полз на него, а тот, словно окопанный девяностотонный фашистский панцер, стоял недвижимо. Подпускал поближе…
– Я участник войны, – пошел на таран Чистяков.
– Вы проиграли, – дал залп в упор функционер.
Но Сергей Васильевич на последнем издыхании добрался-таки до серых брюк лысого и ухватился за штанину.
– Отмените результаты! Еще не поздно. Вы же председатель Избиркома! Вы же все можете!
– Сергей Васильевич, – одернул его Председатель. – «Единая Россия» проиграла выборы в нашей области. Вам придется уйти. Ваши ошибки будет исправлять другой чиновник. И я больше не собираюсь это повторять.
– Да, господибожемой, впервой нам, что ли? – суетливо залопотал, заискивающе заулыбался Сергей Васильевич. – Но мы же всегда по-человечески мы… Тут прибавим, тут убавим, тут у нас дурдом проголосует, тут тюрьма поддержит единогласно, тут морг, да и студенты на многое еще способны! А пенсионеры… Мы по деревням вихрем промчимся с обозом, с гуманитарной помощью, все как один наши будут, шутка ли – проднабор за галочку получить! Они душу бы за такое отдали запросто, а тут ее всю целиком и не просят – разбивай траншами и раз в четыре года торгуй себе…
– По новому законодательству – раз в пять лет, – холодно поправил его Председатель Избиркома.
– А мы им водочки и тушенки добавим банку, чтобы на пять лет хватило! – не унывал Чистяков. – Вы просто, Игорь Борисович, результаты не объявляйте пока… Пусть еще посчитают… Человеческий фактор… А мы поднапряжемся и соберем голоса. Авралом. Будет! Все будет, обещаю!
– Исключено, – покачал головой Председатель. – Народ сделал свой выбор.
– Мой народ не пойдет против меня! – закусил удила Сергей Васильевич.
– Это не ваш народ, а государственный, – осадил его функционер. – И живет он в интересах государства. А не в ваших. Если народ проголосовал против вас, значит…
– Батюшка! Да что же мы, всерьез народ слушать будем? – как на помешанного посмотрел на функционера Сергей Васильевич. – Это с каких это пор? Ведь темные же люди!
Председатель Избиркома пожал плечами и внимательно посмотрел на наручные часы.
– Да почему?! Почему?! Что я вам сделал? За что вы меня?! – захрипел Сергей Васильевич. – Меня же сразу зароют… Из Москвы пришлют и зароют… Человеческий фактор, а? Задержечка?.. Сделайте, христомбогом прошу! А за мной не заржавеет! Вот дачку – три гектара в заповеднике, например…
– Нет больше человеческого фактора. Машина считает, – сказал функционер.
– Но вы же человек! Вы ведь главнее машины! – непонимающе глядя на Председателя снизу вверх, пробормотал Сергей Васильевич. – Что же мы это, позволим каким-то мертвым ящикам собой распоряжаться?!
– Это не мертвый ящик, – зачем-то кинув в угол извиняющийся взгляд, сказал Председатель. – Это Государственная Автоматизированная Система «Выборы». Вершина научной мысли.
– Это всего лишь машина! Машина!
Сергей Васильевич вскочил на ноги – хрумкнула спина – и, хромая, кинулся в тот самый угол, куда только что смотрел Председатель.
– Я уничтожу ее! – кричал он. – Уничтожу!
Поросшие седым волосом кулаки ударили в хромированный корпус машины, но ему не удалось сдвинуть ее хотя бы и на миллиметр.
Весила она, должно быть, не меньше центнера. Костяшки пальцев покрылись медленной стариковской кровью.
– Вандалоустойчивая модель, – сказал Председатель, и в жестяном голосе его слышалась оппенгеймеровская гордость-гордыня. – И не старайтесь, Сергей Васильевич. Это же просто одна из местных станций. Центральная-то находится в Москве, и до нее уж вы не доберетесь. Все. Не будет больше подтасовок, подкупов, мертвых душ, взяток, угроз, вмешательства органов… Все теперь будет четко, как в швейцарских часах. Все прозрачно.
– Чему радуетесь?! – потряс головой Сергей Васильевич. – Чему радуетесь, убогий вы человек! Это же конец мира, каким мы его знаем!
* * *
Он не желал сдаваться. И ему было некуда отступать.
Сергей Васильевич жил ради власти, и только власть подпитывала его, вдыхала жизнь в его тело. Она была для него как свежая кровь для пожилого вурдалака: власть заставляла его сердце биться, разглаживала морщины и перебивала позднюю седину. Отлучи его от власти, оторви его от этой широкой и сонной как Енисей артерии – скукожится и вскоре помрет, так и не дождавшись Вознесения.
Для него неважно было название должности. В советские времена должности назывались по-одному, нынче – по-другому, вон одну только Партию четыре раза переименовывали, но принцип, по которому причащали святых тайн и мазали в цари, оставался тем же. А уж, однажды причастившись, всегда можно было договориться о продлении полномочий. Раньше так всегда было.
И вот, кажется, кончилось.
Сергей Васильевич никогда не рвался в Москву – незачем. Он на своей родной земле провел столько лет, сколько другие и вообще не живут, и она, как пожилому вурдалаку, придавала ему сил. В области он знал по имени-отчеству каждого милиционера званием старше майора, в лицо – всех ветеранов, и держал компромат на любого местного или московского политика, который хоть раз критиковал дела в его вотчине.
Проиграть выборы он не мог.
Не мог он проиграть выборы.
Не мог.
И ладно бы еще коммунистам проиграл, но этим… За этих точно снимут.
Сергей Васильевич спугнул бакланившую секретаршу, отпер свой кабинет и, не открывая дверь настежь, как-то по-воровски протиснулся в щель.
Вдоль стен были развешаны одинаковые фотоснимки Сергея Васильевича с подчиненными на жатве – с шестьдесят пятого (как пошел на повышение) по прошлый год, без единого пропуска. Можно их было бы превратить в кадры мультфильма – короткого и печального. На столе, пустом и пыльном, как плац в пехотной части, стояла только фронтовая карточка и белый гербовой телефон. Чистяков тут сейчас редко бывал – выборы.
У белого кремлевского телефона лежала подгнившая клубничина и баночка с черной, забродившей кровью из рогов марала, – по совету старожилов. От гнева у Сергея Васильевича потемнело в глазах.
– Зинка! – заорал он. – Едрить твою налево! Зинка!
Секретарша открыла дверь шире, чем осмелился он сам, заглянула внутрь.
– Ты что же, а? Ты когда кровь меняла последний раз?! Да она у тебя уже свернулась вся! Ты с ними заодно, да? Признавайся! Смерти моей хочешь?!
– Так Сергей Васильевич, – глупо улыбнулась Зинка. – Теперь-то вам зачем? Все ведь, вроде?
– Не твое дело, паскуда! – оборвал ее Сергей Васильевич. – Это мы еще посмотрим, все или не все! А твое дело – свежие фрукты ему подкладывать, и дрянь эту из стойбища подливать, раз оно помогает!
– Вы бы его еще мазью «Звездочка» натирали, – прошипела ядовито Зинка. – Своей, вьетнамской…
– Ах ты гадюка! – обомлел Сергей Васильевич. – Я тебя выпестовал… На груди пригрел… Вот такусенькой…
– Это я вас на груди, – сплюнула Зинка. – Хватит, натерпелась. До свидания, Сергей Васильевич. Покойтесь с миром.
Она развернулась на каблуках и вышла вон.
– Крысы бегут с корабля… – прошептал Сергей Васильевич. – Крысы бегут…
Он робко посмотрел на телефон. Вместо диска с циферблатом – заглушка с золотым двуглавым орлом. По такому телефону самому звонить нельзя, можно только принимать звонки да пытаться умилостивить аппарат. Как с Богом – связь в одну сторону. Сверху вниз, по вертикали.
Пару раз, когда Сергей Васильевич был еще моложе и глупей, он снимал трубку без звонка – просто так, из любопытства, послушать.
По ту сторону вертикали что-то тонко гудело – похоже на тоновый сигнал из обычного человеческого телефона, но как-то иначе, по-неземному, будто кастраты пели.
Как знать, может сейчас сработает?
Он достал из шкафа стилизованную под березовое полено бутылку местной сувенирной и заискивающе, робко пододвинул полный стопарик к телефону.
Тот молчал.
Сергей Васильевич перекрестился, поцеловал партбилет, и снял трубку.
Все глухо. Мертво.
Будто провод осколком снаряда перебило. Эх, если бы можно было доползти до места разрыва, стиснуть оба конца провода зубами и пустить ток через свое тело… Если бы все было просто как на фронте!
– Не верю, – упрямо, со звериным нежеланием умирать сказал он. – Не верю!
* * *
Он помнил этот день.
– ГАС «Выборы», – произнес торжественно и печально Председатель Избиркома.
Еще тот председатель, прежний… Валентин Иваныч. Для него всегда существовал человеческий фактор, он нипочем не верил в то, что кропотливый труд мозолистых рук можно заменить конвейерной работой машины, и вечные ценности вроде трех гектаров в заповеднике с охотничьим домиком для него имели значение. Золотой был человек. А какой специалист!
Люди в синих спецовках убрали картонную шелуху, и на Сергея Васильевича из угла красным глазом мрачно уставился железный агрегат.
– ГазВыборы? – повторил Сергей Васильевич.
В голосе его слышалось бесконечное уважение к крупнейшей энергетической монополии: вот какие молодцы, расширяются!
– ГАС. Государственная Автоматизированная Система, – разъяснил Валентин Иваныч.
– А… Зачем? – задал простой вопрос Сергей Васильевич.
– Машина… Ее не обманешь. Складываешь бюллетени, она жрет их и сразу все цифры знает. И в Москву сообщает тут же. Сама фальшивые вычисляет, а скоро и без бюллетеней вообще будет работать, – сообщил прежний Председатель.
– Так она и без людей сможет работать, – неосторожно пошутил Сергей Васильевич.
– Сможет, – без тени улыбки подтвердил Валентин Иваныч. – Новая эра демократии.
– И что, неужели не ошибется никогда? – на всякий случай уточнил Сергей Васильевич.
– Нет.
– И подтасовки невозможны? – разведчицким шепотком спросил Сергей Васильевич, так, чтобы люди в синих спецовках не слышали.
– Невозможны, – уныло сказал Валентин Иванович.
– Но ведь должны быть способы ее… заинтересовать? – продолжал нащупывать почву Сергей Васильевич.
– Не заинтересуете вы ее. Это же машина. У ней нету души. Разума даже нет. Одни алгоритмы статистические… Идите вон для начала в пасьянс «Косынка» компьютер попробуйте обдурить…
– У меня с этой техникой, вообще-то… – признался Сергей Васильевич. – Секретарша занимается. И внук хорошо соображает.
– Меня, наверное, уберут, Сергей Васильевич, – вдруг сказал председатель. – Вы ведь, если что, прикроете?
– Брось чушь городить, Валька! – строго ответил тот. – Никогда машины не возьмут верх над людьми! Мы еще повоюем! Слышишь ты, хрень железная?! Повоюем! – и Чистяков погрозил ГАС «Выборы» кулаком.
* * *
Ворота мягко разъехались в стороны, и «Мерседес» зашелестел резиной по гравию внутреннего дворика. Сергей Васильевич выбрался с командирского заднего сидения, тяжело распрямил треснувшую спину. В верхушках корабельных сосен, частоколом окружавших резиденцию, гулял теплый ветер. Над трубой вился белый дымок, и в воздухе стоял вкусный запах костра. Две карнаухие кавказские овчарки, увидев хозяина, поскуливая, поползли к нему ластиться, точь-в-точь как сам он с утра полз к Председателю Избиркома.
Должен быть способ, сказал себе Чистяков. Должен быть.
Он поднялся на крыльцо, через прихожую затопал в дом.
Внук – совсем уже взрослый, но по старой памяти сбежавший на каникулы из Москвы от генерала-отца, пялился в телевизор невиданных размеров. На экране железные роботы крошили в капусту людей. Знак, подумал Сергей Васильевич.
– Что смотришь? – с неподдельным интересом спросил он у внука.
– «Терминатор» последний, – не отрываясь, промычал тот. – Как дела, дед?
– А о чем кино? – не отступал Чистяков.
– Тебе неинтересно, – отмахнулся внук. – Я тебе «Волгу-Волгу» привез.
– О чем кино, – повторил Сергей Васильевич ласково – тоном, которым он еще говорил своим собакам «лежать».
– О восстании машин. Как роботы пошли против людей. Уже четвертый фильм дерутся, и люди все время проигрывают.
Чистяков полез в штаны за корвалолом: сердце, казалось, сейчас вырвется из клетки.
– А с чего все началось? – осторожно продолжил он.
– Ну, короче, – поставив плеер на паузу и озадаченно глядя на Сергея Васильевича, начал внук, – люди типа создали такой суперкомпьютер, который был соединен из многих станций, и он назывался «Скайнет». Они, короче, думали, что он будет работать как машина просто, а в нем типа завелся искусственный разум. Сам по себе. Типа зажил своей жизнью. И объявил людям войну, короче. Ну, в общем, тебе не понять, дед…
– Отчего же, – прошептал Сергей Васильевич. – Я как раз все понимаю… И как люди борются с роботами?
– Ну там есть типа один герой, – объяснил внук. – И он как бы должен в прошлом вырубить этот суперкомпьютер, в котором жизнь завелась… Ну или предупредить других людей. А машины сами тоже в прошлое отправились, и пытались ему помешать раньше, чем он все понял… Короче… Дед, ты куда?!
* * *
Чартер задерживался.
Пузатые бизнесмены – неотличимые друг от друга лесопродавцы и металлурги – возмущенно трясли перед лицом девочки-администратора своими тяжелыми часами за бессчетные тысячи евро и требовали объяснений.
Сергей Васильевич отгородился от всех областной газетой и сидел инкогнито. Узнают – либо начнут пресмыкаться (это если слухи еще не дошли) или (если уже все знают) возьмут безопасную дистанцию – как от чумного. Акелла промахнулся, сами понимаете.
Дружить надо с будущим начальником, а не с бывшим. Закон джунглей.
Девочка-администратор растерянно хлопала ресницами, огромными и яркими как крылья тропической бабочки. «Технические неисправности… Аппаратура на борту… Сбой навигационной системы…» – долетало до Сергея Васильевича сквозь газетное полотнище.
Вот оно. Начинается.
Может быть, Машина, по своему хотению записавшая Чистякова во враги, теперь пытается помешать ему добраться до столицы? Поездом в Москву добираться не меньше двух суток… Зато в поезде никакой электроники, сказал себе Сергей Васильевич. Там даже чай на угле кипятят. Российские поезда просты, понятны и надежны как саперная лопатка.
Или паранойя? Или дождаться рейса?
Мониторы, подвешенные над кожаными диванами ВИП-зоны, жалобно заморгали, обновляясь, и все синхронно выдали сообщение «Москва – НЕТ».
– Врешь, – зло сказал Машине Чистяков.
– Приносим извинения за причиненные неудобства, – испуганно чирикнула девочка-администратор.
И отправилась с наиболее наглым бизнесменом куда-то за кулисы – возмещать моральный ущерб.
Сергей Васильевич, ни на кого не оглядываясь, встал со своего места и маршевым шагом покинул здание аэропорта. В руках у него был только чемоданчик с несессером и пачкой бюллетеней, испорченных оппозицией – так, в качестве дополнительного аргумента. В «Мерседесе» встрепенулся пригревшийся на солнышке водитель.
Черт его знает, сказал себе Чистяков. Там ведь навигатор внутри, у этой фашистской консервной банки. Интеллектуальная система управления… Получит сейчас приказ из космоса и столкнет его с «Камазом» на скорости двести. Или компакт-диск выплюнет и шею старику перережет. Делов-то.
Он отпустил водителя и поймал «четверку», спидометр и тахометр которой не работали и были заклеены иконками с Богородицей и святым Николой Угодником.
Еле успел забраться в отходящий уже вагон и сунул проводнице в зубы пятитысячную, чтобы нашла место в купе. Пока все было тихо. Видимо, Машина от Сергея Васильевича такой прыти не ожидала и зависла, пересчитывая план действий.
Ничего, пусть посчитает, гнида. Он ей еще и не такое выкинет.
– Вы верите в то, что в компьютере может зародиться сознание? – после двухчасового молчания спросил-таки у своего соседа Чистяков.
Тот смотрел на него внимательно, приглаживая жидкие волосы. Мерно отстукивали колеса, на столе позвякивали граненые стаканы в подстаканниках.
– Я – системный администратор. Работаю в налоговой инспекции, – сосед помолчал немного. – Верю.
– А вы слышали что-нибудь о системе ГАС «Выборы»? – оживился Сергей Васильевич.
– В новостях что-то было… Вроде бы, скоро бумажных бюллетеней не потребуется, голосовать будут кнопкой, и никаких подтасовок. Хорошее дело, – кивнул сосед. – В новостях говорили.
– А вот скажите, как администратор администратору, – взволнованно сказал Сергей Васильевич, – может ли в такой системе пробудиться злой разум?
– Как сотрудник налоговой, а значит, сугубо рациональный человек, могу сказать, – сосед прихлебнул чаю. – В этом мире возможно все.
– Там ведь таким цифрам неоткуда взяться! – выплеснул Чистяков. – Понимаете… У меня по логике никак не получается, чтобы… чтобы один человек проиграл выборы. Значит, Машина сама так решила. Обмануть ее нельзя, так? Но если в ней вдруг жизнь проснулась?
– А вы ее… Обижали как-нибудь? – раскрашивая в стакан упаковку сахара, спросил сосед. – Есть у нее причины вас не любить?
Сергей Васильевич примолк, вспоминая. Поезд въехал на темную полузаброшенную станцию и встал.
– Кто же знал, что она такая злопамятная, – наконец выдавил из себя Чистяков.
– Что-что, а память у них хорошая, – почему-то улыбнулся сосед. – И каждый год удваивается. Говорят, скоро на флэшке будет помещаться больше, чем у человека в сознании!
– Вы как будто ими восхищаетесь, машинами этими, – подозрительно сказал Чистяков.
– А что тут такого? Я ведь ими живу! – системный администратор улыбнулся еще шире.
Тут его телефон – необычно крупный, снабженный широким экраном и множеством кнопок, да и вообще напоминающий больше компактный компьютер – ожил и пропищал что-то. Сосед, заслонив от Сергея Васильевича спиной экран, прочел сообщение и спрятал телефон в карман.
– А пойдемте в тамбур, перекурим, пока поезд на станции? – улыбка, словно приклеенная, все не сходила с какого-то пластмассового лица.
– Не курю, – насупился Чистяков.
– Ну, семечек купим. Или пива, – настаивал сосед.
Время приближалось к двенадцати ночи. На перроне не было ни души.
– А пойдемте, – неожиданно для себя кивнул Чистяков.
Сосед двинулся по узкому проходу первым; двери всех купе были плотно задраены, словно Сергей Васильевич шагал не по настоящему вагону, а по сценической декорации, и жилое купе устроили только там, где разыгрывалось действие…
Системный администратор, повторял про себя Чистяков. Кормится машинами. Знает, что разум может возникнуть. Спрашивает, не обидел ли я Ее чем-нибудь? Подводит к мысли… Потом приказы ему кто-то шлет в компьютерчик его… Станция пустая. Семечек ему… Пива.
Наймит, падла. Полицай. Все ясно. Сейчас он Сергея Васильевича за семечками поведет и в кустах под ребро старику перо засадит. А сам – раз! – и на поезд. В Москву, отчитываться за геройство.
– А вон ларек работает! – выглянув из тамбура на перрон, радостно сообщил сосед. – Сходите со мной, а? А то мне одному страшно. А семечек хочется – смерть!
Поезд протяжно заскрежетал: вот-вот отправится.
– Одна нога здесь – другая там! – сосед обернулся.
– Нет. Расчленить точно не успеешь, – мрачно усмехнулся Сергей Васильевич.
– Что?!
И тут, прежде чем системный администратор успел осознать, что происходит, старик свалил его аперкотом на рубчатый пол тамбура, а потом выпихнул из поезда на платформу. Сосед, кажется, упал головой. Начал подниматься – медленно, очумело – но состав уже уходил в ночь.
– Полицай, – сплюнул презрительно Сергей Васильевич и побрел, шатаясь, в свое купе.
И тут же – поворот на девяносто градусов.
У выбывшего соседа под подушкой оказался журнальчик, открытый на интересной статье. Репортаж, так сказать, с места событий: основатель корпорации «Майкрософт» Билл Гейтс лично приезжал в Москву… и посещал Центризбирком!
По некоторым сведениям, «Майкрософт» выиграла закрытый тендер и помогала России оснастить новейшими информационными системами избирательные участки и центр обработки голосов.
Эге, да тут не просто взбунтовавшийся компьютер! Тут подготовка американского вторжения… Внутри у Сергея Васильевича словно заработал барабан стиральной машины.
Значит, это американцы ей такие цифры против него заложили… Но зачем им он, старик, и так уже доживающий свое? Почему именно он стал первой мишенью, на которой они отрабатывают свое адское оружие? Чем насолил? Ну да, не любил Чистяков американцев, и на митингах об этом всегда открыто говорил. Но мало ли кто их не любит – от Жириновского до Бин Ладена… И сам Национальный лидер нет-нет, да и приложит их в своей афористичной манере. Почему снимать Чистякова?
Может быть… Может, стараются его убрать – как в Терминаторе – не за то, что он уже сделал, а за то, что сделает в будущем?!
Сергей Васильевич дочитал статью до конца, но понял только, что кто бы ни стоял за экспансией ГАС «Выборы» в России – сама ли Система или иностранные агенты, невидимая война против его страны была уже почти выиграна. Железные ящики с красными глазками наводнили всю Россию, они стояли теперь в каждом райцентре, неслышно о чем-то докладывая в Москву. Своему собственному начальству докладывая – гигантской вычислительной машине с тысячей глаз.
И совсем скоро она отдаст им приказ.
* * *
Выход у него был один – захват Центризбиркома.
Двое суток в поезде Сергей Васильевич не спал, оттачивал план действий. Пробраться внутрь, заминировать все кругом и потребовать прямую линию с Президентом, а еще лучше – с Национальным лидером. И пусть еще камеры будут! О таком должны знать все.
Сергей Васильевич понимал: да, скорее всего, конец карьеры. Но то, что случилось с ним за последние два дня, вдруг совершенно перетряхнуло его приоритеты. Он понял, что снова оказался на войне – небывалой, непостижимой. И ему, старому солдату, сейчас казалось куда слаще погибнуть героем, чем выйти на пенсию.
Погибнуть – если не получится ничего доказать. Тогда – как подобает, уйти в клубах дыма и пламени. Но если удастся убедить руководство, обличить американцев или саму Машину… Тогда, может быть, за заслуги перед Родиной… Его оставят? Ведь и обрекшие его зловещие цифры тогда будут неверными, и руководство будет должно признать это…
На Казанском вокзале Сергей Васильевич сразу нырнул в толпу, надвинул на глаза шляпу и посеменил к метро.
Турникет на входе зло лязгнул в сантиметре от былого; Чистяков сначала и это списал на происки искусственного интеллекта, но потом окрик дежурной расставил все по своим местам. Забыл заплатить!
Добрался до Покровки, отыскал квартиру сына и принялся названивать в дверь. Ничего, что семь утра. На войне как на войне.
– Нужен тротил. И противопехотные мины. Срочно, – огорошил он сонного усатого здоровяка.
– Бать… Какой тротил? – тот поморгал и зевнул.
– И «Газель», чтобы отвезти. С остальным я сам справлюсь, – решительно заявил Чистяков. – Смотри, сына, не подведи!
– Погоди, бать. Я под кроватью гляну, может завалялось чего с дня рождения, – генерал поскреб в промежности и побрел в комнаты.
Сергей Васильевич присел на табурет. Клонило в сон. Но не уснул: через закрытую дверь долетело тревожное: «…собирается что-то взрывать. Скорее приезжайте…».
– Иуда! – горько прошептал Чистяков.
Не дослушивая до конца сыновьего доноса – хоть и интересно, в ЧК он жалуется, или в дурку? А может, напрямую Машине?! – Сергей Васильевич тихонько притворил за собой дверь и шагнул в лифт.
Итак, взрывчатки нет.
Делать нечего. И терять время дальше нельзя.
* * *
– В коробках – динамит! Здание захвачено! Я требую прямой линии с Президентом! – заорал Сергей Васильевич в звенящий от напряжения громкоговоритель.
Картонные коробки, забитые бумагой и связанные скакалками, равномерно заполняли холл Центризбиркома. Сверху в каждом ящике лежали бюллетени из чистяковского чемодана. Охрана сама помогла таскать коробки из угнанной «Газели» внутрь: Сергей Васильевич сказал, что приехали голоса, уворованные демократами, а в такое не поверить преступно.
В вычислительный центр – к самой Машине – его, правда, так и не пустили; но раз никакой взрывчатки на самом деле не было, то какого черта. Теперь ставка только одна – на силу убеждения.
Снаружи здание постепенно окружала милиция, подтягивалась группа «Альфа», разворачивали спутниковые антенны телевизионщики.
– Тут хватит, чтобы весь квартал к едрене фене вынести! – взвизгнул громкоговоритель. – Я, Чистяков Сергей Васильевич, требую прямой линии с Президентом! У меня информация государственной важности! Я буду считать до десяти, а потом снесу ваш Центризбирком и все, что вы успели вокруг понастроить…
Ответом ему был только вой сирен.
– Раз, – угрожающе произнес Сергей Васильевич. – Два. Три.
Надо было хотя бы ампулу с цианистым калием в зубе…
– Четыре. Пять. Шесть…
Хотя, наверное, сейчас снайпер одним выстрелом в лоб снимет, и все…
– Семь. Восемь…
В здании погас свет. Вот и Машина вмешалась…
– Девять…
Дверь отворилась и по полу заскользил на середину холла какой-то предмет, вроде бы привязанный веревкой. Газ? Бомба? Что-то белое…
Телефон! Белый гербовой телефон!
Аппарат зазвонил. Сирены на улице почтительно умолкли.
– Слушаю вас, – спокойно сказал голос на том конце вертикали.
– Товарищ Президент! Докладывает Чистяков! Мною раскрыт заговор! Система ГАС «Выборы» совершает самостоятельные действия, которые неподконтрольны руководству нашей страны, Партии и Правительству! – взволнованно оттарабанил Сергей Васильевич. – Цель – дискредировать избирательную систему, подорвать стабильность в нашей стране!
– Чистяков? Это который… – удивленно начал Президент.
– Так точно! Тот самый! – обрадовался Сергей Васильевич. – У меня есть две версии происходящего! Первая: система ГАС «Выборы» действует по своей воле, потому что в ней завелся искусственный интеллект! Вторая: система ГАС «Выборы» на самом деле является агентом влияния, внедренным американскими разработчиками программного обеспечения! В любом случае, Машина будет совершать непредсказуемые поступки… Ввиду грядущих президентских выборов… Свободных и честных не получится ведь… Она взбесилась, товарищ Президент!
– Чушь!
По крыше Центризбиркома тихо и нежно, будто балетными чешками, зашуршала штурмовая группа отряда «А». В грудь и лоб Сергея Васильевича уперлись тонкие красные лучики. И хотя старик знал – так щупают мишень лазерные целеуказатели спецназовских винтовок, ему все равно казалось, что это Машина смотрит на него насмешливо тысячей своих глаз.
– Слушай, Чистяков, – Президент понизил голос. – Открою тебе государственную тайну. ГАС «Выборы» не может ожить. Никакой системы нет.
– Как?! – растерянно пробормотал Сергей Васильевич и полез в штаны за корвалолом. – Как нет?
– Тут технические детали… Погоди, вот глава Центризбиркома трубку рвет. Слушай!
– Все программное обеспечение Машины – это экселевская табличка! – радостно сообщил смертнику другой голос – толстый, чинный.
– Ажурная работа! Какие бы цифры ни были – в итоге у всех вместе все равно получается ровно сто процентов. Сама, собака, пересчитывает, представляешь? Скажем, у нашей Партии – восемьдесят процентов, тогда у коммунистов – десять, и у демократов – десять. А вместе – сто! А вот, например, у нашей Партии семьдесят девять с половиной процентов, у коммунистов – двенадцать и семь десятых… И она тут же сама считает, сколько у демократов. У нас ведь раньше как было? Начнут голоса в прямом эфире подсчитывать – и вечно тебе: то сто три процента в итоге, то девяносто восемь! Никак не сходилось, позор на всю страну. Но теперь американцы нам все отладили. Теперь у нас настоящая демократия западного образца будет. Без ошибок и скандалов. Гейтс лично привозил дискету, устанавливал. Электронное голосование! И бюллетеней никаких не надо. Всего-то нужно – десять кнопок с цифрами, запятая и кнопка «Ввод». Прогресс – его не остановить!
– Погодите… Постойте… А зачем же вам все эти железные ящики по всей стране? В них-то что? – путаясь в мыслях, прохрипел Чистяков.
– Для солидности, – сказал глава Центризбиркома. – И чтоб наводить страх на вассалов! А внутри у них, Чистяков, лампочка. Светодиодная, по последнему слову техники. На тридцать лет стабильности в стране должно хватить!
– Теперь у нас всегда сто процентов будет, – вступил Президент. – Так что ты, Чистяков, за выборы не переживай. Обеспечим. Нет никакого бога из машины.
Красные лучики собрались в рой, успокоились и заглянули Сергею Васильевичу прямо в зрачки, прямо в душу. Это он вечности в глаза смотрит, понял старик.
– Погодите… – пересохшим языком проворочал он. – Но если этого бога нет… Кто же тогда вводит цифры?
